Георгий и Ольга Арси
Орден Падшего Ангела. Третье сочинение Джузеппе ди Кава. Поцелуй Люцифера, или Ведьма из Черветери

Глава 3 Рассуждения о ереси и тайных науках

«… Как не все болезни лечатся одним и тем же лекарством, а для каждой имеются определенные лекарства, так и не ко всем еретикам и не ко всем подозреваемым в еретичестве надо подходить одинаково при постановке вопросов, при инквизиции против них и при допросах. В зависимости от секты и личности обвиняемого видоизменяется и форма расследования. Судья, как умный врач, стремящийся отсекать дряхлые и больные члены и отделять паршивых овец от здоровых, должен наперед знать, что обвиняемая зачастую обладает колдовским искусством упорно замалчивать правду при допросах. Сломить это упорство не представляется возможным одним каким-либо средством. Указать одно какое-либо средство было бы неправильно и потому, что сыны тьмы, видя постоянное применение этого средства, стали бы легче избегать его поражающих свойств и нашли бы ему противодействие…»

Яков Шпренгер, Генрикус Инститор. Молот Ведьм. Часть III. 1487 год

Инквизиционная команда тронулась в путь. Впереди ехал Джулио ди Скрибаньи вместе с Таддео и теологом-обвинителем, а сзади монахи Батисто, Лукреций и Амато. Рядом с ними очень скромно, последним в кавалькаде молча следовал и Джузеппе. Он внимательно слушал речи, но при этом тщательно притворялся совершенно безразличным к бахвальству спутников. Ему строго-настрого было наказано не встревать в разговоры монахов, не проявлять постыдного любопытства и держаться несколько свысока, как подобает слуге высокородного дворянина.

Следуя за своим господином, Джузеппе иногда заглядывал в небольшую книжицу, накануне приобретённую для него синьором Таддео. Она была написана известным инквизитором Джованни Делла Каза и называлась «Галатео, или О нравах». Это сочинение считалось очень модным в Риме и являлось руководством по хорошим манерам и комплиментам для всех граждан Италии, считавших себя достойными находиться в высокообразованном обществе.

Джузеппе ранее был обучен грамоте и письму, несмотря на жизнь в провинции, а теперь пожелал стать достойным и в личных манерах. Иногда в своих мыслях он представлял себя заслуженным, состоятельным и уважаемым человеком, получившим дворянское или иное высокое положение за особые заслуги перед Италией.

В его замысловатых мечтаниях обязательно присутствовали двухэтажный дом в Риме, собственная конюшня и пара слуг, обеспечивающих удобную жизнь богатого господина. Что, впрочем, было вполне исполнимо.

Италия знала многочисленные примеры, когда папы поднимали своих родных племянников до уровня Святого Престола. Они так и назывались – кардинальские племянники. Те становились не только кардиналами, но и даже папами. Список кардиналов-племянников, которые взошли на папский трон, включал в себя более десяти человек. Если взять сословия пониже, то там тоже имелись примеры вознесения обычных людей на недостижимые высоты.

Когда-то, в далёкие времена, знать, которая проживала в городах, именовалась грандами, или нобилями, и считалась элитой. За пределами городов они владели землями, с которых имели доход звонкой монетой или натуральным продуктом. В городах этим дворянам принадлежали дома-башни, где гранды жили в окружении надёжных и преданных людей. Эти сообщества назывались консортериями, в них входили многочисленные родственники, вассалы и солдаты. Консортерия имела право суда над всеми членами своего рода, а также была правомочна вести кровную месть – вендетту. Основным признаком такого дворянства являлись гербы, рыцарское достоинство и право носить оружие. Эти господа получали свои звания и привилегии от рождения или от правящих монархов.

