Не ты выбираешь путь.
И не путь выбирает тебя.
Выбора вообще нет.
Если слушать сердце, то ты поймешь, что существует единственная бесконечная дорога, на которой ты не предаешь себя.
(Из сборника цитат Красной Королевы)
Никогда не верила в судьбу! Считала чушью все эти гороскопы и вообще любые предопределенности, а фаталистов так просто презирала. Моей религией была свобода выбора. Все изменилось за пару недель.
Я обнаружила, что моя судьба все-таки существовала, только тогда, когда случайно разбила ее вдребезги. И все сразу пошло наперекосяк.
Стоило сделать первый неверный шаг: погнаться за тем воришкой, выхватившим из моей руки пакет с продуктами, как фальшивое счастье, которое я тщательно выстраивала, издало жалобный хруст и рассыпалось как стеклянный карточный домик. Сначала я даже не ощутила, что произошло нечто непоправимое. Подумаешь, пара мелких проблем! Но что бы я дальше ни делала, все становилось только хуже и хуже. Я хваталась за падающие осколки моего мира, резалась в кровь, а они рассыпались у меня в руках. С отчаянием наблюдала, как моя старая жизнь утекает песком сквозь пальцы, и ничего не могла поделать, как ни старалась.
Провидение меня даже предупреждало или давало выбор. Этот день не задался с самого утра, когда я открыла глаза и недоуменно уставилась на подозрительно яркое и высокое солнце за окном. Минуты две пыталась понять, что же за смутная тревога бьется в душе, пока не взяла телефон в руку. Он не среагировал на включение, хотя шнур зарядки торчал из его задницы, как мышиный хвостик. Потянула за него, и противоположный конец легко выскочил из-за подушки мне в ладошку. Будильник в смартфоне не сработал, потому что ночью зарядник вывалился из розетки или я вообще забыла его воткнуть.
Мне бы понять намеки вселенной и остаться в этот день дома под одеялом. Соврала бы Николаю Петровичу, что приболела. Один день за год работы он бы мне простил. Но я же была упрямой и целеустремленной, а чувство долга и совесть подстегнули меня так, что я воскликнула: «Ах ты ж…» – вскочила с кровати и заметалась по квартире, пытаясь понять, как еще можно выяснить время. Других часов у меня не водилось. Я до сих пор жила среди голых окрашенных стен: все недосуг было заниматься украшательством. Матрас лежал прямо на полу. Кроме него в единственной комнате имелся только встроенный шкаф для вещей, да нелепый горшок с вялыми хризантемами на окошке – недавний подарок Валеры. Телевизор я тоже так и не купила. Сначала было дорого, а потом, когда деньги появились, стало понятно, что мне некогда его смотреть. Я прихожу в эту съемную квартиру только поспать.
Спешно натягивая брюки, я на одной ноге прискакала на кухню. Там на микроволновке все время раздражающе мигали цифры часов и минут. Сейчас она показывала 23:15. Уже не сдерживаясь, от души выматерилась. То ли электричество скакало, то ли я так и не удосужилась настроить ее когда-то, но попытка узнать, насколько я опаздываю, постепенно превращалась в какой-то квест.
Бросила туфли в пакет и надела кроссовки – до работы придется нестись бегом. Спешно собрала волосы в хвост первой попавшейся резинкой и, наплевав на макияж, вылетела из дома.
Мой босс терпеть не может, когда я опаздываю. Ведь я – вся его жизнь.
Полтора года назад я провалила поступление в универ, и решила остаться в столице, чтобы подготовиться и пересдать чертов ЕГЭ по русскому еще раз. Репетиторы в Москве были всяко лучше, чем в родном Сумкино или даже в самом Тобольске. Главное, что английский и французский вытянула на 85, спасибо старенькой Марии Сергеевне, которую еще чуть ли не декабристы обучали, а родной язык завалила напрочь. На что только надеялась, когда, разосравшись с матерью, поперлась подавать документы в столичные универы?
