Несколько часов спустя Аделина приехала в больницу, но к отцу ее не пускали. Девушка вся напряглась и говорила на повышенных тонах. Она показывала паспорт с фамилией, показывала фотографии, но женщина за стойкой информации спокойно отвечала «Нет», отказавшись даже вызвать лечащего врача. Эти пререкания взбесили Аделину, и она, громко ударив по стойке, направилась к служебному входу. Оттуда как раз вышли несколько врачей и, к счастью для Аделины, вместе с ними был друг их семьи Артур.
– Аделина, здравствуй. Как раз собирался тебе позвонить. Ты к отцу?
– Да, но эта, – и она махнула в сторону женщины за стойкой, – ни в какой палате мой папа лежит не сказала, ни врача лечащего не вызвала.
– Не удивительно, она выполняет инструкции, – ответил Артур. – Сюда пытаются проникнуть журналисты, которые в реанимации не нужны от слова совсем. Андрей Александрович, – обратился Артур к одному из врачей, – это Аделина, дочь Леонида.
– Очень приятно, Аделина. К вашему отцу можно подняться пока только вместе со мной и не больше, чем на десять минут. Потом организуем вам проход в палату.
– Повезло, что я оказался на концерте, – сообщил Артур. – У меня есть доверенность от твоего отца на случай экстренных ситуаций, так что я тоже могу заходить к нему в палату, но не могу принимать никаких важных решений. Это придется делать тебе.
– Что с папой?
– Инфаркт. Пока он в медикаментозной коме, – ответил Артур. – Ладно, иди с врачом, не буду задерживать. Позвони потом.
Артур попрощался со всеми, и Аделина пошла вместе с Андреем Александровичем по коридорам больницы. Андрею Александровичу было лет сорок. Это был немногословный человек с усталыми глазами. Он шёл довольно быстро, но его походка напоминала скорее движения робота, чем человека. Аделина едва за ним поспевала, когда они торопливо проходили мимо палат, в которых лежали пациенты, мимо носилок, на которых везли больных на процедуры, поднимались по лестницам и переходам, затем на лифте куда-то вверх и снова шли по коридору. Через семь минут врач остановился перед дверью с номером 9009 и открыл её. Аделина побледнела, увидев своего отца. Она медленно зашла внутрь и остановилась у самой кровати. К носу Леонида, словно змейка, тянулась тонкая трубочка, а к пальцу левой руки был прикреплён аппарат, похожий на прищепку. Слева от кровати находилась стойка на колёсах и капельница, справа – стойка с мониторами. Ещё совсем недавно такой живой, улыбающийся, говорящий, любящий и поддерживающий Аделину человек теперь лежал без движения. Пока девушка в оцепенении стояла возле кровати своего отца, Андрей Александрович осмотрел его, после чего сказал:
– Через десять минут вернусь за вами. – И вышел.
Аделина легонько прикоснулась к теплой руке отца и шепотом произнесла: «Пап…». В ответ ей на разные голоса пел реанимационный компьютер. Девушка прерывисто вздохнула. Вдруг на смартфоне Аделины заиграла мелодия. От неожиданности девушка дернулась и потянулась в карман, но тут же замерла и стала вслушиваться. Кроме музыки из смартфона в палате звучал сигнал пульса больного, который выдавала подключенная к нему аппаратура, но теперь его ритм изменился. Аделина подняла глаза на экран монитора, где медленно рос показатель частоты пульса. Девушка поспешила достать смартфон, отключила звонок, и в этот момент пульс на экране компьютера снова стал замедляться. Аделина не шевелилась и только наблюдала за тем, что происходит с пульсом ее папы.
В палату зашел Андрей Александрович. Побледневшая Аделина обернулась к нему.
– Извините, – тихо начала она, – тут что-то странное происходит.
– О чем вы?
– Мне позвонили, заиграла музыка на смартфоне, и у папы в этот момент пульс расти начал.
– Ага, значит так, первое правило – телефон в палате должен быть или на беззвучном, или совсем выключен.
– Да, я уже сделала.
Аделина снова повернулась к Леониду и осторожно взяла его за руку.
– Андрей Александрович, что с моим папой? Что с ним будет дальше?
– Говоря простым языком, ваш отец сейчас в медикаментозной коме после инфаркта. Мы его лечим, поддерживаем все функции его организма, берем анализы. Но прогнозов пока давать никаких не могу. Там по результатам все неоднозначно.
– А можно… можно будет приезжать к папе?
– Конечно. Для него присутствие близкого человека будет очень важным в этот период. Вот вам мои контакты, пишите, когда захотите приехать. Желательно предупреждать меня об этом за пару часов.
