Фарид Джасим
Окно в Энцелад
Всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом, и старайтесь о сем самом со всяким постоянством и молением о всех святых…
Ефесянам, 6:18
Совершайте намаз, выплачивайте закят и крепко держитесь за Аллаха. Он – ваш Покровитель.
Коран, 22:78
Что это за служение сердцем? Это молитва.
Вавилонский Талмуд, Таанит, 2а
ПРЕДИСЛОВИЕ
Все события, описанные в романе, являются художественным вымыслом. Автор не претендует на истину и лишь выражает свое видение. Роман не направлен на оспаривание каких-либо убеждений и призывает читателей к терпимости и самостоятельному мышлению. Ни один эпизод, включая действия и высказывания персонажей, не отражает политических взглядов автора.
Пролог. Пророки
Голос прозвучал из ниоткуда и отовсюду разом. Ровный, спокойный, уверенный. Так обращается добрый, умудренный опытом родитель к ребенку. Дмитрий Иволгин вздрогнул и подскочил в кровати, выронил книгу. Прислушался – тишина. Привстал и огляделся по сторонам, будто в спальне мог находиться кто-то еще. Углы комнаты тонули в полумраке, огни ночной Москвы не проникали сквозь плотно сомкнутые ламели на окнах. Тусклый свет прикроватной лампы был слишком слаб, чтобы рассеять тьму.
«Ответь мне!» – повторил бархатный баритон.
– Господи Иисусе… – прошептал Дмитрий дрожащими губами. Глаза округлились, взгляд забегал по едва различимым стенам.
«Ответь!»
– Боже!
«Теперь я тебя услышал, хорошо», – голос прозвучал удовлетворенно.
Дмитрий схватился за распятие на груди, словно утопающий за спасательный круг, скинул ноги с кровати и вскочил. Парой широких шагов преодолел расстояние до стены и щелкнул выключателем.
– Кто здесь? – выкрикнул он, щурясь от яркого света люстры.
Когда глаза привыкли, он внимательно осмотрел спальню и убедился, что в ней, кроме него, никого нет. Да и спрятаться в комнатенке было негде: пустые стены, никакого шкафа или широких плотных гардин, в углу – небольшой комод, и все. А под низкие борта кровати пролез бы разве что ребенок.
«Успокойся и присядь», – участливо посоветовал баритон.
Сердце заколотилось, во рту пересохло. Дмитрий невольно зажмурился и схватился за голову, когда наконец понял, что голос звучал именно в ней.
«Тебе не нужно ничего бояться, сын мой, – продолжал вещать голос, – ты на верном пути, и он приведет тебя ко мне».
– Господи, кто… кто это? – пролепетал Дмитрий, не раскрывая глаз. Он медленно потащился к кровати, присел на самый краешек.
«Ты знаешь ответ. Или догадываешься».
Последовала долгая пауза. Дмитрий тяжело дышал, словно пробежал стометровку, смотрел в пол; голову отпустил, но схватился двумя руками за крест на груди. Хоровод безумных мыслей, невероятных и пугающих, промчался в его сознании. Дмитрий верил в Бога, рьяно и истово, не пропускал ни единого занятия в семинарии, знал Библию почти наизусть. Друзья и знакомые пророчили ему удачную церковную карьеру, но не духовные саны привлекали Дмитрия больше всего, а искренняя помощь страждущим, и прежде всего – ищущим светлого пути. Объяснить, рассказать, направить. Он чтил Господа и усердно выполнял все Его заповеди, однако религиозным фанатиком себя не считал. Как и не замечал за собой признаков психических расстройств. Больных шизофренией не имелось в его роду ни со стороны отца, ни со стороны матери. Но этот голос…
«Ты не безумен, – его мысли, очевидно, читались совершенно беспрепятственно, – вовсе нет. Ты слышишь меня, а это значит, что ты внемлешь Господу своему, и сие есть только благо».
– Но как… – прошептал Дмитрий.
«Сын мой, я избрал тебя для важной миссии. Готов ли ты исполнить мою волю? Готов ли стать моей дланью в грешном мире?»
– Святой Иисус!