Как только я поняла, что с такими баллами мне придется съезжать из общаги, лишь только объявят списки поступивших, то сразу начала искать работу. Мне дважды повезло. Сначала меня без опыта работы взяли хостес в ирландский паб. Как сказал хозяин, с такой рыжей гривой я просто вылитая ирландка и никого лучше он не найдет. Там я продержалась около месяца, ловко уворачиваясь от нахальных рук вечно подвыпивших клиентов, попутно расшвыривая резюме по всему интернету, пока меня неожиданно не пригласили в одну из башен в Москва-Сити на собеседование.
До сих пор так и не поняла, почему меня взяли. Может из-за напора и самоуверенности, а может, наоборот, благодаря синдрому отличницы и несоразмерному перфекционизму. Так или иначе, но уже в августе я переоделась в строгий брючный костюм с белой блузкой и превратилась в личного помощника финансового директора крупной промышленной компании.
О том, что я, вроде как, планировала заново куда-то поступать, для чего нужно было начинать суетится еще в феврале, вспомнилось только в мае. Сожаления не было. Мне уже просто было некогда думать о таких мелочах.
Вся моя жизнь ежедневно была расписана по минутам начиная с восьми утра и до позднего вечера, и каждая из них принадлежит боссу. За это мне платят такие деньги, которые большинство офисных клерков только в розовых снах видят. Для начальника я и левая рука, и правая, и даже часть его мозга – та, что помнит все его планы на недели вперед. Сегодня впервые он пришел на работу, а меня нет. Опаздываю и даже не знаю на сколько именно. Пришлось пристать к какому-то симпатичному молодому человеку на бегу с вопросом: «Который час». Он достал смартфон и сообщил мне приговор: «Десять тридцать», – а потом сопроводил недоуменным взглядом. Я рванула так, что только ветер в ушах свистел. Хорошо еще, что квартира в пятнадцати минутах пешком от офиса. Это значит всего пять минут бегом.
Когда я добралась до рабочего места и украдкой заглянула в кабинет начальника, то поняла, что зря так мчалась. Босс куда-то уехал. Самое страшное, что я вообще не представляю куда, так как в его расписании, которое я помню наизусть, в это время как раз странное пустое окно. Плюхнулась в свое кресло, поставила смартфон на зарядку и вдавила кнопку включения. Руки дрожали.
Так и есть. Три пропущенных от того, кто в моих контактах располагался на самом верху под кодовым обозначением «№ 1». Сердце несколько раз судорожно дернулось, а потом вообще замерло.
Поколебавшись пару секунд, я перезвонила. Николай Петрович скинул звонок.
«Это залет, Александра», – тихо сказала я вслух, бессильно откинувшись в кресле. Пульс не успел прийти в норму после пробежки и теперь кровь билась в висках от волнения с темпом и громкостью ударника Рамштайна. Голова вообще не соображала. Наверное, это и называют панической атакой.
Во-первых, меня грызла совесть. Терпеть не могу опаздывать и вообще подводить людей, особенно тех, кто от меня зависит. Одноклассники когда-то дразнили ботаничкой, потому что я всегда делала абсолютно все домашние задания. Мне нравилось быть правильной. Даже направляясь в гости или на вечеринку, куда, в общем-то, не принято заявляться вовремя, я всегда приходила точно к назначенному времени, не задерживаясь ни на минуту. Если что-то обещала, то в лепешку расшибусь, но сделаю. Даже если на самого человека мне наплевать. Я буду омерзительная сама себе, если подведу.
Ну а потом… вот уволит он меня сегодня, что я делать буду? Такую же работу мало того что не найдешь, так, даже если повезет, не возьмут же без рекомендации от предыдущего начальника. Накопленных денег дай бог на пару месяцев оплаты квартиры хватит, да и то если питаться дошираком. Только-только гардероб обновила, так что на карте осталось совсем немного. Садиться на шею к недавно организовавшемуся молодому человеку? Так себе перспектива.
