Грег Вайсман
World Of Warcraft. Traveler: Путешественник
Единственным человеком на борту, которого Арам не рисовал ни разу, была – что неудивительно – второй помощник капитана Макаса Флинтвилл. Вот и теперь, увидев, что он достает из кармана рубашки угольный карандаш, она снова рыкнула на него:
– Лучше и не думай помещать меня в эту треклятую книжонку!
И он ответил, как отвечал на эту скрытую угрозу всегда, в который уж раз повторив:
– Обещаю, что не стану рисовать тебя, пока сама не попросишь.
Это вполне устраивало их обоих – ведь оба они знали, что Макаса никогда не попросит об этом, а желания сохранять образ своей извечной гонительницы для истории у Арама было не больше, чем у нее самой.
Куда интереснее было нарисовать матриарха гноллов. А потом – того самого самца с множеством украшений в ушах, ноздрях, губах и веках, которого прочие гноллы называли «громилой». А потом – маленького щенка гноллов. Нарисовать для юного художника означало – понять. Оказаться в их шкуре, ощутить их мускулы, проникнуть мысленным взором в строение костей – и перенести все это на страницу блокнота. По первым впечатлениям Арам решил, что Клекоть – чудовище. Теперь он понимал, что перед ним просто еще одно живое существо – совсем как Чумаз или тот одноглазый кот. Совсем как Дурган Однобог. Совсем как сам Арамар Торн.
Увидев, как Арам рисует щенка, Клекоть подошла к нему, наклонилась и заглянула в блокнот. Затхлый запах псины от ее шкуры не на шутку отвлекал – пока Клекоть не издала резкий лающий смех и не пролаяла, повернувшись к Грейдону:
– Твой парнишка совсем негодный!
Сам не зная, отчего – от злости или от смущения – Арам покраснел.
Но вскоре Клекоть, все еще хихикая, опять склонилась над страницей. Поглядела на перевернутую вверх ногами картинку в блокноте Арама. Перевела взгляд на припавшего к земле щенка. Снова взглянула на рисунок…
Матриарх Клекоть
Коротко рыкнув, она обогнула Арама и так низко склонилась над его плечом, что щеку обдало ее жарким дыханием, а по ноздрям ударило благоухание всех двадцати восьми сожранных ею яиц. Острые-острые клыки в любую секунду могли бы отхватить ему ухо, а то и что-нибудь посерьезнее, но Арам и не шелохнулся. Теперь он понимал ее и сидел неподвижно. Клекоть еще раз пригляделась к нарисованному щенку, и ее дыхание заметно замедлилось.
– Перевернуть лист, – хрипло шепнула она.
Арам перевернул страницу, показав ей нетронутый лист пергамента. Но Клекоть зарычала:
– Нет. Нет новый лист. Старый лист.
Кивнув, Арам перелистнул страницу назад.
Макаса наблюдала за происходящим, держа руку на рукояти абордажной сабли. Однобог начал было громогласно рассказывать очередную байку, но Грейдон, отметив, что происходит нечто необычное, опустил руку на плечо своего первого помощника, и дворф, не прекращая улыбаться, умолк. Грейдон кивнул – точно так же, как перед этим Арам. Даже хихикавшие гноллы стихли, устремив взгляды на своего матриарха и мальчика с блокнотом.
Арам добрался до нарисованного громилы. Клекоть коротко глянула на настоящего громилу и насмешливо кашлянула, будто имея в виду, что этот гнолл – лишь жалкое подобие Арамова рисунка.
– Перевернуть лист, – снова сказала она. – Старый лист.
Арам перелистнул еще страницу назад, и Клекоть увидела саму себя, нарисованную углем. Со свистом втянув в себя воздух, она затаила дыхание. Целую минуту стояла тишина.
Наконец Клекоть выдохнула, выпрямилась и подняла взгляд на отца Арама.
– Добрый магия, – только и сказала она, и Грейдон ответил ей новым кивком.
Клекоть снова склонилась над плечом Арама и снова сказала:
– Перевернуть лист.
