Гомер Эон Флинт
Космические приключения доктора Кинни

Глава VII. Продолжение

Прошло уже несколько лет с тех пор, как я в последний раз работал с этим аппаратом, много-много дней с тех пор, как я сказал, что моя история закончена, и положил запись на полку в своей комнате с сердцем, полным удовлетворения. И сегодня я должен добавить к этой стопке еще одну запись, а может быть, и две.

Когда я отправился в горы на следующее утро после того, о чем я рассказывал в прошлый раз, я взял с собой всего двух или трех человек; не потому, что мне нужна была охрана, но потому, что для императора неприлично путешествовать без сопровождающих, как бы мало их ни было. Фактически я был один.

Я добрался до места, когда солнце уже садилось. Небо было великолепного цвета, я хорошо помню его. Темнота должна была наступить скоро, хотя и не так быстро, как дальше на юге. Обычно я не думаю о таких мелочах, но я был близок к своей любви, и нежные мысли легко приходили мне на ум.

Моя колесница ехала по дороге, проходящей вдоль оросительной канавы – каменного желоба, спускающегося с заснеженных холмов на сухую землю внизу. Я уже обратил внимание на этот канал в том месте, где он впадал в водоем в долине; к нему был пристроен новый вид водосброса – широкая гладкая площадка с небольшим изгибом вверх, по которой стекала вода. Я не видел смысла в таком устройстве и решил спросить об этом у Мака, так как империя очень дорожила этим желобом. Он шел прямо и верно, через большие мосты, где это было необходимо, и почти не имел изгибов, задерживающих поток.

Когда я остановил машину у дома, то удивился, что никто не вышел меня приветствовать. Мака сообщил о моем приезде, и все должно было быть готово. Но я был вынужден воспользоваться сигналом свистка. Никакой реакции не последовало. Я разозлился, велел своим бойцам оставаться на месте, а сам ворвался в дверь.

Дом оказался крепким каменным одноэтажным строением, прислоненным к склону горы, на небольшом расстоянии над ручьем. Я с удивлением оглядел интерьер – ни в одном из отсеков не было видно ни души. Было видно, что люди находились здесь всего несколько минут назад. Я назвал это странным, так как не видел, чтобы кто-то выходил из дома при моем приближении.

Наконец, осматривая помещение для приема пищи, я заметил небольшую дверь, вделанную в наружную стену. Она была открыта, и, протиснувшись, мне удалось пролезть через нее. Я обнаружил, что она ведет в длинный темный проход.

Я пошел по нему, уверенно спускаясь по лестнице, и вдруг наткнулся на железную решетку. В тот же миг я увидел, что проход поворачивает, и, напрягая глаза, увидел в нескольких метрах от себя тускло освещенную камеру.

И не успел я разглядеть фигуры каких-то людей, стоящих посреди этого помещения, как до моего слуха донесся голос.

– Приветствую тебя, Строкор! – раздался голос, и я очень удивился, узнав в нем Эдама, юного мечтателя, которого Мака привел в мой дом.

– Эдам! – воскликнул я. – Что ты здесь делаешь? Подойди и открой эти решетки!

Он ничего не ответил, только рассмеялся так, что мне стало не по себе. Я жестоко тряхнул решетку, так что она подалась.

– Эдам! – прорычал я. – Немедленно открой решетку и скажи мне, где Аве?

– Я здесь, – раздался другой голос, и я замер от неожиданности, чтобы присмотреться и впервые увидеть, что в подземной камере действительно сидят сновидец и девушка, только эти двое и больше никто. Казалось, что они сидят в каком-то ящике со стеклянными окнами.

– Аве, иди сюда! – проговорил я гораздо мягче, чем по отношению к Эдаму, ибо сердце мое смягчилось от мыслей о ней. – Тебя зовет твой повелитель, Строкор, император. Подойди!

– Я останусь здесь, – ответила она все тем же ясным голосом, совершенно не потрясенная моим присутствием. – Эдам призвал меня, и я буду верна ему. Я не хочу ничего от тебя, великан!

На мгновение мне захотелось бросить свой вес на преграду, так я был взбешен. Но потом я передумал и внимательно осмотрел прутья. Два были ослаблены.

– Аве, – сказал я, сохраняя ровный голос, хотя руки были заняты прутьями. – Разве вы не знаете, что я – император, и что эти прутья не могут устоять передо мной? Предупреждаю, если мне придется призвать на помощь своих людей, чтобы они стали свидетелями моего позора, вам придется нелегко! Так лучше, чтобы вы пришли добровольно. Ты не для таких, как Эдам.