Взгляд упал на раскрытый на столе большой ежедневник со списком дел. Да, у меня все продублировано и в телефоне, и в компе, но бумага все равно была удобнее. Куда же он мог уехать-то? И, главное, надолго ли? Невольно я зацепилась за заметку на полях, которую поставила себе же два дня назад: нужно было забрать его костюм из химчистки.
Спешно набрала Аню с ресепшен на первом этаже. Она среди этих кукол с наращенными ресницами была самой вменяемой и наименее вредной. Серпентарий на первом этаже меня сразу воспринял в штыки – наверняка каждая из них мечтала оказаться на моем месте – поэтому все мои просьбы игнорировал принципиально. Пришлось выцепить наименее стервозную полноватую блондинку в курилку и попытаться разговорить. Пришлось сделать вид, что курю и стараться не закашляться.
Анне стоило только чуть намекнуть, как я ей сочувствую, что ей, такой умнице, приходится круглый день торчать в таком ужасном коллективе, так ее и прорвало. В итоге я для нее стала единственной отдушиной, которой можно вывалить все внутренние сплетни, а она для меня – источником необходимых сведений.
– Алло. Это Саша. Умоляю, не задавай никаких вопросов. Дело жизни и смерти! Ответь просто: Поляков сегодня на работу приходил? Да, я должна быть в курсе, но и на старуху бывает… короче, не тяни. Проходил мимо вас утром или нет? Если не сложно, спроси у остальных тоже. Скажи, что сам ПэПэ интересуется. Мне очень важно. Не появлялся?! Спасибо! С меня «Рафаэлло».
Я знала, что это ее любимые конфеты и, несмотря на жесткую диету, она съест всю пачку тайком максимум за час. Это моя обязанность: все про всех знать. В моей голове целое досье на каждого, от кого зависит моя работа. Слабости, интересы, проблемы. Иначе бы я тут не выжила. Каждый строит из себя звезду немыслимой величины, и если приходить с просьбами просто так, то результат будет нулевой.
Любая другая секретарша мои конфетки бы сразу кинула в мусорную корзину, Кое-кто мог сделать это и на моих глазах. В любом случае я получила бы очередную порцию ненависти. По мнению сидящих на жесточайших диетах девиц, вечно смотрящих на любой кусочек еды хищными голодными глазами и стервеневших от этого еще больше, я их непрерывно троллю. Мало того что «жрет как не в себя», – так еще и – «худая словно спичка». И вообще: «отрастила себе ходули». У меня действительно основная еда случается в офисной столовке. Дома нет времени готовить, поэтому за обедом я съедаю суп, салат, второе, компот и десерт. Иногда даже два. Метаболизмом меня боженька действительно не обидел, так что на фигуре это никак не сказывается.
Раз босс куда-то умотал прямо из дома, то у меня в голове родился авантюрный план. Почему я не могла заехать за его костюмом с утра перед работой? Я не проспала. Я делом занималась. Была только одна проблема – тройка до сих пор висела где-то в химчистке. Нужно было сбегать за ней, пока он не вернулся.
Опять переодела обувь, оставив туфли под столом, схватила телефон – на нем было уже процентов двадцать заряда – и помчалась к лифту. Пока спускалась вместе с какими-то симпатичными парнями с маркетингового этажа, мой желудок начал предательски неприлично урчать, напоминая, что его обделили завтраком. Да и ужином, если припомнить, тоже. Вчера так устала, что брякнулась в кровать, пообещав себе съесть сковородку омлета с беконом утром. Пришлось по пути в химчистку заскочить в магазин и прикупить себе немного закусок.
Когда я вышла из дверей супермаркета, все и случилось.
Мимо меня прошел какой-то странный светловолосый и довольно чумазый парнишка, смахивающий на бомжа, пристально ощупывая взглядом… нет, не ноги и даже не фигуру, а сумку и смартфон в руках. Одет он был чудаковато, словно сбежал со съемок исторического фильма: широкие грязные штаны из светлой и грубой ткани и подпоясанная кожаным шнурком мешковатая полотняная то ли куртка, то ли толстая рубаха.
