Вечный Человек – Гилберт Кит Честертон

Задача моей книги – показать, как неверны привычные, пошлые и смутные представления о христианской вере;Трогательный и смелый Честертон. Он пишет эту апологию в форме исторического очерка в 1925 году, когда ему 51 год и он давно уже не веселый любимец англичан. Справился ли с задачей? Клайв Льюис и Грэм Грин восхищались этой книгой. Большинство читателей-современников лишь недоуменно пожали плечами. Сразу обратил внимание, что Честертон совсем не политкорректен. Живи он сегодня, досталось бы ему за многие высказывания. С другой стороны, он пишет про Христа. А насколько Христос был политкорректен? Честертон не принимает религиозный релятивизм, представляющий христианство одной из многих религий, не принимает эволюционизм, верящий в развитие человечества. Его аргументация часто субъективна. Согласился с С.Аверинцевым, который писал:честертоновское видение вещей сплошь да рядом бывает вызывающе неверным в конкретных частностях и неожиданно верным, даже точным, в том, что касается общих перспектив, общих пропорций /"Неожиданность здравомыслия"/Книга написана своеобразным поэтическим языком, арабесками из мыслей, которыми порой любовался, порой «рябило в глазах». Честертон использует богатый багаж знаний по литературе, истории Древнего мира, истории церкви. «Чутье, называемое здравым смыслом», остроумие, мягкая ирония – составные его стиля. Особенно понравилось: о Рождестве, о книге Иова, о пессимизме и оптимизме, о светлой стороне мифологии и язычества, о пещерных людях, разрисовывающих пещеры, о деспотии и одиночестве, о лягушке, которую надо рассмешить.Еще понял из книги, что «прозаиком можешь ты не быть, но поэтом быть обязан», чтобы понять важное в жизни или «Будьте как дети», что в контексте то же самое.Ощущение встречи с рыцарем. Крестоносцем или Дон Кихотом?

П ожалуй, нет в мире такой религии, которая столь же сильно и яростно подвергалась бы нападкам со стороны, как христианство. Кроме внешних, мягко говоря, недоброжелателей существуют ещё и внутренние угрозы, связанные с недостатком знаний; предрассудками вперемешку с язычеством и заблуждениями различного толка; многочисленными псевдо- и околохристианскими сектами; горе проповедниками и горе священниками выдающими собственные ошибочные суждения за общехристианские ценности и многое другое коему несть числа. Все эти проблемы вкупе, либо по-отдельности, вносят сумятицу в умы как верующих, так и сомневающихся. По неверующих и говорить нечего. Именно для решения таких спорных и сомнительных вопросов существует апологетика. К большому сожалению апологетов в христианстве было очень мало. Ещё меньше их сейчас, когда они очень необходимы. Апологии писались преимущественно как реакция на ереси, иудаизм, язычество, философию и пр. Заметных и наиболее ярких представителей можно пересчитать по пальцам. Одним из таких представителей конца XIX – начала XX века был Честертон. Есть правда одна оговорка: Честертон не был христианским апологетом, скорее христианский мыслитель, но «Вечный человек», – а вместе с ним и «Ортодоксия», – получились именно апологией христианства.Книга поделена на две части: в первой рассматривается феномен человека, культуры и истории; вторая часть посвящена воздействию Евангелия на мир. Разбирать все затронутые в книге темы не хочется, ибо весь трактат являет собой монолит мысли, из которого очень трудно вытащить короткие, ёмкие цитаты. Взгляды автора предельно ясны и понятны. С его мнениями можно спорить если смотреть на некоторые из них с позиции православного (всё-таки книга написана католиком), но, труды Честертона лишены экзальтированности, присущей большинству католических текстов. В этом тоже есть своя ценность делающая книгу практически полностью конфессионально нейтральной.Рассматривая христианство «извне», Честертон призывает избавится от привычного стереотипного мышления. При этом он не учит понимать Священное Писание, не объясняет Таинства, не разбирает догматы и не рассказывает о чудесах и знамениях грядущих лет. Он показывает уникальность и парадоксальность христианства как удивительного явления в мировой истории и его влияние на мир. Я поставил высшую оценку, но не за то, что книга меня поразила и удивила. Вовсе нет. Суждения, описанные в ней, не стали для меня откровениями. Всё это я открыл для себя давным-давно. Эта оценка – моя благодарность писателю за столь редкий в своем жанре, – и делающего его бесценным, – блестяще написанный труд. За тонкий и добрый юмор, за неповторимую манеру изложения. За то, что невольно заставлял меня утвердительно кивать головой и повторять ранее пройденный материал.