Арам перелистнул еще одну страницу. На предыдущей оказался неоконченный портрет Грейдона. Клекоть наморщила лоб.
– Твой не закончить.
– Нет, – подтвердил Арам.
– Твой закончить. Твой закончить отец.
– Я…
– Нет. Твой закончить, мальчик.
Клекоть двинулась прочь, качая головой и бормоча:
– Мальчик должен закончить. Мальчик должен закончить. Не то – злой магия.
Грейдон Торн
Глава третья
Пернатые обитатели Азерота
– Арамар Торн, будь ты неладен! Проснись!
Шлеп! Стон. Рывок. Бум. Уй-и!
Второе утро подряд Арамар начал свой день на полу, одной рукой потирая шишку на лбу, а другой – ушибленный зад.
Макаса свирепо взирала на него сверху вниз.
– Твой отец сказал, что тебе пора на урок. Вставай – и марш на палубу.
Чаще всего утренний подъем Арама именно таким порядком и проходил, и потому – как бы второй помощник капитана ни настаивала на спешке – сегодня он не чувствовал такой надобности торопиться, как вчера. Нет, тянуть время он не стал – просто, не спеша, оделся, умылся и почистил зубы. Однако через несколько минут он уже был на палубе с абордажной саблей у пояса. Капитан стоял у руля, небрежно положив руку на колесо штурвала. В другой руке он держал компас на цепочке, который носил на шее. Взглянув на него, Грейдон сделался каким-то… странно разочарованным. Разжав пальцы, он уронил компас на грудь и устремил взгляд в волны Сокрытого моря.
«Волноход» шел на юг, огибая западный берег Калимдора. Это было все, что Арам знал о текущем местоположении судна, не считая столь выдающегося факта, что, где бы они ни были, до родного дома невероятно далеко: и Приозерье и Восточные королевства находились прямо в противоположном полушарии.
Арам отвернулся от отца. Слева по носу был виден берег, поросший лесом. Лесные заросли напомнили о доме, и Арам с тоской подумал о том, как может называться этот лес.
Будто заглянув в мысли мальчика, Дурган Однобог сказал:
– Местные зовут его Последним лесом. Последним лесом Пустошей. Может, так оно и было – давным-давно. А живут здесь, как ты уже знаешь, гноллы из стаи Лютохвостов, а еще – таурены Железного Копыта, кой-какие разрозненные орки, тролли, гоблины, да еще горстка кочевых племен свинобразов. Ну, и прочие зверушки порой встречаются.
– Вроде детей Единой Истинной Богини? – поддел друга Арам.
Однобог расхохотался, хлопнул Арама по спине и ответил:
– В нехватке воображения Эонар, Хранительницу Жизни, не упрекнешь!
«Да уж, – подумал Арам. – Разве что в нехватке сострадания или разума». В самом деле, как, ну как один-единственный «бог» мог создать такой мир, такую мешанину из войн Орды с Альянсом, из бродящей по земле нежити наподобие Отрекшихся, не говоря уж о прочих кошмарах, таящихся даже у границ относительно мирного родного Приозерья? Нет, верно говорил Робб Глэйд: «Ясное дело: Азерот создан целой уймой титанов и духов, и каждый из них имел собственные цели и желания, и каждый по-своему напортачил». Но Арам не стал говорить об этом. Однобог нравился ему, несмотря на странную веру в одно-единственное божество, которой, как признавал и сам Однобог, не разделял больше никто. Отчего Дурган выбрал Эонар, отрекшись от всех остальных титанов, оставалось для Арама загадкой – вместе с причиной, побудившей едва умевшего плавать дворфа отправиться в море. Однако странности Однобога только придавали ему обаяния, и Араму вовсе не хотелось всерьез сомневаться в его вере, рискуя вбить между ними клин.
Однобог обнял Арама за плечи могучей ручищей и заговорил тихим, едва ли не заговорщическим шепотом:
– Гляди: Хранительница Жизни любит разнообразие. Должно быть, поэтому она и создала меня крепким и сильным… а тебя таким жалким слабаком!
С этими словами дворф затрясся в громоподобном хохоте.
