Георг Борн
Новая царица гарема

XV. Ангел и демон

В ту ночь, когда пожар уничтожил до основания домик Сади, грек Лаццаро возвратился во дворец принцессы в оборванном платье и весь в крови, но, казалось, он не обращал никакого внимания на эти следы борьбы. Как только он поднялся по ступеням лестницы, навстречу ему вышла прислужница принцессы, Эсма, и сказала, что принцесса с нетерпением ждет его и в течение часа спрашивала о нем более десяти раз. Она передала ему также приказание принцессы, не теряя ни минуты, идти к ней. Лаццаро повиновался и прямо пошел к принцессе.

Она сидела на диване и читала французскую книгу, которую не раз бросала в нетерпении и потом снова брала. На маленьком столике перед диваном, на котором полулежала принцесса, стояла бутылка шампанского и стакан, из которого принцесса понемногу пила вино. Когда Эсма доложила наконец о приходе Лаццаро, то Рошана бросила книгу и приказала выйти бывшим в комнате невольницам, так как хотела остаться наедине с Лаццаро.

– На Коралловой улице был пожар, – сказала принцесса, как только Лаццаро вошел в комнату. – Я боюсь за жизнь Сади-баши, так как горел его дом.

– Точно так, принцесса, горел дом Сади-баши, – отвечал Лаццаро, и дьявольская улыбка искривила его губы.

– Говори, был ли Сади дома?

– Если бы он был дома, то не было бы пожара.

– Я так и думала, значит, это ты сделал, – прошептала принцесса. – Знаешь ли ты, что могло случиться, если бы тебя поймали?

– Тогда Реция и принц не были бы в моих руках, – отвечал грек с улыбкой, придававшей страшное выражение его бледному лицу.

– Я спрашиваю тебя, знаешь ли ты, что было бы тогда с тобой?

– Разумеется, светлейшая принцесса, меня, конечно, наказали бы за поджог.

– Ты изверг! – прошептала Рошана. – Благодарение Аллаху, что Сади не было дома, но если бы Сади сгорел, то я приказала бы тебя зашить в кожаный мешок и бросить живого в канал.

– Это всегдашняя история, – дерзко сказал грек, – удастся уладить– тогда все хорошо и все средства дозволены, не удастся – несдобровать бедному слуге. Скажи мне, повелительница, исполнил ли я твое желание, захватив Рецию и принца?

– Почему ты спрашиваешь меня об этом? Да, конечно, я приказала тебе это сделать.

– Хорошо, а как же должен был Лаццаро в густонаселенном квартале захватить двух упомянутых лиц? Как мог он завладеть ими? Я стал советоваться сам с собой и нашел, что это лучше всего устроить в суматохе, во время пожара. Я привел в исполнение эту мысль, и сам Сади-баши должен меня благодарить, что я избавил его от старого хлама, потому что его дом был совсем в развалинах, а тебе, принцесса, представляется случай выстроить новый дом спасителю твоей жизни.

– Сади не было дома… рассказывай дальше!

– Я поджег, когда начало темнеть, и сухое дерево вспыхнуло так быстро, что, бросившись в дом, я сам подвергся опасности. В дверях надворного флигеля я наткнулся на испуганную Рецию, жену Сади. Она была хороша как ангел, – продолжал он, наблюдая, какое впечатление производят на принцессу его похвалы Реции. – Она одевалась еще лучше, с тех пор как жила в доме Сади. Маленький принц, плача, держался за ее платье. Весь двор был наполнен дымом, соседи уже начали сбегаться на помощь, чтобы тушить огонь. Я схватил Рецию вместе с ребенком и посадил в карету, в которой мы доехали до берега, там я взял большую лодку, в которой отправился в Галату вместе с моей кричавшей и плакавшей добычей, которую я поместил в дом гадалки Кадиджи.

– И это удалось тебе без всякой помехи?

– Я говорил всем, что несчастная от горя потеряла рассудок.

– А никто не видел, как ты поджег дом и тайно похитил Рецию и принца?

– Все равно что никто!

– Что это значит? Я тебя не понимаю!

– Это видел урод, Черный Карлик.

– Кто это?

– Дочь Кадиджи.

– Она видела это – где же она теперь?

