Герман Романов
Генерал. Злой гений Порт-Артура
Глава 3
– Гора Наньшань, которую предстоит оборонять вашему полку, Николай Александрович, имеет ключевое значение. – Начальник дивизии посмотрел на Третьякова, и полковник только кивнул головой: для него это и так понятно, раз укрепления строят, как говорят, денно и нощно.
Его 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк входил в состав 2-й дивизии, но сейчас стал «пасынком» в 4-й дивизии генерал-майора Фока, переданный в состав Квантунского укрепленного района. Понятно, что требовалось усиление, вот только оказаться в таком подчинении Николаю Александровичу сильно не нравилось. И на то были причины!
Александр Викторович рассматривал вверенную ему дивизию как в былое время московских царей рачительный и добрый боярин, то есть как свою собственную вотчину. По-настоящему заботливый к солдатам, великолепно знающий нюансы их нехитрого быта, вникающий во все проблемы службы, Фока имел огромное влияние: солдаты его любили, а младшие офицеры уважали и считали его примером истового служения Отечеству.
И действительно, было за что так обожествлять генерала нижним чинам, хорошо знающим его с Китайского похода 1900–1901 годов, поэтому давшим ему единственному среди артурских генералов персональное прозвище. Вот только популярность у солдат и офицеров вызвала стойкую неприязнь у старших командиров. Въедливость и язвительность Фока оказались настолько ядовитыми, что штаб-офицеров трясло от едва сдерживаемой злобы.
Нет, в тупости генерала не упрекнешь – старик был знающим военное дело, даже статьи писал, что для «вечных строевиков» редкость. А еще опытным и, что самое главное, боевым генералом, прошедшим весь путь с самой низовой должности субалтерн-офицера, командира отдельного батальона и трех полков, и имевшего блестящие аттестации не только от начальства, но и от подчиненных. Один из первых георгиевских кавалеров в войне с турками. Репутация складывалась давно. А еще Фок получил почетное золотое оружие «За храбрость» в боях против китайцев, вместе с очередным ранением, будучи начальником стрелковой бригады.
Настоящий тернистый путь обычного офицера, лишенного семьи и детей, посвящавшего все свое время службе и потому никогда не прибегавшего к спасительным связям, как гвардейцы. Или к академической ступеньке, что исполняла роль карьерного трамплина, как большинство штабных офицеров, что сейчас занимали весьма высокие должности начальников бригад и дивизий, уже ставших генералами. И тем обогнавших самого Третьякова, который не являлся генштабистом, а был сапером, окончившим инженерную академию, лишь недавно ставшим командиром номерного Сибирского стрелкового полка.
Очень медленное продвижение по службе обычного, без связей офицера, которому в октябре исполнится пятьдесят лет, когда нет перспектив на генеральство и пора задумываться о пенсии с отставкой. И таких здесь, в Порт-Артуре, подавляющее большинство, иначе не служили бы на Дальнем Востоке, очень «дальнем» от столицы, где делают головокружительные карьеры и сколачивают состояния.
Так что здесь Фоку нельзя было завидовать: старик выслужил чин и ордена не на паркетах, а на поле боя да тяжкой службой, которую тянул чуть ли не полвека, если кадетские годы посчитать.
Да и то обстоятельство, что тридцать лет тому назад генерал несколько лет прослужил в Отдельном корпусе жандармов, не вызывало ни у кого из офицеров неприязни. Ведь не за деньгами или карьерой туда пошел, да и от военной службы не собирался укрываться «голубым мундиром» – таким руку сейчас не протягивали. Служил ведь Фок в Польше в те далекие года, когда этот край еще продолжал бурлить после подавленного восстания. Русских офицеров и солдат там часто подло убивали ударом кинжала в спину или выстрелом из револьвера. А потому какая сейчас может быть неприязнь к тем служивым, кто защищал спокойствие и порядок на территории Привислянского края?!
Тем более, когда началась война с турками, капитан Фок немедленно отправился в действующую армию, где прославился беззаветной храбростью. Потом служил в Туркестане – от такого «счастья» старались уклониться всеми способами, а генерал получил в 38 лет под свое командование отдельный батальон, что говорило о многом…
– Но эта гора – не главная наша позиция, как считают многие, включая высокомудрых штабных и прочих полковников.
От намека Фока многие чуть не заскрипели зубами, но промолчали.
– О да, они здесь все побывали, чередой прошли, осмотрели, обнюхали, ткнули пальцем в гору Наньшань с умным видом, а мы все взяли под козырек и аки борзые собаки бросились выполнять указания.
