bannerbannerbanner
Скелет в семейном альбоме

Геннадий Сорокин
Скелет в семейном альбоме

Полная версия

Глава 5. Главный подозреваемый

В пятницу утром Сергиец привез ко мне Грачева. Невысокого роста, худенький, пропитый мужичонка вел себя настороженно. Он не знал, чем закончится беседа – поездкой в ИВС для отбытия наказания за мелкое хулиганство или словами, подобными божественной музыке: «Иди домой. Ты нам больше не нужен».

– Рассказывай! – приказал я.

– Закурить дадите? – мрачно спросил Грачев.

Сергиец без лишних слов выложил на стол початую пачку «Примы». Грачев вытащил сигаретку, попросил прикурить, глубоко затянулся, выпустил толстую струю в потолок.

– Че рассказывать? – осмелевшим тоном спросил он.

– Как на убийстве был, – ровным, спокойным голосом ответил я.

– Я не был на убийстве. Меня ни одна прикентовка[2] с собой не возьмет. Кому я, хромоногий, нужен? На дело идти надо здоровые ножки иметь.

– А про что тогда ты мне хотел рассказать? – вкрадчиво спросил я. – Про то, как ты портвейна напился и, ссаный, на лавочке спал? Ты мне про это хотел поведать?

Грачев сжался – он понял, что доверительная часть беседы закончена.

– Ты что, сукин сын, – заорал я, – глумиться надо мной приехал? Ты еще не понял, куда попал?

– Я, это… – Мужичонка, ища защиты, повернулся к начальнику Машиностроительного ОУР, но тот сидел, потупив взгляд, всем своим видом показывая: «Я в ваши дела вмешиваться не буду. Андрей Николаевич – большой начальник, я поперек его воли не пойду».

– Я же не против рассказать, – запричитал Грачев. – Про че говорить-то? С самого утра начинать?

– С самого утра? – делано удивился я. – А что ты делал утром? Блевал с перепою, отрыгивал вчерашней бормотухой? Ты думаешь, мне это интересно? Грачев, я вижу, что по-хорошему ты не понимаешь. Придется поговорить по-другому.

Я поднял телефонную трубку, стал набирать номер телефонного аппарата, с которого звонил.

– Андрей Николаевич, – примирительным тоном обратился ко мне Сергиец, – не надо никуда звонить. Грач – нормальный мужик. Он все расскажет.

– Все, все расскажу! – с готовностью поддержал его задержанный. – Я тут немного смутился, не знал, с чего начинать. А так-то че, так-то я всегда – за.

Я вернул телефонную трубку на место.

– Рассказывай все про адвоката, а там посмотрим.

Сергиец за спиной Грачева показал мне кулак. Это означало: «Ты чего мой авторитет подрываешь? Я должен быть «злым полицейским», а ты меня в добряки записал».

– Адвоката этого зовут Юрий Эдуардович, – начал Грачев. – Фамилия Машковцов. Про это, про кражу, вы знаете? Короче, ну, так получилось, что взял я сумочку у одной гражданки и попался. Следствие, арест. Приходит адвокат на предъявление обвинения и говорит: «Я пришел по вызову следователя, буду тебя защищать. У тебя есть родственники, которые со мной соглашение заключат?» Это значит, он пришел как бесплатный адвокат, а без денег че, без денег ему работать в лом. Я говорю Машковцову, что у меня ни родни, ни денег нет. Он поморщился, прочитал обвинение и говорит: «Давай подписывать». Я стал возражать. Объясняю, что в сумочке у гражданки не было губной помады за пять рублей тридцать копеек. Я говорю ему: «Она врет! Она меня оговаривает». Он тихо так, по-змеиному, прошипел: «Подписывай! Полностью признаешь вину, на суде меньше дадут». Я следователю говорю: «Там не было помады!» Следак в ответ: «Да мне по фигу! Сумочку у тебя нашли, значит, ты – вор. Преступление доказано, а была там помада или нет, это никого не волнует». Я еще закурю?

– Кури, – разрешил я.

– Потом ознакомление с делом. Машковцов зашел и следователю говорит: «Дай я подпишу ознакомление и пойду, у меня на сегодня дел полно». Реально вам говорю: зашел, не читая дело, подписал и вышел. Три минуты побыл в комнате для допросов, дал мне две сигаретки и ушел.