Обычно я не особо замечаю прохожих, но этот мальчишка лет пятнадцати застрял в голове и никак не хотел забываться. Хоть и прошла уже, наверное, метров сто, но все-таки решила обернуться. Из-за этого все и произошло. Так бы он вырвал у меня пакет из рук, и я, потеряв от неожиданности равновесие, скорее всего упала бы, и уж точно не успела сориентироваться и погнаться за ним. Но я обернулась. Он был совсем близко: уже приседал и протягивал руку к сумке. Покупки я, конечно, удержать не смогла – больно сильно этот ворюга дернул – но адреналин уже впрыснулся в кровь, а захлестнувшее меня возмущение таким наглым грабежом средь бела дня придало сил и скорости. Я с места рванула в погоню.
У него не было никаких шансов. Мало того, что на коротких дистанциях я уделывала всю школу – ноги-то длиннющие, да и бегать люблю – так у него еще на ногах были какие-то нелепые разваливающиеся мокасины. Куда им против специальных беговых кроссовок по триста баксов за пару?
Парень оглянулся, понял, что дистанция между нами сокращается, а останавливаться я не намерена, и резко свернул в парк. Дорожки там уже развезло сентябрьской грязью и кроссовки было немного жаль, но уж слишком я разозлилась. Хотя до сих пор не представляла себе, что я сделаю с этим пацаном, когда наконец догоню.
Внезапно юноша резко присел у какой-то лужи. Я с трудом успела затормозить, чуть было не полетев через него кувырком, и схватила его за шиворот.
– Попался…
Договорить я не успела. Мою руку дернуло так сильно, словно я держала тронувшийся локомотив. Не устояв на ногах, я начала падать в лужу.
От неожиданности и страха время замедлилось. Мутноватое отражение осеннего неба и желтых листьев на ветках стремительно приближалось, и вдруг, за мгновение до того, как рассыпаться грязными брызгами при соприкосновении с моим лицом, обрело поразительную четкость и стало реальным. Меня покачнуло, но я каким-то непостижимым образом устояла на ногах. Перед глазами было все то же небо и листья, но, как только я опустила взгляд, то поняла, что я больше не в парке.
Вместо башен Москва-сити за деревьями маячили какие-то низенькие двухэтажные домишки. Пейзаж чем-то напоминал английский пригород викторианской эпохи. Даже экипаж, подозрительно похожий на кэб, медленно колесил вдали по грунтовой дороге.
– Are you really idiot?! – заорал на меня парень, выпучив от страха глаза. Он тут же подскочил ко мне, схватил за руку и зачем-то вновь присел у моих ног. Я все ошарашенно озиралась, как вдруг меня опять резко дернуло вниз. Все повторилось: приближающееся отражение неба и листьев и вдруг я опять стою на ногах на фоне привычных небоскребов. Тут воришка для гарантии, чтобы я опять к нему не прицепилась, толкнул меня со всей силы так, что я плюхнулась задницей прямо в раскисшую грязь. Парень же с моим пакетом в руках опять опустился на корточки у края лужи, поднес ухо к поверхности воды и тут же пропал. Исчез, словно его и не было.
Я сидела в грязи и пыталась собрать осколки мыслей в какую-то более-менее понятную картину. В этот момент зазвонил телефон. Рассеянно подумала, что странно: парень спер у меня только круассаны с колбаской, а не дорогущий смартфон, и поднесла трубку к уху.
Естественно, это был босс. Он даже не поздоровался и начал с: «И где тебя черти носят!» Вот тут я не выдержала и как дура разревелась.