Дмитрий рухнул на колени и обратил взор к большому позолоченному распятию, висевшему на стене прямо над кроватью. Нервной скороговоркой прочел «Отче наш» – слова привычно слетали с губ и неслись к распятому на кресте Назарянину. Завершив молитву, Дмитрий поднял глаза к потолку и спросил:
– Да, Господи, скажи, что я должен сделать! Я сделаю все!
«Я не ошибся в тебе, – удовлетворенно произнес голос. – Для начала ты должен приехать в город Абакан десятого июля и ровно в полдень явиться ко входу в храм Равноапостольных Константина и Елены».
– Но зачем…
«Не спрашивай! Узнаешь, когда будешь на месте».
Шок начал отпускать, мысли перестали скакать, как блохи, и неспешно выстраивались в ряд, связанные узелками логики.
– Поехать в Абакан… – пробормотал Дмитрий, подняв глаза к темному потолку.
«Именно, сын мой. Там, у входа в храм, тебе предстоит встретить мужчину и женщину. Ты узнаешь их сразу – это твой брат и твоя сестра».
– Но у меня нет…
«По вере, а не по крови. Они, так же как и ты, жаждут озарить мир благим лучом веры, наставить заблудших на путь истинный, изгнать скверну и грех из мира. Они близки тебе».
– Боже, – прошептал Дмитрий, потирая лоб. Невероятность происходящего нахлынула новой волной, разбивая разум о скалы сомнений и тревог за свое психическое здоровье. – Что же делается-то, боже ты мой, что же это…
«Веруешь ли ты в Господа своего Иисуса Христа?» – грозно вопросил голос.
– Верую! – горячо воскликнул Дмитрий и перекрестился.
«Тогда отбрось сомнения, они от лукавого. Следуй за гласом Божьим, который слышишь в себе, и иди к свету истины, исполняя повеления Господни».
Дмитрий снова перекрестился, кланяясь распятию на стене, а затем встал с колен и, подняв глаза к потолку, сказал:
– Да, верую и сделаю все. Сомнений нет!
«Замечательно, – по-отечески мягко произнес голос, – тогда слушай и запоминай, что ты должен сделать, когда повстречаешь брата с сестрой…»
***
Линн Хольмберг верила в вещие сны. Обычно ей не снилось ничего и состояние сна было для нее не чем иным, как провалом в темную бездну ночью и выныриванием из нее наутро – и так почти всю сознательную жизнь. Многие ей завидовали, особенно престарелые родители, которые частенько страдали бессонницей, а если и спали, то урывками и не глубоко. Сны из раннего детства она за свои тридцать лет забыла, но дальше – отрочество, юность, ранняя зрелость – каждое сновидение оказывалось, как говорят, в руку. Они случались редко, даже очень редко, но им стоило доверять. Линн поняла это не сразу; пониманию предшествовали несколько совпадений, когда увиденное во сне в той или иной мере происходило наяву.
Как-то раз ей, тогда студентке Королевского технологического института в Стокгольме, приснилось, как она падает с дерева и ломает руку. Пробудилась она с чувством тревоги и уныния, даже обреченности. К этому времени Линн уже внимательно относилась к предсказаниям, полученным во снах, а потому начала день, нисколько не сомневаясь в приближающемся несчастье. Позвонила в приемную института и сказалась больной, чтобы отсидеться в безопасности.
Ага, в безопасности, как же!
Вечером того же дня она отказалась от душа: ванная – одно из самых рискованных мест в доме. Но когда Линн готовила себе ужин, прихватила из холодильника сразу четыре яйца. Одно выскользнуло из мокрых пальцев и разбилось, оставив на полу желтую жижицу. Второе полетело за ним – Линн попыталась поймать его, сделала инстинктивное движение и наступила в жижу. Нога взлетела, Линн плашмя рухнула на пол, прямо на руку. Первые несколько секунд она просто лежала и тупо пялилась в потолок, словно не замечая острую боль в предплечье. А потом, чертыхаясь, доползла до стола, где лежал телефон, и набрала скорую.
Этот случай в очередной раз убедил Линн в надежности предсказаний, которые неким непонятным образом делал ее мозг. Она больше не сомневалась: увиденное во сне неизбежно произойдет наяву. Эта закономерность впоследствии стала как бы вшита в ткань ее реальности, будто видеть вещие сны так же естественно, как есть, пить или ходить в туалет.