Арам было закатил глаза, но тут же поспешил оглянуться вокруг – не видит ли этого Макаса. И, конечно же, Макаса оказалась здесь – испепеляла его свирепым взглядом, кипя от ярости. О боги, эта Флинтвилл была настоящей мукой! А еще от нее никуда было не деться. Она была везде. Всюду. Вездесущая. А, может, вдобавок всеведущая и всемогущая. Возможно, Макаса Флинтвилл и была той самой Единой Богиней. По крайней мере, вела себя именно так, будто это она и есть.
– Всевредоносная, – пробормотал Арам себе под нос – так тихо, что никто бы и не услышал.
Однако лицо Макасы сделалось мрачнее прежнего, и Арам гулко сглотнул.
Между тем хохот Однобога привлек внимание всех, кто находился на палубе, включая и капитана Торна. Оглянувшись, он увидел Арама и окликнул его:
– Сынок, принеси из каюты мою абордажную саблю, и начнем урок!
Арам развернулся и зашагал прочь, очень недовольный приказом отца. В одну-единственную фразу Грейдон ухитрился вместить почти все, что так не нравилось Араму в его нынешнем положении. Он находился на борту «Волнохода» против собственной воли. Вынужденный подчиняться каждому слову и жесту капитана Торна, будто какой-то раб на галерах, он был лишен любых преимуществ своего положения, так как не был в команде – в морском товариществе – своим! Числился в юнгах при каюте капитана, но Грейдон Торн был не из тех, кому нужен личный слуга или лакей, да и Арам вряд ли сгодился бы на этакую должность на любом другом корабле. Да, он справлялся с работой, не требовавшей особых умений – обычно выполняя распоряжения Макасы Флинтвилл. Но постоянных обязанностей у него не было, и это вовсе не внушало остальной команде симпатий к нему – ведь на корабле о каждом судили по его делам.
Но настоящая роль Арамара Торна называлась «капитанский сынок» и сама собой отделяла его от всех прочих членов команды. Нет, никто – за исключением Макасы – не проявлял к нему особой нелюбви. Однако лишь Однобог вел себя с ним свободно и открыто. Остальные, в лучшем случае, держались настороженно. «Ну конечно, не станут же они осуждать капитана при его единственном сыне!» Подумав так, Арам однажды сам попробовал раскритиковать Грейдона Торна, но остальные тут же замолчали. «Наверняка подумали, что я заманиваю их в западню», – решил Арам. Мысль о том, что причиной могла быть любовь, восхищение или уважение к капитану, ему и в голову не пришла.
Дурган Однобог
И – так, на всякий случай, если вдруг всех прочих бед окажется мало – Грейдон Торн взялся учить Арама по собственной программе: бесконечные уроки фехтования, перемежающиеся рассказами об истории Азерота, о его культурах и расах и даже о его флоре и фауне. С последующими проверками усвоенных знаний. И все это – посреди палубы, чтобы все огрехи Арама оказались на виду у всех, от Дуань Фэнь в «вороньем гнезде» до Старины Кобба на камбузе.
Войдя в капитанскую каюту, Арам от души хлопнул дверью – и только после этого увидел, что он здесь не один. У стола Грейдона Торна стоял Джонас Кобб, собиравший на поднос грязную посуду, оставшуюся после завтрака, и шумное вторжение Арама едва не заставило старого чудака выпрыгнуть вон из кожи. Скрывая смущение, Кобб разразился изрядной порцией брюзжания:
– Да ты в своем ли уме? Куда этак ломишься? Так-то в твоем захолустье учат входить в каюту офицера?!
И так далее, и так далее… Тирада Кобба продолжалась еще какое-то время, но в конце концов он ушел – с подносом в руках и обидой на «безмозглых невоспитанных мальчишек, знать не желающих о приличиях».
Абордажная сабля Грейдона висела на переборке, на самом виду, но Арам вовсе не торопился возвращаться и потому позволил себе оглядеть каюту.
