Геннадий Сорокин
Пуля без комментариев
– Нет-нет, что вы! – тут же проговорил Лемешев. – Перечислять средства на этот счет больше не надо, но и говорить о нем я вам не советую. Забудете то, что было, и будете спать спокойно. – На прощание московский гость сказал: – Скоро начнется приватизация. Не удивлюсь, если вы, Владимир Семенович, останетесь без последних штанов. Вы ловко превратили «Орион» в фирму-пустышку, но летом в игру вступят такие монстры, которые проглотят вашу СГТС и не заметят.
– Ничего, выживу, – заверил его Козодоев.
4
Ровно в девять утра Сергей Козодоев вошел в здание Союза предпринимателей Западной Сибири, находящееся на площади Советов. Охранники на проходной знали Сергея в лицо, пропуск у него не потребовали, но в специальном журнале сделали отметку о прибытии на работу одного из арендаторов. По широкой лестнице Козодоев поднялся на четвертый этаж, прошел в левое крыло. В этой части здания располагались офисы СГТС. Кабинет Сергея был по счету первым, его отца – последним.
В приемной Сергей поприветствовал своих сотрудниц.
– У нас все в порядке? – спросил он и, не дождавшись ответа, прошел в свой кабинет.
При советской власти помещение, доставшееся Сергею, принадлежало заместителю председателя областного профсоюза работников машиностроительной промышленности. В 1990 году облисполком предложил профсоюзным объединениям всех рангов самостоятельно оплачивать аренду помещений и коммунальные услуги, которые до этого финансировались из областного бюджета. Профсоюзные вожаки прикинули, что первичные организации наверняка откажутся увеличивать взносы на содержание областного аппарата, и разбежались кто куда.
Бывший владелец кабинета Сергея вначале переехал в административное здание завода «Сибстроймаш». В январе 1992 года, когда профсоюзное движение начало приходить в упадок, он объявил о ликвидации областной организации машиностроителей и занялся частным бизнесом.
Приехав на работу, Козодоев-младший первым делом проверил холодильник, стоявший в комнате отдыха. Он с удовлетворением обнаружил в нем целую упаковку баночного пива и початую бутылку молдавского коньяка.
«Может, сейчас здоровье поправить? – подумал Сергей. – От одной баночки хуже не станет. Давление немного повысится, покраснею, зато потом быстрее в норму приду».
Его размышления прервал телефонный звонок. Сына вызывал к себе отец.
– Черт возьми, ни минуты покоя! – возмутился Сергей. – Я еще раздеться не успел, а уже дела навалились!
В приемной директора СГТС Козодоев-младший кивнул секретарше и вошел в кабинет.
– Вызывал? – спросил Сергей, усаживаясь напротив отца.
– Ты пил, что ли, вчера? – спросил Владимир Семенович и принюхался. – Конечно, пил! Рожа опухшая, под глазами мешки. Ты когда по выходным бухать перестанешь? Что ни понедельник, то ты с похмелья или полупьяный. Посадишь печень, будешь по аптекам бегать.
Сергей не ответил на нравоучения. Отец заставил его прийти сюда явно не для того, чтобы прочитать лекцию о вреде крепких алкогольных напитков.
– С какой целью ты вызвал к себе Азатян? – внезапно перейдя на жесткий директорский тон, спросил Владимир Семенович.
– Кто такая? – развязно осведомился Сергей.
– Бухгалтер из отдела снабжения. Ты вызвал ее сегодня на одиннадцать часов. Не подскажешь зачем?
– Азатян, Азатян… – Сергей сделал вид, что вспоминает, о ком идет речь. – А, черненькая такая, на нерусскую похожа? Я хотел переговорить с ней о закупке мыла для хозяйственных нужд.
– Какого мыла? – побагровев, зарычал отец. – Ты, похоже, даже не знаешь, что наши технички специальными моющими средствами пользуются, а не мылом! Скажи честно, тебе что, своих шлюх не хватает? Зачем ты к порядочным девушкам пристаешь?
– Это она на меня пожаловалась? – хмуро осведомился Сергей. – Я ничего такого ей не говорил. Пригласил к себе по производственному вопросу.
– Прекрати паясничать! – Владимир Семенович хлопнул по столу ладонью. – С каких это пор ты стал вникать в хозяйственные дела? Сидишь у себя в офисе как таракан за плинтусом, вот и сиди, лишний раз нос не высовывай и к женщинам с мерзкими намеками не приставай! Запомни, ты числишься заместителем директора ровно до тех пор, пока я не сочту, что… Ох! – Владимир Семенович схватился за сердце, скривился от боли, побледнел.