– Так он же у тебя был бесплатным адвокатом, – усмехнулся я. – Ты что, хотел, чтобы он за тебя рубаху на груди рвал?

– Не! – скривился Грачев. – Оно так-то понятно, что бесплатный, но мог бы он посидеть, дело почитать. Может, там следователь какие-то ошибки допустил? А так че, так каждый может – забежал, расписался и убежал. Не по-людски это.

– Как он выглядел? Опиши Машковцова, – велел я.

– Роста он невысокого, примерно сто шестьдесят пять сантиметров. Полноватый, мордастый. Густые усы, кончиками вниз. Очки в толстой оправе. Прическа обычная, челка набок. Все вроде… Да, еще один момент! Он ходит как-то странно, с ноги на ногу переваливается. Я когда в армии служил, у нас в роте был парень по фамилии Тельканов. Нерусский – мордвин или чуваш. Так вот он бегал и никогда не уставал. Он так же, как адвокат, косолапил, с боку на бок переваливался.

– Ты какого-то человека-утку нам описываешь, – с недоверием сказал я.

– При чем здесь утка? Он немного так переваливается, но это заметно. Я не знаю, как вам объяснить… Знаете, блатной танец «Мы повстречались в подворотне»? Там надо идти вперед, а самому плечами вверх-вниз, бедрами влево-вправо. Вот если сильно не кривляться и на плечи внимания не обращать, то снизу получится походка, как у Машковцова.

– Понял я, как он ходит, – сказал Сергиец. – Зыбина помнишь? Он к концу дня так же косолапил.

Грачев выудил из пачки очередную сигаретку, закурил. Я кивком головы велел ему продолжать.

– Потом суд. Он зашел ко мне в клетку и говорит: «Вину признавай полностью, про помаду молчи». А мне че, мне терять нечего, я в суде спрашиваю потерпевшую: «Откуда у вас в сумочке помада взялась, если ее там не было?» Короче, начали спорить. Естественно, судья потерпевшей поверил и дал мне год зоны. Я говорю адвокату: «Давай кассацию писать. Приговор несправедливый. Помады в сумочке не было». Он мне отвечает: «Тебе надо, ты и пиши. Я свое отработал». Три раза пришел, на суде два слова сказал – и все!

– Что ты про общак можешь нам рассказать? – спросил я.

– А че общак? Общак по зоне. Я не вор и не авторитет, чтобы на воле про общак говорить. А по зоне дело было так. С воли поступал грев: папиросы, табак, чай, конфеты, сало. Но все шло через авторитетов, через терки между ворами и лагерной администрацией. Короче, мне с этого общака один раз пачка папирос досталась и раз табака рассыпного дали грамм триста. Все. На этом весь грев. Нет, вру. Еще раз досталась нам пачка чая на четверых. Высыпали мы эту пачку в железную кружку, заварили чифир. Че получается? В кружке по восемь глотков на брата. Вот и весь общак. За год зоны – восемь глотков чифира. А рядом, в конце отряда, там воры гужуют. У них чифир каждый день да через день. Им грев достойный идет, они вторяки не заваривают. Это мы чифирнули и еще раз заварили, а у них не так. Одна заварка – и все, нифеля[3] шестеркам скидывают. И чай-то, чай! Грузинский. Его по воле только нищие пьют, а в зоне – там да, там и грузинскому чаю рад будешь. Воры, значит, хороший чай пьют, индийский, со слоном. А мы так любому рады… Еще раз дело было: пришел вечером в отряд Голубь, авторитет. С собой у него полбутылки водки, а сам он пьяный, еле на ногах стоит. Вызвал меня к себе и говорит: «Ты, Грач, как и я, крылья за спиной имеешь. Иди к Воробью, он тоже из нашей шайки. С ним распейте пузырь за племя наше птичье». Я нашел Воробья и с ним остатки бутылки приговорил. Это как, за грев из общака считается? Голубь и так мог водки достать. Его с воли сам Муха-цокотуха поддерживал. Голубь всегда при деньгах был. Он как-то раз жене начальника отряда на день рождения настоящие французские духи подарил. Говорит: «Передайте Елене Семеновне от нас, с наилучшими пожеланиями». Отрядный улыбается. А чего не лыбиться? В магазине такие духи не продают.