Как ни странно, это сработало. Николай Петрович сразу изменил тон и начал расспрашивать, что случилось. В его голосе даже сочувствие проявилось. Непрерывно всхлипывая, я несвязно бормотала, что шла за его костюмом, но тут на меня напали и обокрали. Дальше спасительная ложь потекла сама собой. Я сказала, что смартфон украли, и что вот только недавно я восстановила симку и спешно купила новый, чтобы предупредить его, но я все еще вся в грязи, избитая и вообще…
Мой босс все-таки хороший человек. Во-первых, он поверил в этот поток слезодавильного бреда, а во-вторых, смягчился и приказал идти домой и приводить себя в порядок: «К обеду только постарайся прийти. Нам планы на завтра надо обсудить».
Повесив трубку, я улыбнулась. Жизнь налаживалась. Конечно, придется потратится на химчистку своей одежды, но, в целом, все сложилось даже очень хорошо. Возможно, этот маленький негодяй только что меня спас – я бы никогда не додумалась и не смогла бы так натурально изобразить истерику. Понять бы еще, что со мной произошло минуту назад и где я только что побывала.
Тогда я еще не понимала, что моя жизнь уже несется под откос.
Идиотка.
Несмотря на то, что я получила индульгенцию на прогул до обеда, специально задерживаться мне не позволила совесть. С другой стороны, право на рестарт утра стоило полностью использовать. Я неспешно приняла душ, подобрала новый костюм – на сей раз не темно-болотного цвета, замечательно игравшего на контрасте с темно-рыжими волосами, а нейтрально-серого. Со смаком позавтракала и навела красоту из косметички.
Критически оглядев себя в зеркало, улыбнулась: вот теперь все в порядке. Красотка готова к бою. Не удержалась и сделала серию фоток. Покопалась в фильтрах, отредактировала самую лучшую и закинула в инсту. К вечеру опять будет куча лайков от неизвестных воздыхателей.
Начала засовывать испачканную одежду в целлофановый пакет и замерла, невольно вспомнив о произошедшем. Что же, черт возьми, это было? Как я нырнула в лужу и осталась сухой? Что это был за мираж с какими-то пейзажами прошлого века? Помрачнение рассудка? Все произошло так быстро, что я ничего не успела осознать. В памяти четко зафиксировалось приближающееся отражение на воде и то, как оно вдруг обволакивает меня и превращается в реальность.
Я помотала головой, отгоняя наваждение. Так можно и с ума сойти.
Будем считать, что мне все это показалось. Все равно логично объяснить себе этот опыт невозможно. Обратится к врачу? Так с точки зрения медицины у меня однозначно кукуха поехала. Так что проще всего – постараться забыть. Если что-то невозможно ни понять, ни использовать, то и думать о нем бессмысленно.
Телефон тихо блюмкнул. Босс шлет сообщения только в телеграм, а на него у меня был настроен другой звук, так что от кого бы ни было сообщение, его можно было и проигнорировать, но я все же достала смартфон из кармана и посмотрела. Валера приглашал вечером посидеть в кафе.
Тяжко вздохнула. С ним всегда так. С одной стороны, когда он неожиданно возник на горизонте, было приятно. Помимо глупых влюбленных одноклассников, оставшихся где-то в иной жизни, у меня не было никого даже близко подходящего на роль молодого человека. Валерий подсел ко мне в кофейне и был очень остроумен и мил. Его светлые волосы всегда находились в тщательно уложенном беспорядке, он носил модное пальто и всегда непременно с поднятым воротником, как Камбербетч в роли Шерлока, и вообще чем-то походил на популярного артиста Петрова. Когда я поставила селфи с ним на страничку ВКонтакте, то бывшие одноклассницы испытали массовый приступ черной зависти. Еще он говорил такие комплименты, которые я и в книгах-то не встречала. Даже стихи читал по памяти: и не избитого Пушкина, а Бродского и Ахматову. Парням из Сумкино до такого стиля было так же далеко, как до Альдебарана пешком. Недостижимая высота.