– Нет? – заговорил юноша, не отрываясь от своего занятия. – Ты ошибаешься, Строкор. Мы бросаем тебе вызов; мы готовы спасаться от тебя любой ценой!

Незаметно для них я выкрутил один из прутьев. С трудом справившись со следующим, я ответил, все еще контролируя свой голос:

– Бегство не принесет тебе пользы, Эдам, ты это знаешь. А что касается Аве, то она пожалеет, что родилась на свет!

– Так и должно быть, – ответила она с силой в голосе, – если бы я стала твоей женщиной. Но знай, Строкор, что Аве, дочь Дурока, скорее умрет, чем примет имя того, кто отверг ее, как ты меня!

Так оно и было, но это вылетело у меня из головы.

– Но теперь ты нужна мне, Аве, – тихо сказал я, готовясь проскользнуть в проделанное отверстие. – Ведь ты не лишишь себя жизни?

– Нет, – ответила она со смехом в голосе. – Скорее я бы отправилась с Эдамом прямо отсюда. Я бы ушла, – добавила она, и голос ее повысился от волнения, – подальше от мира этого ужасного человека, подальше от всего этого, Строкор, в Джеос! Слышишь? В Джеос! И…

Но в этот момент я ворвался через решетку. Без единого звука я бросился прямо на них. И без единого звука они ускользнули от моей руки. В следующую секунду я тупо смотрел на бурлящую воду водовода.

И тут я увидел, что они сидели в каюте крошечной лодки, и что им удалось спастись!

Там был проем во внешний мир; я бросился туда и в наступающих сумерках уставился на черную полосу потока. Далеко-далеко, как штрих, я увидел сверкающие стеклянные окна маленького судна. Один раз я различил взмах дерзкой руки.

– Мы поймаем их, когда они доберутся до долины! – прокричал я мужчинам.

Затем я достал свою трубу и увидел ее на нижнем конце канала, далеко-далеко внизу, слишком далеко, чтобы быть видимой невооруженным глазом.

За невероятно короткое время аппарат достиг конца. Он двигался с необычайной скоростью; возможно, он был невесомым; я удивился, что его стекла выдержали силу воздушного потока. И я едва успел испугаться, что они оба погибнут на этом перевернутом водосбросе, прежде чем они окажутся там.

И тут произошло удивительное событие. Ударившись о трамплин стока, лодка выпрыгнула вверх по крутому склону. Вверх, вверх, вверх; сердце мое подпрыгнуло, потому что, конечно, они должны были разбиться, когда упадут вниз.

Но корабль не упал. Он летел все дальше и дальше, все выше и выше, скорость его почти не уменьшалась, он был похож на падающую звезду. И за гораздо меньшее время, чем требуется для рассказа, маленькая лодка оказалась высоко среди звезд, с каждым мгновением поднимаясь все выше и дальше от меня. И вдруг холодный пот выступил у меня на лбу – впереди, прямо по курсу их движения, лежал голубовато-белый блеск Джеоса.

Я был так взбешен побегом сновидца с моей женщиной, что поначалу не испытывал никакой печали. Позже, после долгих дней поисков в бассейне и вокруг него, я стал сильно горевать о своей потере. Когда я вернулся домой во дворец, я был практически болен.

Напрасно я назначил самую щедрую награду. Вся империя бросилась на поиски пропавших, но все это ни к чему не привело. Но я не переставал надеяться, особенно после разговора с Маком.

– Да, – сказал он, когда я задал ему вопрос, – едва ли возможно, что они навсегда покинули этот мир. Я рассчитал скорость, которую мог бы развить их корабль, будь он правильных пропорций, и, действительно, он мог бы покинуть водослив с такой скоростью, что полностью преодолел бы притяжение земли.

– Но я думаю, что шанс был невелик. Более чем вероятно, Строкор, что Аве вернется к тебе.

Разве я не был более подходящим человеком? Конечно, замысел Эдама не мог удаться; Йон не хотел этого. Женщина была моей, потому что я ее выбрал; она должна вернуться ко мне, причем в целости и сохранности, иначе я разорву Эдама на куски.

Но время шло, а ничего не происходило, и я все больше и больше погружался в тоску. Жизнь становилась какой-то пустой; она и так была пуста до того, как я возжелал девушку, но теперь она была пуста от безысходности.