– Негусто тебе с общака досталось, – согласился я. – Теперь давай про вчерашний день. Конкретно, про адвоката.

– Они подъехали на вишневой «пятерке». Два фраера зашли в подъезд, а адвокат остался в машине. Я думал подойти, закурить спросить, сделал два шага, присмотрелся: ба! Да это Юрий Эдуардович собственной персоной. Не, думаю, не пойду. Разговор не получится. Я на него обиду имею. Шутка ли сказать, за какую-то помаду год зоны огреб? Думаю, без курева обойдусь, а то ведь как получится: я попрошу закурить, там суд вспомню, начну ему за кассацию предъявлять, а тут эти двое вернутся и мне шейной мази выпишут. Я отвернулся, стал мужиков с магазина ждать. Слышу, машина завелась и уехала. Все вроде бы. Стрельбы я не слышал, парней этих, что были с Машковцовым, не рассмотрел.

– Слава, – обратился я к коллеге, – он с какого расстояния адвоката видел? С той лавочки, возле которой мы у дома Шахини разговаривали?

Сергиец встал, взял у меня со стола лист бумаги, набросал план двора Желомкиной.

– Грач, покажи точно, ты где сидел, вот здесь или у детского грибочка?

– Две лавочки и столик. Че я буду у песочницы сидеть? Там шпана все окурками закидала. У столика мы были. Культурное место. Никому не мешали.

– Ты уверен, что за рулем был адвокат? – еще раз обратился я к Грачеву.

– Да он это был! Я метров на десять к машине подошел. Присмотрелся: он! Усы его, очки. Куртка его!

– Какая куртка? Ты почему про куртку молчал? – строго спросил Сергиец.

– Запамятовал.

– Опиши нам эту куртку.

– Японская куртка с подкладкой из искусственного меха. У меня же уголовное дело по осени было, так Машковцов в этой куртке в следственный изолятор приходил. Такая же точно куртка была у одного моего знакомого. Ну, как знакомого, мы с ним в одном подъезде жили, здоровались иногда. Темно-синяя куртка с капюшоном, японская. В холодную погоду в такой куртке самое то ходить. Зимой, конечно, рыбий мех не поможет, а вот осенью или как сейчас холод стоит – самое то.

 

Я сходил в соседний кабинет, взял куртку у оперуполномоченного Симонова, вернулся к себе.

– Такая куртка у него была? – спросил я у Грачева.

– Точно такая же, только темно-синего цвета. Мех изнутри белый. Капюшон. Вместо пуговиц – заклепки. Два накладных кармана сбоку.

– Ты хочешь сказать, что адвокат в одной куртке пять лет ходит?

– А че не ходить-то? – стал упорствовать Грачев. – Куртка добротная, японская. Ей сто лет сносу не будет. А потом, он же по тюрьмам в ней ходит, по изоляторам. Короче, эта куртка у него как рабочая одежда. Я в зоне в фуфайке ходил, а он – в куртке заграничной. Каждому – свое!

– Скажи, Грач, а что, адвокат за прошедшие пять лет нисколько не изменился? Ты только глянул в машину и сразу его узнал?

– А че ему меняться, он че, мальчик, что ли? Какой был, такой и остался. Ему лет пятьдесят, куда ему меняться?

– Как по отношению к подъезду стояла машина?

– Пассажирскими дверцами к лавочкам. Я адвоката не через сиденье видел, он ко мне лицом сидел.

Закончив с Грачевым, я зашел к Малышеву.

– Я думаю, что Грачев не врет. Другое дело, кого он видел: адвоката Машковцова или человека, похожего на него? Через стекло, в профиль, Грачев мог ошибиться.

– Он не ошибся, Андрей Николаевич. Автомобиль адвоката исчез. Ключей от машины и от гаража у него дома нет… Странная история, малоправдоподобная, но факт есть факт – вчера утром Машковцов пошел на работу и исчез. Вышел в девять утра и как в воду канул.

– Обыск у него провели?

– Провели. Ничего не нашли. Ни в квартире, ни в гараже, ни в юридической консультации – ничего нигде нет. Ни одной зацепки.

