Генри Лайон Олди
Изгнанница Ойкумены
«Дайте мне другие обстоятельства! – молит неудачник. – Иной мир, вторую жизнь, изнаночную реальность! Что угодно, но другое! Уж я-то развернусь, уж я-то найду себя: сделаю карьеру, надену корону, выпрямлю спину и стану бегать по утрам…» Нет, не дают. И не потому, что неудачник врет. Случается, трус, попав в огонь, выпрямляет спину. Бывает, мерзавец, угодив в питательную среду, очень даже разворачивается. Толстяк, став добычей, начинает бегать от охотников бодрей бодрого – и по утрам, и круглосуточно. В мольбе – замените! осчастливьте! – есть здравое зерно.
И все равно не дают.
У судьбы тонкий слух. Вопль «Дайте!» так громок, что оглушает ее.
Тераучи Оэ, «Шорох в листве»
Пролог
Серьги, подумала Линда Рюйсдал.
Серьги были на всех изображениях Саманты Блюм, имевшихся в досье. Изящные «запятушки»: темное золото, изумруды, бриллиантовая пыль. Других украшений, кроме серег, Саманта не носила. Для страховки инспектор Рюйсдал еще раз «пролистала» подборку снимков: все верно. В остальном госпожа Блюм напоминала гламурную синт-копию Регины ван Фрассен. Тип лица, прическа, фигура; возраст, наконец. Линда поймала себя на том, что составляет мысленное описание по служебному шаблону. Если же отставить шаблон в сторону… Не живой человек – манекен. Кожа слишком гладкая, загар слишком равномерный; ресницы слишком длинные. Движения скованы, лицо застыло маской.
В глазах – страх.
Страх – это естественно, и даже полезно. Мало кто из подозреваемых останется невозмутимым, попав в кабинет инспектора службы Т-безопасности. Линда продолжила изучать досье, «забыв» о госпоже Блюм. Пусть понервничает. Прием старый, как мир, но работает безотказно.
Тридцать два года, не замужем. Кавалерственная дама, закончила факультет психоэстетики Зальцкопфского университета. Работает консультантом в люкс-салоне «Херрлих». Эмпасс 2-й категории; средневыраженный уклон в эмпакта. Мощность напора… глубина проникновения… Ничего выдающегося. Нормальный средний уровень – насколько можно говорить о норме по отношению к менталам. Коэффициенты возможностей… Ну, тут вообще все по минимуму.
– Скажите, госпожа Блюм… В чем состоит ваша работа?
От звука ее голоса Саманта вздрогнула.
– Я… да, я помогаю клиентам.
– В чем именно?
– Помогаю выбрать… да, выбрать оптимальную модель одежды. Цвет, фасон, ткань. Отделка. Индивидуальные нюансы. Учитывая вкусы клиента, желаемый образ, тенденции моды…
Скатившись на заученные рекламные клише, Саманта немного расслабилась.
– При этом вы используете свои ментальные способности?
– Только пассивные… да, только!
– Верю.
– С письменного согласия клиента! У нас с этим строго…
– Верю, успокойтесь. С Эрнестом Хокманом вы познакомились в салоне?
– Да… – чуть слышно пролепетала Саманта.
– Когда это произошло?
Молчание – примерно с полминуты.
– Я… Он… да, он… Господин Хокман заказал смокинг для коктейль-пати.
– Давно?
– Год назад.
– Вы его консультировали?
– Да.
– Он сразу согласился на помощь ментала?
– Он сам… да, сам попросил! Сказал, что слышал очень хорошие отзывы…
– О вашем салоне?
– О салоне… и о консультанте…
– О вас лично?
– Да, обо мне.
– Господин Хокман остался доволен?
– Очень.
– Он пришел к вам еще раз?
– Да…
– Когда у вас завязались личные отношения?
– Когда он заказал клубный сюртук. И пригласил меня поужинать после работы.
– Вы согласились?
– Да.
– Он вам понравился?
– Да…
«Понравился, – тайком усмехнулась Линда, – не то слово. Ты, милочка, влюбилась как кошка. С первого взгляда. Никакой эмпатии не нужно – сразу видно…»
– Инициатором вашего сближения был господин Хокман?