По словам Валеры, он ко мне подсел тогда, потому что я: «просто вылитая Шерил Блоссом». Судя по его тону, это должно было мне льстить, но я вообще не представляла себе с какой такой бабой он меня только что сравнил. Пришлось многозначительно неопределенно улыбнуться, а потом срочно гуглить кто это. Оказалось, речь шла о героине какого-то молодежного сериала, на которые у меня никогда не хватало времени. Сравнить ее со мной мог только тот, кто вообще не разбирается в женщинах, и судит о них исключительно по внешности. Эта Шерил была бледна словно аскарида, носила пошлейшую алую помаду и ярко-красную одежду, в которую я бы не вырядилась ни за что в жизни. Я и без того слишком выделялась. В школе все неприятности и издевательства сыпались исключительно мне на голову, просто потому что эта самая возвышающаяся над всеми рыжая копна волос притягивала взгляды и хулиганов, и завистниц как кусок сладкого пирога мух. Выделяться еще больше, надевая алое платье, мне даже в голову бы не взбрело. Я всегда ограничивалась серо-болотной гаммой: и к волосам идет и не так бросается в глаза.
В общем, мы стали встречаться. Уже две недели как. С учетом моего непредсказуемого графика это означало, что около десятка свиданий в театрах, кино и кофейнях с последующими длинными прогулками по ночной Москве. От Валеры я узнала о городе больше, чем за все предыдущие полтора года жизни в столице. На первой же встрече он и подарил этот злосчастный горшок, что теперь тихо погибал дома на окошке. С его точки зрения, такой букет был практичнее: «Обычные цветы тут же завянут, а эти будут все время напоминать обо мне». Вялые стебельки осыпались уже на третий день. Я так боялась забыть полить их, что залила напрочь. Комнатные растения – это явно не мое.
С одной стороны, мне нравилось, что я могу написать на страничке «в отношениях» и писать о своем «молодом человеке». Без этого я ощущала себя какой-то инвалидкой. Все непрерывно ходили на свидания, одна я, как папа Карло, пахала с утра до вечера, как будто мне не девятнадцать, а все сорок. Тем более что мой кавалер был моден, красив, молод и ухожен. С ним было не стыдно появиться ни в ресторане, ни на фотографиях в инсте.
С другой стороны, Валера начинал меня раздражать. Мне совсем не нравилось, как он ел. Вроде не чавкал и вел себя подчеркнуто интеллигентно, но когда он засовывал в рот очередной кусочек какого-нибудь торта или листик салата, у него становилось такое лицо, словно он делает это через силу, и его вот-вот вырвет от этой гадости. Нет, ему нравилось. Просто он всегда так ел, а у меня аппетит тут же отбивался напрочь. Я с ужасом представляла себе, что когда-нибудь буду наблюдать такую картину каждое утро.
Кроме того, Валерий был до омерзения практичен. Цветы он подарил один раз, потому что: «Вроде как положено», – произнес он тогда, протягивая горшок и делая вид, что слегка смущен. Он выбирал только «не мейнстримовые» спектакли и фильмы. С одной стороны, может, это и свидетельствовало о тонком вкусе, но я также замечала, что билеты никогда не стоили дороже пары сотен. Да и кафе, в которых мы сидели, всегда отмечались в каталогах одним значком рубля. Нет, я не гналась за пафосом, тем более что мне приходилось пару раз сопровождать босса на переговоры в такие места, где на меню было страшно смотреть. Просто у меня создавалось впечатление, что пока я для Валеры некоторый непроверенный вариант, он старается сделать так, чтобы общение со мной требовало как можно меньше затрат. А то мало ли что. «П» – практичность.
Вот и сейчас. Он опять позвал меня в кафе. Отказать вроде как повода нет. И так все время упрекаю себя, что я какая-то холодная селедка. Ничего не ощущала ни по отношению к куче воздыхателей в школе, ни теперь к Валерию. Да, приятно получать знаки внимания и видеть восхищение в глазах, но не более того. Поэтому и соглашаться на свидание тоже не очень хотелось. Лучше уж просто погулять вдвоем, пока тепло. Это и романтичнее, и приятнее, чем опять смотреть, как он жует. Ответила ему: «Ты меня так совсем раскормишь. Есть сладкое на ночь вредно. Давай лучше погуляем». Сообщение доставлено, но не прочтено. Подождала пару минут, а потом сунула смартфон в сумочку и пошла в химчистку: сдавать свои грязные комочки и забирать костюм начальника, а заодно купить коробочку Рафаэлло для моей спасительницы с ресепшен.