– Грачев утверждает, что адвокат был в темно-синей японской куртке. Вчера утром Машковцов в ней на работу пошел?

– Уточни у следователя. Я в такие детали не вдавался.

От Малышева я спустился в экспертно-криминалистический отдел.

– Какой улов? – спросил я у начальника отдела. – Что удалось установить?

– В квартире Желомкиной был изъят обрез одноствольного охотничьего ружья модели «ИЖ-18» шестнадцатого калибра. В стволе осталась латунная гильза. В морге из тела племянника Шахини извлекли войлочный пыж и картечь. На обрезе остались отпечатки пальцев. По нашей картотеке они не проходят. Дактоформулу направили в Москву. Ответ придет через месяц, не раньше. Что тебя еще интересует? Пуля в голове старушки с первого этажа?

– Можно и про старушку поговорить.

– Пуля калибром 5,6 миллиметра, стандартная, свинцовая, безоболочечная. При ударе о кости черепа пуля смялась в комок и застряла в правой доле мозга потерпевшей. Я говорил с экспертом, который вскрывал старушку. Лобная кость у нее тонкая, но, пройдя эту преграду, пуля утратила кинетическую энергию, а это значит, что она была выпущена из оружия, которое не обеспечивает должную силу выстрела. Я думаю, что в нее стреляли из самодельного револьвера. В кустарных условиях невозможно точно подогнать барабан револьвера к стволу – между ними останется зазор, миллиметр или полтора, в зависимости от оборудования, на котором вытачивали ствол. При выстреле из револьвера пуля из барабана попадает в ствол, но часть пороховых газов прорывается через зазор, и дульная энергия заряда падает. Сложив все вместе, дистанцию выстрела я бы определил в метр или около того.

– Согласен. Гильзы в подъезде мы не обнаружили. Похоже, что стреляли из револьвера. Больше ничего нет? Следы обуви, микрочастицы, нож?

– Нож имел ширину лезвия восемнадцать миллиметров, толщину – примерно миллиметр. Максимальная длина раневого канала – одиннадцать с половиной сантиметров. Андрей Николаевич, Желомкину зарезали обычным кухонным ножом.

После обеда мы собрались у начальника уголовного розыска на совещание. Первым выступил Клементьев.

– Единственным подозреваемым у нас является адвокат Машковцов Юрий Эдуардович. Ему сорок восемь лет, работает в юридической консультации Центрального района, специализируется на делах уголовной направленности. Среди коллег пользуется уважением. С лидерами нашего преступного мира связей не имел. Нам удалось установить только один случай, когда Машковцов был защитником у более-менее значимого авторитета – десять лет назад он защищал по делу о разбойном нападении некого Алясева по кличке Эскимос. В основном Машковцов брался вести дела о спекуляции, растрате или мошенничестве. С ярко выраженной уголовщиной старался не связываться. Вчера утром в девять часов Машковцов вышел из дома и пропал.

– Что родственники говорят, – спросил Малышев, – он взял с собой ключи от машины и гаража или нет?

– На ключи родственники внимания не обратили, но обычно Машковцов до работы ходил пешком. Там идти-то одну остановку. Вчера же у него был процесс в суде, но на судебное заседание он не явился. Суд и юридическая консультация находятся в одном дворе. Если у адвоката не было других планов, то автомобиль ему брать было незачем.

– Андрей Николаевич, что у нас со свидетелями? – обратился начальник ко мне.

– Три свидетеля, независимо друг от друга, подтверждают, что налетчики прибыли к дому Желомкиной на автомобиле «ВАЗ-2105» вишневого цвета. Один из свидетелей работает автослесарем и, как профессионал, утверждает, что автомобиль был именно «пятерка», а не «семерка». Свидетель Грачев в водителе уверенно опознает адвоката Машковцова.

В дверь кабинета постучались, заглянул Айдар:

– Прошу прощения, Андрею Николаевичу звонят из детского сада.

– Что случилось? – дернулся я.

– Что-то с дочерью.

Я поднялся с места.

– Николай Алексеевич…

– Иди, иди! – махнул рукой Малышев.

Я пулей домчался до своего кабинета, схватил телефон:

– Это Лаптев! Что случилось?