– Да…
– Вы не применяли для сближения никаких ментальных воздействий?
– Нет!
На миг госпожа Блюм утратила образ растерянной простушки. Этого Линде хватило, чтобы укрепиться в своих подозрениях.
– Господин Хокман считает иначе. От него в нашу службу поступило заявление. Господин Хокман утверждает, что с вашей стороны было осуществлено не санкционированное им ментальное воздействие. Цель: привязать господина Хокмана к себе и впоследствии вступить с ним в законный брак. Вы это отрицаете?
– Нет.
– В каком смысле?
– Не отрицаю.
И тут Саманта Блюм разрыдалась. Линда ждала, не пытаясь ее успокоить. Наконец Саманта вытерла слезы и жалко улыбнулась. Сейчас в ней не осталось ничего от гламурной куклы.
– Рассказывайте. И снимите внешний блок. Я должна вас чувствовать.
Линда могла добраться до эмоций госпожи Блюм и без согласия последней. Но насилие – крайняя мера. А согласие сотрудничать зачтется подследственной.
– Да-да, конечно… я понимаю…
Хорошо, что она загодя поставила фильтр – «понижающий трансформатор», как шутил Фома. Чувства Саманты долетали до нее слабыми отголосками. Пыль – это тоска. Свинец – это безнадежность.
Страх исчез без следа.
– Он… да, он любил меня! Я знаю. Я… я была с ним без блоков. Понимаю, виновата…
– Продолжайте.
– Я некрасивая. Я застенчивая. В детстве заикалась. На психоэстетику пошла, чтоб выучиться нравиться. Не выучилась. Другим помогаю, а сама… Парни… мужчины… Они, когда со мной знакомились… Нет-нет, я не читала их мысли! Я и не умею толком. Но эмоции… Да вы и сами знаете. Им от меня одно было надо. Как же, менталка! Дураков это возбуждает. Я привыкла. Проверяла каждого: еще один кобель… А тут – Эрни. Он такой был… да, такой! Настоящий. Плевать он хотел, менталка я, или нет. Мы уже свадьбу обсуждали…
Отслеживая колебания эмо-фона, Линда копалась в досье. Кто тестировал эту самоедку на соцадаптацию? Надо же! Здравствуй, Фома, здравствуй, любимый… Способ проверки в досье не указывался, но это не имело значения. Проглядел ты Саманту, муженек. Схалтурил. Искра в ее боязливой душе… Тут любой мужчина дал бы промашку. Такую искорку раздуть до костра, до бешеного пожара – много трудов надо. Остается надеяться, что в дальнейшем госпожа Блюм, наученная горьким опытом, будет осмотрительней.
Не ломать же дуре жизнь из-за пустяка?
– …я с ним ни разу… да, ни разу! Зачем? Мы любили друг друга… А на прошлой неделе… Он мне встречу назначил. В «Черной орхидее»…
Саманта не лгала. Инспектор Рюйсдал могла это подтвердить лучше всякого «детектора лжи».
– …он сказал… да, сказал, что больше не имеет права со мной встречаться. Что свадьбы не будет. Его родители… влиятельные люди… Мама Эрни говорит, что мы – не пара. Ему и невесту уже подобрали. Он улыбается: хорошая, мол, девочка… А я чувствую: ему больно! Он меня любит… Я помочь хотела! Думала, он их убедит… Извините, пожалуйста. Ничего я не думала. Это я сейчас… Я не могла его потерять! Это мамочка заставила его написать заявление! Сам бы он никогда…
– Итак, вы осуществили эмо-воздействие на Эрнеста Хокмана с целью сохранить ваши с ним отношения?
Казенная формулировка остановила приближение истерики.
– Да.
– Картина ясна. Госпожа Блюм, как вы относитесь к содеянному?
– Я… Мне очень стыдно. Я не имела права.
– Закон в этом смысле однозначен.
– Дело не в законе. Нельзя так было с ним… да, с ним…
– Вы раскаиваетесь в содеянном?
– Раскаиваюсь.
– И не станете повторять подобные действия в будущем?
– Нет! Ни за что!