Третьяков, как и другие офицеры, спрятал невольно вырвавшуюся ухмылку – так оно и происходило. И вообще до начала войны с японцами из проверяющих только начальник 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Кондратенко предложил начать строительство укреплений на Цзиньчжоу, на что нужно было ассигновать одиннадцать тысяч рублей. Денег, как это водится в России, в казначействе не нашлось, и работы не стали проводиться. Зато с началом боевых действий закипел настоящий каждодневный аврал: и финансирование появилось, и материалы откуда-то привезли, и китайцев нагнали большим скопищем.
– Вот смотрите, господа, какая нехорошая петрушка у нас на огороде выросла, самая настоящая пакость. Гора чуть выдается к северу, и с трех сторон ее японцы могут взять под обстрел. – По лежащей на столе карте Фок прошелся острием карандаша. – Супостаты подойдут в силах тяжких, из расчета три против одного в наступлении, против одной нашей дивизии будут три-четыре японских. А в них по одному полку полевой артиллерии, на всех полторы сотни орудий, плюс один или два полка для поддержки – полевые мортиры, гаубицы или пушки, скорее, крупповские творения в 120 мм, но могут и в шесть дюймов, а это больше полусотни стволов. И с залива подойдут канонерские лодки, я их тут изобразил, а на каждой – парочка орудий в восемь или шесть дюймов. Потому спрошу вас всех: сможет ли наша артиллерия на горе подавить вражескую или все произойдет с точностью до наоборот?
Вопрос был чисто риторическим, и ответа на него не требовалось. Итог штурма после сопротивления – недолгого или продолжительного – был предопределен. Две сотни с лишним японских орудий против семи десятков русских (как бы хорошо ни были подготовлены расчеты) – их просто сметут массированным огнем, перемешают с землей.
– Но ведь с Порт-Артура могут подвезти орудия, и перевес неприятеля не станет столь подавляющим… – В голосе полковника Ирмана не прозвучало уверенности, что Третьяков сразу отметил.
– Вы в этом так уверены, Владимир Александрович?
Улыбочка Фока стала такой ехидной, что начальник артиллерийской бригады только мотнул головой. Да и сам Третьяков сомневался: в крепости недоставало примерно четверти орудий от штатного расписания, и вряд ли генерал-лейтенант Смирнов, назначенный комендантом Порт-Артура, согласится на передачу «лишних» пушек.
– И что нам делать? – Генерал Надеин, который был самым старшим из генералитета Порт-Артура, задал извечный русский вопрос, погладив седую бороду ладонью.
Старик вступил на службу юнкером, когда шла Крымская война, Севастополь держался под обстрелом англичан и французов, а адмирал Нахимов был еще жив и руководил обороной.
– Что делать, что делать… Снять штаны и бегать. – Фок произнес вполне понятную всем собравшимся офицерам фразу, но настолько ехидно и с таким взглядом, что все отвели глаза.
Ухмыльнувшись, начальник дивизии все же начал отвечать, водя карандашом по карте.
– Недостатки позиции необходимо превратить в ее достоинства. Гору Наньшань будем считать передовой позицией, призванной нанести неприятелю как можно большие потери, а потому всю открыто расположенную артиллерию отсюда следует немедленно убрать, кроме самых негодных пушек. Я имею в виду лишь те китайские орудия, полдюжины, пятая часть трофеев прошлой войны, к которым у нас почти нет снарядов. Их нужно принести в ритуальное жертвоприношение богам войны.
Николай Александрович потряс головой, подумав, что начальник дивизии слегка повредился на старости лет рассудком, но, взглянув на ехидную улыбку, он посмотрел прямо в глаза Фока и содрогнулся: там горел неистовый огонь холодной решимости драться до конца. И этот взгляд был преисполнен жестокого спокойствия. Какое тут слабоумие? Лед и пламя – сочетание невозможное!
Глава 4
– Всю нашу тяжелую артиллерию, а также скорострельные трехдюймовки, необходимо убрать с горы и отвести на главную позицию, что пройдет от станции Тафаши по прямой линии до Тучендзы, имея выдвинутым вперед углом селение Моидзы. Орудия ставить исключительно на закрытые позиции, выбирая их на обратных склонах сопок, не видимых неприятелем ни с каких ракурсов, хоть с суши, хоть с моря, да даже с воздушных шаров, если их поднимут в небо.