Линн предпочитала не распространяться о своих способностях и с возрастом говорила о них все меньше. Родители, занятые пенсионерской жизнью, и не приставали с расспросами, хотя в юности Линн хвасталась им сбывшимися предсказаниями. О них родители или забыли, или вообще никогда не относились к толкованию снов дочери всерьез.
Во взрослую жизнь она вступила одинокой, замкнутой. Короткий брак с симпатичным и рослым, но безалаберным и крайне эгоистичным Нильсом завершился, едва ли протянув год, и оставил ее один на один с пустой квартирой и кредитом в пятьдесят тысяч крон. Кредит она взяла на свое имя, ведь Нильс на тот момент был безработным. Так она оплатила их двухнедельный отдых на Сейшелах, а пару месяцев спустя они расстались.
Линн ругала себя не за наивность или глупость, не за ошибку в выборе партнера и не за собственную неспособность разбираться в характерах; не хотелось даже поносить «кобелиную мужскую породу», хоть это теперь в тренде, – она кляла свои сны, которые никак, ни единым намеком, не предупредили ее о предстоящем разочаровании. В течение всех одиннадцати месяцев брака ей не приснилось ни одного вещего сна, который можно было бы истолковать как предостережение или совет.
С тех пор миновало больше двух лет. Линн справила свое тридцатилетие бутылкой дорогого вина, сигаретой и просмотром старой мелодрамы. Редкие сны продолжали предсказывать события. Сюжеты, как и прежде, вертелись вокруг обыденных ситуаций ее унылой одинокой жизни или включали в себя происшествия в окружающем мире: ураганы, землетрясения, теракты и прочее.
Сон, который приснился Линн в ночь на 29 апреля 2021 года, сильно отличался от всех прошлых видений. В этот раз она не увидела никаких особых событий – ни радостных, ни трагичных, – которые касались бы ее или людей вокруг.
Ей виделось, что она едет в аэропорт, предъявляет билет на стойке регистрации, затем проходит таможенный досмотр и контроль безопасности, садится в самолет и он взлетает, устремляется ввысь к белоснежным облакам. Мелодичный голос бортпроводницы сообщает, что рейс Стокгольм – Москва займет примерно два часа. Время в пути проносится незаметно, Линн не скучает, она полна радостного возбуждения, ожидания праздника, предвкушения чуда. Самолет заходит на посадку, пассажиры аплодируют мастерству пилота, который сажает машину без единого толчка и тормозит плавно, без рывков. Линн проходит пограничный контроль, а затем делает пересадку на внутренний рейс Москва – Абакан. Этот перелет длится гораздо дольше предыдущего, но в конце концов завершается благополучной посадкой в аэропорту далекого сибирского города. Линн покидает самолет, получает багаж и направляется к веренице такси. Она называет водителю адрес: «Храм Равноапостольных Константина и Елены». Водитель кивает, машина трогается с места. Линн с любопытством глядит в окно, рассматривая улицы незнакомого города, и пребывает в радостном ожидании; она откуда-то знает, что, прибыв к храму ровно в полдень, встретит двух мужчин, которые круто изменят ее жизнь, наполнят ее смыслом и глубоким содержанием. Вместе, втроем, они придут к божественной Истине, которая ярким маяком осветит их души, а через них – души всех людей в мире. Линн смотрит на экран своего смартфона и запоминает дату: 10 июля, суббота…
Она проснулась со смешанным чувством воодушевления и растерянности, радости и тревоги, но больше всего было удивления. Россия? Абакан? Где это вообще?
К ней пришло осознание, что этот сон – не просто предсказание, а еще и повеление. Чье? И почему? Ответов она не знала. В Бога Линн верила, но не так, чтобы регулярно посещать церковь, следовать традициям или читать молитвы: ведь религия, в конце концов, не что иное, как цемент, скрепляющий обветшалое здание патриархальных гендерных стереотипов. Однако ощущение сопричастности чему-то высокому, непознаваемому, грандиозному не оставляло Линн весь день. А вечером она села за компьютер. Открыла сайт российского посольства в Швеции, чтобы выяснить процедуру получения визы; затем изучила карту и нашла цель своего путешествия, почитала общие сведения о Хакасии и ее истории; и, наконец, принялась искать авиабилеты в Москву и Абакан.
