Посвящается моим друзьям детства – Гамлету и Антону.
Эти рассказы есть дань памяти моим близким друзьям детства, которые, к сожалению, уже ушли в иной мир. Мои друзья – это Гамлет Арутюнян и Антон Адамукас. Гамлет был известный хирург в онкологии, Антон так же был хорошо известным врачом офтальмологом. Родители Антона были высланы из Прибалтики, а точнее из Литвы, Гамлета из Армении. Родители моих родителей были тоже сосланы в северный район красноярского края, и мои родители попали в нашу деревню Новокаргино просто потому, что она была практически по – соседству с одним из последних мест ссылки моих дедов. Несмотря на то, что судьба нас свела в раннем детстве, мы эту дружбу пронесли через всю нашу жизнь. Я и мои друзья составляли неразлучную троицу. Когда мне исполнилось десять лет, мои родители увезли меня из деревни на юг красноярского края. Но наша тяга друг к другу была так велика, что и после школы, мы разыскали друг друга, и с тех пор уже никогда не теряли друг друга из вида. В основу моих маленьких рассказов легли реальные события. Те события, которые ярко запечатлела моя детская память, и я вновь захотел увидеть эти события глазами ребенка того возраста, который соответствовал именно этим событиям. И конечно эти рассказы – дань памяти нашей малой родине – деревне «Новокаргино, красноярского края и тем людям, которые в ней жили в то время.
Пусть много лет прошло,
но памяти приятно
скользить вдоль дней,
ушедших безвозвратно
Прошлый век, вторая половина пятидесятых годов. Маленькая деревенька шириной в несколько домов, но довольно приличной длинны, приютилась на высоком берегу Енисея на несколько километров южнее того места, куда впадает в могучий Енисей величественная Ангара. Дорога, шедшая вдоль берега, отделяла нашу деревню от Енисея. Между дорогой и Енисеем была довольно широкая полоска соснового бора. Эта полоска – единственное, что осталось от могучего бора, когда – то шумевшего на берегу Енисея на месте нашей деревни. Каждое дерево этой лесной полосы было невероятно больших размеров. Лесная полоса тянулась по краю высокого и обрывистого берега. Крутой яр, который спускался к берегу Енисея, был испещрен множеством троп, вытоптанных как взрослыми рыбаками, так и многочисленной босоногой армией ребятишек. У реки был небольшой приступочек земли, на котором можно было, и позагорать после купания в прохладной воде, и развести костер во время рыбалки – одного из главных и наиинтереснейших занятий местной детворы. У самой реки полосками рос тальник и вербы, но напротив самой деревни у реки тальника не было и было открытое пространство. Там, где были заросли вербы, пройти по берегу было или сложно, или даже невозможно. Вербы густо росли практически у самой воды и их ветви свисали прямо в реку. Течение подергивало их так, как – будто на концах веток висели пойманные рыбы и дергали эти ветви. На открытом пространстве, прямо у воды, был мелкий галечник, который уходил в воду, выстилая дно. Галечник всегда был местом интереснейших находок. Это были камушки необычной формы и расцветки. Иногда они были почти прозрачные, и если их стукнуть друг о друга, то возникал запах паленых спичек. С берега был виден длинный остров. Он тянулся вдоль всей деревни и отделял ее от основного русла Енисея. Это была протока. Она была не широкой, метров двести, и любители споров время от времени преодолевали это расстояние вплавь. В те времена еще не было красноярской ГЭС и вода летом успевала прогреваться не только в протоке, но и у берегов основного русла. Ранней весной, когда вскрывался лед, народ высыпал на берег. Лица светились радостью от главного знамения весны и самого главного – приближающегося лета. Что ни говори, восемь месяцев зимы, как бы ты ее не любил, вызывали ностальгию по теплу, летним радостям и пенью птиц. Да и вообще, по всему тому, что с собой приносит весна и лето. Детвора, помельче, спускалась к самой воде и атаковывала льдины, выброшенные на берег. Льдины, под ударами, со звоном рассыпались на мелкие сосульки, похожие на карандаши. Ну и конечно были постоянные соревнования – кто первым попадет камнем в какую ни – будь плывущую льдину. У взрослых были дела поважнее. Начиналась подготовка к сезону рыбалки. Смолили лодки и ребятня, конечно, была тут как тут с предложениями своей помощи. Пока не оттаивала земля, а с ней и черви, ребятне на речке с удочками делать было нечего. Высота берега со стороны деревни была метров тридцать, но это не было помехой для того, чтобы подниматься и спускаться раз двадцать за день. Ведь надо было и ничего не пропустить важного на реке, и, проголодавшись, успеть попить молока с ватрушкой или даже просто куском хлеба с маргарином и солью. Время от времени, по дороге вдоль берега проходила машина, как правило, это был лесовоз, и очень везло, если удавалось увидеть автобус – это невероятное чудо техники, по тем временам, для нашей деревни. Автобус вызывал