– А как по противнику стрелять? Снаряды впустую тратить?
– Используя корректировку, Владимир Александрович, вы же у нас артиллерист. – Фок посмотрел на немного растерявшегося от услышанного Ирмана и нарочито спокойно, но с явственной насмешкой, что шла от реципиента, произнес: – Каждая батарея выставляет два наблюдательных поста, в каждом офицер с биноклем и картой, телефонист с аппаратом, провод от которого проложен на огневые позиции и там тоже подключен к телефонной трубке. Предупреждаю сразу же дальнейшие вопросы: провода и телефоны можно больше не устанавливать на горе, там и так их достаточно, и обеспечить связью главные позиции, особенно артиллерию. Не скрою, стрелять с закрытых позиций сложно, но возможно, и если кто-то из командиров батарей вздумает проигнорировать мой приказ и батарея потерпит ущерб в матчасти от огня противника, то будет незамедлительно отрешен от командования! Время есть, у нас почти месяц, чтобы научиться!
Александр Викторович пристально посмотрел на Ирмана, мысленно отметив, что тот воспринял его слова всерьез. Все верно, штаб-офицеры прошли долгую службу и хорошо усвоили, что такое приказ, субординация и дисциплина. А в генерале Надеине вообще можно не сомневаться, так как старик прошел суровую николаевскую школу, где любое неповиновение выбивалось строгими наказаниями. Так что Митрофан Александрович выполнит его приказы от и до, но и инициативы не проявит. А потому он идеальный кандидат для командования всеми войсками на перешейке.
– Вот смотрите, господа, что получается. Чтобы обстреливать гору Наньшань, японцы должны подвести свои полевые пушки на эффективную дальность стрельбы, до пяти верст полевых и четыре версты для горных семидесятипятимиллиметровых орудий. А вся штука в том, что поставить пушки на закрытые позиции они не смогут. Местность практически ровная, заросли кустарников и посевы гаоляна – тот только сейчас дал маленькие ростки, поэтому в густые саженные заросли превратится через три месяца, не раньше. Так что для нас самой природой созданы практически идеальные условия для проведения оборонительного сражения.
– Я думаю, – вклинился Ирман, – на Талиевани поставить две батареи по пять пушек: одна – из сорока двух линейных полевых, а другая – стодвадцатипудовые шестидюймовые пушки. Дальность стрельбы через залив Хунуэза – пять с половиной верст, максимум до шести, но этого, ваше превосходительство, вполне хватит для поражения неприятеля, который будет предпринимать штурм с северо-восточного направления, во всю глубину его позиций.
– Так оно и есть. – Александр Викторович с нескрываемым уважением посмотрел на Ирмана – полковник полностью разгадал его замысел, к тому же немедленно его дополнил. – На главной позиции лучше поставить наши шестидюймовые пушки в сто девяносто пудов, их всего четыре, и все семь крепостных стосемимиллиметровых орудий. У первых дальность стрельбы – семь с половиной верст, у вторых – больше девяти, этого вполне достаточно, чтобы накрыть позиции вражеской артиллерии севернее городка Цзиньчжоу. И при этом не пострадать от ответных выстрелов даже осадных японских пушек!
Лицо Ирмана покрылось легким румянцем, начальник артбригады уставился на карту горящими глазами, что-то долго высчитывая. Наконец с явственной досадой в голосе произнес:
– Далековато от наших наблюдателей, многое разглядеть будет трудно даже через бинокли.
– Оборудовать на горе Наньшань как минимум четыре наблюдательных поста и каждый из них снабдить двумя проводными линиями. И оттуда вести корректировку огня. На карте обозначить квадраты с расстоянием сторон в половину версты каждый, присвоить им номера, бить исключительно по этим квадратам в случае штурма, ставя заградительный огонь перед вражеской пехотой. И главное – постоянно вести контрбатарейную борьбу, выбивая полевую и осадную артиллерию японцев. А без ее поддержки воевать противнику станет крайне затруднительно.
– Так и есть, – пробормотал Ирман, продолжая обозревать карту. Потом выпрямился и громко сказал: – Очень интересные у вашего превосходительства приемы! Необычные, но действенные способы, скажу честно.
– Принимайте на вооружение и используйте, Владимир Александрович. Как достигнете нужных результатов, то полученный опыт окажется бесценным. Постараемся, чтобы он был использован в нашей армии – война с японцами будет долгая и, боюсь, не очень удачная для нас.
– У вашего превосходительства есть на то основания?