Чтобы увидеть свой дом, лучше всего остаться дома; но если это не удастся, обойдите весь свет и вернитесь домой.

…нынешние критики – ни там, ни сям. Они застряли в овраге, откуда не увидишь вершин. Они не могут стать христианами, не могут и забыть о христианстве. Вся суть их, все дело – в противлении, потому они так мрачны, несправедливы, придирчивы. Они томятся в тени веры, но утеряли ее свет.

Так будем же кратки (на фоне завершенного отзыва эта фраза выглядит комично) -Честертон гениален и неподражаем! На этой фразе можно было бы и закончить отзыв, если бы он не грешил некоторой недосказанностью. Поэтому начнем сначала.

Итак, Честертон гениален и неподражаем во всем: от апологетики христианства до поучительных детективных рассказов, от забавных, но глубокомысленных историй до журнальных статей. Честертон обезоруживающе прекрасен. С его мыслями в защиту христианства можно спорить, потому что спорить можно со всем, если только имеется на то желание (а большинство беззастенчиво обнаруживает это желание), но только в этом случае этого делать не хочется. И тому я вижу две причины: первая заключается в том, что Честертон – это ребенок. Да-да, этот внешне большой, даже гигантский человек, просто монумент да и только – в душе сущий ребёнок. А сила ребенка, кроме общей чистоты, заключается в поразительно точном и изобретательном взгляде на мир и отсутствии сомнений. И те примеры, те объяснения, аргументы, которые использует Честертон, придут в голову далеко не всякому индивидууму. За это его и любят. И если вы, такие умные -разумные, придете к ребенку и скажете, что наука-де говорит вот так-то и так-то, а он прозябает в плену своих грез и вам, мол (тут вы гордо вскидываете голову и смотрите на ребенка как на обреченного невежду), жалко его, то ребёнок просто и бесхитростно скажет вам: "Да что вы понимаете! Вы и ваши ученые – просто дураки ". И убежденность ребёнка всегда будет в разы сильнее вашей собственной убежденности. Чем не главная причина любить детей? Но вернемся к Честертону. Вторая причина заключается в слиянии отсутствия лицемерия и дружеской непосредственности. Знаете, когда я слышу о книгах некоторых популяризаторов (мерзкое слово, я бы заменил «популяризовать» на более честное словосочетание «облечь в красивую обертку и втюхать „) науки, то у меня создается впечатление, что нам, со скидкой на нашу „убогость“, просто пытаются показать, что ученые играют вон-де в какие классные игрушки, а мы тут занимаемся чем-то второсортным. Но мы может не переживать, потому как ученые прилетят к нам в голубом вертолете раздадут игрушки и бесплатно покажут кино. Это как рассказы про Шамбалу- зажигают сердце и ты уделяешь поискам Шамбалы всю жизнь, потратив ее на сущую ерунду. Я не говорю, что наука – это бред. Но вы видали когда-нибудь такого втюхивателя, который говорил бы:“Как здорово создавать новые лекарства, чтобы помогать людям!» . Нет, они зовут нас исследовать черные дыры, точку, висящую в пустоте (или что-то вроде того), призывают наблюдать за тем, как у исландского бобра за пару тысяч лет по отцовской линии передавались серые волоски на задней лапке, иными словами к тому, что никак не повлияет на жизнь нормальных людей. Ну Бог с ними, разговор-то о книге Честертона. А книга(и) Честертона – это протянутая рука. Хочешь бери – хочешь не бери. Он словно угощает вас в кафе горячим кофе и, дабы совместить приятное с полезным предлагает вам небезынтересный разговор, но заботится он при этот вовсе не о собственном удовлетворении (дескать теперь вы знаете то же, что и я), а о вашей пользе. При этот он действительно рад вам, а ругать того, кто угостил вас кофе – это, знаете ли, последнее дело.