Каюта капитана – точно так же, как и его трюмы – была полным-полна никчемного хлама, только здесь этот хлам был выложен на всеобщее обозрение. Несмотря на то, что отец, скорее всего, был бы доволен этим, Арам попробовал взглянуть на все эти «сокровища» глазами Грейдона.
Здесь был грубый глиняный макет какого-то древнего города. Множество разнообразного старого оружия, включая и ту самую сломанную боевую дубину. Залежи карт и схем с заметками и расчетами Грейдона на столе. Большая оловянная кружка с крышкой, полная игральных костей. В углу стола высилась пирамида из колод игральных карт – каждая колода была завернута отдельно. Резной деревянный дракон. Костяной кракен. Маленький железный конь, поднявшийся на дыбы. Деревянный ящик, полный камней. Нет, не камней! В ящике что-то блеснуло, отразив солнечный луч, и Арам опустился на колени – поглядеть, что там. Один из «камней», расколотый пополам, оказался жеодой с друзами сверкающих белых кристаллов внутри. Остальные жеоды – синие, красные, оранжевые внутри – таили в себе такую же красоту. На миг Арам подумал, что неплохо бы расколоть еще один камень и посмотреть, что у него внутри. Пришлось даже встать и отойти – подальше от соблазна.
Одна из стен была целиком занята книжными полками. Из ряда корешков выступала на пол-ладони большая – заметно больше других – книга. Арам оглянулся через плечо, не на шутку опасаясь, что сзади, наблюдая за ним, стоит Флинтвилл. Убедившись, что в каюте нет никого, кроме него самого, он снял с полки книгу и принялся листать ее, страница за страницей. Внутри оказалось множество птиц, нарисованных от руки – корольков и воробьев, скворцов и соек. Арам пришел в восторг. Кто-то не пожалел времени, чтобы зарисовать и даже раскрасить каждое из этих крылатых созданий, не упустив ни единой детали! На каждой странице имелись и заметки о местах обитания и повадках нарисованной птицы. «Солоноводная чайка, ныряет за рыбой с прибрежных скал Калимдора», «этот падальщик гнездится в Красногорье» и т. п. Мастерству художника – некоего Мавзоля из Прибамбасска – оставалось только завидовать, а тот факт, что Мавзолю пришлось объехать весь мир, чтобы отыскать всех этих птиц, заставил Арама впервые взглянуть на собственное плавание как на новые возможности, а не просто наказание.
Он мог бы листать этот огромный том часами, изучая манеру художника и даже запоминая содержание, но его ждали на палубе. Закрыв книгу, мальчик хотел было поставить ее на место, но тут из нее выпорхнул листок пергамента, лежавший между страниц. Арам попытался подхватить листок на лету, но промахнулся.
Нагнувшись за упавшим листком, Арам увидел, что на нем тоже нарисована птица, но совсем не такая изящная, как собранные под переплетом рисунки Мавзоля – нет, то был просто грубый детский рисунок. Причем – нарисованный не просто каким-то ребенком. Автором этого произведения был вполне определенный ребенок – Арамар Торн, шести лет. За секунду до этого Арамар даже нарочно не смог бы вспомнить тот вечер, но при виде листа пергамента в руке воспоминания понеслись вскачь…
Арам у камина, на коврике, рисует углем и, закончив, отдает рисунок отцу.
– Это птенчик, – сказал мальчуган.
– Я вижу, – ответил Грейдон. – Прекрасный птенчик.
– Это тебе на птеньрожденье.
– Но сегодня не мой день рождения. День рождения – у тебя, да и то только завтра.
– Нет, завтра – мой ДЕНЬ рождения. А сегодня у тебя – ПТЕНЬ-рожденье!
И Арам рассмеялся, найдя это утверждение невероятно забавным – к легкому недоумению Грейдона и Сейи. Но чем больше он хохотал, тем смешнее казалась родителям его шутка. Смех Арама оказался таким заразительным, что вскоре все трое катались по коврику у камина. Хотя, возможно, тут не обошлось и без щекотки…
Арам был поражен. Грейдон Торн сохранил его рисунок! Его неуклюжие, никчемные каракули Грейдон ценил наравне с искусством Мавзоля из Прибамбасска, если хранил их в книге с работами этого великого мастера!