у ребятни восторг, и если он останавливался, то каждый старался его потрогать за его крутые бока и заглянуть внутрь. Это явление было тоже поводом для разговоров на вечерних посиделках деревенской ребятни. После ледохода знаменательным событием было цветение черемухи, особенно на острове. Остров становился белым, и запахи время от времени доходили аж до дороги. На второй длинной стороне деревни была тайга, и весной происходило чудо, когда под действием солнца, снег проседал и после ночных заморозков превращался в наст, настолько прочный, что можно было бегать по лесу не боясь провалиться. Постепенно солнце брало свое, и кочки освобождаясь от наста, начинали наполнять воздух весенними удивительными запахами земли. Это чудо, которое способен осознать и ощутить только ребенок. Цветы спешили возвестить о лете и кочки быстро покрывались лютиками. В тех местах они гигантских размеров, с детский кулачок и даже больше. Детишки радостно набирали первые букеты и приносили их домой, чтобы и внутри дом начинал благоухать весной. Весна в деревне – это время невероятных запахов, которые составляют некий мир, непонятный и недоступный жителям городов, невероятный мир, который привносит ощущение великой и прекрасной гармонии человека и матушки природы. У каждого дома был большой огород. Это главный кормилец. Картошка, морковка, свекла и редиска – это все успевало вызревать за короткое лето. Но главным лакомством в огороде был мак, который цвел огромными цветами различных оттенков, от нежно – розового, до интенсивно красного. Маковые головки были большими. И когда они из зеленых становились темно серыми или коричневатыми, начинались набеги в свой огород, чтобы сорвать пару – тройку головок мака. В конце весны, на пороге лета, вокруг деревни летал самолет и сбрасывал дуст от клещей. Несмотря на его усилия, летом мы обязательно цепляли одного-двух клещей, каждый. К этому относились спокойно. Взрослые их вытаскивали петелькой, предварительно смазав чем-то место вокруг клеща, и мы вновь убегали по своим делам. Жизнь в деревне кипела. Взрослые занимались своими делами, а ребятня своими делами – многочисленными, всепоглощающими и не менее важными.
Ребятишек в деревне, как и в любом другом месте, и даже в городе, тянет друг к другу. Они сбиваются стайками по несколько человек примерно одного возраста. Но нередко в такой компании оказывались и малыши – это был брат или сестра кого – то из ребят. В компании оказывались и ребята постарше – это те, кто умом еще не повзрослел и чувствовал себя комфортно в компании помладше. В любое время дня, по каким – то неизвестным обстоятельствам, ребятишки, подобно снежному кому, сливались в компанию, которая уже мчалась либо к реке, либо просто по улице, либо вообще неслась куда – то без всякой цели, подхваченная ветром радости и какого – то неиссякаемого восторга. Компания в своем необузданном движении и была тем, что называется ватагой. Зачастую энергия ватаги изливалась в какой ни – будь уличной игре, или в походе в лес, или к реке. Да и других мест тоже хватало. Можно было поноситься по огромным дюнам из опилок, которые покрывали большую площадь, рядом с лесозаводом, или попрыгать с пакета на пакет из бруса или досок, которые стояли в большом количестве за лесозаводом, или погонять мяч на поляне. Вообщем, ватага – это удивительное явление детства, которое многократно усиливало любовь к малой родине.
Когда мой отец достроил дом, и мы в него въехали, мне только исполнилось пять лет. Пять лет в деревне считались возрастом достаточным для самостоятельного гуляния на улице вблизи дома. Наступило теплое лето, и первое же путешествие по улице привело к знакомству с двумя сверстниками, которые босиком ходили по луже возле дороги. Это была впадина на обочине, заросшая короткой травой и залитая водой после дождя. Я присоединился к компании и в процессе совместного гуляния по теплой луже, мы познакомились. Выяснилось, что одного зовут Антошка, а второго Гамлет, но Гамлет как – то было неправильно и я, а потом и Антошка, стали звать его Гамкой. Антошка и Гамка жили рядом. Дом Гамки находился недалеко от тракта и был небольшим домиком из бруса, а дом Антошки ближе к нашему дому и был старым щитовым домом, в котором семья Антошки занимала половину. После знакомства, встречи на улице стали почти ежедневным явлением. В светлое время дня родители спокойно отпускали нас гулять. Это было время удивительных открытий. Это была игра с жуками усачами в подъемный кран, ловля головастиков в лужах, погоня за бабочками и прочие не менее увлекательные дела. Наши родители давно друг друга знали и, время от времени, зазывали нашу маленькую компанию в гости на чай с оладьями или пирожками. Обстановка в домах тогда была у всех примерно одинаковая. Это был стол, железные кровати, и в лучшем случае, шкаф и комод. На полу у всех были половики, которые ткали в нашей же деревне, в том числе и моя бабушка.