– У меня есть имя с отчеством, Николай Александрович, сейчас оно вполне допустимо при обращении. – Александр Викторович усмехнулся, глядя на смутившегося полковника Третьякова, ведь начальник дивизии, настоящий, никогда не допускал подобных вольностей.
– Я в академиях не обучался, но хорошо знаю, что для того, чтобы нормально воевать, нужно обеспечить войска боеприпасами, пополнением, всеми видами довольствия. А также перевезти от Урала по одной-единственной ветке Транссиба несколько армейских корпусов. А потому возникает вопрос: как это сделать с пропускной способностью в двенадцать пар поездов в сутки? И учтите, господа, зимой на Байкале лед замерзает, и ледоколы использовать нельзя четыре месяца, с января по апрель.
Александр Викторович увидел, что его слова сыграли роль ледяного душа: все присутствующие буквально замерли, быстро просчитывая возможные последствия. И потому решил пояснить:
– Так что в течение нескольких дней, самое большее недели-другой, японцы высадят десант. Им необходимо воспользоваться слабостью нашего флота после гибели адмирала Макарова с «Петропавловском» и подрывами еще трех наших броненосцев. И малочисленностью наших войск. Так что придется ожидать дурных известий и готовиться к серьезным боям: противник умелый, его недооценка уже дорого обошлась..
– Так это флот, его японцам англичане построили, их моряков обучили… – Ирман пожал плечами и подытожил: – А на суше мы их все равно победим, у нас орудия лучше, да и армия намного превосходит…
Видимо, перезалив матрицы сыграл дурную роль. Не успевшая привыкнуть к новым реалиям психика дала сбой, и Александр Викторович неожиданно для себя вспылил, не сдержав нервы.
– Армии достанется по самое не хочу, и даже больше! Генерал Засулич побитым псом от реки Ялу отойдет – под Тюренченом японцы все его пушки сметут за полчаса, он их на открытой позиции поставил, колесо к колесу. А полковник Лайминг убит будет, когда все свои три батальона, что в окружение попали, на прорыв поведет. Два наших полка расчешут так, что в них и тысячи штыков не наберется, потери жуткие…
– Когда это случилось, ваше превосходительство?!
– Мы ничего о таком не слышали!
Александр Викторович осекся. Только сейчас, глядя на вытаращенные глаза офицеров и потрясенного его словами генерала Надеина, он сообразил, что допустил страшный прокол – поделился знаниями из будущего. Ведь бой на реке Ялу только начался и закончится к вечеру. И теперь нужно было искать выход из ситуации, и очень правдоподобный. И он решился, благо репутация у генерала была еще та, вроде вечного черного вестника всех видимых несчастий.
– Я сон видел, господа, плохой сон. Такой же сон, как перед гибелью адмирала Макарова. Сказал тогда генералу Стесселю и еще двум генералам, что погибнет броненосец и командующий вместе с ним. Не поверили мне, а суток не прошло, как подрыв случился…
Александр Викторович остановился. Ссылка на начальника Квантунской области и командующего корпусом сработала, скептические взгляды офицеров стали немного растерянными. Все же свидетель более чем авторитетный, да и другие очевидцы были при этом. Пришлось надавить для вящего эффекта, благо момент оказался подходящий.
– Не смотрите на меня как на безумца. Завтра телеграммы придут, сами прочтете. Так что немного потерпите, но и языки не распускайте, потом пожалеете за свое неверие.
Видимо, в его голосе прозвучало нечто такое, что полковники стали серьезными, а генерал Надеин перекрестился. И тут же сказал старческим, дребезжащим и хрипловатым голосом:
– А я Александру Викторовичу полностью верю. Сам такое видел один раз, вот вам крест! У нас в роте субалтерн был, прапорщик. Так перед боем, гадина такая, говорил, кому умереть в нем предстоит, сны видел. А утром одним проснулся весь черный, молчал два дня, а на третий его убили, когда Осман-паша при штурме Плевны нам жару дал!
От таких простых слов, но произнесенных уверенно, проняло всех собравшихся, включая самого «провидца»…
Глава 5
– Как тут все запущено! Край непуганых идиотов. Этот город не «клевать» нужно, как делал в то время Фок, а брать «на поток и разграбление» немедленно, там есть чем поживиться. Жаль, но придется чуть отложить это мероприятие. Ненадолго, до утра, сейчас пока не до него.
