Генри Райдер Хаггард
Рыцарь пустыни, или Путь духа
Эдит пожала плечами.
– Я не влюблена. Это не в моих привычках.
Лорд посмотрел ей прямо в глаза.
– Нет, – ответил он, – потому что вы всегда были «влюблены», как вы выражаетесь, в этого мерзавца Дика. И пожалуйста, не спорьте со мной, ибо я знаю. Дик бывает очень даже разговорчив, особенно после ужина.
Эдит не стала с ним спорить, лишь сказала, довольно обиженно и слегка покраснев:
– В таком случае, это худшее, что я о нем слышала, что о многом говорит.
– Верно. Никогда не доверяйте мужчине, который хвастает своими победами. Послушайте, Эдит. Я помогаю Дику лишь потому, что он меня развлекает и от него есть польза. Именно поэтому я и хочу протолкнуть его в Парламент. Нет, конечно, я не могу помешать вам выйти за него замуж, если такая глупость взбредет вам в голову, чего, однако, я не могу представить. Но если это все-таки произойдет, я выставлю Дика за порог, а на счет ваших попечителей не ляжет никаких 25 тысяч фунтов.
– То есть вы ставите мне такие жесткие условия, кузен Джордж?
– Отчего же жесткие? Очень даже щадящие, Эдит. Я, насколько это в моих силах, не позволю вам выйти замуж за это ничтожество без гроша за душой. Ради вас самой, ибо вы мне дороги.
– Я никогда не говорила, что хочу за него замуж.
– Нет, но поскольку из-за него вы отказываетесь выйти замуж за кого-то другого, что по сути одно и то же, по крайней мере, что касается вашего будущего.
Эдит на минуту задумалась и, прежде чем ответить, снова потерла лоб.
– Все это сказано довольно ясно и откровенно, но смею предположить, вы не ждете от меня ответа прямо сейчас. К тому же у Руперта вполне могут иметься свои соображения. Он производит впечатление человека, который никогда не женится из принципа. К тому же пока что вы исходите исключительно из моего рассказа о нем, хотя сами в последний раз видели его еще юношей. Когда же вы его увидите своими глазами, возможно, этот ваш… план… перестанет казаться вам столь желанным.
– Совершенно верно, – согласился лорд. – У вас весьма логичный ум. Приводите его сегодня вечером на обед, и мы вновь поговорим об этом через несколько дней.
Эдит встала, чтобы уйти, но лорд ее остановил.
– Как поживает ваш банковский счет? – спросил он.
– Полагаю, что со всех точек зрения он прекратил свое существование, – хмуро ответила она, ибо это было единственное, что ее по-настоящему заботило.
Лорд Дэвен улыбнулся и, достав из ящика стола чековую книжку, выписал ей чек.
– Возьмите, – сказал он, – это поможет какое-то время держать волка на расстоянии от вашей двери. К тому же, полагаю, вам нужны новые платья.
Эдит посмотрела на чек. В нем значилась сумма в 250 фунтов.
– Вы слишком щедры ко мне, – сказала она. – Может, кто-то вас не любит, но только не я. Я вас обожаю…
– Меня или мои деньги? – уточнил Дэвен, выгибая бровь.
– Разумеется, вас, – ответила Эдит, и, поцеловав его, направилась к двери.
– Если не ошибаюсь, – задумчиво произнес лорд Дэвен самому себе, как только дверь за ней закрылась, – впервые за более чем два десятка лет кто-то сказал, что любит меня, причем, совершенно искренне. Она непременно должна выйти замуж за Руперта. Это самый большой шанс ее жизни. И разве не имеет она такое же право на все эти богатства и титулы, как и этот набожный медведь?
Глава V. Званный ужин
Вернувшись домой, Эдит застала Руперта за тем занятием, коим он был занят все утро: распаковкой багажа. Он только что установил обе стелы, которые, объясняю для непосвященных, были погребальными плитами, где древние египтяне записывали события своей жизни или же, иногда, молитвы. Стелы были массивными, в чем Эдит имела возможность убедиться накануне вечером, и лучше всего соответствовали своему первоначальному назначению в гробнице. В крошечной же лондонской гостиной они смотрелись явно не к месту, установленные одна на пианино, а вторая – на верхнюю полку чиппендейловского книжного шкафа.