Обычные городские ремесленники, торговцы, солдаты, проститутки, рабочие, лекари и прочий простой обыватель именовался popolo – народ. Но уже лет двести как всё изменилось. Теперь в дворянство имело право возводить и общество, или, как принято было говорить, – коммуна. И дворяне начали делиться на две категории: «дворяне от природы» – те, кто принадлежал к родам старого дворянства, и «дворяне от удачи» – те, кто купил или получил дворянское звание по протекции или за особые заслуги перед обществом.

Конечно, Джузеппе был не настолько глуп, чтобы мечтать стать высокочтимым кардиналом или высокородным дворянином. Однако имелись желанные чины и разряды гораздо попроще. При наличии денег можно было купить себе дом в коммуне и почётную городскую должность в синьории – органе, управляющем городом или селением, – стать капитаном народа, командовавшим городской стражей и милицией, или подеста, временным управителем города, главой исполнительной и судебной власти. Много чего имелось для нужных людей и в Ватикане при наличии связей и звонкой монеты. Получив чин при папском престоле, позволялось жить в удовольствие, соблюдая определённые правила. Уровень почитания обществом подобного достойного и удачливого человека приравнивался к дворянскому уважению.

Джузеппе являлся бедным от рождения, и поэтому судьба его существования была самой перспективной.

Всех видов бедности имелось четыре: «добровольная» – касалась тех, кто уподоблялся неимущему Творцу; «стыдливая» – присущая старикам, немощным, больным и всем тем, кто не мог заработать достаточных денег; «по злой судьбе» – сопутствовала тем, кто был сброшен с пьедестала сытой жизни вниз из-за неудач, и бедность «от рождения».

Бедные от рождения имели право на удачу, им благоволило общество. Обычно они использовали заговоры, войны, всякие эпидемии и прочие превратности судьбы для достижения своих целей. Надо было только поймать фортуну и не выпускать эту легкомысленную римскую богиню счастья и непредсказуемости судьбы из своих рук.

Джузеппе, несмотря на своё плебейское происхождение, являлся очень честолюбивым мужчиной и верил в свою провинциальную звезду удачи. Для этого он был готов исполнить любое поручение своего нового господина, в том числе и не совсем законное или противоречащее общепризнанным моральным принципам. Впрочем, для достижения этой цели он мог продать и своего синьора, только очень и очень дорого.

Джузеппе давно уже смекнул, что люди, подобные Таддео, в жизни встречаются крайне редко и с ними можно поймать свою удачу.

Следуя совместно с монахами, слуга внимательно запоминал суть речей братьев-проповедников, при необходимости записывал и готовился о самом важном доложить Таддео. В последнее время Джузеппе вообще пристрастился делать заметки в специальной тетради особым шифром. Он выдумал собственную тайнопись на основе символов, цифр и разных каракулей, смысл которых понимал только сам. Джузеппе роль тайного агента несказанно нравилась, а кроме того, слуга решил сохранить в памяти все деяния своего господина на всякий случай. А вот в благородных целях или нет, он пока ещё не решил.

Иногда в горделивом воображении ему казалось, что в последующем допустимо написать какое-либо литературное сочинение о похождениях своего господина. Конечно, не забыв упомянуть и о себе. На взгляд Джузеппе, это бы несказанно порадовало благодарных потомков. У слуги совсем недавно появилась и личная тайна, тщательно скрываемая от Таддео.

Волей случая в последние дни он становился свидетелем магических таинств, ритуалов и всяких демонических практик. Джузеппе старался не только их запоминать, но и подробно записывать. Слуга мечтал, что настанет день и он встанет рядом со своим господином спина к спине и будет призывать демонов и управлять ими.

Следуя вместе со всеми в еретический городок Черветери, Джузеппе томился в ожидании чего-то необычного, связанного с деяниями инквизиции. Кроме того, мысленно прикидывал, что будет теперь делать его господин и кто из присутствующих умрёт первым.

То, что будут многие неожиданные смерти, Джузеппе даже и не сомневался. Несколько дней, проведённых с синьором Таддео, приучили его к постоянной крови и трупам. Иногда Джузеппе начинало казаться, что он тоже стал озабочен лишением людей их бренной жизни. Это совсем не пугало, как было поначалу, а наоборот – несколько развлекало. Ощущение власти над человеческой жизнью пьянило и поднимало его в собственных глазах.