Александр Викторович стоял на железной пристани Талиенваня, китайского городка, намного меньшего по размеру, чем тот же Цзиньчжоу, но зато расположенного на оконечности полуострова, глубоко выдающегося в одноименную бухту.
Захолустный городишко: глинобитные фанзы и убогие домишки типично китайской постройки. Хороших дорог тут нет, одни сплошные тропы, что в дождь станут непроходимыми. Одна радость – сюда протянули железнодорожную ветку, ведь по замыслу именно здесь должен был вырасти второй коммерческий порт. Вот только не судьба: Дальний не стал центром русской торговли на Дальнем Востоке и приносил одни убытки, совершенно не оправдывая колоссальных вложений.
Так что затея председателя совета министров, и по совместительству министра финансов Сергея Юльевича Витте оказалась бесплодной и разорительной для России. Оттого к Дальнему здесь прилипло прозвище Лишний и прочно вошло в обиход.
На другой стороне бухты в отблесках багрового заката раскинулся город Дальний; пусть сейчас не такой обширный, как тот, который он увидел впервые в победном сентябре 1945 года, но и сейчас порт впечатлял – там было не меньше сотни различных пароходов, судов, землечерпалок и прочих плавсредств, хорошо видимых через отличную германскую оптику. Трубы дымили, а лес мачт вытянулся к небу.
– И это все добро досталось японцам совершенно бесплатно, на халяву. Нет, шалишь; если дела пойдут не так, как я замыслил, то оставлю сплошное пепелище, разрушу все подчистую!
Александр Викторович яростно выругался, втихомолку поминая дельцов, спевшихся с всесильным пока временщиком, потом прошелся по кандидатуре царя, наместника Алексеева, и генерала Стесселя – последнему достались уже крохи из матерного лексикона. И оглянулся – нет, к нему никто не приближался, он стоял в гордом одиночестве, так что его оскорбительные слова никто не услышал.
Завершался первый день пребывания в новом для себя мире и в новом теле. Что и говорить, эксперимент удался, и сейчас он сделал первую закладку, обычные снарядные гильзы с некоторыми туда вложениями. В будущем времени их найдут и сделают выводы, а если нет, то это будет означать только одно – раздвоение реальности. Так что в любом случае определенный результат достигнут.
– Что ж, времени у меня ничтожно мало, а предстоит сделать очень много. И главное, чтобы японцы расплатились за свои будущие успехи по большому счету, кровавой ценой.
Александр Викторович сплюнул, испытывая яростное желание выпить и закурить. Но то был позыв души, не тела: Фок не имел вредных привычек и во всех обстоятельствах предпочитал пить или зеленый чай, или кипяченую воду, а употреблять в пищу простой солдатский рацион без всяких изысков – упрекнуть его в сибаритстве невозможно. Ни жены, ни детей, вся жизнь – сплошная служба, бережливость во всем, ибо большую часть жалованья отправлял родственникам.
Не крал, не занимался пресловутой экономией, которой грешили почти все начальники, от командира полка и выше – таковы здешние реалии. Однако не столь подлые, как в покинутом им XXI веке, вот там воровали напропалую, достаточно вспомнить министров обороны с их бабьими выводками, вот где срамота сплошная. И финал был бы жуткий и скорый, если бы вовремя не спохватились…
– Ладно, о том думать бесполезно. – Александр Викторович отогнал мысли, которые здесь и сейчас действительно не имели никакой пользы. Он в ином времени, и теперь только от него зависит, будут изменения в нем или нет. Хотелось бы повернуть все к лучшему, ведь короткий срок отпущен, но от него мало что зависит, от обычного дивизионного командира, которых здесь начальниками именуют, превратив русскую армию и флот в бюрократические учреждения.
А какой главный принцип бюрократии? Правильно: руководствоваться приказами и инструкциями, и никакой инициативы, ибо она не предусмотрена регламентом! К тому же вредна для чиновника, опасна, ибо предложивший сам выполняет и несет всю ответственность!
Александр Викторович еще раз выругался, но уже без злости, чувствуя потребность. Реципиент оказался жутким хулителем всего и вся, и он сам оказался ему под стать, любил прибегнуть к крепкому словцу. Еще с войны привык – не с молитвой же в атаку подниматься?