– Она умерла, светлейшая принцесса. Негодная кошка напала на меня в Галате, называя поджигателем, она вцепилась в меня и разорвала на мне платье, тогда я должен был употребить против нее силу. Я оставил ее на улице мертвой. Старуха Кадиджа будет очень рада этому.

– Так что это теперь никому не известно?

– Никому, кроме тебя и меня, даже Кадиджа не знает ничего.

– Но она узнает все от Реции и от мальчика.

– Я уже позаботился, чтобы этого не случилось. Я отвел Рецию и мальчика в одну из комнат в доме Кадиджи и запер их там, вот и ключ, светлейшая принцесса, – продолжал Лаццаро, подавая его принцессе. – Пленники в твоих руках, я отдаю их тебе.

– Ты доказал мне свое благоразумие и решительность, – сказала Рошана, очень довольная случившимся. – Завтра утром можешь получить у моего банкира десять тысяч пиастров.

– Твое великодушие и милость неисчерпаемы, принцесса! – вскричал грек, низко кланяясь.

– Но прежде ты должен исполнить еще одно важное поручение, – перебила его Рошана. – В доме гадалки Реция и принц недостаточно хорошо скрыты. Они могут легко убежать оттуда. В одну из следующих ночей ты отвезешь Рецию и мальчика в развалины к дервишам. Передай их Мансуру-эфенди, во всем же остальном мы можем положиться на его мудрость.

– Будет исполнено, повелительница.

– В таком случае возьми ключ.

– Сегодня уже поздно, я отвезу пленников в развалины в следующую ночь. Во всяком случае, я пойду теперь посмотреть, что они делают, и скажу старой Кадидже, что она скоро освободится от них. Да пошлет тебе Аллах спокойный сон и приятные сновидения!

Лаццаро ушел.

– Он жив – и он будет мой, – прошептала Рошана, оставшись одна.

Между тем в это время Сирра лежала во дворе там, куда положила ее старая Кадиджа с тем, чтобы на следующий день похоронить.

Может быть, читатель усомнится, можно ли это так просто сделать? Неужели же, скажет он, покойник не должен быть осмотрен доктором, который определил бы причину его смерти, и, следовательно, сказал бы, что несчастная девушка умерла насильственной смертью?

Да это было бы так, если бы дело происходило не в Турции. Осмотр покойника имеет место в Турции только тогда, когда этого требуют и притом платят за это. Что же касается той части Галаты, в которой жила гадалка, то там происходят такие вещи, какие никому не снились в самых грязных кварталах Лондона и Парижа. Трудно определить количество жертв, погибающих в этом квартале.

Итак, гадалка нимало не заботилась о бедной Сирре. Когда султанша Валиде уехала, старуха отправилась в один близко стоявший дом, в котором продавали опиум и гашиш, а также вино и водку, употребление которых запрещено мусульманам.

Старая Кадиджа любила спиртные напитки и часто опьяняла себя опиумом и гашишем, чудесное действие которого мы узнаем впоследствии. На этот раз она купила бутылку кипрского вина. Возвратившись домой, Кадиджа вдруг услышала слабый стон, она испугалась и подумала о Сирре, но последняя лежала по-прежнему неподвижно. Тогда старуха стала прислушиваться и услышала, что стон выходит из комнаты, в которую Лаццаро запер своих пленников. Но это нисколько ее не касалось, поэтому она преспокойно отправилась в свою комнату, где принялась за принесенное вино, которое пила до тех пор, пока не опьянела и не заснула. Тогда в доме старухи-гадалки все стихло, только из одной комнаты слышался слабый крик о помощи, но и тот скоро стих. Зато из соседних кофеен доносились веселые крики, песни и музыка.

Вдруг в доме гадалки произошло что-то необыкновенное – слабый крик пронесся в воздухе, и снова все стихло. В это же самое время дверь в ту комнату, где спала Кадиджа, приотворилась, и на пороге появилась уродливая фигура несчастной Сирры. Ее голова и все тело были покрыты ранами, но она была жива и, придя в себя, осторожно пробралась в дом. Увидев мать спящей, она тихонько пробралась к кадке с водой и начала осторожно обмывать свои раны, боясь, чтобы плеск воды не разбудил ненавидевшую ее мать. Бедная девушка готова была снова лишиться чувств от боли. В это мгновение из внутренних комнат снова раздался глухой крик о помощи и слабые рыдания. Черная Сирра стала прислушиваться.