– Согласись, мама, что они смотрятся прекрасно! – воскликнул Руперт.
– О, да, мой дорогой, – с сомнением в голосе ответила миссис Уллершоу, – правда, на мой взгляд, они тяжеловаты и изрядно попорчены временем.
– Попорчены временем! Пожалуй, ты права, – ответил он. – Одной из них четыре, а второй три тысячи лет, но та, что поновее – нет, не та, где бок о бок сидят муж и жена, а другая – более ценная. Она из Тель-эль-Амарны – как тебе, надеюсь известно, этот город построил фараон-вероотступник Эхнатон – и была установлена в гробнице одной из принцесс. Посмотри на ее портрет на верху плиты, над которым изображен шар солнца. Его лучи оканчиваются руками, которые протянуты над ней в жесте благословения. Если хочешь, я для тебя переведу надпись.
В этот момент раздался зловещий треск, а затем незаметно вошедшая в комнату Эдит, мягко произнесла:
– На вашем месте, Руперт, я бы поставила ее сначала на пол. Потому что… Ой! Я так и знала!
Не успела она договорить, как несчастная верхняя полка книжного шкафа треснула и сломалась, и погребальная стела с грохотом рухнула на пол.
Объятый ужасом, Руперт подскочил к ней и, словно игрушку, поднял в своих сильных руках.
– Слава богу! – воскликнул он. – Она цела!
– Верно, – заметила Эдит, – в отличие от книжного шкафа.
Руперт взялся искать для своего сокровища новое место; на сей раз он внял материнскому совету и поставил стелу на пол. Впрочем, еще оставался Осирис, по-настоящему прекрасная бронзовая фигура примерно в два с половиной фута в высоту, для которой нигде не находилось места.
– Я знаю, – заявил Руперт и, взвалив древнего бога на плечо, зашагал вниз, на первый этаж.
– Как вы думаете, кузина Мэри, – спросила Эдит, проводив взглядом его самого и памятник далекого прошлого, – Руперта можно будет уговорить переместить эти два ужасных могильных камня куда-то еще?
Миссис Уллершоу покачала головой.
– Нет, даже не заводите такой разговор, дорогая. Руперт давно мечтал привезти их домой. По его словам, он долгие годы представлял себе, как прекрасно они будут смотреться в этой комнате. В любом случае, если он их и переместит, то только в столовую.
– В таком случае, пусть уж лучше остаются здесь, – решительно заявила Эдит. – Лично мне не хотелось бы ужинать, глядя на могильные плиты. Надеюсь, он не привез также и мумию.
– Похоже, он хотел ее привезти, но, насколько мне известно, был вынужден оставить, потому что ее отказались грузить на корабль, пока он не заплатит за нее, как он выразился, по «тарифу покойника».
– Всегда найдется нечто такое, за что мы должны быть благодарны, – заметила Эдит, снимая с голову шляпку.
Увы, спустившись вниз к ленчу, она обнаружила огромного бронзового Осириса на серванте в окружении тарелок и блюд. Ее чувство благодарности мгновенно поубавилось, но поскольку Руперт был в полном восторге, воздержалась от комментариев.
Пока они ели, Руперту принесли записку. При виде хорошо знакомого почерка, он тотчас нахмурил и без того изборожденный морщинами лоб.
– От кого она, дорогой? – поинтересовалась миссис Уллершоу, когда он прочел текст.
– От лорда Дэвена, – резко ответил Руперт. – Он хочет, чтобы Эдит и я отужинали с ним сегодня вечером. Он якобы даже пригласил заместителя военного министра, лорда Саутвика, чтобы тот познакомился со мной. Разумеется, я никуда не пойду, ибо мне тогда придется оставить тебя одну в первый же вечер после моего возвращения! Я напишу ему и так и скажу.
– Дай, я сначала взгляну на записку. Эдит, дорогая, прочти мне ее, я забыла надеть очки.