Самое интересное место в нашем здании – это, безусловно, лифт. Он заменяет и бульвар для променада на лазурном берегу и помпезный выход в миланскую оперу и даже английский клуб джентльменов. Никогда не знаешь кого и в каком виде там встретишь и какие разговоры невольно подслушаешь. Особенно если постоянно едешь с небес до самого ада. Для меня это место – просто кладезь бесценной информации. Такое количество офисных слухов и сплетен, как здесь, можно получить разве только в бухгалтерии, если зайти к ним с тортиком и попасть на хорошее настроение. Клянусь, скоро заведу отдельный блог «хроники лифта Москва-Сити». Например, вчера какие-то холеные хлыщи из отдела продаж в кабине рассуждали, что бы было, если бы люди были однополыми. Не выдержала и поведала им о гермафродитизме улиток. Кажется, дала пищу для дальнейших размышлений об устройстве мира на сутки вперед. Сегодня неизвестные бородатые сисадмины занесли в лифт не только волну запахов немытого тела, прикрытую завесой жестокого аромата какого-то отчаянно цитрусового дезодоранта, но и остатки бурного разговора о крестоносцах, а конкретнее – об интенсивности и неприятности запаха после долгого похода по пустыне. С трудом заставила себя промолчать.
Как только вернулась на рабочее место, то тут же выбросила из головы все то, что съело мое утро. Мне срочно понадобилось перебронировать билеты и гостиницу для Николая Петровича в связи с переносом совета акционеров в Лондоне, и это стоило мне кучу нервов: пришлось даже состроить из себя стерву со стальным голосом и наорать на идиота-менеджера отеля на той стороне провода. Помогло.
Затем неожиданно выяснилось, что сегодня стартовали продажи билетов на каких-то ветеранов западного рока, от которых мой босс балдеет уже лет двадцать и мне непременно нужно было успеть выкупить для него с другом места в фан-зоне, а они разлетались как халявные сувениры на выставочном стенде.
В общем, очнулась я от работы только часов в десять, когда Николай Петрович, согласовав со мной график на завтра, уехал домой на личном водителе, а я откинулась почти в горизонталь на мягком кресле, скинула туфли и еще минут двадцать тупо разглядывала потолок, приходя в себя.
Свет выключила, оставила только маленькую настольную лампу. Мне нравился полумрак. Несколько коротких минут, чтобы побыть собой. В квартире так не получится – все время достают мелкие бытовые проблемы. Да и не ощущала я себя там дома. И в Сумкино не чувствовала, особенно после появления отчима. Расслабиться можно только здесь, в офисе, когда все уже давно свалили домой. Потом я добреду до двери в квартиру, плюхнусь на матрас, чтобы завтра опять вскочить и вертеться как несчастный хомячок в своем колесе, который все пытается куда-то убежать, да только никуда ему не деться из клетки, сколь не перебирай лапками.
Телефон настойчиво булькнул второй раз подряд. Я вздохнула. Минуты спокойствия закончились. Лениво поднесла экран к глазам. Валерий интересовался, когда же я наконец подойду в кафешку в паре кварталов от моего офиса. Дескать, оттуда шикарный вид на Москва-Сити.
Мое место работы его просто завораживало. Скорее всего он втайне мечтал ходить сюда каждое утро от метро в плотной толпе таких же бедолаг. Или стоять полчаса в вечной пробке на въезд. Дурачок. Понимал ли он, как я устаю от этого вида светящихся точек на стеклобетонных стенах офисного муравейника?