– Андрей Николаевич, это воспитатель Арины Татьяна Федоровна. Вы не волнуйтесь, ничего особенного не произошло. У Арины немного поднялась температура, и наш врач советует вам забрать ее домой. Вы сейчас сможете подъехать?

– Еду. Ключи ее мама для меня оставила?

– Да-да, ключи у меня. Подъезжайте, мы вас ждем.

Я вернулся к начальнику:

– Дочь заболела. Я поеду, заберу ее из детского садика и буду в квартире ее матери. Телефон оставлю в дежурной части.

– Поезжай, – разрешил Малышев, – но помни: если Почемучка выйдет на тебя, придется дочь оставить на наше попечение и ехать на встречу.

Глава 6. Загадочная болезнь

На служебной машине я домчался до детского сада. Воспитательница, виновато отводя глаза, позвала Арину из группы.

– Андрей Николаевич, у Арины еще немного температурка поднялась. Наш врач считает, что вам надо вызвать врача на дом. Давайте мы сами позвоним в детскую поликлинику. Вам на какой адрес врача вызвать: где Арина прописана или где живет?

– Вызывайте врача по месту жительства… Так, в двух словах, динамика развития событий?

– В обед я заметила, что Арина стала какой-то вялой, малоподвижной. Пригласила нашего врача, она измерила температуру – тридцать семь и два. Я позвонила вам. Лекарства мы никакие Арине не давали.

В раздевалку вошла женщина в белом халате.

– Здравствуйте. Вы папа Арины? Я врач детского сада. Вы сильно не тревожьтесь, я думаю, что девочка немного простыла вчера, а сегодня вся простуда вылезла наружу. Приедете домой, напоите Арину сладким чаем и до прихода врача уложите в постель.

– Ключи ее мама оставила? – спросил я воспитательницу.

– Ах да, конечно! – Она сходила в группу, принесла ключи от квартиры.

Я взял дочку на руки, спустился к ожидавшему автомобилю, и мы поехали домой. Всю дорогу я мысленно костерил Наталью: «Подкинула мне больного ребенка, а сама умчалась черт знает куда, хвостом вертеть!»

Дома у Натальи я разобрал не детскую кроватку, а большую двуспальную кровать. Раздел дочку, уложил ее под одеяло.

– Арина, чай будешь?

Она едва заметно кивнула головой. Я посмотрел дочери в глаза. Возможно, я не самый лучший папаша на свете, но каким-то образом я научился угадывать желания Арины по ее глазам.

– Давай, пока я чай наливаю, смерим тебе температуру. Где у вас аптечка?

Арина рукой показала на мебельную стенку. Я поставил ей градусник, пошел на кухню, налил чай. Больше всего на свете в этот момент мне хотелось жахнуть залпом стакан водки и немного расслабиться. Болезнь ребенка свалилась на меня как снег на голову. Я был совершенно не готов к такому развитию событий. Что делать, когда у тебя на руках больная дочь? Чем ее лечить, чем кормить? А если ей еще хуже станет? Надо будет «Скорую» вызвать? Ну и не сволочь ли после этого Наталья? Тешится сейчас в объятьях какого-то женатого проходимца, а я должен с больным ребенком сидеть. Черт с ним, я согласен сидеть, если бы меня этому научили.

– Что там у нас? – Я взял градусник.

«Мать его! 37,9! Температура ползет вверх. Надо что-то делать, а что? Аспирин ей дать? Или детям нельзя аспирин? Позвонить в «Скорую», спросить, можно ли трехлетнему ребенку давать аспирин? Стоп. Арине еще нет трех лет».

Дочь допила чай и протянула кружку мне. Я погладил ее по голове, прикоснулся губами ко лбу. Арина была вся горячая, вспотевшая, от нее просто несло жаром.

«Нет, это не простуда, – с ужасом подумал я. – Если в течение часа врач не придет, я вызову «Скорую». Я не могу смотреть, как она мучается».

– Ариша, девочка моя, что у тебя за мамаша? Повела тебя больную в детский сад.

Дочка отрицательно помотала головой.

– Ты в садике заболела? А вчера ты себя нормально чувствовала? Тебе сейчас холодно или жарко? Холодно? Давай я тебя еще одним одеялом укрою.