Вдруг она, казалось, узнала голос, звавший на помощь. Она сильно вздрогнула – итак, проклятый грек привез сюда Рецию и мальчика. Сирра не видела этого, она видела только, как он поджег дом, но в суматохе она потеряла его из виду и встретила только тогда, когда, отвезя Рецию с мальчиком к Кадидже, грек вновь вернулся на пожар. Мы были свидетелями сцены, происшедшей при этом.

В то же мгновение, как только Сирра узнала голос, зовущий на помощь, решение было ею принято; она не думала ни о своей слабости, ни об опасности, которой подвергалась. Единственное желание наполняло ее душу – спасти во что бы то ни стало Рецию и Саладина, единственная мысль – расстроить планы грека. Сирра не чувствовала более слабости, она сознавала только то, что без нее Реция погибнет, что она, Черный Карлик, должна быть спасительницей пленников, и это сознание придало ей новые силы. Она отлично знала все углы и закоулки в доме, поэтому могла без малейшего шума пробраться к той комнате, где были заперты Реция и Саладин.

– Помогите! Сжальтесь! – глухо раздавалось из-за толстой двери, и этот крик глубоко проник в сердце бедной Сирры.

Она подошла к самой двери.

– Помощь близка, – сказала она дрожащим и слабым голосом, который прозвучал, как небесная музыка. – Сирра здесь. Будь покойна, бедная Реция. Я спасу тебя и Саладина, я освобожу вас.

– Ты здесь! Слава Аллаху! – вскричала Реция, и рыдания мальчика смолкли.

– Я иду, я освобожу тебя, – продолжала Сирра и стала искать в темноте ключ.

В это время снаружи послышался стук. Сирра вздрогнула. Кто-то пришел. Кто это мог быть? Никто, кроме грека. Стук повторился, и на этот раз громче. Сирра поспешила обратно к дверям. Страх, испуг и потеря крови наконец сломили ее, и она упала без чувств.

Между тем Лаццаро с нетерпением снова постучался. Тогда старуха гадалка начала наконец просыпаться. Просыпаясь, она опрокинула стол и стоявшую на нем бутылку с остатками вина. Кадиджа стала браниться, потом зажгла огонь и отправилась, шатаясь, к воротам. Трудно представить себе, какой отвратительный вид имела полупьяная старая колдунья, явившаяся отворять дверь. Она чуть не наткнулась на лежавшую Сирру.

– Кто там? – спросила она.

– Отвори! – раздалось в ответ.

– Ого, это ты, Лаццаро, скажи мне, ты был сегодня уже здесь или нет? Я никак не могу этого припомнить! Вся беда – старость! Память совсем пропала, – продолжала Кадиджа, отворяя дверь.

Грек поспешно вошел и запер за собою дверь. При слабом свете фонаря он увидел Сирру, лежавшую в углу.

– Сирра умерла! – объявила гадалка. Лаццаро только теперь заметил, что старуха пьяна. – Я избавилась от нее! – продолжала Кадиджа. – Завтра я ее похороню…

– Пойдем в дом, – перебил грек, боясь, чтобы кто-нибудь из прохожих не услышал их разговора.

Он вошел в комнату Кадиджи, наполненную винными испарениями. Кадиджа шла за ним с огнем.

– Ты хочешь увести Рецию и принца Саладина, ты запер их у меня, – сказала старуха со злобной радостью, – это недурная добыча, мой дорогой. Поздравляю тебя, только не дай птичкам снова улететь!

– Согласна ли ты продержать их у себя до следующей ночи?

– Конечно, почему же нет! Я охотно сделаю все, что тебе угодно. Я очень рада, что ты поймал их наконец. Помнишь, как мы потеряли их из виду в караване паломников, но я знала, что ты не бросишь дела. Теперь она уже не уйдет!

На дворе в это время что-то зашевелилось, и у дверей комнаты Кадиджи послышался легкий шелест. Сирра снова пришла в себя и узнала голос Лаццаро, тогда, собрав все силы, она дотащилась до дверей, чтобы послушать, о чем грек говорит с ее матерью.

– В будущую ночь я возьму их снова от тебя, а до тех пор ты отвечаешь мне за них головой, – сказал Лаццаро.