Тем временем Джулио ди Скрибаньи, пользуясь достаточным временем в дороге, с удовольствием приступил к беседе с Таддео. Иногда им мешали монахи, ехавшие позади, громко говорившие и предававшиеся веселью. Они активно делились друг с другом рассказами о дознаниях и судах, припоминали давние пытки и поведение жертв на кострах инквизиции. Комиссар не останавливал спутников. Магу казалось, что Джулио ди Скрибаньи нравится тот кураж, с которым монахи обсуждают свои деяния.

Кони комиссара инквизиции, синьора Марио ди Лацио и Таддео следовали один подле другого. Со стороны могло показаться, что трое хороших товарищей наслаждаются поездкой и добропорядочной беседой о чём-то светлом и хорошем. Разговор между ними длился уже около четырёх часов. Начавшись с изучения родословной предков и биографии Орсино ди Савельи, беседа со временем плавно перетекла в некоторые темы обсуждения современной римской политики, касающейся различных ближних и дальних государств. Затем в воспоминания о годах молодости Джулио ди Скрибаньи и теолога-богослова. Вскоре, полностью освоив личные темы, комиссар инквизиции с молчаливого согласия Марио ди Лацио перешёл к обучению своего нового секретаря основам теории инквизиции.

Таддео не представило труда ввести инквизитора в заблуждение относительно своего права на дворянское положение и принадлежность к известному роду Савельи. Во-первых, как любой итальянец, он знал очень многое из официальных источников об истории этой семьи. Во-вторых, ещё несколько дней назад Джузеппе поделился с ним многими тайнами из жизни этого рода. Кроме того, маг в период разговора ввёл Джулио ди Скрибаньи и Марио ди Лацио в лёгкий гипноз, внушив иллюзию полной веры каждому слову Таддео.

Речь комиссара об истории инквизиции протекала плавно и уравновешенно, было понятно, что он отлично знает суть предмета своего разговора.

– Знаете ли вы, синьор Орсино, кто был самым первым инквизитором? – хитро прищурившись, уточнил комиссар.

– Затрудняюсь объяснить, мессер. Мои познания в этом вопросе ещё весьма скудны, – ответил Таддео.

– Первым теологом, изучившим историю развития Святой инквизиции, являлся брат Луис де Пармо из Сицилии. Им был подготовлен и совсем недавно, в 1598 году, в Мадриде представлен церковному обществу трактат «О происхождении и развитии Святой инквизиции». По мнению этого достойнейшего учёного мужа, изначально инквизитором был сам великий Создатель. Вначале он наказал за грехи несдержанную и неблагочестивую первую жену Адама – Лилит, потом его самого, затем и вторую жену Адама – Еву. После первородного греха Создатель изгнал нарушителей из великолепного Рая. Согласно утверждениям Луиса де Пармо, Inquisitio – это строгое подражание действиям самого великого Создателя. Поэтому уклонение от расследований и розыска еретиков, всяческие поблажки отступникам, жалость и милосердие – это само по себе тяжкое преступление. А что вы думаете о столь глубокой философской мысли? – самодовольно уточнил Джулио ди Скрибаньи.

– Я никогда не рассуждал об этом, но считаю, что вы полностью правы. Данная идея меняет все представления о необходимости и самой сути инквизиции. Получается, что не истинно верующие люди, думающие о чистоте души, создали инквизицию, а инквизиция из грешников создала благочестивых людей. Это поистине высокое открытие, меняющее суть истории Италии и всего мира. Удивительно, почему же ранее никто об этом и не догадался? Настолько неожиданно и мудро! – восхищённо заявил Таддео.