И Эдит прочла:
«Дорогой Руперт, с возвращением домой и, мой дорогой друг, прими сотню поздравлений! Ты отслужил достойно. Я со всех сторон только и слышу похвальные отзывы в твой адрес и потому несказанно горд за тебя. Но я хочу сказать тебе это лично. Приезжайте с Эдит ко мне на ужин в восемь часов. Я только что встретил в клубе Саутвика, заместителя военного министра. Ему хотелось бы побеседовать с тобой в приватной обстановке, прежде чем ты доложишь о своем прибытии официально. Он даже перенес какую-то другую встречу, чтобы познакомиться с тобой. Я взял на себя смелость сказать ему, что он может спокойно это сделать, так как был уверен, что у тебя пока нет никаких других планов. Твой любящий кузен
Дэвен».
– По-моему, ты непременно должен туда поехать, – сказала мать.
– Но у меня нет ни малейшего желания, – энергично возразил Руперт. – Ненавижу все эти званые обеды и ужины.
– Дорогой, рано или поздно тебе все равно придется это сделать. Так почему бы не сейчас? К тому же Эдит наверняка расстроится.
– Еще как! – поддакнула та. – Хотелось бы познакомиться с лордом Саутвиком. Говорят, это самый большой зануда во всем Лондоне. В своем роде, он тоже достопримечательность.
И Руперт уступил. Передав лакею свое устное согласие, остаток ленча он просидел такой же молчаливый, как и бронзовый Осирис на серванте.
Для такого человека, как Руперт, званый ужин был воистину тяжким испытанием. Время было бессильно смягчить яркое воспоминание об ужасе прошлого, о котором он до сих пор ежедневно скорбел в самом искреннем раскаянии. С дрожью в сердце он вспомнил его последнюю кошмарную главу. Его не оставляло ощущение, будто книга с некой новой трагедией, в которой ему уготована роль, вот-вот раскроется в роковом обществе лорда Дэвена. Больше всего на свете ему хотелось вновь оказаться в обществе Бахиты или даже шейха Пресных Колодцев, в Судане, или другом пустынном месте, главное, чтобы оно было как можно дальше от Мейфэра. Он даже пожалел о том, что вернулся домой, но как он мог отказать мольбам матери? Увы, избежать встречи с лордом невозможно, значит, придется терпеть, и Руперт, стиснув зубы, приготовился пережить неизбежное.
«Боже мой, что за человек! – подумала про себя Эдит, глядя на его суровое лицо, когда в тот вечер он помогал ей сесть в кэб. – Можно подумать, он едет не на званый ужин, а на казнь».
Дверь – Руперт даже поблагодарил судьбу за то, что это была другая дверь – открылась, и от его благодарности мгновенно не осталось и следа, ибо за спиной у лакея стоял тот самый сухопарый, хмурый человек, что когда-то сообщил ему про смерть Клары. Он нисколько не изменился. Руперт узнал бы его с расстояния в сотню ярдов. Более того, подобострастная улыбка, которой дворецкий приветствовал его, выглядела так, будто увидев его, дворецкий тотчас же кое-что вспомнил. Что, если этот человек?… При этой мысли на спине Руперта выступил холодный пот.
Эдит куда-то испарилась, чтобы снять плащ, и он был вынужден ее ждать, одиноко стоя наедине с темным, улыбающимся демоном.
– Рад вас видеть живым и здоровым, полковник, – сказал тот, принимая его пальто.
– Как жаль, что не могу сказать в ответ то же самое, – машинально буркнул Руперт.
Дворецкий на минуту задумался, ибо загадочный смысл этих слов его озадачил, однако поняв их на свой лад, продолжал:
– А! Похоже, сэр, вы ощутили перемены… в этом доме, я имею в виду. – И он с опаской оглянулся по сторонам, сначала через плечо, а затем на напудренного лакея рядом с дверью. – Я уверен, сэр, что вы меня не выдадите, если я скажу, что мы все их чувствуем. Ее вторая милость, супруга лорда, сэр, совершенно не то, что первая, – сказал лакей и с искренним сожалением вздохнул, ибо большинство слуг в доме действительно любили бедную Клару: та всегда пыталась защитить их от господского гнева и была щедра. – Ее нынешняя милость, сэр, только и знает, что проповедует и наставляет, требует, чтобы мы читали религиозные книжки, – добавил он с особой горечью в голосе. – А ведь как мы любили ее первую милость! – он перешел почти на шепот. – Ничуть не меньше, чем вы, сэр.