Бережно вложив картинку в книгу, Арам вернул толстый том на полку, сорвал со стены отцовскую абордажную саблю и поспешил наверх.
Глава четвертая
Этюд в багровых тонах
В этот день учеба пошла очень даже неплохо.
Тронутый тем, что Грейдон сохранил его детский рисунок, Арамар воспринимал науку отца охотнее, чем обычно. Вначале, конечно же, скрес-тили клинки. И, хотя за последние шесть месяцев Арам не проявлял никакого интереса к абордажной сабле, сегодня он – практически невольно – показал кое-какие успехи. На этот раз, с новой охотой к учению, он отбил или парировал первые пять выпадов Грейдона. А затем – еще пять. И еще пять.
Все это не укрылось от внимания остальных. Макаса сохраняла мрачный вид, скорее, по привычке, и взгляд ее сделался совсем не таким уж колючим. Том Фрейкс, рулевой, одобрительно кивнул. Шестеро или семеро палубных – Кассиус Микс, Дезамир Феррар, Мэри Браун, Шайлер Ли, гном Зубб Пальфитиль и прочие – собрались вокруг (хотя обычно бывали так удручены неумелостью Арама, что, не скрываясь, отворачивались). Однобог захохотал и закричал, что капитан «в нешуточной опасности – того и гляди, вспотеет». Приятно удивленный собственными успехами, Арам подумал – и даже понадеялся, – что с высоты «вороньего гнезда» на него смотрит и Дуань Фэнь.
Не прекращая учебного поединка, Грейдон приступил к очередному уроку – и начал с гноллов:
– Они – воинственный народ, – сказал капитан, – и склонны драться с кем и когда угодно. Даже между собой. Я сам видел, как двое гноллов всерьез взялись за топоры, поспорив, чья тень длиннее.
– Из-за тени? Но это же…
– Именно. Итак, есть ли хоть какой-то смысл работать с ними, торговать с ними, пытаться подружиться с ними? Возможно, было бы лучше истребить их под корень. Перебить, как собак. В конце концов, по нашим понятиям они и выглядят и даже ведут себя, точно невоспитанные бешеные дворняги с пеной из пасти.
– Подожди, подожди… – сказал Арам, парируя очередной удар – на сей раз уже не так легко и изящно.
Конечно, Арам понимал, к чему клонит отец. Тот уже не в первый раз заговаривал с ним о существах различных рас, используя этот подход. Грейдон Торн всегда – неизменно – считал, что в любом живом существе можно найти нечто сто́ящее, нечто драгоценное. Сложность состояла в том, чтобы найти ответ, не прекращая орудовать саблей. Арам не настолько хорошо владел оружием, чтобы позволить себе отвлекаться.
– Подождать? – переспросил Грейдон. – Зачем? Что могут предложить нам гноллы?
Арам запыхался. У него пересохло во рту. Но все же он сумел отразить новую атаку и пропищать:
– Собаки – животные преданные.
Грейдон, уже приготовившийся сделать выпад, придержал руку. В уголках его рта таилась улыбка.
– Прошу прощения? – сказал он.
Почувствовав в его тоне скрытое поощрение, Арам заговорил увереннее:
– Ты назвал их собаками, дворнягами, псами. А ведь наш пес, Чумаз, был очень преданным. Робб говорил, что Чумаз скорее умрет, чем позволит причинить вред кому-либо из нашей семьи.
– И это значит?..
– И это значит: если обращаться с гноллами, как со своей семьей, и показать, что мы этого достойны, можно завоевать их преданность…
– А какой нам в этом прок?
– Гноллы – воинственный народ, – процитировал Арам в ответ. – Так не лучше ли иметь их боевые навыки на нашей стороне?
Однобог захлопал в ладоши и заорал:
– Точно!
Грейдон метнул в своего первого помощника сердитый взгляд. Однобог рассмеялся, поднял руки вверх и сказал:
– Прости, прости. Молчу.