– Когда вы незаконным образом воздействовали на господина Хокмана, на вас были серьги?
– Серьги? При чем здесь…
– Отвечайте!
– Не помню. Кажется, нет…
– Кажется – или нет?
– В тот день я не надела серьги.
– Я так и думала. Что ж, учитывая, что вы действовали в состоянии аффекта… Могу учесть также чистосердечное признание, сотрудничество со следствием и ваше искреннее раскаяние…
Пауза. Чтоб лучше запомнилось.
– …я квалифицирую ваши действия как эмо-воздействие усиливающего характера. Вы же не пытались изменить чувства господина Хокмана к вам? Вы лишь усилили их. Верно?
– Да!
– Статья 19, пункт 2-а Закона «О допустимых ментальных воздействиях». Принимая во внимание смягчающие обстоятельства, служба Т-безопасности в моем лице…
* * *
Из задумчивости Линду выдернула трель уникома.
– Регина? Привет!
– Ты сегодня вечером как? Сразу домой, к Фоме – или?..
– У Фомы дежурство. Я свободна, как солнечный ветер!
– Хороший кофе? Пирожные? Капелька ликера?
– Искусительница! Ты же фигуру бережешь!
– Я-то ее, заразу, берегу. А она, зараза, не бережется… Ничего, лишний час на тренажерах помучаюсь.
– Му-ученица! Сейчас дело дооформлю и к половине шестого освобожусь.
– Что за дело?.. Извини, зря спросила. У вас сплошные секреты.
– А у тебя – врачебные тайны. Ерунда дело, чистый администрат. Строгач с занесением. Плюс дополнительный курс соцадаптации. Где встречаемся?
«И больше ничего о деле Саманты Блюм я тебе, подруга, не расскажу. Ты не услышишь от меня, что на Ларгитасе живет женщина, закомплексованная от пяток до макушки, чьи асоциальные порывы дают о себе знать, только если госпожа Блюм ходит без сережек. Полагаю, опытный психир – такой, как ты – мог бы вылечить бедняжку. Но принудительное лечение – не наш случай…»
– «Черную орхидею» знаешь?
– Знаю, – вздохнула инспектор Рюйсдал. – Теперь знаю.
Часть седьмая
Шадруван
Глава первая
Все мужчины хотят королеву
I
– Чего же хочет от меня малыш Хорхе?
Адвокат приятно улыбнулась:
– Сущий пустяк. Пятьсот тысяч экю.
– У Хорхе губа не дура, – согласилась Регина. – От жадности не слипнется?
– У кого?
– У него.
– Где? – не поняла адвокат.
Регина сказала, где.
– Зря, – адвокат моргнула: раз, другой. У нее были дивные ресницы – пушистые, длинные. Такими моргать и моргать. – Это вы напрасно, госпожа ван Фрассен. Мне кажется, вы недооцениваете претензии моего клиента. Здесь вам не Ларгитас. Здесь Китта. У нас скверно относятся к незаконному взлому чужих мозгов. Полмиллиона экю отступного покажутся детской сказкой в сравнении с приговором суда. Сеньор Рамос еще очень снисходителен к вашим вольностям…
– Чем от вас пахнет? – спросила Регина.
– А что? – занервничала адвокат, тайком принюхиваясь.
Молодая, гибкая, как пантера, с очень темной кожей, она по праву могла бы считаться красавицей. Единственное, что портило киттянку, так это привычка все время поджимать губы, словно адвокат заранее сомневалась в искренности собеседника. Старушечья гримаска превращала рот в куриную гузку.
– Ваши духи. Мне нравится этот аромат. Как называется?
– «De cadence». Цветочный букет, почки черной смородины.
– Да-да, и переход в смолистую мирру… Знаете, в юности у меня был знакомый арт-трансер. Он анализировал запах духов не хуже профессионального дегустатора. А я вот, к сожалению, не раскусила, что он не арт-трансер, а сукин сын.
– Как я понимаю, – вздохнула адвокат, – вам вообще не везет с мужчинами. Оставим духи на десерт. Если мы договоримся по-хорошему, я подкину вам адресок магазина. Итак, что мне передать моему клиенту?