– И правда, несколько оригинально. Такое современное предположение весьма возбудило всех теологов и учёных мужей в Европе. Эта идея попахивает ересью. Недопустимо обсуждать святые истины. Так мы докатимся до мысли о том, что и нечестивый Люцифер – это инквизитор, коль он воспитывает и исправляет грешников в преисподней! А после этого возникает предположение: «Жизнь – сплошной пылающий, смердящий Ад, а люди в ней – одновременно палачи и страдающие души». Запрещено так думать, иначе можно пересечь тонкую грань позволяемого, – ухмыльнувшись, бросил реплику синьор Марио ди Лацио.

– О! Как умно! Каждое слово остаётся в моей душе, позвольте учиться у вас обоих. Я наполняюсь мудростью, внимая речам, – заявил Таддео, приложив правую руку к сердцу.

Джулио ди Скрибаньи самодовольно улыбнулся и продолжил:

– Учитесь, учитесь. Молодой человек, прежде чем мы перейдём к практическим вопросам розыска и наказания за преступления ереси, необходимо понять суть самих преступлений. Вот послушайте и познайте! Ересь и тайные науки – вот две мерзкие формы отступничества от нашей святой веры. Ересь – это отход от догмата, а тайные науки – это скрытое, завуалированное служение Люциферу и его слугам – демонам Ада. Тот, кто изучает тайные науки, ищет запрещённые знания, старается научиться умениям понимать природу стихий, предметов и светил, – тот великий враг. Человек должен читать, знать и уметь только то, что разрешено инквизицией. Поэтому и существуют цензура и index librorum prohibitorum, ещё называемый запретительным индексом, включающий в себя список ненадлежащих и опасных для общества книг. Конечно, есть ещё мужская и женская похоть, жажда обогащения и власти, но они не влекут столь ужасных последствий, как ересь и тайные науки. О прочих пороках мы не будем рассуждать сегодня в связи с их незначительной угрозой для истинной веры.

Инквизитор не волк, чтобы хватать первую попавшуюся жертву. Он математик, философ, историк и логистик, обладающий мышлением хитрой лисицы. Вы когда-нибудь встречались с перечнем преступлений против церкви?

– Не совсем, мессер. В моем родном городе Катандзаро мне было не до этого. Там очень мало учёных мужей. А когда я учился в Падуанском университете, то, конечно, изучал каноническое право, богословие, диалектику, философию, риторику, но не придавал значения тому, что сказано вами, – с почтением ответил Таддео.

–Тогда слушайте и запоминайте. Вы мне нравитесь своей любознательностью, думаю, что из вас получится хороший инквизитор, – снисходительно заявил комиссар.

Он гордо оглядел своего нового секретаря и принялся с воодушевлением рассказывать:

– Первым в перечне и наиболее опасным является заблуждение в догматах. К этому ряду преступлений относятся всяческие богохульства, называемые еретическими. Они произносятся против Бога-Создателя, Бога-Творца и разных католических святых, что указывает на греховные и тяжкие заблуждения и ошибочное представление об их всемогуществе. И неважно, как они сказаны: в состоянии запальчивости, во время ссоры, спора, буйства, скуки или пьянства. Главное, что произнесены! Туда же относятся всякие сочинения и попытки объяснения миросоздания. Вторым родом злостных преступлений является колдовство, демонические упражнения, гадания и ворожба. Как вы думаете, почему предпочтение в ряду гнусностей отдаётся ереси? Да сгорят все ведьмы и колдуны в один день!

– Видимо, оттого что само слово заразно для обывателей. Оно проникает в мысли и сердце, затем в душу, а потом начинает управлять поступками, – уважительно ответил Таддео.

– Вот видите, синьор Марио, я не ошибся в выборе нового секретаря. Он очень умён. Ответ совершенно верен! Вы, синьор Орсино, обладаете философским мышлением и всё схватываете прямо на лету. Пример моим словам – это поучительная и горькая жизнь Джордано Филиппо Бруно по прозвищу Ноланец. Давайте на его печальной судьбе обсудим и изучим смертельную опасность ереси и тайных наук для нашего общества. Как вы думаете, Марио, это подходящая тема? – заявил Джулио ди Скрибаньи, весело рассмеявшись.