Даже не знаю, смолчать или не смолчать о содержании этой книги? Не знаю, поэтому пойду кину монетку… или лучше воспользоваться детской считалочкой? Ну вот – вместо одного вопроса у меня теперь оказалось два! Ладно, ерунда это всё – просто опишу вам первую ступеньку. Честертон говорит, что критики христианства не только не понимают его сути, но и судят пристрастно (святая правда!). Никто ведь не плюется в жреца какого-нибудь импортного культа – нет, никто. Зато в отношении христианства все рады стараться (с таким старанием только на завод идти). Честертон предлагает всем сделать вид, что мы до этого дня ничего не знали ни о христианстве, ни о Церкви, ни даже о Христе. Он предлагает взглянуть на христианство так, как видели его люди две тысячи лет назад. Очистившись от опыта веков взглянуть на него заново – и заново удивиться ему. И взглянув беспристрастно – мы увидим, что христианство – это не философское течение и не одна из многих религий, а нечто большее. Но для того, чтобы показать это Честертон делит книгу на две части: в первой он показывает нам языческий мир от самых древних времен (здесь Честертон делают почти кощунственную в наше время вещь – позволяет себе усомниться в ученых теориях. А адепты идола науки очень не любят когда так делают, большинство(знаю по личному опыту) от таких дел срываются на виртуозное сквернословие со слюнями и прочими атрибутами (нет, вы только не подумайте, эти люди конечно же не фанатики. Это я наверное не правильно понял того интернет-пользователя, который орал о том, что христиан нужно убивать. Право же, невдалеке от меня живет замечательная верующая бабушка, добрая как весна, не может же Ум (как написал на стене монастыря ещё один не фанатик) причинить ей вред?)). Вот, а во второй части он показывает то, что христианство принесло в тот языческий мир, в какой мир оно вообще пришло и чем оно так удивительно, что даже сравнивать его с другими религиями, как минимум некорректно. На самом же деле книга на этом не ограничивается – она куда шире и куда интереснее (по моей болтовне трудно об этом судить). И тут вам поможет только собственное прочтение. Я бы хотел процитировать Честертона, но что-то чувствую, что это занятие столь же пошлое, сколь же не благодарное. Ибо для того, чтобы словно кусок мяса, не вырывать фразу из контекста, мне нужно было бы цитировать страницами. Но я сделаю исключение для одного «второстепенного» эпизода, который ни в коем случае не выдаст вам тайн этой книги.

Одно из моих первых газетных приключений (или крушений) было таким: в небольшой рецензии на книгу Гранта Аллена «Эволюция идеи Бога] я заметил, что интересно бы прочитать Божью книгу „Эволюция идеи Гранта Аллена“. Редактор вычеркнул эту фразу, убоявшись кощунства, а я повеселился. Смешно как-никак, что он и не заметил, сколь кощунственно заглавие книги. Ведь если перевести его на человеческий язык, выйдет примерно так: „Сейчас я покажу, как развивалась дурацкая мысль, будто есть Бог“. Мой же вариант дышал благочестием – я признавал Промысел Божий в самых туманных, если не бессмысленных, явлениях. Тогда я научился многому, в частности я узнал, что степень правоверия агностики определяют на слух. Редактор не увидел кощунства потому, что у Аллена главным было длинное слово; у меня же шло короткое, и оно его оскорбило. Теперь я знаю, что, если вы поместите в одну фразу слова „Бог“ и, скажем, „дурак“, сочетание этих недлинных слов сразит читателя, как выстрел. А говорите ли вы, что Бог создал дурака или что дурак создал Бога, – неважно, это уже пустые споры сверхпридирчивых богословов (вмешаюсь и добавлю, что издателей смысл заголовков и ответственность не интересуют вообще – карлик в их голове умеет только считать, какой из заголовков лучше продастся. – inok). Другое дело, если вы начнете со слова длинного, вроде „эволюции“, дальше все пойдет как по маслу. Редактор – человек занятой, зачем ему читать до конца?

Собственно – это всё. Куда уж больше? Я ведь не пятый том «Войны и мира» пишу, как можно было бы подумать исходя из продолжительности моего отзыва. На последок могу лишь посетовать, что Честертон мало известен у нас не только как мыслитель или писатель, а как человек вообще и это – проблема. Я сумел найти лишь небольшой сборник рассказов и дорогостоящее собрание сочинений, которое печатается в той помпезной серии, которую приличные люди не покупают. Вот такие вот дела.