– Передайте малышу Хорхе…
Регина подошла к перилам. Напротив сонным псом ворочался океан. Солнце обряжало его в золотую кольчугу. Белые запятые яхт терялись в этом блеске. Вровень с перилами качались узорчатые веера пальм – адвокат назначила встречу в открытом кафе на верхней террасе дендрария. Китта, побережье Йела-Маку; один из лучших курортов Ойкумены. Здесь Регина ван Фрассен, врач тридцати четырех лет от роду, познакомилась с Хорхе Рамосом, тридцатилетним альфонсом. Теперь у нее вымогают полмиллиона. Славно отдохнула, подруга, ничего не скажешь…
Малыш Хорхе был красив, как ангел, и порочен, как бес. При первом же взгляде на него любая женщина понимала, что это подлец. И с неменьшей ясностью понимала, что влипла. На малыше Хорхе пробы негде было ставить – во всех смыслах. В постели он творил чудеса. В танце конкурировал с пламенем костра. В сквернословии мог заткнуть за пояс дедушку Фрица. Он пел приятным баритоном. Гитара млела в его руках. Заказ малыша Хорхе в любом из ресторанов Китты был безупречен, опустошая кошелек – как правило, чужой. Регина прикинула, что может себе позволить Рамоса на полторы недели. Отдых прошел великолепно. Расстались легко, без слез; Регина не сомневалась, что они больше никогда не увидятся.
Ошиблась.
Ко всем своим талантам, малыш Хорхе жил шантажом. Доктор ван Фрассен была не первая дура, кого Рамос потащил в суд. Правда, она была у Рамоса первым телепатом. Что и подсказало малышу Хорхе причину для подачи иска – оригинальную, сулящую хороший куш.
– Передайте, что он глуп, как пробка. И вы тоже, если взялись за это дело. Ах да, еще передайте от меня полмиллиона поцелуев. Надеюсь, это смягчит его разочарование.
Адвокат отпила глоточек кофе.
– Пустая бравада, госпожа ван Фрассен. Вы только отнимаете у меня время. Вы незаконным образом влезли в голову моему клиенту. Вы похитили у него ряд воспоминаний, исключительно ценных для сеньора Рамоса. Вы внедрили ему свой образ, приукрашенный вами, что спровоцировало страсть. Сейчас сеньор Рамос страдает депрессией. Все это подробнейшим образом изложено в иске. Не капризничайте, подпишите чек. И мы откажемся от иска.
– Вы спите с ним?
– Не ваше дело.
– Значит, спите. Завидую. Нет, я не шучу. Впрочем, это единственное, в чем я вам завидую. Вы получили медицинское заключение?
– Да. Оно приложено к иску.
– Насчет депрессии? Верю. Это несложно оформить.
– И насчет всего остального – тоже.
– Врете.
– Вы не имеете права! – адвокат вздрогнула, пролив кофе на блюдечко. – Я представляю интересы истца! Самовольное чтение моих мыслей – отягчающее обстоятельство. Вы не отделаетесь материальной компенсацией…
«Пальмы. Море, – подумала Регина. – И эта дура. Нет, две дуры…»
Внизу от пирса отчалила А-платформа с компанией ныряльщиц. Скользящая над гребнями волн платформа с ее пятью суставчатыми аппарелями напоминала человеческую ладонь – так несут мальков, чтобы выпустить в пруд. Ныряльщицы, дебелые тетки с Хиззаца, галдели и хохотали. Они заранее поделили весь несобранный жемчуг, разложенный для них на дне дип-обслугой – в раковинах, помеченных флюомаркерами. На краю платформы, не смешиваясь с шумными туристками, сидела троица «акульих плясунов», мелких, как профессиональные жокеи. Плясуны смотрели на восток. Там, у горизонта, медленно брел огромный лентяй – туристический лайнер «Левиафан». Он сиял даже при свете дня. Регина отвела взгляд. С некоторых пор она разлюбила смотреть на корабли у горизонта.