Хорошо, что память, речь и эмоции прежнего носителя оказались в полном распоряжении, причем без всякого раздвоения личности, двойственности так сказать, с которой начинается любая шизофрения. Вполне нормально ужился, подмяв альтер эго, но прекрасно понимал, что временно – минимум на две, а максимум на семь недель. Больше всего рассчитывал на последнее, ведь недаром его считали счастливчиком, который смог перешагнуть за столетний рубеж. Да, сейчас телу шестьдесят первый год, но оно вполне функциональное – сегодня целый день мотался по сопкам, намечая линии траншей на главной позиции да прикидывая месторасположение будущих артиллерийских батарей. Пусть верхом, но и такая долгая езда должна была утомить. Но тело только постанывало от нагрузки, не ныло и, что главное, не болело, а раньше от малейшего прикосновения чуть ли не кричал.
Пристально взглянув еще раз на пламенеющий закат, Александр Викторович направился к штабному поезду, что стоял на железнодорожных путях за станцией. Сборная солянка из разномастных вагонов разных классов: желтые, зеленые и серые, в этом наборе не хватало только синего. Слишком дорогие они, чтобы отдавать служивым. Первый класс отличался роскошной отделкой и удобствами, которые позволяли пассажирам скрасить все неудобство в течение шестнадцати дней, которые требовались, чтобы пройти расстояние в девять тысяч верст от Дальнего до Москвы.
Весь этот парк был затребован Фоком еще в марте, ведь его дивизия была буквально разбросана на огромном расстоянии, от Дальнего до Инкоу, а два батальона оказались даже в Гирине. И только две недели тому назад начались перевозки полков к Цзиньчжоу, благо в Инкоу стали перевозить части 1-го Сибирского корпуса генерал-лейтенанта Штакельберга.
На перешейке сейчас была стянута практически вся 2-я бригада генерала Надеина – по три батальона 15-го и 16-го полков и два батальона 5-го полка, что временно вошел в ее состав. А вот полки 1-й бригады находились за перешейком, но уже в пределах Квантунской области. На станции Полундянь весь 13-й полк и батальон 5-го полка, а также растянувшийся эшелонами от Вафангоу 14-й полк – из двух батальонов. Третий батальон этого полка находился уже в Дальнем, встав там гарнизоном.
С 1-й бригадой была сплошная беда: месяц назад ее начальником назначили спешно произведенного в генерал-майорский чин Андро-де-Бюи-Гинглята, но тот в Порт-Артур так и не прибыл до нынешнего дня, пропав по пути. И по слухам, оный бригадир сослался на болезни. Но в генеральской среде информация кругами расходится: брат назначенца, являвшийся помощником начальника Гатчинского дворцового управления, пробил новоиспеченному генералу, по-родственному, так сказать, непыльную должность помощника интенданта Маньчжурской армии, и якобы скоро состоится назначение.
Александра Викторовича такое назначение более чем устраивало – он решил сам возглавить 1-ю бригаду, куда собирался отбыть послезавтра вечером, прихватив единственную в Квантуне пулеметную роту, что сейчас находилась в Цзиньчжоу, за его глинобитными стенами.
– Это мой единственный шанс хоть немного изменить ход войны и выиграть время. – Александр Викторович сейчас боялся, что кто-то из начальства, будь то командующий Маньчжурской армией Куропаткин, или наместник Алексеев, или генерал Стессель, порушит его замыслы. Ведь он, вопреки приказам, сам начнет сражение с неприятелем, по собственной воле. А любые распоряжения на этот счет, если таковые будут, просто проигнорирует – наплевательски отнесется!
Главное, чтобы никто из подчиненных не успел осведомить начальство, попросту донести на него. Потому брать дополнительные батальоны с артиллерией Александр Викторович не стал, а вот пулеметы были нужны до крайности. Уход всего одной роты на учения вместе с генералом вряд ли вызовет какие-нибудь подозрения.
Дело предстояло очень жаркое: вечером 21 апреля в Бицзыво подойдет огромный транспортный караван, на котором японцы доставят всю армию генерала Оку, которая с утра начнет высадку. Неравенство в силах просто чудовищное: против его шести батальонов и двух артбатарей японцы имеют 48 батальонов.
Вот только вся штука заключается в том, что участок побережья в семь верст, предназначенный для десантирования войск, мелководный, суда могут подойти только на полторы мили. А так как начнется отлив, то топать японцам до берега долго придется, по горло в воде, и, что характерно, корабли адмирала Того оказать поддержку не смогут, так как до берега далековато и русские орудия будут вне зоны обстрела корабельных пушек. Да и позиции заранее подготовить нужно, замаскировать – нельзя упускать шанс если не сорвать высадку неприятеля, то, по крайней мере, смешать японцам планы и нанести чувствительные потери…