Оставив дочь трястись от температуры, я пошел на кухню, нервно закурил. Звонок в дверь раздался неожиданно. Я отложил сигарету в пепельницу, открыл дверь. На пороге стояла незнакомая девушка.

– Вам кого? – недовольным тоном спросил я.

Немного смутившись от такого приветствия, незнакомка ответила:

– Я детский врач. У меня вызов на этот адрес. Антонова Арина здесь живет?

Теперь смутился я.

– Да-да, здесь, конечно. Проходите, пожалуйста. У меня был трудный день, так что не обращайте на меня внимания. Я, честно говоря, в первый раз в жизни в такой ситуации – ребенок заболел, а я не знаю, что делать. Раздевайтесь, давайте я уберу ваш плащ в шкаф.

Девушка достала из сумки белый халат, накинула на шею стетоскоп.

– Где можно руки помыть?

– В ванной, конечно. Полотенце берите любое, какое вам приглянется.

Пока врач мыла руки, я пошел на кухню, затушил догоревшую почти до фильтра сигарету.

«Почему всегда врачи спрашивают, где можно помыть руки? Забавный был бы диалог: “Где можно помыть руки?” – “Пожалуйста, на кухне. Ванная у нас пока занята – мы в ней в прошлом году капусту засолили, все никак не можем доесть”».

– Пойдемте к ребенку, – предложила вышедшая из ванной врач.

«Молодая она какая-то, – подумал я, украдкой рассматривая девушку. – Детский врач должна быть в меру упитанной женщиной лет сорока, с добрыми ласковыми руками, а эта, похоже, только-только мединститут закончила».

Девушка-врач села на край кровати, ладонью потрогала лоб ребенка.

– Ну, что у тебя болит? – ласково улыбнувшись, спросила она.

– Арина еще не разговаривает, – пояснил я.

– Совсем не разговаривает? – уточнила врач.

– Молчит как рыба, ни одного звука не произносит. Все понимает, но молчит. Теща считает, что придет время, и она заговорит сразу целыми предложениями.

– Сколько девочке лет?

– В июле три года будет.

– Арина, вставай с кроватки, давай я послушаю тебя. Вот так, задери маечку, вздохни.

Врач стетоскопом послушала Арину, постучала пальцами по ее груди.

– Покашляй, – предложила она.

Дочь с удовольствием согласилась. Ей, к моему удивлению, понравилось «играть» в больницу. А может, просто новый человек заинтересовал ее? Пришла участливая тетя в белом докторском халате, как не поиграть с ней в новую интересную игру под названием «Больница»?

– Принесите мне чайную ложечку, – попросила врач. – Арина, высуни язык, скажи «а-а»! Ляг на спинку, я посмотрю у тебя животик. Вот здесь не болит? Теперь расскажешь мне, что с тобой случилось.

Дочь вопросительно посмотрела на меня. Я прочитал в ее глазах: «Объясни тете, что я не разговариваю».

– Арина, давай я тебя укрою и буду спрашивать. Если я угадаю, то ты кивнешь головой, а если это не так, то отрицательно помотаешь. Хорошо?

Дочка согласно кивнула. Я, заинтересовавшись этой необычайной диагностикой, остался в зале, хотя думал воспользоваться моментом, забежать на кухню и хоть пару раз затянуться сигаретой. У меня от свалившихся невзгод во рту пересохло, курить хотелось – не сказать как.

 

– Ты сегодня в садик пришла здоровой? Играла с детьми, и все было, как обычно? Потом тебе стало холодно. Ты легла на кровать, пришла воспитательница, а потом тетя доктор. Все так? Тетя доктор к тебе приходила, градусник ставила? Арина, честно скажи, ты железо в рот брала? Не смотри на папу. Было дело, обсасывала монетки из маминого кошелька?

Дочка отрицательно покачала головой. Наверняка обманывала. Все дети в рот монеты тащат, но не все в этом признаются.

– Хорошо, давай я тебя об этом по-другому спрошу. Когда тебе стало холодно, то во рту появился неприятный привкус, такой кисловатый и противный, как жареный лук?

Арина, обрадовавшись удачному сравнению, радостно закивала.

– Тебе сейчас холодно? А если еще одним одеялом укрыть, то теплее будет? Так, папа, идите в ванную, намочите полотенце теплой водой, возьмите банный халат и возвращайтесь, будем готовить девочку к приступу болезни.