Теолог-обвинитель вздохнул и с горечью ответил:

– Конечно, этот пример показателен! Джордано Филиппо Бруно наговорил огромное количество ересей. Он виновен во всех известных и немыслимых отступничествах от догматов, а перечень тайных наук, известных ему, настолько обширен, что потребовал около трёхсот страниц следственного дела. Данный слуга Люцифера заявлял, что католическая вера преисполнена кощунствами против величия Создателя. Считал, что нужно отнять доходы у монастырей, ибо они оскверняют мир. Утверждал, что все монахи – ослы, а их воззрения – учения ослов. Вещал, что нет доказательств, угодна ли такая вера Богу. Удивлялся, как Создатель терпит столь многочисленные ереси католиков. Даже представить невозможно! Этот отступник судачил, что души созданы природой и переходят от одного животного к другому. Якобы люди после потопа родились в разврате, подобно грубым животным. Он заявлял, что ранее уже жил в нашем мире, только не знает – в образе животного или человека.

– А вспомните, как этот потерянный человек рассуждал о женщинах и пороке прелюбодеяния, – одобрительно поддержал Джулио ди Скрибаньи рассуждения Марио ди Лацио.

Теолог кивнул головой и одухотворённо продолжил:

– Да-да-да! К сожалению, особые прегрешения этого еретика присутствуют и в отношении замужних и свободных дев. Он был предан плоти, находил в женщинах величайшее удовольствие, приветствовал прелюбодеяние и прилюдно заявлял об их большом количестве в его жизни и в его постелях. Сетовал на то, что церковь совершает великий грех, считая неправильным то, что так хорошо служит природе. По мнению этого Бруно, плотский грех является наименьшим среди других, и грех простого совокупления настолько лёгок, что приближается к простительному греху. Я уже молчу о его тайных знаниях, которыми он бахвалился, например, о единстве Бога-Создателя и Вселенной. За всё это он был страшно наказан, и его имя проклянут во все века, пока будут жить люди!

Таддео мысленно расхохотался над глупым утверждением Марио ди Лацио. Он, напротив, считал, что Джордано Филиппо Бруно останется в памяти поколений как великий человек, а людей, подобных Джулио ди Скрибаньи, со временем проклянут.

Глава 4 Тайна еретика Филиппо Бруно по прозвищу Ноланец

«…Те, которые защищают лжеучение, заслуживают большего осуждения, чем те, которые сами заблуждаются. Их надо считать не за еретиков, а скорее за главарей еретиков. Вообще же об этих защитниках законы не говорят, потому что они отождествляются с другими еретиками. Есть и другие люди, которые хотя и не защищают лжеучение, но выступают на защиту лиц, исповедывающих лжеучения, опираясь на свои силы и на свое влияние, оказывают властям противодействие с тем, чтобы такие колдуны, а также любые другие еретики не попали в руки судьи по делам веры для допроса и наказания. Все эти укрыватели, покровители и т.д. в некоторых случаях более достойны проклятия, чем все ведьмы. Ведь канонисты и богословы различают два вида подобных защитников. Первый вид – это защитники лжеучения. Второй вид – защитники личности преступника…»

Яков Шпренгер, Генрикус Инститор. Молот Ведьм. Часть III. 1487 год

Было заметно, что Джулио ди Скрибаньи наслаждается речами синьора Марио ди Лацио. Видимо, у него имелся собственный интерес в этом. Возможно, он участвовал в преследовании такого известного еретика, как Ноланец. Вскоре Таддео убедился в своих предположениях.