В этот момент к великому облегчению Руперта – ибо голова его от этих жутких признаний уже шла кругом – двойные двери широко распахнулись, и в них шагнул прямой и тощий человек с моноклем, как понял Руперт, лорд Саутвик собственной персоной. Дворецкий, за дьявольской внешностью которого скрывалось прекрасное сердце и который был искренне рад видеть Руперта, пусть даже лишь по той причине, что того любила его покойная хозяйка, был вынужден тотчас шагнуть к нему и принять его пальто. Одновременно с этим вернулась Эдит, в черном с серебром платье, и, сверкая улыбкой, сказала:
– Итак, Руперт, я готова.
– Уверен, что и я тоже, – ответил он.
– О, только не надо меня упрекать, я ведь не слишком долго, – произнесла она и пристально посмотрела на его голову.
– С моими волосами что-то не так? – спросил он, внезапно вспомнив о них.
– Не знаю, пока вы не снимите шляпу, – мягко ответила она, а про себя задалась вопросом, как давно ее знаменитый кузен в последний раз был на званом ужине.
Руперт тотчас же сорвал с головы шляпу и сунул ее в руки одному из швейцаров. Тот нехотя ее принял, ибо принимать шляпы не входило в его обязанности. Затем, сопровождаемые другими лакеями, которые сменяли друг друга, мисс Бонниторн и полковник Уллершоу, наконец, услышали, как у входа в огромную гостиную чей-то трубный глас объявил об их прибытии.
В дальнем конце гостиной, опершись на каминную полку, ибо вечер был довольно зябкий и в очаге пылал огонь – стояли двое мужчин. На некотором расстоянии от них, с невозмутимым видом глядя прямо перед собой, на софе в стиле ампир сидела женщина приятной наружности, хотя и довольно дородная. Не отягощенная никакими украшениями, с косами, венком уложенными вокруг головы, она сидела, сложив руки на простом черном платье.
На какой-то миг Руперт узнал мужчин чисто автоматически; его внимание было приковано к великолепной каминной полке, которую он отлично помнил и рядом с которой ему примерещился призрак Клары, ибо та имела обыкновение стоять рядом с ней. Да-да, это была та самая каминная полка из ее будуара, которая по причине ее ценности была перевезена сюда из старого дома. Он никак не мог ошибиться, глядя на статуэтки, которые поддерживали полочку над ней. Его взор затуманился, однако тотчас прояснился, стоило ему увидеть, как к ним, протянув для рукопожатия руку, направляется лорд Дэвен, а подойдя ближе, с искренней симпатией кивнул Эдит.
«Тот же самый человек, – подумал Руперт, – только более седой, да и походка уже не такая твердая». Затем, перед лицом врага – ибо в его глазах лорд Дэвен оставался таковым – к терзаемому угрызениями совести Руперту вернулось мужество, и он решил сыграть свою роль как можно лучше.
Направляясь в их сторону, лорд Дэвен думал следующее: «Эдит, молодчина, отлично его описала – медведь, но праведный, правильный медведь, который на всю жизнь извлек для себя урок». Но вслух произнес, как будто от всей души, другое, хотя никакое притворное гостеприимство не могло полностью заглушить металлические нотки этого столь хорошо знакомого Руперту голоса:
– А, вот и ты, минута в минуту, как и положено солдату! Добро пожаловать, мой дорогой Руперт. Я искренне рад, что ты вернулся живым и здоровым, и не просто вернулся, а с грузом разного рода наград и почестей, – взяв в свою сухую руку крупную, загорелую ладонь Руперта, он энергично ее пожал и добавил: – Да ты стал великан во всех смыслах этого слова! Теперь тебя никакая лошадь не выдержит!