Через некоторое время я начал вспоминать то, что рассказывала мне Мака. Чем больше я думал о будущем, тем чернее оно казалось. Правда, было много других женщин, но была только одна Аве. Такой красоты в этом мире еще не было. И я знал, что не смогу быть счастлив ни с кем другим.

Теперь я видел, что вся моя популярность была напрасной. Я потерял единственную женщину, которая мне подходила, и после моей смерти не останется ничего, кроме моего имени. Даже это имя следующий император сможет вычеркнуть, если захочет. Все было напрасно!

"Этого не будет!" – ревел я про себя, расхаживая по комнате и стискивая в страданиях руки. И именно в таком приступе беспомощной злости мне пришла в голову великая идея.

Не успел я ее придумать, как она уже воплотилась в жизнь. Не буду вдаваться в подробности, расскажу лишь о самых ярких фактах. Я выбрал очень высокую гору, расположенную почти на экваторе, и объявил о своем намерении воздвигнуть на ее вершине памятник Йону. Я приказал доставить туда огромное количество материалов, и в течение года сто тысяч человек трудились над созданием памятника.

По окончании работ они создали огромную башню, частично из дерева, частично из сплава. Она была сделана из секций, чтобы ее можно было устанавливать по частям, одну над другой, высоко в небо.

Это была грандиозная задача. Когда все было готово, я воздвиг на ее вершине башню высотой с саму гору.

Затем я стал подтаскивать к башне секцию за секцией длинный железный стержень, который обманул Клоу. При этом я тщательно следил за тем, чтобы начинать процесс с самого верха и работать вниз. Я дал слово, что последние три секции будут вставлены в полдень в определенный день.

И в этот час я находился в безопасности в немагнитной комнате.

Я хорошо помню, когда это было сделано. Произошло сильнейшее землетрясение. Вокруг меня, хотя я ничего не видел, было слышно, как падают здания. Грохот стоял ужасающий.

В то же время воздух был разорван грохотом молний. Никогда прежде я не слышал ничего подобного. Жезл высвободил гнев сил над нашим воздухом!

И так же внезапно оглушительная гроза прекратилась. Возможно, жезл был разрушен молнией, но я не стал смотреть. Я знаю, что электричество раскололо землю. Но я выглянул из окна в верхней части моего дворца и увидел, что все удалось.

Ни одной души, кроме меня, не осталось в живых.

Ни одно здание, кроме построенных из сплава, не стояло на месте. Не только человек, но и большинство его творений погибли в этом страшном взрыве. Остался я один!

Я, Строкор, остался в живых! Я, величайший из людей, должен был стать последним! Ни один человек не придет после меня, чтобы воздать мне почести или нет, по своему усмотрению. Я, и никто другой, буду последним человеком!

И когда Аве вернется – а она должна вернуться, хотя и через много лет, – когда она придет, она найдет меня ждущим. Я, Строкор, могучий и мудрый, буду здесь, когда она вернется. Я буду ждать ее вечно; здесь я останусь навсегда. Звезды могут сдвинуться со своих мест, но я не уйду! Ибо я намерен воспользоваться еще одним секретом, которому меня научил Мака. Вкратце… (На этом запись заканчивается. Возможно, Строкор отошел от аппарата по какой-то пустяковой причине и забыл закончить свой рассказ. Во всяком случае, для того чтобы узнать, чем все это закончилось, необходимо обратиться к дальнейшим открытиям экспедиции.)

Часть III. Выживший

Вооружившись кувалдой, ломом, гидравлическим домкратом, а в крайнем случае даже дрелью и взрывчаткой, Джексон, Кинни и Ван Эммон в тот же день вернулись в замурованную комнату в верхней части этого загадочного особняка. Материалы, которые они несли, могли бы составить значительную нагрузку, если бы Смит не снял с их костюмов достаточно тяжести, чтобы компенсировать их бремя. Они добрались до неоткрытой двери без особых усилий и происшествий.

Они тщетно искали щель, достаточно большую, чтобы в нее можно было просунуть острие ломика, но и самые энергичные удары не смогли ослабить материал. Тогда они бросили этот инструмент и попробовали использовать кувалду. Это не дало никаких результатов – даже в руках мускулистого геолога самые сильные удары не смогли сдвинуть дверь с места. Даже вмятины на ней не осталось.