Как только теолог прекратил обвинять Бруно, Джулио ди Скрибаньи возобновил свою пылкую речь:

– Согласен с вами полностью. Как вы знаете, Бруно сожгли четыре года назад, и я приложил к этому руку, чем несказанно горжусь. Еретик начал взрослую жизнь весьма достойно, на зависть многим своим сверстникам. Его отец был хорошим солдатом и скопил достаточно денег, чтобы дать достойное образование сыну. С одиннадцати лет Филиппо Бруно изучал диалектику, литературу и логику в Неаполе. В пятнадцать лет подающий надежды молодой человек поступил в монастырь Святого Доминика. Там в 1565 году постригся в монахи и получил необычное и благородное духовное имя Джордано в честь реки Иордан – места проповеди Иоанна Предтечи и крещения Бога-Творца. Но подобное не спасло от ужасного греха и оказалось весьма печальным для него, как показала история. В восемнадцать лет юноша написал первое сочинение – «Ноев ковчег». Как вы думаете, кому он посвятил свой труд?

– О! Это очень сложный вопрос. Затрудняюсь ответить, мессер, – заявил Таддео, внимательно слушая комиссара и пытаясь понять ход его мыслей.

– Сочинение было посвящено папе Пию Пятому, его кумиру и образцу в мирском и духовном поведении. Этот глава Ватикана был очень суровым человеком и настоящим аскетом. В своё время говорили, что он просто мечтал превратить Рим в единый монастырь. Понтифик никогда не смягчал приговоров судов инквизиции, разрешал пытки, тяжкие наказания, приветствовал преследования еретиков. Вот такой человек в начале жизни молодого Бруно был ему путеводной звездой.

В 1572 году двадцатичетырёхлетний Джордано Филиппо Бруно стал священником в провинции, в Кампанье Неаполитанского королевства. Всё шло своим благочестивым чередом до достижения молодым человеком двадцати семи лет, потом вдруг начало рушиться, и до сих пор никто не знает, что стало причиной. Какие демоны стали попутчиками Ноланца? Неразгаданная тайна ушла вместе с огнём костра, сжёгшего кости и плоть этого страшного и упорного еретика.

– Что же произошло? В чём же секрет? – уточнил Таддео.

Он прекрасно знал историю достойной жизни и печальной смерти Филиппо Бруно, однако продолжал играть роль незадачливого дворянина из провинции.

Джулио ди Скрибаньи вновь гордо посмотрел на своего секретаря, наслаждаясь своей образованностью, и продолжил:

– Тайна всегда кроется только в мелочах! Люцифер проявляется в малом и на первый взгляд незаметном! Начиная с 1575 года начали твориться необъяснимые вещи. Так, однажды во время пребывания в монастыре Святого Доминика Джордано Бруно навлёк на себя подозрения в чтении запрещённых книг. Кроме того, он вынес из своей кельи все иконы и оставил одно лишь распятие. Отцы церкви своевременно заметили странности в поведении монаха и начали предметно наблюдать за ним. Бруно немедля покинул Италию и долгое время путешествовал. Он преподавал частным лицам и читал курсы лекций во Франции, Германии, Чехии и Англии. С 1578 по 1590 год сей слуга церкви посетил Тулузу, Сорбонну, Оксфорд, Виттенберг, Марбург, Гельмштадт, Прагу и многие другие города. Святой отдел расследований еретической греховности всюду следил за ним, направляя тайных агентов в эти места. Покровителями Бруно были многие очень высокопоставленные вельможи, в том числе короли Франции и британская королева Елизавета I. Джордано много писал еретических трудов и неоднократно на своих лекциях подрывал устои веры. Но особый, коварный удар по нашей церкви был нанесён в 1588 году. В возрасте сорока лет он написал ужасный труд, находясь в Чехии. Это трактат называется «DE MAGIA NATURALI, или Об искусстве создания чудес природными средствами». В нём изложено девять форм магии: магия мудрецов, медико-алхимическая, волшебная, естественная, математическая, или оккультная, демоническая, некромантическая, губительно-зловредная и пророческая. Он посмел даже напечатать это сочинение по ереси и тайным наукам в Германии, в городах Гельмштадте и Франкфурте-на-Майне. К большому сожалению, еретику Бруно за это неплохо платили те, кто тайно являлся приверженцами Люцифера. Однако правда восторжествовала, да сгорят все ведьмы и колдуны в один день! Как говорится, каждый, кто грешен, да будет наказан по заслугам! Наши братья из Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Officium отлично сработали. Это была лучшая стратегия инквизиции в 1591 году, и я лично участвовал в ней. Только благодаря мне всё получилось удачно и теперь никто не будоражит общество всякими еретическими мыслями.