– Спасибо. – И Аделина взяла визитку Андрея Александровича.
Аделина вышла из палаты вместе с лечащим врачом. Девушка едва стояла на ногах, и было заметно, что каждый шаг дается ей с трудом. У дверей отделения ее остановили две медсестры: одна – низенькая полная девушка со светлыми кудряшками, а вторая – высокая худощавая женщина лет пятидесяти с короткой стрижкой.
– Вы Аделина Алмайя? – обратилась к ней молодая медсестра.
– Да.
– Там журналисты собрались в первом корпусе. – И она улыбнулась Аделине.
Та закрыла глаза и устало выдохнула. Вторая медсестра взглянула на девушку, затем подошла к окну и сказала:
– Вы можете выйти через наш корпус. Я покажу вам дорогу.
Домой Аделина ехала на такси. Главной темой дня во всех новостях на радио было случившееся с Леонидом Алмайя. Дикторы наперебой цитировали известных людей разных стран мира, которые «выражали надежду на скорейшее выздоровление Леонида», вспоминали его заслуги и факты биографии. Аделина слушала новости и смотрела в окно, несколько раз закрывала лицо рукой, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. В конце концов девушка надела наушники и включила громкую музыку.
Такси ехало по проспекту мимо здания со шпилем и вывеской «Северное Измайлово», затем мимо череды высоток. Незаметно проскочили «Сиреневый сад» и снова мимо понеслись пятиэтажки вперемешку с высотками. Затем начались заторы из-за строительных работ на дороге – возводили новую эстакаду. У трехэтажного здания автовокзала повернули на Уральскую, затем на Амурскую. Еще через минуту свернули во двор пятиэтажки и остановились у подъезда.
Аделина поднималась домой. Поднималась с трудом, неровно дыша. Достала связку ключей, но сразу уронила их на пол, а потом долго искала нужный ключ. Аделина только открыла дверь, как мама крикнула ей из гостиной:
– Ну что там?
Аделина ничего не ответила, сняла обувь и прошла в гостиную, где сидела мама. Комната была небольшой, вход располагался в углу. Еще из прихожей были видны три старых кресла, два из которых были завалены одеждой и коробками. За креслами находился шкаф-стенка из темного дерева с чередующимися дверными секциями из стекла и дерева, а в нише посередине стоял новенький плоский телевизор. Напротив стенки, слева от окна, располагался диван, на котором сидела мама Аделины. Девушка рухнула в свободное кресло, продолжая хранить молчание. Мама перелистывала журнал, ни на чем не задерживая взгляд. На кухне перестал гудеть холодильник, и тишина стала абсолютной.
– Ну что там, Адель? – переспросила мама.
– Все плохо.
– Я знаю только, что инфаркт, об этом везде написали. Подробности есть?
– Он в коме, мам. – Мария подняла глаза на дочь, которая в этот момент сдерживала себя, чтобы не заплакать. – Он в коме, и никто не знает, выйдет он из нее или нет.
Мария отвернулась и молча стала смотреть в черный экран телевизора. Аделина закрыла лицо рукой.
– Знаешь, Адель, может, пора подумать о наследстве…
– Что?
Аделина резко убрала руку от лица и взглянула на маму.
– О чем ты? О чем?! Весь мир топит за то, чтобы мой отец выжил, весь мир надеется, а ты? Ты его просто не любишь так, как я. Как все!
Мария тяжело вздохнула, медленно повернулась к Аделине и посмотрела на нее холодными, будто бы рыбьими, глазами с маленькими зрачками.
– Иначе я была бы с ним. Экая ты, надо же! В новостях сказали, в интернетах написали хорошие слова, а ты уши развесила? Ленька всегда был всеобщим любимцем, не спорю. Лидером творческих людей нескольких стран. А то, как он инфаркт словил, показали чуть ли не в прямом эфире. Творческие люди очень эмоциональные, и эта новость, естественно, стала для них шоком. И на эмоциях они использовали все, чтобы продемонстрировать любовь к этому человеку и выразить поддержку, а на деле просто себя показывают под шумок. Мол, смотрите, мы очень переживаем, смотрите, какие мы сострадательные. А через пару дней забудут! Забудут, помяни мое слово! – Последние слова Мария почти прокричала. Аделина сидела в кресле и смотрела в одну точку, из глаз ее медленно текли слезы. Мария шумно дышала, затем немного успокоилась и продолжила: – А я знала твоего отца не только по заголовкам новостей или по картинкам в интернете, и не только с лучшей стороны. Ты говоришь, «весь мир топит, чтобы он выжил», но весь мир не знает, что в молодости у него уже был инфаркт. Ты тоже об этом не знала. И нам еще тогда сказали, что второй инфаркт, скорее всего, будет последним.
