Любовь за колючей проволокой – Георгий Демидов

Пока одни машут над головой последним романом Прилепина, а другие прикрываются «Колымскими рассказами», мне захотелось найти и почитать побольше неизвестных авторов, прошедших через ГУЛАГ.

Я поставил этой книге пятёрку и прикрепил к ней кощунственно-шутливый тег: lager. За этим тегом пришлось прятаться мне.

Большая часть лагерной прозы скроена из нескольких засаленных лоскутов: голод, нечеловеческие условия работы, принижения со стороны блатного сообщества, несправедливость репрессий. За этими темами авторы начинают рассуждать о достоинстве человека и несломленной воле, и меня это всегда бесило. Читаешь такую прозу и начинаешь думать: а кто кого посадил-то? Такие же трудолюбивые советские граждане, ну и дальше начинается… В подобных авторах меня всегда раздражало одно: уж слишком у них руки чисты, не хватает (извините) мяса и крови. Над вами издевались, загнали за колючку, а вы ещё пытаетесь людьми оставаться? Ну тут либо вы сильно лукавите, либо и впрямь рабы. Оказываясь за чертой, человек становится свободен. Поистине страшен он в этой свободе.

И вот, наконец-то, я нашел честного автора. Градус неприкрытого человеконенавистничества бьёт все рекорды, Селину такое и не снилось, разве что Жене. Не смотря на то, что Демидов не был рецидивистом, напротив – учёный, его проза сияет неприкрытым откровением, слепит накалом.

Сборник повестей «Любовь за колючей проволокой» посвящён отношениям Демидова с женщинами в лагере. Представительницы прекрасного пола способны подкинуть проблем мужчине даже на воле, что уж говорить об экстремальной ситуации. И каждый раз Демидов презирает, боится и ненавидит всех: её, себя, других. Он открыто признаётся в собственной трусости, в эгоизме. Эта книга – исследование пороков и потребностей, открывающихся по новому в человеке во время экстремальной ситуации. Но герой Демидова не циник, не мизантроп, он порядочный, вполне добрый человек, но порой он труслив, порой избегает ответственности, думает о себе и совсем не думает о других. Он ошибается и ему хватает сил в этом признаться. Пока большинство писателей-лагерников плакало над баландой из штрафного пайка, Демидов, заступаясь за подругу, нечаянно убил блатаря, а потом ненавидел свою подругу, за то, что блатные попытались изнасиловать именно её, ненавидел свою храбрость за то, что теперь может лишиться жизни. И это справедливо.

У кого вы ещё найдете такие сюжеты? Такое ощущение, что писатели, вернувшиеся из лагерей, что-то тоже пытались от нас скрыть, как и советская пропаганда. Вся эта вера в человека, в его возвышенность. Тьфу! Какая возвышенность, когда каждый сам за себя? Демидов, пока для меня, единственный, кто смог в этом признаться.

С точки зрения исторического экскурса эта книга также валит на лопатки всех акул жанра. Вместо того, чтобы замахиваться на

статистику репрессированных по Советскому Союзу, Демидов вооружился тем, что было под рукой. Он прописал очень много точных деталей из быта лагеря, механизмы подавления воли, методы режима, с которыми сталкивался каждый арестант.

Помню, я как-то фотографировал татуированного зэка, успевшего отсидеть ещё в советском лагере. В его рассказах не было всех этих соплей и лозунгов о величии и достоинстве, а была лишь чернь, абсолютно циничная, обличающая человечий род, чернота. И в этих рассказах была надежда, настоящее и не натянутое желание выбраться из этого ада.

Наверно справедливо заметить, что каждый ищет то, что он хочет. Стакан наполовину полон или пуст – каждый решает сам. Но если почти все авторы, побывавшие за колючкой, решили не выносить сор из избы и оправдать человека, то спасибо тому, кто нашёл в себе силы содрать со своего лица кожу и бросить своё растерзанное тело таким, какое оно есть. Это хотя бы честнее по отношению к тем, кто настрадался там, кто там и остался.