– Спасибо, – просто ответил Руперт, после чего, решив, что для него проще всего продолжить тему своей внешности, добавил: – Боюсь, что жизнь в Египте располагает к полноте. Слишком жарко, слишком мало движения. А как поживаете вы? – спросил он и тут же осекся, ибо к нему обратился другой голос, так же хорошо ему знакомый.
Обернувшись, он увидел своего кузена Дика. Несомненно, Руперт с первого взгляда заметил, – ибо наблюдательность была у него в крови, – что Дик настоящий красавец. И хотя темные, томные глаза его смотрели слегка устало, а лицо утратило свою былую свежесть, все же и оно, и вся его ладная фигура, были приятны взору, по крайней мере, взору женщин.
– Как поживаешь, герой ста сражений? – поинтересовался Дик довольно саркастическим тоном, который неизменно раздражал его кузена в юности. Впрочем, и сегодня тоже.
– Отлично. Спасибо, Дик, – ответил Руперт. – Но я никакой не герой и не участвовал в ста сражениях.
– Ну, почти в ста, – сказал Дик, слегка устало пожимая ему руку. – Человек – то, что о нем думают другие, факты же никому не интересны. Мы уже много лет называем тебя нашим семейным героем, а поскольку других героев в нашей семье нет, то мы имеем полное право гордиться тобой.
– Прошу тебя, прекрати называть меня так, мой дорогой друг, ибо мне это не нравится. Я всего лишь обыкновенный офицер египетской армии.
– Великим свойственна скромность, – ответил Дик. – Кстати, – он устремил взгляд на довольно поношенный парадный мундир своего кузена. – Я надеялся, что ты явишься увешанный наградами. Тебя непременно следует пригласить на официальный обед, чтобы ты был вынужден их надеть.
– Прекрати говорить ерунду, Дик, – резко оборвала его Эдит, заметив, что Руперт начинает сердиться. Не хватило еще, чтобы язвительные замечания кузена вылились в громкую ссору. – К вам уже пожаловал лорд Саутвик и другие гости. Давай, Руперт, я представлю тебя леди Дэвен.
И Руперт был представлен ее милости. Новая супруга лорда Дэвена, стряхнув с себя задумчивость, протянула ему пухлую руку и, посмотрев ему в лицо своими фарфоровыми голубыми глазами, сказала с сильным немецким акцентом:
– А, так вы и есть тот самый полковник Уллершоу, о котором я наслышана! Солдат, что храбро сражался за Англию! Весьма рада познакомиться с вами! Я люблю солдат. Мой отец был солдат, но французы убили его в битве при Гравелоте. Так что я очень рада вас видеть!
Почувствовав, что эта женщина не кривит душой, Руперт отвесил ей поклон. Ее слова приветствия были искренними и шли из глубины сердца. С самой первой минуты он ощутил расположение к этой немецкой пэрессе, – честной, правдивой, верной своим убеждениям. Но тут лорд Дэвен подвел к ним лорда Саутвика и представил сначала Руперту, затем своей супруге. Затем хозяин дома был вынужден уделить внимание другим гостям, и, прежде чем их пригласили к столу, Руперт сумел отойти в сторонку и углубиться в изучение картин на стенах.
К его великому восторгу его дамой за столом оказалась Эдит.
– Я так рад, – застенчиво признался он, когда они вместе спускались по широкой лестнице. – Я даже не надеялся на такую удачу.
Она невинно посмотрела на него и сказала:
– Это какую же?
– Что я буду сидеть рядом с вами, а не с кем-то из посторонних людей.
– Мне приятно слышать от вас такие слова, Руперт, и я это ценю, – ответила она с улыбкой.
– Да, – раздался за их спиной голос Дика, – но, приятель, советую тебе отпускать комплименты шепотом. На лондонских лестницах прекрасная слышимость, – и он, и его партнерша, хорошенькая и пикантная наследница, весело рассмеялись.
– Не обращайте внимания на колкости Дика, – сказала Эдит, когда они вошли в столовую. – Это просто у него такая привычка.