После своей речи комиссар высокомерно и заносчиво оглядел спутников, наслаждаясь своей исторической ролью в пресечении инакомыслия.

Таддео, прочитав в глазах инквизитора желание выговориться, решил польстить ему, поэтому смиренно произнёс:

– Как же мне хочется узнать, как вам это удалось? Я понимаю, что это тайна за семью печатями, но если возможно, то прошу рассказать.

Джулио ди Скрибаньи довольно хмыкнул. Просьба пришлась ему по душе. Выдержав для порядка небольшую паузу, он продолжил:

– Конечно, это тайна, но для вас я сделаю исключение. Дело было так. Святому отделу удалось выманить Бруно из Франкфурта-на-Майне в Венецию, тем самым ослабить то покровительство, которое над ним имелось в Германии. Вначале мы подговорили одного богатого дворянина-венецианца по имени Джованни Мочениго пригласить Бруно для проведения курса занятий по улучшению памяти, для чего синьор Мочениго написал два письма с приглашением еретика в Италию. Тот клюнул на данную приманку и прибыл в Венецию. Мы дали ему возможность заниматься обучением Мочениго в течение семи месяцев. При этом постоянно изучали круг общения отступника, желая знать, какие ещё тайны он скрывает от инквизиции. Полностью закончив со слежкой и узнав про все связи еретика, мы приступили к следующему этапу плана. Теперь нам предстояло задержать самого Филиппо Бруно. Джованни Мочениго очень боялся мести за своё предательство, но мы гарантировали ему защиту, и он уступил. Мочениго прилюдно передал в инквизицию письмо, тайным составителем которого являлся лично я. Однако общество этого не знает и ошибочно считает, что писал донос он сам. Письмо с кляузой секретное и закрыто в материалах суда. Хотите знать, что там было написано?

– Это было бы познавательно и весьма интересно с точки зрения умения поражать врагов инквизиции непрямыми действиями, – почтительно ответил Таддео.

Джулио ди Скрибаньи высокомерно улыбнулся и продолжил:

– Повторюсь, я лично сочинил текст доноса, сидя над ним две бессонные ночи. Слушайте и удивляйтесь этому историческому документу: «Я, Джованни Мочениго, сын светлейшего Марко Антонио, доношу по долгу совести и по приказанию духовника о том, как много раз слышал от Джордано Бруно Ноланца, когда беседовал с ним в своём доме, что когда католики говорят, будто хлеб пресуществляется в тело, то это великая нелепость; что он враг обедни, что ему не нравится никакая религия; что Христос был обманщиком и совершал обманы для совращения народа – и поэтому легко мог предвидеть, что будет повешен; что он не видит различия лиц в божестве, и это означало бы несовершенство Бога; что мир вечен и существуют бесконечные миры… что Христос совершал мнимые чудеса и был магом, как и апостолы, и что у него самого хватило бы духа сделать то же самое и даже гораздо больше, чем они; что Христос умирал не по доброй воле и, насколько мог, старался избежать смерти; что возмездия за грехи не существует; что души, сотворённые природой, переходят из одного живого существа в другое; что, подобно тому как рождаются в разврате животные, таким же образом рождаются и люди.