Аделина не нашла, что ответить. Вся в слезах, она встала и ушла в свою комнату, и, как только закрыла за собой дверь, заплакала, в голос и громко. Ее плач был слышен через стенку, но Мария заходить в комнату не стала. На ее глазах тоже были слезы. За книгами и аромасвечками на полке шкафа Мария нашла старый портрет Леонида. Она смотрела на него с минуту, а потом чуть улыбнулась и тяжело вздохнула. Аделина в своей комнате тоже смотрела на фотографию отца. По щекам девушки текли слезы, и она едва успевала их смахивать. В конце концов Аделина вызвала такси и отправилась в загородный поселок, где жил ее отец. Где когда-то жили они все вместе: мама, папа и она.
Поселок «Белая речка» находился далеко за МКАДом у Рублевского шоссе. Территория была закрытой, с коттеджами самой разной масти – от краснокирпичных замков начала девяностых до ультрасовременных необычных дизайнерских проектов. Местами широкие, но в основном узкие улицы с высокими заборами вдоль участков были обычным явлением «Белой речки». Неожиданным мог показаться скромный садовый домик в окружении огромных домин – поселок начал свое существование еще в советские времена, и не все участки были скуплены под коттеджи.
Проехав по широкой улице и свернув на одну из узких, такси остановилось у высокого кирпичного забора. Был конец апреля, и в воздухе пахло свежестью и распускающимися почками деревьев. Откуда-то издалека доносились звуки бензопилы и дрели. На территорию участка девушку пустил охранник Петр Васильевич. Это был пожилой мужчина с короткими седыми волосами в аккуратном костюме ЧОПовца. Он ласковым и привычным для Аделины жестом пригласил ее внутрь.
– Аделина, добро пожаловать домой. Как там мой хозяин?
– В коме.
– Ох-хо-хо-о-ох. Плохо, плохо… Вы, главное, не отчаивайтесь, Аделина. Инфаркт не приговор, и кома тоже. Чудо может случиться, я верю в это.
– Спасибо вам, Петр Васильевич. – И Аделина направилась в сторону дома.
Петр Васильевич развернулся и, удрученно покачивая головой, пошел в сторожевой домик. Заходя внутрь, он громко выдохнул. Казалось, что он сейчас заплачет.
От ворот до дома через небольшой сад вела дорожка, покрытая узорчатой плиткой. Вдоль нее по обе стороны стояли низкие фонарики, которые ночью освещали путь к большому строению в глубине участка. Это был двухэтажный дом в средиземноморском стиле с почти плоской четырехскатной крышей. Его центральная часть немного выступала вперед относительно всего дома и по краям была украшена пилястрами, стилизованными под кирпич. Окна выступавшей части были широкими, в отличие от окон справа и слева, те были обычного размера. Между этажами виднелись декоративные белые панели, сверху и снизу увенчанные карнизами. Вдоль стены здания, обращенной к въездным воротам, тянулось широкое просторное крыльцо. Справа это крыльцо переходило в крытую террасу с арочными проемами и кирпичными колоннами. В глубине проглядывалась печь, а над террасой возвышалась труба. Аделина поднялась на крыльцо и вошла в стеклянные двери.
Прихожая была небольшой, слева находилась лестница, ведущая на второй этаж, за ней – двери в ванную. Справа от входа – дверь на кухню, а через арку в центре можно было увидеть белый рояль, за которым через большие окна и стеклянную дверь открывался великолепный вид на маленький парк, расположенный за домом. Белые стены прихожей украшали картины в деревянных рамах с изображением бегущих лошадей. В воздухе витал сладковатый запах духов, которыми пользовался Леонид Алмайя. Аделина старалась вдохнуть как можно больше этого воздуха и не могла надышаться им. Она побледнела и, немного пошатываясь, прошла на кухню, где на столе стоял почти пустой графин с водой. Девушка взяла его обеими руками, прижала носик графина к губам и жадно выпила остатки.
Из кухни арка вела во всю ту же гостиную, но в этой части был виден большой стеклянный стол и восемь стульев, спинки которых напоминали раздувшуюся кобру. Аделина перешла в гостиную, и теперь слева от входа можно было увидеть кроме рояля большой угловой диван, журнальный столик и телевизор на низкой тумбе. Стены в гостиной были увешаны картинами, а все свободное пространство вдоль стен занимали всевозможные чугунные фигуры, установленные на высоких подставках. Здесь были рыцари, медведи, парусники, скрипки, мини-статуи известных музыкантов и писателей. На журнальном столике лежал чехол от скрипки. Причем лежал как-то не к месту, будто его там случайно забыли.