***
Наступившее утро принесло радость, ведь сегодня состоится долгожданная встреча с Анаис! Договориться со строптивой колдуньей стоило Джеймсу Монтане немалых сил и заставило изрядно понервничать. Но когда она наконец согласилась ему помочь и сказала «да», это слово прозвучало самым прекрасным женским «да» в его жизни.
День стоял ясный, теплый, как обычно бывает в Нью-Йорке в конце апреля. Небо раскинулось необъятным голубым куполом над городом. Точнее, голубым оно казалось лишь над его окрестностями, где концентрация смога была не такой высокой, как в центре. Люди, по крайней мере большинство, выглядели дружелюбно: погода создавала в душах прекрасное настроение. Среди тех немногих, кто в этот день оставался хмурым и напряженным, несмотря на солнце и весну, был Джеймс. Невысокий и тучный, он неспешно брел по Уиллерт-авеню, засунув руки в карманы ветровки, и неотрывно смотрел в асфальт, будто искал потерянный бумажник. Несколько раз его пихнули плечом встречные прохожие, такие же задумчивые и рассеянные, как он, или просто хамоватые, считающие, что отклониться на полшага от курса и избежать столкновения есть нечто постыдное, недостойное, даже унизительное. Но Джеймс не замечал никого и ничего – ни людей, ни машин, ни солнца: его мысли занимала предстоящая встреча с колдуньей Анаис.
Джеймс привык при принятии важных финансовых решений полагаться на знаки, посланные, как он считал, высшими силами, а потому решил не нарушать собственную традицию: ведь успех есть лучшее мерило правильности курса. До сих пор знаки, откуда бы они ни являлись, будь то карты, хиромантия или спиритизм, осечек почти не давали, а потому все вложения в той или иной мере приносили прибыль. Но сегодня случай был особенный: речь шла о сорванном на прошлой неделе джекпоте в десять миллионов долларов.
Стать счастливчиком Джеймс смог благодаря гаитянской колдунье, которая обосновалась в миниатюрной квартирке на окраине Нью-Йорка и с которой его свел около года назад давний знакомый, эксперт по гаданию на картах Таро. Анаис утверждала, что является медиумом и регулярно общается с духами умерших, причем использует для этого не магию вуду, не камлание кандомбле или молитвы винти, не какие-либо прочие шаманские практики Западной Африки, мигрировавшие в Новый Свет пару столетий назад, а обычное столоверчение по традиционному европейскому образцу, хоть и приукрашенное некоторыми самобытными гаитянскими чертами. Она не делала на этом денег, считая свое умение даром свыше, к которому следует относиться трепетно и не марать его алчностью и стяжательством. Джеймс с неимоверным трудом уговорил ее спросить совета духов в выборе номеров в лотерее, солгав, что отчаянно нуждается в деньгах на операцию шестилетней дочке, якобы больной раком. Тот же аргумент использовал, чтобы склонить темнокожую колдунью помочь ему вновь – на этот раз правильно вложить выигранные миллионы.
Теперь Джеймс направлялся к дому Анаис, пребывая в напряженном ожидании сеанса, который круто изменит его жизнь: грамотная инвестиция такой суммы даст невероятно высокие дивиденды, гораздо выше, чем джекпоты во всех лотереях США, вместе взятые. Волнующий момент.
Набрав код на замке, Джеймс вошел в подъезд и с пыхтением преодолел четыре лестничных пролета. Остановился перед обшарпанной коричневой дверью и постоял минуту-другую, восстанавливая дыхание. Затем попытался настроиться на позитивный лад, но волнение не отпускало. Может, это и к лучшему: меньше риск, что колдунья заподозрит обман, ведь когда деньги нужны на операцию для дочки, волноваться естественно.
Собрался с духом, постучал. Несколько мгновений висела тишина, потом послышались приглушенные шаги. Дверь приоткрылась, цепочка безопасности натянулась, в проеме показался большой навыкате глаз.
– А, это ты, – протянул низкий хрипловатый голос с характерным акцентом, – заходи.