За окном темно как ночью. Сегодня кончится сентябрь. Скоро уже середина осени, а тепло до сих пор, как летом. Днем по улице можно ходить без пальто, но вот темнело уже совсем рано. Подошла к стеклу, ступая босиком по мягкому ковру.
С такой высоты город был как на ладони, блестел золотом, бриллиантами и рубинами. Красные светящиеся реки задних фар и стоп-сигналов запрудили улицы. Поверх этого богатства парило мое еле заметное отражение: контур из рыжих волос, подсвеченных сзади настольной лампой, бледное при таком освещении лицо и два черных провала вместо глаз. Единственное, что мне досталось от отца – угольно-темные глаза, по которым не поймешь, где кончается зрачок и начинается радужка, да чуть смугловатая от природы кожа. Мать, когда вспоминала его недобрыми словами, обзывала цыганом, но я видела его фотки в молодости. Ни на какого цыгана он похож не был.
Образ в окне невольно напомнил об утреннем приключении: о том странном ощущении, когда отражение в воде внезапно стало реальным. Фальшивое небо в грязной луже приближалось, а потом внезапно обрело яркость и глубину. Дело было не только в том, что видели глаза. В тот миг мне показалось, будто я нырнула сквозь тонкую пленку мыльного пузыря и по телу мгновенно прошла волна мурашек. Словно я действительно прошла через какую-то физически ощутимую границу.
Я закрыла глаза и отвернулась от стекла. Что за наваждение? Я же поклялась себе не вспоминать! Быстро надела туфли, распустила волосы и пошла к лифту. Валера действительно уже заждался.
Оказалось, я все-таки зря я на него ругалась. Он тоже способен на романтические поступки. Неожиданно Валерий ждал меня за столиком с подарком. По его словам, он бродил по блошиному рынку и, когда увидел эту вещь, то просто не смог пройти мимо. Коробочкой он не озаботился, так что просто вытянул что-то из кармана. На стальной цепочке висел массивный кулон в виде трех скрещенных полумесяцев из темного металла, покрытого черной глянцевой эмалью. Чем-то эта конструкция напоминала знак биологической опасности, но только без центрального кружочка. Я поблагодарила за подарок, но, видимо, в голос таки пробрались нотки сомнения. Валера не был бы собой, если бы тут же не разродился речью. Оказывается, что это старинный герб какой-то французской герцогини Дианы, вертевшей королями налево и направо. По мнению моего кавалера, самым главным было то, что она тоже была рыжей и к тому же, по мнению современников, оставалась вечно молодой и пленяла своей красотой даже в шестьдесят лет. Валера отучился в историко-архивном и мог говорить о своей любимой древней Франции часами.
– Ты же любишь необычные украшения с глубоким смыслом, – произнес он, наконец, показав глазами на мое правое ушко.
«Ничего ты не понимаешь», – хотела я ответить ему, но вместо этого пригубила облепиховый чай, спрятав улыбку за кружкой. Когда он докопался до меня с вопросами, зачем мне такой пирсинг, то не могла же я ему правду сказать. Ответила, что это девять колец назгулов, а веточка, которая в них продета, символизирует то одно, что воедино всех связывает и сковывает. Я была уверена, что Толкиена он не просто зачитал до дыр, но и наверняка даже выучил несколько фраз на эльфийском. Объяснение действительно сработало. Валера проникся моей «тонкой душевной организацией», как он выразился, и добавил, что любит «такие крутые загоны». Короче, ему, наверное, понравилось.
На самом деле я сделала пирсинг на спор. Через полгода после начала работы подвыпившие на новогоднем корпоративе девицы с ресепшен обозвали меня пай девочкой: дескать, я такая юная, правильная и обязательная, что в моем присутствии им даже матом ругаться неудобно. Да, я трудоголик, потому что ничего другого в моей жизни нет, действительно не люблю незавершенные дела, а моя гиперответственность не позволит мне лечь спать, пока я не сделала то, что обещала, но такое заявление все равно меня задело. Бросила им, что они меня еще плохо знают, и на следующее утро пошла и приколола к правому уху это украшение.