Аделина поднялась на второй этаж и сразу оказалась в квадратном холле с красными стенами, которые были украшены портретами родителей Леонида Александровича и их предков. Здесь находилось несколько дверей, и сначала девушка зашла в крайнюю слева, которая вела в спальню Леонида.
Спальня была небольшой, с темно-коричневым ламинатом и кремовыми стенами. Почти всю комнату занимала огромная двуспальная кровать. Справа и слева от нее располагались невысокие комоды, на каждом из которых стояла лампа и декоративные цветы. Над кроватью висела картина с изображением хвойного леса, а стену напротив занимал телевизор. Шторы были раздвинуты, и тюль, словно парус, раздувался от ветра из открытого окна. Возле кровати висели фотографии разных лет, на которых молодые Мария, Леонид и маленькая Аделина, улыбаясь, смотрели в объектив. Аделина долго стояла перед фотографиями и готова была в любой момент заплакать, глаза у нее покраснели, и она стала покусывать губы. Опустив голову, девушка медленно вышла в холл и зашла в правую дверь.
В своей комнате Аделина стала раздеваться. Ей мешали слезы, и она раз за разом вытирала их. Привычная обстановка в комнате, знакомые вещи помогали ей успокоиться. Вот стол у окна во всю стену, лавовая лампа на нем. Кровать справа от окна с пледом, сложенным в кучу. Рядом с кроватью Аделина поставила рюкзак, на кровать кинула футболку и джинсы. Сложив это все аккуратно, девушка отнесла вещи в огромный шкаф напротив окна. Из стоявшего между кроватью и шкафом комода Аделина достала домашнюю одежду. С ней она села на кровать, и взгляд ее упал на стену напротив. Там, в окружении детских рисунков, висела большая семейная фотография, на которой кроме нее, мамы и папы были еще несколько мужчин, женщин, бабушки и дедушки. Аделина замерла, глядя на фотографию, и ее глаза снова наполнились слезами. Она отвернулась, плюхнулась на кровать и заплакала. Еще через пять минут она уснула.
Проснулась Аделина ранним утром от звонка будильника на смартфоне. С закрытыми глазами она выключила будильник, потом поднесла смартфон как можно ближе к глазам и открыла их. На главном экране светилось время, а ниже шли десятки уведомлений от разных приложений, новостных лент и сообщений. Аделина отложила смартфон в сторону и повернулась к стене с фотографией. Так она пролежала без движения минут пятнадцать, а потом тихо произнесла: «Пап». Затем она произнесла это слово чуть громче, откашлялась и повторила еще несколько раз. Потом и вовсе закричала: «Па-а-а-па-а-а!». От крика по всему дому пронеслось эхо, и оно же было ответом Аделине, что ее папы тут нет. Девушка шмыгнула носом и медленно встала с кровати. В зеркале ванной комнаты Аделина увидела себя – хмурую, с полузакрытыми, потухшими глазами, опущенными уголками губ. Она усмехнулась и умыла лицо, но потом снова вернулась в комнату, села на кровать, обняла колени, и без движения просидела так несколько часов, не обращая внимания на телефонные звонки и уведомления.
Мария Алмайя ждала гостя у себя дома. Она хлопотала на кухне с новым черно-белым гарнитуром и все время вздыхала и охала. Поставив чайник на электроплиту, женщина подошла к окну. Вечернюю Москву невозможно было увидеть из старенькой пятиэтажки в Гольяново, тем более что перед окнами густой листвой раскинулась крона ольхи. Женщина задумчиво смотрела то в окно, то на отражавшиеся в нем кухонный гарнитур, стол и холодильник. Чайник вскипел, Мария сняла его с плиты и вздрогнула от громкого звонка в дверь.
В квартиру зашел мужчина лет пятидесяти в коричневом пальто с широким поясом.
– Здравствуй, Мария.
– Здравствуй, Артур, проходи. Я как раз чайник вскипятила.
Мария ушла на кухню и стала греметь чашками и чайником, пока Артур снимал пальто.
– Тебе с сахаром или без? – раздался голос из кухни.
– Без сахара и покрепче! – крикнул в ответ Артур и направился в сторону ванной. Проходя мимо комнаты Аделины, он заглянул туда с улыбкой, но никого там не обнаружив, крикнул:
– Аделина снова гуляет?
– Мы с ней поругались опять, она собрала сумку и смоталась.
Артур вымыл руки и встал у окна на кухне. Он с хмурым лицом наблюдал за Марией, которая суетилась и выставляла на стол печенье, конфеты и порезанный рулет.