Мне уже исполнилось семь лет. И конечно мы уже готовились стать первоклассниками. И активно проводя лето, мы должны были набраться сил перед школой.
Когда это случилось, был самый разгар лета. Нашу троицу, по инициативе моего старшего двоюродного брата Мишки, пригласили на рыбалку, при условии, что мы и накопаем червей, и до реки мы должны будем нести их удочки, и там должны будем наживлять на крючки червей. Такое предложение нам страшно понравилось, ведь было так здорово оказаться во взрослой компании. И мы, набрав червей, которых под каждой корягой было в изобилии, шли за ватагой моего брата и старательно несли по несколько удочек. Мы спустились к реке на выбранное ими место и принялись наживлять червей. Ребята нетерпеливо ждали, подгоняя нас. Это была удочка моего брата, когда я наживлял последнего червя. Я решил на червя плюнуть напоследок, но мой нетерпеливый брат уже мотнул удилищем, чтобы забросить червя с грузилом. Крючок, вырвавшись из моих рук и совершив какое – то загадочное движение, подцепил мою верхнюю губу. Я взвыл. На этом рыбалка моего брата закончилась. Через несколько минут мы уже шли домой. Впереди шествовал мой брат, а позади, как рыба на крючке, шел я и мои верные друзья Гамка и Антошка. Однако, из взрослых у нас дома оказался только наш дед Парфентий. Он уже несколько лет лежал парализованный. И когда мы переехали в наш новый дом, его привезла бабушка. Деда расположили на кухне напротив русской печки. Дед был практически неподвижный. Обычной жизнью жили только его глаза, немного лицо, иногда слегка шевелились руки. К нашему огорчению, дома, кроме деда, никого не было. Мишка растерянно остановился на кухне, приказав мне не ныть. Я с горя сел к деду на кровать. И тут произошло чудо. Каким – то образом дед поднял руки и вытащил крючок из моей губы. После этого он опять стал, как и прежде, практически неподвижным. Вечером, когда пришли мои родители и бабушка, они никак в это не хотели верить, но рана на моей губе и рассказ моего брата их убедил. Это было чудо, которое, к сожалению, потом уже никогда не повторялось.
В ближней полосе тайги рядом с деревней каждую весну шла заготовка шишек. Это было время, когда снег еще только успевал растаять, а в низинах и лесных ямах он еще оставался. Шишки собирали для того, чтобы потом из них извлечь семена для посадок. За каждый килограмм шишек давали двадцать копеек по – старому. И люди сдавали эти шишки мешками. Конечно, и здесь не обходилось без помощи ребятишек. Они шныряли по лесу среди поваленных или упавших елок и сосен и, набив карманы шишками, несли их своим родителям, выворачивая карманы в ведро. Это занятие продолжалось обычно несколько часов и в конце пробуждало такой аппетит, который стаканом молока уже невозможно было удовлетворить, поэтому, набегавшись по лесу, мы убегали домой, чтобы как следует подкрепиться и принести взрослым пирожков или бутербродов с маслом. Взрослые вытаскивали мешки из леса на околицу деревни, где уже стояла телега или даже грузовик. За собранные шишки рассчитывались сразу. Время от времени, телега куда – то уезжала. Часть мешков в телегу не входила, и они оставались у дороги вместе с хозяевами. Наступало время перекуров. Взрослые курили папиросы, сидя на мешках, набитых шишками, и обсуждали деревенские новости. Если день был сырой, и ноги намокали, то родители заставляли нас срочно бежать домой и отогреваться или менять обувь. Целый день лазить по лесу с мешками – работа сложная. И поэтому, к вечеру родители очень уставали. После загрузки последней телеги, для нас наступал самый долгожданный момент. Нам родители выдавали немного мелочи. Её хватало на то, чтобы купить каких – либо сладостей. Кто – то покупал кулек конфет. Как правило, это была фруктовая подушечка в сахаре, которая очень часто из-за тепла в магазине, превращалась в слипшийся комок. Но это было настоящее лакомство после варенья. Кто – то покупал другие, не менее доступные лакомства. Однако, в то время, у нас было два главных лакомства. Первым был фруктовый чай в брикетах. И если его в это время завозили в магазин, то, после сбора шишек, его сметали с полок моментально. Кстати о фруктовом чае. В привычном нам смысле, это был вовсе и не чай. Он продавался в магазине и представлял собой прессованные фрукты в форме брикета с красивой бумажной оберткой, которую приходилось с трудом отрывать от содержимого. Чернослив, груша, изюм и яблоко давали удивительный вкус. Этот чай обычно не заваривали, а просто грызли его и дети, и взрослые с одинаковым наслаждением. Вторым лакомством, не менее популярным, были прессованные брикетики какао или кофе с сухим молоком и сахаром. Конечно, мы их грызли не заваривая, так же, как и фруктовый чай. После покупки заработанных сладостей, как правило, мы бежали к нам домой, и залазили на русскую печь, где грелись, с восторгом обсуждали прошедший день и конечно, поедали свои лакомства.