– Я не касалась ваших мыслей. Я просто знаю, что у вас нет иного заключения, кроме депрессии. И то – купленное. Малыш Хорхе и депрессия – несовместимы. Вы забываете, с кем имеете дело. Ваш клиент утверждает, что я копалась у него в мозгах. В его волосатых, воняющих потом мозгах. Суд обязательно назначит экспертизу.
– И что?
– Ни один пси-эксперт не подтвердит слов вашего клиента. Давайте объясню на примере. Вам в детстве удалили аппендикс. Позже, в молодости, пласт-хирург свел вам шрам. Проклятье, да хоть заново пришил чужой аппендикс! Ни муж, ни любовник ничего не определят. Но профессиональный медик-эксперт, проводя обследование, сразу скажет, что вас когда-то оперировали. И подтвердит сказанное документально. Вы понимаете, о чем я?
– Какое отношение имеет аппендицит к иску моего клиента?
– Прямое. Вторжение, которое инкриминирует мне малыш Хорхе, оставляет следы. Опытный пси-эксперт, исследовав мозг Рамоса, сразу определит, что ваш клиент врет. Это вам, милая моя, кажется, что чтение чужих мыслей, а уж тем более похищение воспоминаний – следы на воде. Поверьте, эти следы хорошо различимы.
Регина продолжила любоваться океаном. Позиция адвоката была менее выгодна: киттянка если чем и любовалась, так это спиной госпожи ван Фрассен. Спокойной, уверенной, слегка надменной – а если верить записному вралю Хорхе, так еще и привлекательной – спиной женщины, знающей себе цену.
Акустика здесь была прекрасная. Адвокат и так все слышала.
– Вот лет через десять эксперт мог бы и засомневаться. А сейчас, по прошествии каких-то четырех месяцев…
– Вы лжете мне.
– Обратитесь в пси-консультацию. Они скажут вам то же самое. А еще лучше – начинайте судебный процесс. И поверьте, что я оценю свой моральный ущерб не в жалких полмиллиона. Когда суд меня оправдает – а меня оправдают, не сомневайтесь! – я выставлю малышу Хорхе такой счет, что Галактика содрогнется. Придется вам сократить расходы на косметику.
Адвокат долго молчала. Регина прислушалась. Нет, телепатия не понадобилась. Во-первых, нельзя: нет никакой гарантии, что за соседним столиком не сидит нанятый эксперт, притворяясь туристом, и чутко ловит – не нарушит ли госпожа ван Фрассен законы внаглую? Во-вторых, и без телепатии слышно: страха в молчании киттянки нет. Так замолкают, прежде чем выкатить на огневой рубеж тяжелую артиллерию.
Внизу, на средней террасе, заиграла музыка: две мандолины и гобой. Крики чаек вплелись в мелодию нервным контрапунктом. Казалось, сама Китта старается нарушить молчание женщин, интересуясь продолжением.
– Я не верю вам, – наконец сказала адвокат. – И знаете, почему?
– Почему же?
– Нос, – киттянка взялась за крылья собственного носа и слегка подергала. Жест по идее должен был обличать. Но это только по идее. Защитнице малыша Хорхе следовало бы брать уроки актерского мастерства. – Татуировка. Ваш нос татуирован?
– Вы наблюдательны.
– А тогда? В дни, когда вы наслаждались обществом моего клиента?
– Тогда – нет.
– Это хорошо, что вы не отрицаете…
– Глупо отрицать то, что запечатлено на куче голографий. Мы с малышом Хорхе не прятались от объективов. Напротив, Рамос сам с большим удовольствием снимал нас. Смеялся: на память. Сейчас я понимаю, что под памятью он подразумевал пятьсот тысяч. Говорите, я рылась в его памяти? Честное слово, так и слышу хруст ассигнаций.
– Перед приездом на Китту вы свели татуировку. Зачем?
– Не хотелось выделяться во время отдыха. Мало кто умеет читать ларгитасские татуировки. Большинство полагает их причудой, вроде пирсинга. И все-таки… Я устала регулярно отказывать в просьбе выяснить тайком, изменяет ли муж соседке по этажу, или излечить арахнофобию прямо в парикмахерском салоне. Я хотела покоя.
Адвокат погрозила ей пальцем:
– Вы свели татуировку, чтобы в вас не видели телепата.