– Не беспокойся, мой милый, отсюда им не убежать. Разве ключ не у тебя? Да, не бойся ничего. Двери крепки, повторяю тебе, и в доме никого нет, кто мог бы помочь твоим пленникам, так как Сирра умерла. Поганая тварь любила дочь Альманзора больше, чем меня, она была отравой моей жизни! Итак, тебе нечего бояться до завтрашней ночи, а куда ты хочешь их деть?

– Я отвезу их в развалины к дервишам Кадри, – отвечал Лаццаро.

– Так, мой милый, так, там их будут сторожить лучше всего. Мансур-эфенди уже давно хотел завладеть ими обоими.

– Я пришел теперь сюда для того, чтобы убедиться, действительно ли Сирра умерла и не скрылись ли пленники.

– В таком случае убедись сам, мой милый.

За дверями произошло движение. Через мгновение Лаццаро со свечой в руках выходил из дома, его беспокойные глаза прямо устремились в угол двора. Тут по-прежнему лежало бездыханное тело Сирры.

Грек подошел к ней, поднес свечу прямо к ее лицу и поднял руку Сирры. Когда он опустил ее, то рука упала тяжело и бесчувственно, как рука трупа.

– Она еще теплая, – прошептал Лаццаро. – Ты должна смотреть за нею, старуха!

В это время из комнаты, где была заперта Реция, снова раздался крик о помощи.

– Ты слышишь? – сказала старуха с дьявольской улыбкой. – Голубка воркует, хи-хи-хи, будь покоен, мой милый, я уберегу ее до завтрашней ночи! Тебе нечего бояться.

Лаццаро отдал свечу Кадидже и, не говоря ни слова более, вышел на улицу.

Когда полупьяная Кадиджа снова заснула, в углу, где лежала Сирра, зашевелилось… она слышала все… надо было во что бы то ни стало спасти Рецию и Саладина из когтей ненавистного грека – это должно было произойти! У Реции не было никого, кроме нее. Но как могла она исполнить это?..

XVI. Охота за депешей

Возвратимся снова к тому вечеру, когда султан Абдул-Азис поручил Зора-бею арестовать курьера Мустафа-паши и когда три приятеля отправились на три различные дороги, ведущие в Терапию; Зора-бей и Гассан верхами караулили оба берега, Сади в маленькой лодке, которой он управлял один, снял с себя оружие, чтобы легче было грести. Галил-бей, посланный визиря, надеялся избежать всех преследований.

В то время как Сади со своей лодкой отчаливал от берега у сераля, в отдаленной части от берега отчаливала большая лодка, в которой сидел курьер Мустафа-паши в сопровождении двух солдат, переодетых гребцами. Галил-бей, человек еще молодой, обязанный своим положением тому, что никогда не останавливался в выборе средств для достижения цели, стоял в лодке и глядел кругом, тогда как солдаты гребли. Среди офицеров Галил-бей пользовался самой дурной репутацией. Его боялись, потому что он старался возвыситься за счет других и всегда готов был донести на товарища, и про него говорили, что Мустафа-паша дает ему такие поручения, за которые не берутся другие офицеры. Но Галил-бей был совершенно равнодушен ко всему, что о нем говорилось.

Опасность, которой он подвергался в эту ночь, стала ему известна, потому что он подслушал разговор трех друзей, после того как случайно узнал, что султан призывал к себе Зора-бея. Галил знал, на какой дороге кто будет его ожидать, знал, какой сигнал они решили дать, когда его поймают, и это наполняло его сердце тайной радостью и самодовольствием. Он радовался при мысли, что проведет всех троих противников и внутренне смеялся, какие они сделают лица, когда, обманутые сигналом, который он подаст, они все трое с различных сторон поспешат к Беглербегу и ни один из них не привезет депеши, которая тем временем будет им безопасно доставлена во дворец принцев. Он приказал солдатам держать лодку посередине фарватера и стал осматриваться вокруг, не преследует ли его Сади. Галил еще не знал этого молодого капиджи-баши и не ожидал, что имеет в нем опасного соперника, а думал, что это не более как неопытный молодой офицер, который так же, как и его товарищи, будет обманут фальшивым сигналом.