– Папа, папочка, потерпи секунду, я сейчас! – Сергей вскочил с места, бросился к аптечке, достал лекарство, налил в стакан воды. – Выпей, полегчает. Папа, ты неправильно понял эту Азатян. На кой черт она мне сдалась? У нее усы растут, прямо как у мужчины. Я действительно всего лишь хотел узнать, сколько денег уходит на моющие средства и нельзя ли оптимизировать расходы.
Приняв лекарство, Владимир Семенович несколько минут приходил в себя, потом отдышался и вспомнил, зачем он, собственно говоря, пригласил сына к себе.
– В конце недели приезжают американцы. С ними будет женщина, корреспондент. Говорят, что она очень даже ничего, симпатичная. Предупреждаю, если ты хоть чем-то прогневишь эту американку и испортишь мне отношения с Лотенко, то я вышвырну тебя на улицу. Ты понял? Держись от американской делегации подальше, а если столкнешься с корреспонденткой нос к носу, то веди себя максимально корректно и учтиво.
– Мне что, ручку ей целовать при встрече? – осведомился Сергей и насупился.
– Даже не вздумай к ней прикасаться! – Директор СГТС вновь начал злиться. – Увидишь американскую делегацию, сделай озабоченный вид и скройся с глаз. Пока они будут в нашем городе, постарайся спиртным не злоупотреблять и с опухшей рожей на работу не приходить. Тебе все ясно? С женщинами руки не распускать, про водку и текилу забыть, мой персонал к себе на эти совещания не вызывать. Малейшее ослушание, и я обрежу тебе зарплату так, что на карманные расходы не хватит!
Сергей заверил отца в том, что будет вести себя тихо и неприметно.
Возвращаясь в свой офис, он повстречал в коридоре Анатолия Лотенко, о котором говорил отец. У Лотенко был какой-то врожденный дефект лицевых мышц, отчего создавалось впечатление, что он постоянно криво ухмыляется. Когда Анатолий учился на юридическом факультете университета, этот его физический недостаток, дефект, был объектом постоянных насмешек со стороны студентов. Но прошли годы, и особенности мимики Лотенко стали чем-то вроде его визитной карточки. Скептическое, брезгливое выражение лица этого состоятельного молодого человека свидетельствовало о том, что он вечно недоволен всем на свете.
«Вот кому повезло в жизни! – завистливо подумал Сергей. – Ему ведь всего тридцать лет, а он уже босс боссов, председатель Союза предпринимателей Западной Сибири. Без своего папочки был бы Толя никому не известным адвокатом или юрисконсультом на заводе. А так он долларовый миллионер, директор коммерческого банка и двух торгово-закупочных фирм, единоличный владелец всего нашего здания. За неделю до путча его папаша, второй секретарь обкома партии, слинял в неизвестном направлении, а уже в конце сентября Лотенко-младший купил лучшее здание в городе. Спрашивается, на какие шиши? Папаша перед бегством деньгами партии его снабдил? А что, вполне возможно. После ликвидации обкома выяснилось, что на счетах у них нет ни копейки. Эх, был бы мой отец партократом! Отсыпал бы мне денег мешок, а сам смылся. Вот было бы дело! Ходил бы я сейчас по городу с презрительной ухмылочкой и не выслушивал бы нравоучения насчет того, как мне вести себя с бухгалтершами да американскими корреспондентками».
Вернувшись к себе, Сергей подписал несколько документов, приготовленных производственным отделом. На какие товары были эти счета-фактуры и накладные, он даже не вникал. Его мысли были заняты другими вопросами.
«Сейчас выпить или немного попозже? А что ждать-то? С папаней рандеву состоялось, а остальных мне бояться нечего. Решено, сейчас!»
Козодоев нажал кнопку селектора внутренней связи и заявил:
– Я буду занят в ближайшие полчаса.
– Все понятно, Сергей Владимирович, – с готовностью ответила Марина, его личная секретарша.
Сергей достал из шкафа коньяк, плеснул в стакан, глубоко выдохнул и залпом опрокинул в себя целебную жидкость. После этого он с шумом выдохнул, дрожащими пальцами вытряхнул из пачки сигарету и закурил.
«Пару минут надо потерпеть и станет легче», – заверил себя Козодоев.
Лекарство от похмелья действовало постепенно. Вначале у Сергея на лбу выступил обильный пот, сердце неприятно затрепыхалось, в животе вспыхнул, но быстро погас пожар. Потом дыхание нормализовалось, руки перестали трястись, и появилось временное чувство бодрости.
«Через пару часов меня сморит сон, а пока надо действовать! – решил Козодоев. – С какой из них сегодня поразвлечься? Жребий, что ли, кинуть?»
Сергей заглянул холодильник в поисках закуски и наткнулся на баночное пиво.
«К черту эту заразу! – с неприязнью подумал он. – Если похмеляться, то коньяком или водкой. От пива один туман в голове будет».