– Да.
– Уточняю: чтобы мой клиент не видел в вас телепата?
– В каком-то смысле, да. Я не знала, что познакомлюсь именно с Рамосом. Но в целом я была не против легкой курортной интрижки. Я свободна и незамужем. Вы видите здесь ущерб моей морали? Отлично, можете меня осудить. Хотя, замечу, я сказала Рамосу, кто я, в первый же вечер.
– Что он вам ответил?
– Я на допросе? Впрочем, не стану скрывать. Он ответил, что его это возбуждает. И подтвердил слова делом. Мы не спали до утра.
– Вы лжете!
– Да ну?
– Рамос утверждает, что вы лжете, – поправилась адвокат. – Он отметил в иске, что ничего не знал о ваших талантах. Для Рамоса было большим потрясением узнать, с кем он встречался.
– Он стал импотентом? От стресса?! Большая потеря для курорта…
– Мой клиент заявляет, что вы сознательно умолчали о своих ментальных способностях и открылись ему лишь при расставании, в космопорте.
– А даже если так?
– Законы Ларгитаса запрещают вам убирать татуировку. Я права?
– Отчасти. Законы Ларгитаса запрещают это на территории Ларгитаса и его колоний, а также в местах компактного проживания ларгитасцев. Китта – суверенная планета. Она не входит в этот перечень. Здесь я могу вставить кольцо в пупок, а могу разукрасить крылья носа портретами киттянских министров в миниатюре. Свободный человек в свободной Ойкумене, и все такое.
Адвокат закусила губу. Похоже, она не знала этих нюансов.
– Сейчас вы опять татуированы. Почему?
– Тогда я прилетала отдыхать. Сейчас – работать.
– Сейчас вы прилетели, желая избежать суда и огласки. Вы прилетели на встречу со мной. Это кое о чем говорит, а? Ваша уверенность – напускная. Вы чувствуете за собой вину. Иначе бы вы послали меня в черную дыру…
Регина повернулась к адвокату лицом. Вот, подумала она, и настал наш черед приятно улыбаться. И мы сделаем это ничуть не хуже наглой соплячки. У нас была отличная учительница улыбок – Фрида в ипостаси целофузиса.
– Деточка, ваша глупость бесконечна, как Вселенная. Если вы представляете интересы Рамоса, вам следует научиться думать не передком, а мозгами. Даже если ваши мозги для меня – открытая сумочка, а передок открыт только для малыша Хорхе. Рамосу следовало бы нанять старую каргу с опытом. Но старая карга отказалась бы, едва услышав претензии клиента. Да и денег для аванса у Рамоса нет. Зато у него есть чудесный аванс для таких, как вы. Я знаю, я пробовала…
– Вы хотите оскорбить меня?
– Да, я хочу, чтобы вы обиделись. Может, хоть это заставит вас опомниться? Не будь у меня дел на вашей Китте, я бы в жизни не прилетела сюда во второй раз. Слушать вашу чушь? – увольте. Видеться с малышом Хорхе? – ни малейшего желания. Наша встреча – мой каприз. Сложись все по-другому, и вы общались бы не со мной, доброй и отзывчивой специалисткой по душевным расстройствам, а с кровожадным чудовищем – моим адвокатом. Вам знакома фамилия Крониг?
– Нет.
– Вам повезло. Беата Крониг по прозвищу Крокодил. Заслуженный юрист Ларгитаса, между прочим. Член-корреспондент Галактической академии адвокатуры. Обслуживая нашу клинику, госпожа Крониг выиграла дел больше, чем у вас волос на голове. Представляете себе уровень наших клиентов? А уровень их претензий? Крокодил сожрет вас без соли, и закусит печенью сеньора Рамоса. Кстати, Беата ненавидит мужчин. Такая вот аберрация психики. Тяжелое детство, отчим-тиран; первый сексуальный опыт был неудачен… Дай ей волю, всех бы кастрировала. А вашего клиента – еще и прилюдно, садовым секатором. Какими вы видите после этого перспективы вашей карьеры?
Выждав минуту, Регина подвела итог:
– Лично я их вообще не вижу.