Было около полуночи, когда лодка Галила проехала добрую половину дороги, не встретив ничего подозрительного. Тогда ему показалось, что настало время подать фальшивый сигнал. Он приказал гребцам ехать к берегу, который был окружен высоким тростником. Под прикрытием этого тростника он и хотел подать сигнал. Когда лодка стала приближаться к берегу, то скоро вода оказалась так низка, что невозможно было добраться до тростника. Тогда Галил приказал остановиться. Место казалось ему достаточно удобным и безопасным для исполнения его намерения. Все вокруг было тихо и спокойно. Последние перевозчики были уже давно дома. Галил-бей вынул револьвер и три раза выстрелил из него с короткими промежутками. Эхо далеко разнесло выстрелы по воздуху.

Сигнал был дан, и Галилу не оставалось ничего более, как ждать успеха своего дела, то есть того, что его противники отправятся в Беглербег.

В это время Зора-бей на своем великолепном скакуне проехал уже довольно далеко. Вдруг издали до него донеслись три выстрела.

– Досадно, – прошептал он, сдерживая коня, – тебе не посчастливилось, Зора. Гассан или Сади захватили курьера и депешу, но все равно хорошо, что удалось хоть кому-нибудь из нас исполнить повеление султана. – И, повернув коня, он поехал в первую прибрежную деревню, чтобы велеть перевезти себя на другой берег в Беглербег, где султан ожидал его и где он должен был встретиться с товарищами.

Гассан также отъехал уже далеко, когда услышал условный сигнал. Он повернул и поскакал в Беглербег, куда приехал первым. Он соскочил с седла и стал ожидать товарищей.

Прошло довольно много времени, когда наконец к берегу подъехала большая тяжелая лодка. Это был Зора-бей, ехавший в лодке вместе с лошадью. Выйдя на берег, он нашел Гассана.

– У тебя нет депеши? – спросил он.

– Нет! Это ты стрелял?

– Нет! Это, должно быть, Сади, – отвечал Зора-бей, – меня только удивляет, что его еще нет.

– Мы должны подождать его здесь, – заметил Гассан. Между тем Сади в это время на своей легкой лодке дошел почти до Терапии, не встретив Галил-бея. Следовательно, последний, если только он воспользовался водным путем, должен был быть позади. Чтобы не пропустить его, Сади начал переезжать от одного берега к другому, так что ни одна лодка не могла ускользнуть от его внимания. Сади был исполнен живейшего желания исполнить приказание султана и открыть измену министра, который давал клятву верности своему монарху, а вместо того преследовал изменнические планы. Эти мысли занимали его, и в то же время он смотрел с негодованием и презрением на Галил-бея, помощника недостойного министра.

Сади поставил небольшой парус, и лодка его без шума быстро скользила по воде от одного берега к другому. Вдруг Сади стал прислушиваться. Было уже за полночь. На некотором расстоянии прозвучал выстрел, за ним другой и третий. Сигнал был дан, оставалось только возвратиться в Беглербег. Но прежде чем ехать во дворец, Сади хотел убедиться, действительно ли это был условный сигнал или же просто случайное совпадение. Ему казалось невероятным, чтобы его товарищи успели так скоро овладеть депешей. Да если даже это и случилось, то не будет вреда, если он немного опоздает. Он снова поставил свой серый парус и начал скользить по волнам, внимательно вглядываясь в темноту, к которой глаза его привыкли, когда он еще был лодочником. Но кругом было тихо и пустынно, так что спустя какое-то время Сади уже хотел ехать в Беглербег, как вдруг ему послышался в отдалении как будто плеск весел. Сади плыл на парусе, следовательно, без всякого шума, поэтому ему легко было слышать всякий звук. Он был недалеко от берега, на котором стоит Беглербег, как вдруг заметил перед собой лодку, которая медленно подвигалась вперед, так как шла на веслах. Сади не думал, чтобы это мог быть Галил-бей, посланный визиря, тем не менее из предосторожности хотел посмотреть, кто это может ехать так поздно. Сади приготовил свое оружие, укрепил веревку от паруса и стал ждать.

Лодка подошла ближе. Вдруг она повернула прочь от берега. Сади сейчас же заметил это и, не теряя ни минуты, поставил парус так, чтобы догнать лодку. Но едва в большой лодке заметили, что Сади следит за нею, как изо всех сил начали стараться уйти от него. Тогда Сади догадался, что имел дело с Галил-беем или, во всяком случае, с людьми, которые затеяли что-нибудь нечистое, иначе им не было бы надобности убегать. После этого Сади не колеблясь стал преследовать бегущих.