Женщина звякнула цепочкой и распахнула перед гостем дверь.
– Благодарю, – подчеркнуто вежливо произнес Джеймс.
Квартира была прокурена и наполнена затхлым запахом старой мебели, табака и каннабиса. Из крошечной прихожей Джеймс попал в гостиную, один из углов которой отделяли от остального пространства две ширмы, установленные под прямым углом друг к другу. Туда и провела гостя Анаис.
Плотная, высокая, с широким выпуклым задом, темнокожая колдунья уселась на стульчик, который показался Джеймсу игрушечным по сравнению с ее габаритами. Фигурой он и сам-то далеко не Аполлон, если честно, но вид крупной негритянки, восседающей на маленьком стульчике, вызвал у него ухмылку, которую он с большим трудом подавил, после чего со словами благодарности расположился в предложенном кресле.
Между ними находился низкий деревянный стол, поверхности которого едва хватало, чтобы вместить лист ватмана примерно три на три фута и полную окурков пепельницу. На листе была нарисована окружность, расчерченная на равные сектора, словно куски пиццы. В каждом располагалось по букве английского алфавита, а также цифры от нуля до девяти. В самом центре листа лежала круглая деревянная дощечка размером со спичечный коробок, на которой скалил пасть Лоа – гаитянский дух. Ватман прижимали к поверхности стола четыре коротких подсвечника с огарками ароматических свечей.
В комнате царил полумрак. Грязное окно, затянутое давно не стиранными пыльными гардинами, пропускало мало света; плотные ширмы скрадывали его еще больше, погружая спиритический закуток чуть ли не в сумерки. Когда Анаис зажгла свечи, стало немного уютнее, и помещение сразу же наполнилось ароматом лаванды и еще каких-то трав, названия которых Джеймс не знал.
– Готов? – строго проговорила колдунья, глядя на клиента исподлобья. Ее раздражало то, что ей приходилось делать. Еще во время телефонного разговора с клиентом она предупредила, что больше помогать ему не станет, и в своем решении была непреклонна. Джеймс чувствовал это и абсолютно не сомневался, что видит Анаис в последний раз, а потому волновался еще больше: сейчас – единственный шанс получить дельный совет от духов, которым можно доверять и которые доказали свою правдивость.
– Да, – кивнул он и пододвинулся вместе с креслом ближе к столу.
– Когда дам знак, задашь свой вопрос.
Джеймс вновь кивнул, знакомый с ритуалом.
Гаитянка откинулась на спинку стула, задрала голову к потолку и закрыла глаза. До гостя донесся ее тихий шепот, прерываемый внезапными выкриками, короткими завываниями и даже стонами. Так продолжалось несколько минут, после чего она нависла над ватманом и посмотрела на мужчину.
Джеймс невольно вздрогнул, встретив ее колючий взгляд, острой шпагой проникший в самую душу. Глаза, и без того большие и выпуклые, расширились, когда она выразительно кивнула ему и положила указательный палец на изображение Лоа. Джеймс послушно прижал свой палец к дощечке, коснувшись Анаис. Она громко запела на креольском, вновь закатив глаза к потолку, а затем уставилась на изображение духа и произнесла по-английски:
– Великий Лоа, ты с нами?
Гость ощутил, как дощечка дрогнула и с тихим шелестом поползла к ячейкам, увлекая пальцы мужчины и женщины за собой. Выбранные буквы сложились в слово «да». Джеймс, следуя знаку колдуньи, спросил:
– Ответь, добрый Лоа, как мне следует распорядиться деньгами, чтобы приумножить богатство? Какие акции купить? Во что вложить?
Он чувствовал, что голос его дрожит, а ладони стали липкими. Нелегко было сдерживать волнение.
Дощечка повела прижатые к ней пальцы и забегала между буквами, которые собрались совсем не в те слова, которые Джеймс ожидал прочесть: «Не думай о деньгах».
Несколько секунд он молча пялился на ватман, а затем повторил вопрос. Ответ пришел незамедлительно: «Забудь о деньгах».
Джеймс растерянно взглянул на Анаис, та смотрела строго, недружелюбно, но с некоторым триумфом, будто только что выиграла у него некий спор.