В шесть лет школа для нас была вершиной всех мечтаний. Ведь это был момент уже почти взрослой жизни, каковыми нам дошколятам казались все школьники, особенно старших классов. Все лето перед началом нашего первого учебного года мы прибегали к школе и заглядывали в окна, забираясь на высокую завалинку. Мы наблюдали как красили полы, белили потолки и стены и в конце лета красили парты. Это были деревянные парты с откидными крышечками и полочкой для портфеля. Столешница была наклонная, кроме верхней полоски, в которой были два углубления для ручек и одно углубление для чернильницы – по центру. Сама школа была длинным старым бревенчатым домом со входом посередине длинной стороны и выходом с противоположной стороны на задний двор с дровами, которыми топили две печки. Печки были круглые, похожие на бочки, обшитые металлом. Одна печка почти полностью находилась в одном классе, а вторая во – втором. Топки печек смотрели в коридор навстречу друг другу. Сразу за входной дверью школы был небольшой холл, который назывался школьным коридором. Влево и вправо из коридора двери вели в классы. Классов было всего два. Школа в нашей деревне была начальная и ребятишек, каждый год, набиралось всего на один первый класс, поэтому в первую смену учились первый и второй класс, а во вторую – третий и четвертый. Средняя школа была в соседней деревне, которая находилась в двух километрах, от нашей. Школа стояла в конце центральной улицы на окраине деревни и имела довольно большой двор, начинавшийся от школы и на противоположном конце упиравшийся в тайгу. Летом школьный двор был излюбленным местом для игр в лапту и догонялки. На заднем дворе была целая гора дров, и лазить по этой горе было тоже интересным занятием. Осенью эта куча перекочевывала под большой навес и игры на этом кончались. Несмотря на то, что в деревне все знали друг друга, к учителям всегда было особенно уважительное отношение и со стороны школьников, и со стороны всего взрослого населения. Это ощущалось по тому, как взрослые приветствовали учителей при встрече – как – то особенно тепло и всегда с доброй улыбкой. Школа всегда была каким – то особым местом притяжения и поэтому, все ребятишки, включая нас, уже ближе к осени, ждали с нетерпением начало учебного года.
Кончалось лето и наступало время подготовки к школе. Для школьников и первоклашек покупали портфели, рубашки, тетрадки и готовили белые воротнички. В общем, все то, что составляло необходимый набор. С нами жил мой двоюродный брат, который был старше меня на четыре года, а у Гамки был родной старший брат и тоже на четыре года старше его и, конечно, их тоже готовили в школу. Все вещи школьника, да и сама загадочная школа, вызывали у нас, шестилеток дошколят, некую зависть, и мы постоянно просили наших родителей тоже отдать нас в школу. Было первое сентября, наши братья пошли в четвертый класс. Это был последний год, когда они ходили в нашу деревенскую школу. И наша троица пошла их провожать. Во дворе школы была торжественная линейка. Принимали целый класс первоклассников. И наша троица тоже пристроилась к ним сзади. Мы с первоклассниками торжественно прошли по кругу. Впереди шла учительница, за ней парами, радостно возбужденные, шли первоклассники, и в конце шла наша троица, дружно взявшись за руки. Детей заводили в школу. Учительница стояла в дверях и запускала их парами, принимая от них букетики цветов. В конце процессии предстали мы. Она нас заранее заприметила и на входе остановила с вопросом – кто вы и куда? Мы хором ответили, что мы хотим учиться. Это вызвало у неё смех. Но глядя как наши серьезные рожицы стали кислыми, она нас успокоила, сказав, что нам надо еще набраться сил и немного подрасти, а то она нас за партами не увидит и будет думать, что мы пропустили занятие. Это был весомый аргумент, и когда дверь школы захлопнулась, мы побежали заниматься своими неотложными делами. Вечером каждый из нас дома рассказал свою школьную эпопею. На что мой отец сказал, что такое рвение в школу очень даже похвально.