– Чего-чего? – испугался я. – К приступу?!

Доктор, не обращая на меня внимания, раздела Арину, уложила обратно в кровать.

– Вы еще здесь? – иронично спросила девушка. – Ребенку сейчас будет становиться все хуже и хуже, а вы стоите, словно не о вашей дочери речь идет.

«Какой еще приступ? – в смятении думал я, намачивая полотенце. – Что с дочерью? Может, пора «Скорую помощь» вызывать? Эта докторша одними загадками говорит. Пока мне все не разъяснит, я ее из квартиры не выпущу… Халат. Где я возьму банный халат? У Наташки ни черта в ванной нет».

Я с мокрым полотенцем вернулся в комнату.

– Вместо банного халата ничего больше не подойдет?

– Все подойдет, – ответила девушка, обтирая Арину мокрым полотенцем. – Сейчас я возьму девочку на руки, а вы застелите постель свежим бельем. Это уже совсем мокрое.

Она завернула Арину в одеяло, освободила мне поле деятельности. Я вспомнил, где у Натальи хранится постельное белье. Достал первую попавшуюся простыню, застелил кровать. Пододеяльник я менять не стал, просто перевернул одеяло на другую сторону. Врач уложила Арину в кровать, села за стол, стала заполнять медицинскую карточку Арины.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Елизавета Владимировна.

– Очень приятно. Меня – Андрей Николаевич. Елизавета Владимировна, вы перед уходом расскажите мне, что с Ариной и к чему мне готовиться.

– Все расскажу, – ответила девушка, не отрываясь от бумаг.

Теперь, когда наступила временная передышка, я смог рассмотреть гостью.

На вид ей было лет двадцать пять – двадцать семь. Ростом девушка была ниже меня почти на голову. Навскидку я бы сказал, что она не выше 163 сантиметров. Под просторным больничным халатом фигуру ее разглядеть было трудно, хотя когда она сняла плащ, то показалась мне немного худой. Волосы у девушки были светло-русые, прическа – «итальянка». На самом деле никакой прически «итальянка» не существует в природе. Это выдумка парикмахеров. Есть безымянная женская прическа с волосами до плеч или немного ниже плеч. Точно такую же прическу в конце семидесятых годов носил каждый третий парень в городе, и никому не приходило на ум сказать: «О, у тебя прическа «итальянка»!» Представляю ответ: «Угу, «итальянка»! Подставляй челюсть, сейчас я тебе покажу, итальянка я или русский мужик!» Так что прическа у девушки была самая обычная, вполне соответствующая ее возрасту и профессии.

Черты лица девушки были приятными, но обычными. Настолько обычными, что, описывая ее, невозможно было выделить какую-то присущую только ей индивидуальность или особую примету. Глаза у Елизаветы Владимировны были голубыми и, как и у моей дочери, «говорящими». Когда она смотрела на меня, то я успевал догадаться, о чем она попросит.

На правой руке поблескивало тонкое обручальное кольцо.

Закончив записи, врач убрала медицинскую карточку Арины себе в сумочку, выписала рецепт.

– Скажите, Андрей Николаевич, ваш скептицизм вызван моим возрастом или я что-то делаю не так? – Ожидая ответа, она с интересом посмотрела на меня.

Я не смутился ни от вопроса, ни от ее пристального насмешливого взгляда.

– Боже упаси, Елизавета Владимировна! Возраст тут совершенно ни при чем. Количество прожитых лет не всегда переходит в качество знаний. Расскажите, что с моей дочерью?

– У Арины нарушение теплообмена с окружающей средой.

– Это опасно? – встревоженно спросил я.

– Это не опасно, потому что это не болезнь.

– Елизавета Владимировна, в силу своей профессии и образования я изучал судебную медицину и хорошо представляю, где у человека находятся почки, а где печень. Я знаю, чем проникающее ранение в брюшную полость отличается от непроникающего и какую роль в заживлении ран играет сальник. Я изучал судебную психиатрию, я много раз был в морге на вскрытии. Я имел честь быть знакомым с лучшим специалистом в нашей стране по внутренней энергетике человека. Рассказывайте, я постараюсь все понять.