– Я разговаривал с лечащим врачом, – начал он. – Это второй инфаркт Леонида, и шансы практически нулевые. Он не выживет.
Мария усмехнулась и села за стол.
– Я знаю, Артур. И я уже думаю о наследстве для Аделины.
– Какая ты быстрая, – проговорил Артур. – Но есть одно обстоятельство, которое может стать препятствием к его получению.
Мария схватила ложку и тут же с грохотом бросила ее обратно на стол:
– Нет, я так и знала! Вот же он скотина такая, все-таки сделал эту подлость! Это родители мои его подговорили, не иначе! И кому он хочет оставить свое состояние?
– Своему старшему сыну.
Мария замерла и уставилась на Артура. Тот с невозмутимым видом смотрел на холодильник, избегая посмотреть женщине в глаза.
– Ты знал об этом? Что у него есть сын, знал? – начала допытываться Мария.
– Да, и Леня запретил говорить об этом, пока с ним что-нибудь не случится. И поскольку я склонен доверять мнению врача и считаю, что шансы Лени на выживание малы, могу рассказать эту историю с его слов. В семнадцать лет он влюбился в одну особу, которая была на год его младше. Безумно влюбился. Через пару лет девушка родила мальчика как раз в тот день, когда вы с Леонидом поженились. Кто был настоящим отцом – Леонид или кто-то другой, так до конца и не ясно, но семья его об этом вспоминать вообще не любила и тщательно все скрывала. Однако если этот молодой человек действительно его ребенок, то по праву первенства он получит все состояние.
– Ты его видел сам?
– Ни разу, но Леонид о нем раньше часто говорил. А потом как-то резко перестал…
– И что теперь делать?
– Для начала выяснить, что там на самом деле с внебрачным сыном.
– Можно спросить об этом у его сестры.
– Виктории?
– Да-да, Виктории.
– Уверена, что она захочет встречаться?
– На кону целый дом в наследство, Артур. А Виктория очень жадная. Эта кобыла оттяпала родительскую квартиру в центре, купила себе квартиру, машину, бизнес завела, собирается дом купить в Грузии, и все ей, сволочь, мало. Тебе Леня рассказывал, как разделилось наследство после смерти его родителей?
– Да, но хочу тебя послушать.
– О-о-о, ты открыл ящик Пандоры.
Артур засмеялся и сел за стол. Мария отпила из чашки чай и начала свой рассказ:
– Родители Лени жили в доме в «Белой речке». Жили еще при мне, и я очень хорошо помню, как старенький Александр Петрович, отец Леонида и Виктории, позвал нас к себе в комнату и сказал, что будет писать завещание. Как писалось это завещание, я тоже помню, и делал это исключительно Александр Петрович, Леня же просто сидел рядом и слушал рассуждения своего отца. Было-то как: у нас была встреча семейная, на которой и Вика присутствовала, и Леня был. И отец их тогда как бы в шутку спросил, кто бы что хотел получить. И тут началось… Никому не нужна была квартира в Ермолаевском переулке, все этот дом хотели получить. Ну, вроде пообщались, посмеялись, но такой ядовитый взгляд был у Вики, ух… Мурашки по спине до сих пор. Отец их тогда выслушал и, видимо, сделал какие-то выводы. Потому что в конце концов дом достался Леониду. Аделине тогда исполнился годик. Огласили завещание, и Вика начала нас кошмарить. Суд на суде, судом погоняет. Дошла до угроз даже. Но ты мне скажи, вот нахрена ей этот дом? – Артур на это только пожал плечами. – У нее две квартиры было. Эту квартиру в Ермолаевском переулке она могла продать и три-четыре таких дома купить. Но так нет же… Вот уперлась, как баран, выбесила всех, отношения со всеми испортила и ходила потом: «А че это вы меня не зовете на семейные праздники, а че это вы на меня так косо смотрите, а че… А че…».
– Да, борьба за наследство разрушает целые семьи. А Леониду и без этого досталось, – Артур сделал пару глотков, потом поставил чашку и прикрыл лицо рукой. – И вообще, почему я его уже хороню, а?
– Да потому что так и будет.
– Прости за откровенность, но с тобой я это обсуждать не стану. Ты бы его сама убила, будь у тебя такая возможность. – И Артур снова стал пить чай.
– А умирал бы на моих глазах – перешагнула бы, – От этих слов Артур поперхнулся и стал громко кашлять. Мария засмеялась и ударила его пару раз по спине.
– Да шучу я, шучу. Но ты прав, отношение у меня к нему поганое. А теперь к этому придурку у меня еще больше вопросов, – закончила Мария и принялась за рулет.