Дощечка между тем забегала по ватману, заметалась между буквами, заставив гостя приподнять лохматые брови: «Если исполнишь мое повеление, получишь намного больше, чем свои жалкие дивиденды от десяти миллионов».
Он вновь поднял взгляд на Анаис, но теперь посмотрел на нее с недоверием и плохо скрываемым подозрением. Она нахмурилась, возмущенная его беззвучным обвинением, но сама ощутила растерянность и удивление. Эти чувства легко читались в ее глазах и свидетельствовали об искренности колдуньи. Но тем не менее странность полученных ответов не давала покоя, заставляя сомневаться в действиях медиума.
Дух Лоа продолжал говорить: «Следуй за своим Господом и познаешь счастье. Отбрось сомнения, они от лукавого, женщина напротив тебя передает мою волю».
Джеймс увидел изумление в глазах Анаис, но сомнения все еще одолевали его.
«Знаю: не веришь. Чтобы убедить, напомню о событии, известном лишь тебе одному. – После короткой паузы дух заговорил: – Родительский дом в Нью-Джерси, ты отрок тринадцати лет. Отца и матери нет дома. Шумит вода в ванной. Ты крадешься на цыпочках, приоткрываешь дверь, видишь свою старшую сестру в душе».
– Что?! – потрясенно воскликнул Джеймс, вспоминая эпизод восемнадцатилетней давности, который всеми силами пытался позабыть, стереть из памяти, превратить из воспоминания в фантазию, чтобы лишить его реальности. – Нет…
«Ты не ушел, не закрыл дверь, – продолжал дух, – ты остался, разглядывал свою сестру и рукоблудничал, пока не опозорился прямо в штаны. Она так и не повернулась к тебе лицом и не узнала, что за ней подглядывают, но ты-то знаешь».
– О боже, только не это… – испуганно прошептал Джеймс и украдкой взглянул на колдунью. Теперь она смотрела на клиента с нескрываемым отвращением.
«Веруешь ли ты в Господа своего Иисуса Христа?» – грозно осведомился дух.
– Да… – пролепетал Джеймс, не уверенный, говорит ли он в самом деле с гаитянским духом или с некоей силой более высокого порядка. Руки задрожали, в горле встал ком.
«Тогда запоминай: десятого июля сего года ты должен прибыть в российский город Абакан …»
– Куда?!
«Слушай и не перебивай. В Абакане ровно в полдень десятого июля у входа в храм Равноапостольных Константина и Елены ты встретишь двух близких тебе по вере людей, мужчину и женщину. Втроем вам предстоит исполнить мою волю, принести свет благой истины людям и избавить мир от греха, неверия и отступничества».
– Но как же мои…
Дух перебил: «Забудь все, что делал и чем жил прежде, потому что с десятого июля у тебя начнется новая жизнь. И помни: ослушаешься – будет большая беда».
– Да, – сглотнув, произнес Джеймс, – я сделаю, как ты велел. Но… для чего это все?
«Узнаешь там и тогда».
Дощечка медленно вернулась в центр ватмана и замерла. Мужчина потрясенно уставился на колдунью и, убрав палец, пролепетал:
– Что это было?
Будто она знала ответ! Анаис смотрела на него, выкатив огромные круглые глаза, полные губы чуть подрагивали. Джеймс и не ждал от нее ответа, его предстояло отыскать самому – в далекой России, в городе, о котором и слыхом не слыхивал.
Не чувствуя под собой ног, он поднялся с кресла и хотел было поблагодарить женщину, но замер, увидев, как ее широкое лицо вдруг скривилось в гримасе боли. Она захрипела, схватилась за левую грудь. На губах выступила белая пена, глаза закатились.
– Что с вами?! – воскликнул мужчина и достал из кармана ветровки айфон.
Анаис застонала, но резко затихла, обмякла и медленно, точно тряпичная кукла, сползла со стула на пол.
Джеймс, потрясенный и напуганный, стоял над бездыханным телом колдуньи. Ему до сих пор не верилось, что сегодняшний, на первый взгляд самый обыкновенный день так неожиданно изменил его настоящее и развернул в совершенно непредвиденном направлении его будущее.
Он разблокировал экран на телефоне и набрал номер службы спасения.