Однако и сам Грейдон явно был доволен. Видя это, Арам продолжал:
– Кроме этого, у них есть и другие хорошие качества. Они любят посмеяться не меньше Однобога…
Смеющийся Однобог не удержался, чтобы не вставить словечко:
– Ну-ну, давай-ка не отвлекайся!
Но Торны не удостоили его ответом.
– А еще? – спросил Грейдон.
– Ну… – протянул Арам, парируя и один, и другой, и третий удар. – Они способны оценить искусство. По крайней мере, их матриарх сумела. А любой народ, способный оценить что-то настолько… настолько…
Тут он запнулся, стараясь подыскать подходящее слово.
– Бесполезное! – крикнул Том.
– Бессмысленное! – вторил ему Однобог.
– Восхитительное! – отозвалась Дуань Фэнь с вант.
Услышав, как юная впередсмотрящая восхищается капитанским сыном, вся команда, не сговариваясь, хором издала насмешливое «О-о-о!».
Щеки Арама вспыхнули, однако он был польщен. Дуань Фэнь была маленькой и тощей – совсем как мальчишка. Но на протяжении всего плавания она то и дело улыбалась ему, и откровенно обрадовалась в тот раз, когда он показал ей ее портреты. Слегка воодушевленный тем, что сумел привести ее в восхищение, Арам отразил еще один удар и, наконец, сказал:
– Облагораживающее. Ни одно живое существо, способное оценить нечто столь облагораживающее, не может быть беспросветно плохим.
– Плюс, они здорово вялят мясо, – сказал Дезамир Феррар, и остальные согласно зашумели.
Грейдон был доволен. Сегодняшний урок оказался лучшим из всех. Он чувствовал, что им с Арамом удалось достичь согласия, оставив главные трудности позади – и, правду говоря, Арам почувствовал то же самое.
Однако долго это, конечно же, продолжаться не могло.
Похвалив сына за вдумчивый анализ и мастерство в защите, Грейдон наказал ему почаще переходить к атаке и сам повел бой заметно агрессивнее.
Поначалу Арам держался, но тут дело дошло до вопросов по темам прошлых уроков.
– Какой из гоблинских картелей присоединился к Орде после Катаклизма? В какое время года гигантские черепахи Сокрытого моря выходят на берег откладывать яйца? В чем причина непрестанной борьбы между тауренами и кентаврами? Как отличить ползучий кошмарник от лазоревого корня? Какова основная пища морской выдры?
Беспощадный капитан, пусть ненамеренно, но выставлял на всеобщее обозрение пробелы в знаниях сына и, что еще хуже, его неспособность думать и драться одновременно.
– С чего гноллы начинают торговлю с представителями других видов?
Грейдон полагал, что подкидывает сыну легкий вопрос – ведь мальчик совсем недавно наблюдал это собственными глазами.
И Арам действительно прекрасно знал ответ. Но пока он с трудом подыскивал нужные слова, отец увидел брешь в его защите и кончиком клинка – плашмя – шлепнул мальчика по щеке. Арам побагровел и безрассудно ринулся в атаку. Капитан легко парировал укол сына, развернулся и снова отвесил ему шлепка – на сей раз по мягкому месту.
Лицо Арама просто-таки заполыхало багрянцем. Ослепленный яростью, он взмахнул саблей наугад. Попади этот удар в цель, он непременно вырезал бы вторую улыбку поперек горла Грейдона Торна. Но капитан вовремя уклонился, и клинок свистнул в воздухе, не причинив ему никакого вреда.
Дуань Фэнь
– Осторожнее, – сказал Грейдон, видя, что сын теряет самообладание.
– Осторожнее?! – огрызнулся Арам. – Как тут быть осторожнее, когда ты решил выставить меня на посмешище?
Тут мрачный взгляд Макасы вновь сделался колючим. Том Фрейкс, рулевой, печально покачал головой. Шестеро или семеро палубных – Кассиус Микс, Дезамир Феррар, Мэри Браун, Шайлер Ли, гном Зубб Пальфитиль и прочие – не скрываясь, отвернулись. Дуань Фэнь вскарабкалась в «воронье гнездо». Однобог прекратил смех.