Тогда они подперли дверь под углом мощным гидравлическим домкратом – инструментом, способным поднять целый дом. Затем, используя ломик в качестве рычага, архитектор уверенно закрутил винт, и механизм во сто крат увеличил его обычную силу. Через мгновение стало видно, что он добился результата: дверь зашевелилась. Ван Эммон ударил кувалдой по одному краю, и она слегка подалась.

Еще через минуту вся дверь весом более тонны была вытолкнута из проема. Домкрат перевесился, опрокинулся; они не стали его поправлять, а навалились всем своим весом на преграду.

Повторять попытку не было необходимости. Огромная металлическая плита с содроганием выскользнула вертикально в пространство за преградой, секунду постояла прямо, а затем рухнула на пол.

И на этот раз они услышали грохот.

Ибо, когда дверь упала, сильный порыв ветра с шипящим воплем вырвался наружу, едва не опрокинув людей на землю. Некоторое время они стояли, тяжело дыша, и тщетно пытались вглядеться в черноту перед собой. Ни при каких обстоятельствах ни один из них не признался бы, что набирается храбрости.

Через минуту архитектор, сверкая глазами от восторга перед древностью, поднял электрический фонарик и включил его в помещении. При этом двое других шагнули к нему, так что они оказались втроем перед неизвестностью. Это было как нельзя кстати. В круге света, не более чем в шести футах перед ними, стояло огромное кресло на широкой платформе, а в нем, выпрямившись и насторожившись, широко раскрытыми глазами глядя прямо в глаза всем троим, сидел страшный горный великан Строкор.

Неопределенное время люди с Земли стояли, не дыша, и смотрели на это страшное чудовище, как на кошмарный сон. Он не двигался, был совершенно спокоен и в то же время явно настороже, глядя на них с видом сознательного превосходства, не дававшего им покоя. Инстинктивно они поняли, что голос, звучавший в записях, принадлежал этому Гераклу. Но инстинкт не мог сказать, жив ли еще этот человек.

В первую очередь сработал мозг врача. Автоматически, в силу привычки к диагностике, он осмотрел эту страшную фигуру, как будто это был пациент. Постепенно подсознание собрало воедино улики – человек в кресле не подавал признаков жизни. А через некоторое время и сознание врача пришло к этому выводу.

– Он мертв, – утвердительно произнес он самым естественным голосом, и, к огромному облегчению двух других, они ничуть не удивились этому слову. Мгновенно все трое сделали длинный выдох, напряжение ослабло, и недоумение Ван Эммона прозвучало резким и неуверенным голосом.

– Как, Господи, он сохранился все это время? Особенно, – добавил он, – учитывая воздух, который мы обнаружили в комнате?

Доктор ответил через мгновение, сделав пару шагов вперед и протянув руку. Она коснулась стекла.

Впервые с момента открытия архитектор переместил свет. Целую минуту он стоял неподвижно, как смерть. Теперь он осветил все вокруг, и они увидели, что огромная фигура полностью заключена в стекло. Размеры корпуса составляли около шести футов с каждой стороны и около пяти футов в высоту, но приземистость обитателя шкафа была такова, что он заполнял собой все пространство.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что шкаф не был прикреплен к платформе, а имел отдельное дно, на котором стояло кресло, похожее на пенек. Кроме того, они обнаружили, что благодаря уменьшенному притяжению планеты им втроем нетрудно поднять корпус, несмотря на его почти тысячекилограммовый вес. Они оставили инструменты на месте, сбросили с себя все лишнее и принялись выносить этого многовекового супермена на свет.

Здесь они увидели, что этот великий человек был почти негром по цвету кожи. Однако при осмотре его огромного черепа и необыкновенного выражения лица стало ясно, что по уровню умственного развития он не уступает самым великим людям на земле. Однако именно затылок, настолько плоский, что только продолжение шеи, вернее, плеч, говорило о том, что в нем есть определенный изъян. Это, а также жесткость глаз, жестокость рта, полное отсутствие мягкости в железном лице и фигуре – все это выдавало в монстре его нечеловеческую сущность.

Спустить его по двум лестничным пролетам было нелегко. Не раз им приходилось подпирать футляр на ступеньку, пока они отдыхали, а однажды, перед тем как они добрались до диковинной кучи мусора у подножия верхней лестницы, силы Джексона сдали, и казалось, что все это может вырваться из рук. Ван Эммон спас его ценой ушибленного плеча.