Он рассказывал о своём намерении стать основателем новой секты под названием ,,Новая философия”. Он говорил, что Дева не могла родить и что наша католическая вера преисполнена кощунства против величия Божия; что надо прекратить богословские препирательства и отнять доходы у монахов, ибо они позорят мир; что все они ослы; что все наши мнения являются учением ослов; что у нас нет доказательств, имеет ли наша вера заслуги перед Богом; что для добродетельной жизни совершенно достаточно не делать другим того, чего не желаешь себе самому… что он удивляется, как Бог терпит столько ересей католиков».¹²

Естественно, Джованни Мочениго было приказано держать язык за зубами под страхом смертной казни и всюду свидетельствовать, что автором письма являлся он сам. Такого доноса было вполне достаточно, чтобы взять Бруно под стражу и посадить в одну из тюрем Венеции, вопреки его многочисленным сторонникам и защитникам.

После этих слов Джулио ди Скрибаньи почему-то замолчал, погрузившись в собственные раздумья. Видимо, тяжкие воспоминания посетили голову инквизитора.

– Что же было дальше? Вы пытали этого еретика? – уточнил Таддео.

Джулио ди Скрибаньи очнулся от своих мыслей, вздохнул и продолжил:

– Нет! К большому сожалению, нет! Многие инквизиторы, в том числе и я, неоднократно допрашивали его, искренне надеясь выбить признание в грехах и ереси. Однако он не сдавался и не желал признавать свою вину. К нашей горести, нельзя было пытать Бруно, так как его защитники и покровители постоянно следили за действиями инквизиции. Конечно, хотелось как можно раньше отправить Бруно на костёр веры в наказание за многочисленные прегрешения. Нужно было уничтожить не только его, но и все его грешные мысли, написанные в сорока письменных работах. Это был 1592 год. Однако общественное влияние этого известнейшего еретика только возрастало. Многие правители и учёные люди выступали в его поддержку. Начались тайные волнения. У нас ничего не получалось, сам Люцифер был на его стороне. В один из дней появилась информация, что готовится нападение на тюрьму с целью освобождения Бруно. Поэтому еретик немедля был перемещён под сильнейшей охраной в Рим, в папскую тюрьму в башне Торре-дель-Аннона. Далее было ещё много допросов, но он так и не признал своих грехов. Окончание этой истории было закономерным, его осудили. Как официально писалось в материалах следствия: «Брат Джордано, сын покойного Джованни Бруно из города Нолы Неаполитанского королевства, рукоположенный из монахов, из ордена проповедников и отступник от оного, заключённый в тюрьме Святой инквизиции, преданный суду и подвергнутый допросу по еретическим и другим преступлениям, подробнее изложенным в актах его дела… Называем, провозглашаем, осуждаем, объявляем тебя, брата Джордано Бруно, нераскаянным, упорным и непреклонным еретиком. Посему ты подлежишь всем осуждениям церкви и карам согласно святым канонам, законам и установлениям как общим, так и частным, относящимся к подобным явным, нераскаянным, упорным и непреклонным еретикам. И как такового мы тебя извергаем словесно из духовного сана и объявляем, чтобы ты и в действительности был, согласно нашему приказанию и повелению, лишён всякого великого и малого церковного сана, в каком бы ни находился доныне, согласно установлениям святых канонов. Ты должен быть отлучён, как мы тебя отлучаем от нашего церковного сонма и от нашей святой и непорочной церкви, милосердия которой ты оказался недостойным. Ты должен быть предан светскому суду, и посему мы тебя предаём суду монсеньора губернатора Рима, здесь присутствующего, дабы он тебя покарал подобающей казнью, причём усиленно молим, да будет ему угодно смягчить суровость законов, относящихся к казни над твоею личностью, и да будет она без опасности смерти и членовредительства. Сверх того, осуждаем, порицаем и запрещаем все вышеуказанные и иные твои книги и писания как еретические и ошибочные, заключающие в себе многочисленные ереси и заблуждения. Повелеваем, чтобы отныне все твои книги, какие находятся в святой службе и в будущем попадут в её руки, были публично разрываемы и сжигаемы на площади Св. Петра перед ступенями и как таковые были внесены в список запрещённых книг, и да будет так, как мы повелели».¹³