– Которая никогда мне не нравилась, – проворчал Руперт.
Как не нравилась она, если честно, и самой Эдит. Ей было прекрасно известно, что Дик готов взорваться от ревности, и она опасалась, как бы он не зашел слишком далеко и не заявил этого вслух.
За обедом леди Дэвен, сидевшая во главе стола, оказалась по правую руку от Руперта. Напротив него сидел лорд Саутвик, который, разумеется, взял на себя заботы о ней. Рядом с лордом расположилась хорошенькая наследница, а по другую ее сторону Дик, отчего тот оказался почти напротив Эдит. Остальные гости нам просто неинтересны.
Званый ужин прошел, как и все остальные званые ужины в больших домах. Выпив шампанского, Дик принялся беззастенчиво флиртовать с хорошенькой наследницей, которая, похоже, не имела ничего против и отвечала ему тем же. Эдит понимала: он это делает нарочно, чтобы вызвать в ней ревность или хотя бы немного позлить. Леди Дэвен с сильным немецким акцентом вела с лордом Саутвиком разговоры о кулинарии. Было видно, что тема эта ему совершенно не интересна. Эдит же заставила Руперта рассказывать ей про Судан и военные операции, в которых он там участвовал. Эта тема его прекрасно устраивала, и лорд Дэвен, наблюдая за ними с дальнего конца стола, вскоре сделал вывод, что Руперт ведет свой рассказ в манере, которая импонирует ее уму, ибо Эдит слушала его довольно внимательно.
Хотя Руперт этого не знал, лорд Саутвик тоже слушал его, а исчерпав тему закусок, стала слушать также и леди Дэвен.
– Что вы сказали, полковник, о преимуществах маршрута Суакин-Бербер? – поинтересовался лорд Саутвик, глядя на него в монокль.
Руперт повторил свои соображения.
– Хм, – отозвался лорд. – Вулсли был иного мнения.
– Я ни в коем случае не хочу оспаривать мнение лорда Вулсли, милорд, – ответил Руперт. – Это лишь мое личное мнение, которое я озвучил для мисс Бонниторн.
– И весьма разумное, на мой взгляд, – заметил заместитель военного министра в свойственной ему четкой, официальной манере. – Более того, события доказали его правоту. Скажу больше, полковник Уллершоу, ваше мнение заслуживает уважения. Я это точно знаю, ибо услышав, что встречусь с вами на ужине, я ознакомился с вашим личным делом в министерстве и даже прочел приватный меморандум, который, как я надеюсь, вы помните, вы составили для ваших вышестоящих офицеров, хотя, возможно, даже не догадывались о том, что потом он был направлен мне.
Руперт, покраснев, пробормотал, что не слышал об этом.
– Жаль, что к вашему мнению не прислушались, – продолжал лорд Саутвик, – и этим все сказано. Кстати, хотя, возможно, это довольно болезненный для вас вопрос, но вы в курсе, полковник, что однажды вас хотели представить к кресту Виктории? После сражения при Тамаи, в котором вы получили ранение.
Лишившись дара речи, Руперт лишь покачал головой.
– Да-да, именно так. Более того, – продолжал лорд Саутвик с лукавым блеском в глазах. – Вы бы наверняка его получили, не начинайся ваше имя с буквы «У». Видите ли, лица, рекомендованные к одной той же награде или званию, обычно перечисляются в реестре в алфавитном порядке а поскольку количество крестов ограничено, тот, чье имя начиналось на «Т» его получил, а вы – нет. Хочу добавить, что это не моя система, но поскольку человек, ответственный за награждение, уже мертв и с тех пор утекло много воды, я счел возможными рассказать вам эту историю.
– Я весьма рад, – пробормотал Руперт. – Но я не сделал ничего такого, чтобы заслужить эту награду.