– Приятно иметь дело с таким образованным человеком, – сыронизировала она. – У меня нет таких глубоких познаний в медицине, как у вас, но я защищала дипломную работу как раз по нарушению теплообмена с окружающей средой. Вам в некотором роде повезло, что на вызов пришла именно я. Если бы сейчас девочку осматривал другой врач, он бы потребовал немедленной госпитализации. У Арины сегодня температура будет только расти, и сбить ее ничем невозможно. В больнице вашу дочь продержали бы дня два и выписали, не поставив точный диагноз. Нарушение теплообмена – явление специфическое, до конца еще не изученное. – Она посмотрела мне в глаза, слегка улыбнулась: – Андрей Николаевич, вы поверите мне на слово или после моего ухода вызовете «Скорую»?

Я сел на кровать рядом с Ариной, потрогал ее лоб. Девчонка вся горела.

– Я верю вам и поступлю так, как вы скажете.

– Тогда слушайте. Организм человека – саморегулируемая система. На подсознательном уровне мозг человека отдает команды каждому из внутренних органов и всему человеческому организму в целом. Независимо от воли человека бьется его сердце, легкие дышат, желудок переваривает пищу. То же самое происходит с теплообменом тела человека с окружающей его средой. Наш организм сам настраивается на нужную теплоотдачу. Представьте ситуацию: вы выходите зимой на улицу. Температура вашего тела – тридцать шесть и шесть градусов. Температура окружающей среды – минус десять градусов. На морозе ваше тело стремительно охлаждается, и, чтобы поддержать нужную температуру, организм наращивает внутреннюю теплоотдачу. Вы чувствуете холод, но температура вашего тела остается неизменной – тридцать шесть и шесть. Потом вы входите в помещение, и организм мгновенно перестраивается, на подсознательном уровне мозг понижает внутреннюю теплоотдачу до нужного уровня. Я понятно рассказываю?

– Даже очень.

– У Арины произошел сбой в регулировании теплообмена с окружающей средой. Сейчас ей кажется, что в квартире очень холодно, и ее организм ошибочно наращивает теплоотдачу. Пик роста температуры условно называется приступом. Потом пойдет спад, и девочка сама по себе выздоровеет. У Арины пологий рост температуры, а это значит, что еще несколько часов температура будет расти, потом замрет на одном уровне, а потом плавно пойдет на спад. Сбить рост температуры невозможно. Никаким внешним воздействием нельзя объяснить организму, что температура окружающей среды гораздо выше, чем он считает. Крепитесь, Андрей Николаевич. Когда температура у Арины поднимется до сорока одного градуса, не пугайтесь и не паникуйте. Это пик, после него начнется спад.

Я молча взял градусник, поставил Арине под мышку.

– Сейчас семь часов вечера. Это последний вызов у вас?

– Да, последний, – вздохнула она. – Пора домой.

– Елизавета Владимировна, будьте милосердны! Посидите еще немного. Поверьте, я в первый раз в жизни остался один с больным ребенком. Я, честно говоря, не представляю, что мне дальше делать. «Скорую», как я понимаю, вызывать не стоит?

– Если вы мне верите, то не вызывайте. Если не доверяете, то позвоните. Посоветуйтесь с супругой, послушайте, что она скажет.

– У меня нет супруги, – на автомате ответил я.

Вот это «на автомате», оно ведь стоит пояснения! Если бы женщине-врачу было лет сорок, то я бы пропустил ее слова о жене мимо ушей. Но передо мной сидела молодая симпатичная девушка, и я, ни на секунду не задумываясь, запротестовал: «Нет, нет! Какая, к черту, жена! Я холост. Перспективен. Готов к интересным отношениям».

Елизавета Владимировна с сожалением вздохнула. Я обернулся и прочитал в ее глазах: «Разве я спрашивала о вашем семейном положении?»

Мы помолчали. Переход от здоровья ребенка к отношениям между его родителями требовал небольшой внутренней подготовки. Лиза, скептически улыбнувшись, начала первая:

– Вы не женаты, но это ведь ваша дочь? Вы в разводе с ее мамой?

2Группа людей, объединившихся для совершения преступлений (жарг.).
3Спитый чай.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18 
Рейтинг@Mail.ru