Спустившись на нижний этаж, Ван Эммон легко справился с задачей. Уже через несколько минут в тамбур заглянуло изумленное лицо инженера, который с трудом дождался, пока герметичная дверь закроется, чтобы открыть внутренние клапаны. Он долго и пристально смотрел на мамонтенка в футляре и с этого момента проникся большим уважением к трем своим друзьям.

Конечно, в то время участники экспедиции не понимали условий Меркурия в том виде, в каком они известны сейчас. Им приходилось полагаться на общее впечатление, полученное в результате непосредственных наблюдений, и замечательно, что доктор оказался так близок к истине.

– Он, наверное, решил пережить всех остальных, – так он выразился, снимая костюм. Он подошел к витрине и пощупал стекло. – Хотелось бы, не разбивая футляр, увидеть, как его бальзамировали.

Его пальцы по-прежнему лежали на стекле. Внезапно его глаза сузились, он провел пальцами по всей поверхности стекла, а затем, повернувшись, уставился на термометр.

– Весьма любопытно! – воскликнул он. – Когда мы его принесли, он был очень холодным! А сейчас он уже такой же теплый, как эта машина!

Глаза Смита загорелись.

– Возможно, – предположил он, – что в корпусе находится не вакуум, а газ, имеющий электрическое сродство с нашей атмосферой.

– Или, – неожиданно воскликнул геолог, – само стекло может быть совершенно не таким, как у нас. Оно может быть сделано из…

– Боже! – закричал доктор, выдергивая руку из шкафа и отпрыгивая назад. В тот же миг с грохотом рухнули все три стороны шкафа и посыпались на пол осколки.

– Осторожно! – вскрикнул Джексон.

Он смотрел прямо в глаза гиганту. Он отступил назад, споткнулся о табурет и упал на пол в глубоком обмороке. Смит беспомощно возился с молотком. Доктор дрожал как лист.

Но Ван Эммон стоял на месте, не сводя глаз с Голиафа; ногти изрезали ему ладони, но он не сдвинулся с места. И, застыв на месте, он увидел от начала до конца все жуткие изменения, которые после миллиардов лет ожидания произошли с единственным выжившим обитателем Меркурия.

Огромная фигура побледнела. В следующее мгновение каждая линия этого несокрушимого тела потеряла свою силу, твердость покинула глаза и рот. Голова словно опустилась ниже в массивные плечи, а сильные руки расслабились. Еще через секунду то, что когда-то было железным, стало резиновым.

Но только на мгновение. Секунда за секундой огромная гора мышц сползала, застывала и фактически таяла на глазах у людей. Одновременно с этим появился любопытный едкий запах, Смит зашелся в кашле. Врач включил дополнительный кислород.

Менее чем через полминуты человек, некогда покоривший планету, превратился в дымящийся кусок коричневатой пасты. Когда он опустился на пол футляра, то коснулся слоя рассыпанного там крупнозернистого желтого порошка, который и вызвал испарение. Через мгновение комната наполнилась его дымкой; к счастью, аппарат доктора работал исправно.

Таким образом, в течение пяти минут после того, как он оказался в воздухе воздушного корабля, вся эта огромная масса, кресло и все остальное, исчезли. Порошок превратил его в пар, а очищающие химикаты всосали его. Не осталось ничего, кроме кучки дымящегося сероватого пепла в центре разбитого стекла.

Пальцы Ван Эммона ослабили хватку. Он оживился и резво повернулся к Смиту.

– Эй! Помоги мне с этой штукой!

Вдвоем они вытащили остатки витрины с ее жутким грузом в тамбур. Что касается доктора, то он склонился над лежащим без сознания Джексоном. Увидев, что делают остальные, он облегченно вздохнул.

– Отлично!

Он помог им закрыть дверь.

– Давайте уберемся подальше от этого проклятого места!

Внешняя дверь была открыта. В то же мгновение Смит запустил механизм, и, когда небесная машина оторвалась от земли, он слегка наклонил ее, так что содержимое тамбура выскользнуло в пространство. Оно упало вниз, как свинец.

Доктор посмотрел в соседний иллюминатор, и его лицо просветлело, когда он различил далекий отблеск другой планеты. Он с восторгом наблюдал за удаляющейся поверхностью Меркурия.

– Хорошее место для отдыха, – прокомментировал он. – А теперь, друзья мои, на Венеру, а потом домой!

Но взгляд другого был прикован к крохотной искорке в пыли за дворцом, где они из тамбура сбросил свой груз. Это было Солнце, освещавшее осколки стекла, того самого стекла, которое в течение многих веков закрывало трон Повелителя Смерти.