Началась настоящая охота. Галил-бей и его два гребца старались изо всех сил, но Сади так хорошо управлялся со своей маленькой легкой лодочкой, что скоро почти нагнал большую тяжелую лодку Галила. Теперь Сади убедился, что перед ним находится посланный Мустафа-паши и был очень рад, что ему пришло в голову усомниться в истинности сигнала.

– Именем его величества султана приказываю вам остановить лодку! – вскричал Сади, все более и более приближаясь к беглецам.

Насмешливый хохот был ответом на его слова. Тогда Сади понял, что ему надо силой овладеть депешей, но прежде всего надо было догнать лодку. То, что, может быть, было бы для другого невозможно, для Сади было игрушкой. Он перегнал лодку и спустил парус, стал ей поперек дороги, но теперь должна была начаться настоящая борьба. Один против троих!

Галил-бей внимательно следил за всеми движениями лодки Сади, приготовляясь выдержать нападение. Хотя его хитрость обманула двух преследователей, тот, кого нужнее всего было обмануть, не поддался на хитрость! Надо было во что бы то ни стало спасти себя и депешу, которая была у него на шее в кожаной сумке. Он смеялся над опасностью и над преследователем, на зов которого не отвечал ни слова, а только велел своим гребцам удвоить скорость.

– Стойте! Сдайтесь! – вскричал Сади. – Именем его величества султана я приказываю тебе, Галил-бей, следовать за мной в Беглербег!

– Глупый мальчишка, понимаешь ли ты, что говоришь, – отвечал тогда Галил-бей, – возвращайся назад! До сих пор я щадил тебя. Но если ты не послушаешься моего предостережения, то берегись!

– Берегись сам! – вскричал раздраженный Сади. – Ты мой пленник!

Вместо ответа Галил-бей вынул пистолет, и над головой Сади просвистела пуля. Тогда Сади тоже вынул пистолет и, держа его в правой, левой рукой управлял лодкой. В эту минуту раздался второй выстрел, но Сади вовремя успел отклониться и в свою очередь выстрелил, видя, что дело не обойдется без кровопролития. Пуля Сади попала Галил-бею в руку, так что он принужден был выронить оружие.

Увидев себя раненым, Галил-бей сорвал с шеи кожаную сумку с депешей и передал ее одному из гребцов вместе с приказанием, которого Сади не слышал и даже едва заметил, что произошло, потому что другой гребец хотел со всего маху ударить его веслом, и Сади принужден был стать за мачту своей лодки, чтобы избежать удара. В это самое мгновение тот, которому Галил передал депешу, бросился в воду и поплыл к берегу. Между тем Сади в несколько мгновений одолел своего второго противника, нанеся ему сильный удар саблей по плечу, хотя Галил-бей, держа оружие в левой руке, пытался оказать помощь своему солдату. Тяжелораненый солдат упал на дно лодки, а Галил, видя, что не может противиться своему врагу, не подвергая опасности свою жизнь, покорился судьбе.

– Что заставило тебя напасть на меня и ранить? – спросил он с досадой.

– Твое сопротивление! Разве ты не слышал, что я именем султана приказывал тебе сдаться?

– Что тебе от меня надо? Почему я, Галил-бей, должен сдаться тебе, простому баши?

– Я требую, чтобы ты отдал мне депешу, которую везешь по поручению Мустафы-паши.

– Ты дурак, тебя нарочно обманули! У меня нет никакой депеши, – отвечал Галил.

– Это увидим, а пока ты мой пленник. Еще раз повторяю тебе – отдай мне депешу!

– Ты опоздал! – насмешливо сказал Галил-бей. – У меня была депеша, да! И она теперь на дороге к цели. Разве ты не видал второго гребца в моей лодке? Его нет больше в лодке, и он несет депешу куда надо.

– Я поймал тебя, пока этого с меня довольно, – твердо и спокойно отвечал Сади, – не думай, чтобы твои слова заставили меня сколько-нибудь изменить мое решение относительно тебя и погнаться за другим. Ты мой пленник, есть у тебя депеша или нет!

Он отнял у обоих побежденных оружие, привязал их лодку к своей и поплыл в Беглербег, не спуская глаз с Галила.