Надо сказать, что сей благородный заместитель военного министра, а он был чиновником всю свою жизнь, ибо унаследовал звание пэра лишь по чистой случайности – внешне похожий на шомпол и, как говорили, страшный зануда, – обладал добрым сердцем, умел ценить чужие заслуги и был наделен чувством справедливости. Возможно именно эти качества, или хотя бы одно из них, заставили его сказать следующее:
– Вам это лучше знать, и если это так, значит, алфавитный принцип работает лучше, чем я о нем думал. А теперь выскажите мне свое мнение, и вы, леди Дэвен, вот по какому случаю. Некий офицер выставил на площади заграждение. Площадь подверглась нападению, заграждение было отрезано. Результат нападения был неясен. Враг захватил лишь кусты вокруг площади. Офицер, который выставил заграждение, был довольно глубоко ранен в плечо копьем…
– Прошу вас… – перебил его Руперт, но лорд Саутвик невозмутимо продолжил:
– Ночью на площадь выполз раненый солдат и рассказал, что чудом остался жив, хотя остальные его товарищи были убиты, он же прокрался сквозь вражеские позиции. Он также сказал, что сержант, получивший ранение в ногу, лежит в кустах в шестистах ярдах отсюда, и арабы, занявшие донгу между лагерем и этими кустами, пока его не обнаружили. Поскольку посылать спасательный отряд не имело смысла, раненый офицер надевает на себя джиббу и тюрбан мертвого араба и в таком обличье проходит через донгу, находит раненого товарища и каким-то чудом ведет – вернее, несет, – его в лагерь, причем последние несколько сот ярдов под сильным ружейным огнем, как со стороны арабов, так и своих собственных часовых. А теперь скажите мне: заслужил такой офицер крест Виктории?
– Ach! Mein Gott[6], думаю, что да, – ответила флегматичная леди Дэвен с убежденностью, совершенно не свойственной ее натуре, по крайней мере, как о ней думали окружающие. – Как же звали этого храбреца? Хотелось бы знать его имя.
– Не помню, – ответил лорд Сутвик с каменной усмешкой. – Спросите полковника Уллершоу. Он наверняка помнит этот случай.
– Кто это был, Руперт? – спросила Эдит, и весь длинный стол притих в ожидании ответа.
И тогда ведущий учет его грехов ангел был вынужден добавить к списку прегрешений Руперта еще одно, ибо тот солгал, даже не покраснев.
– Не знаю. Я не уверен. Первый раз об этом слышу, но даже если этот случай и имел место, мне кажется, он сильно преувеличен.
За столом прокатился смешок, гости заулыбались, заместитель военного министра лукаво усмехнулся и сменил тему разговора.
Целых три минуты леди Дэвен пребывала в глубоком раздумье. Затем, когда ее супруг стал рассказывать какую-то историю про охоту на куропаток в шотландском болоте, с которой он недавно вернулся, она внезапно ударила тяжелой ладонью по столу и громко воскликнула:
– Himmel![7] Теперь мне понятно. Лорд Саутвик изволил пошутить. Этот человек – вы, полковник Уллершоу.
Гости разразились хохотом, Руперт же был готов провалиться от стыда сквозь землю.
* * *
Наконец ужин завершился, и лорд Дэвен вышел в холл попрощаться с гостями.
– Итак, – спросила Эдит, когда он помогал ей надеть плащ, – вы его видели. И что вы скажете теперь?
– Превосходно! – воскликнул Дэвен. – Вы должны покорить эту трудную высоту. Должны выйти за него замуж. Если, конечно, сможете, в чем я сильно сомневаюсь.
– Неужели? – удивилась Эдит. – Я же намерена попробовать, спора ради. Доброй вам ночи.
– Разве я не говорил тебе, что он герой, – усмехнулся Дик, провожая ее к кэбу. – Бедняжка Эдит. Мне искренне тебя жаль. Чтобы находиться рядом с таким воином, нужно иметь немалое мужество.
– Пожалуй, ты прав, – согласилась она. – Риск и вправду велик.
Тем временем лорд Саутвик взял Руперта в оборот у входной двери.
– Жду вас, Уллершоу, в военном министерстве, где я хотел бы представить вас статс-секретарю, – произнес он. – Завтра в половине первого вас устроит?
Понимая, что это приказ, Руперт ответил:
– Разумеется, милорд, я там буду.