– Даже и не думал, – возразил Грейдон, поднимая клинок. – Тебе нужно научиться драться, невзирая на помехи. Или хочешь, чтобы с тобой нянчились?
– Значит если я пока не дорос до того уровня, какого, по-твоему, уже должен был достичь, то другого выбора у меня нет? Меня либо унижают, либо нянчатся со мной?
– Нет, речь о…
– Может, проблема в том, что я слишком поздно начал учиться? Может, в двенадцать я уже слишком стар? Может, стоило начать одаривать меня своими безграничными познаниями, когда мне исполнилось шесть?
Грейдон сглотнул. Его рука, сжимавшая оружие, медленно опустилась. Если Арам задался целью ранить отца как можно больнее, то и при помощи абордажной сабли не справился бы лучше.
– Сынок, ты ведь знаешь, что я ничего…
– Может быть, на сегодня достаточно, как ты считаешь?
– Да, – хрипло ответил Грейдон.
Развернувшись на пятке, Арам пошел прочь. Он все еще думал о том нарисованном птенце. Но теперь все это виделось ему в ином свете. Не в теплом, уютном свете камина вечером накануне его шестого дня рождения, но в холодном свете следующего утра – того самого утра, когда…
Мальчик проснулся, несколько раз моргнул, привыкая к дневному свету, и тут же – в один миг – вспомнил, что сегодня за день.
Снедаемый предвкушением праздника, он спрыгнул с кровати – можно сказать, вылетел из-под одеяла, будто арбалетный болт – и помчался к камину. Камин не горел, и это было очень странно, учитывая время года. Но еще более странными оказались доносившиеся снаружи звуки. Как был, в пижаме, Арам выглянул наружу – посмотреть, что там. На мокрой, холодной траве у крыльца сидела мать – именно она и издавала эти странные звуки. Она плакала, всхлипывала! У Арама был день рождения, а его мать плакала!
Арам не знал, что ему делать. Даже после того, как Сейя обняла сына и прижала его к себе, он не сумел придумать ничего лучшего, чем вырваться и отправиться на поиски отца, чтобы Грейдон помог матери унять слезы…
Но этого Грейдон Торн так никогда и не сделал. В конце концов Сейе удалось объяснить мальчику, что Грейдона нет, он ушел – собрал походный мешок и вышел за дверь, чтобы вернуться к жизни мореплавателя. Отказываясь верить матери, Арам пришел к убеждению, что отец похищен, украден из Приозерья орками, или троллями, или ограми. Два-три месяца спустя мальчик постарше, с южного конца деревни, пересказал ему слух о мурлоках, живущих на дальнем берегу озера. Арам, никогда не видевший ни единого мурлока, вообразил отца отданным на милость коварных чудищ с бритвенно-острыми клыками и когтями, маслянистой зеленой кожей и зловонным дыханием. Не один день провел он в поисках логова этих тварей, но так и не увидел ни одного мурлока, не говоря уж о каких-либо свидетельствах тому, что отца где-либо кто-либо держит в плену. Прошло, наверное, года два, а то и три, прежде чем Арам взаправду сумел поверить, что отец действительно ушел из дому по своей воле, что Грейдон Торн действительно бросил жену и сына – прямо в его шестой день рождения – по собственному желанию.
То, во что когда-то невозможно было поверить, теперь невозможно было забыть – не говоря уж о том, чтобы простить. Этот уход из дому стоял между отцом и сыном стеной, и оба они понимали это.
Войдя к себе в каюту, капитан «Волнохода» повесил абордажную саблю на стену и тяжело опустился в кресло у стола. Взглянул на лежавшие перед ним карты и проложенный на картах курс – и раздраженно смахнул их на пол. В отчаянии Грейдон поднял компас, который носил на шейной цепочке, посмотрел на него, но только расстроился еще сильнее. Уронив компас на грудь, он безнадежно опустил взгляд, словно пытался разглядеть что-то в совершенно пустых ладонях.