Козодоев вернулся в рабочий кабинет, вызвал из приемной Марину.
– В холодильнике пиво, – сказал он. – Ты выброси его или себе забери. Я такую гадость не пью. Кстати, откуда оно взялось?
– Вы в воскресенье вечером позвонили мне и велели купить.
– Я?! – поразился Сергей. – Ах да, припоминаю. Но мои планы изменились. Я решил начать трезвый образ жизни, так что пиво забирай. – Он откинулся в кресле, осмотрел секретаршу с головы до ног, оценил, как она выглядит сегодня.
Двадцатилетняя брюнетка Марина была безупречна, чертовски хороша собой.
Опытная секретарша по взгляду начальника поняла, что у него после коньячного возлияния пробудилось желание уединиться с кем-нибудь из девушек в комнате отдыха.
– Какие-нибудь еще распоряжения будут? – многозначительно спросила она.
– Через пять минут. Забирай пиво и жди. Я подпишу пару бумаг и позвоню.
В приемной у заместителя директора СГТС Сергея Козодоева работали три девушки: референт, его личная секретарша и ее помощница. В обязанности последней входило готовить начальнику чай и бегать по офисам в качестве посыльной. Других поручений Сергей, как ни старался, так и не смог для нее выдумать. Утверждая штатное расписание фирмы, отец увидел лишнего человека, поморщился, но документы подписал.
Девушек в приемную Сергей отбирал лично, по итогам, культурно говоря, собеседования. Для себя он заранее решил, что одна из его новых подчиненных будет рыжей, другая – брюнеткой, а третья – блондинкой. Все девушки должны быть не старше двадцати пяти лет, с хорошей фигурой и красивой грудью. Образование и опыт значения не имели, так как работа в приемной им предстояла не особо интеллектуальная – отвечать на звонки, уточнять в аппарате директора список обязательных мероприятий на неделю, заваривать и подносить чай, ну и, конечно, уединяться с начальником по его первому требованию.
Из полусотни кандидаток Сергей вначале отобрал шестерых, соответствующих внешним требованиям. Второй этап конкурса он проводил уже у себя дома. По результатам этого мероприятия Козодоев-младший выбрал трех девушек, которые полностью соответствовали его представлениям об обслуживающем персонале. Марина, самая смышленая, стала его личным секретарем, блондинка Катя, успевшая окончить институт, – референтом, а худощавая рыжая Аня – помощником секретаря, девочкой на побегушках.
Чтобы окончательно взбодриться, Сергей выпил еще полстакана коньяка, закусил кусочком подсохшего сыра.
«К черту эту выпивку! – рассматривая пустую бутылку «Белого аиста», решил он. – Пора мне за ум взяться. Сегодня опохмелюсь, приду в норму, а с завтрашнего утра ни капли в рот не возьму. До пятницы точно пить не буду. Если кто-то из приятелей потащит в кабак, скажу, что печень стала побаливать.
Нет-нет! Моим друзьям жаловаться на здоровье нельзя. Эти сволочи все переврут, исказят и пустят слух, что я спился и последние дни доживаю. Что бы придумать такого, чтобы от всех знакомых разом отвязаться?»
В кабинете настойчиво зазвонил телефон. Сергей неохотно вернулся на рабочее место, взял трубку.
– Ваша супруга звонит, – сообщила Марина.
– Скажи ей, что я ушел на совещание и буду только вечером. Марина! Ты еще не отключилась? Скажи Ане, пусть займет твое место, а сама… принеси чай.
«Что жена от меня хотела? – стал прикидывать Сергей. – Оговоренную сумму я выдал ей в начале месяца, на обновки для дочери деньжат подкинул. Что еще эта стерва могла выдумать?»
Постучавшись, вошла Марина, поставила поднос с чашками на стол, вернулась к двери и закрыла ее на ключ.
«Интересно, – рассматривая секретаршу, подумал Козодоев. – Эта девка уже представляет, как охмурила меня и стала моей женой? Представляю, что она чувствует, когда с супругой моей по телефону общается».
– У нас есть что-нибудь выпить? – спросил Сергей.
– В комнате отдыха коньяк оставался.
– Кончился он, – с сожалением констатировал заместитель директора.
– Пойдемте, Сергей Владимирович, – с улыбкой сказала девушка. – Сейчас все найдем.
5
В среду в девять утра Андрей Лаптев открыл свою каморку в полуподвальном помещении Заводского РОВД, сел за крохотный стол, вытянул вперед травмированную ногу.
«Еще один день в ожидании неизвестно чего, – мрачно подумал он. – Сколько я еще смогу продержаться? Месяц, полгода? Рано или поздно они дожмут меня и заставят уволиться. Так стоит ли ждать худшего, когда все в моих руках? Не проще ли самому написать рапорт об увольнении и уйти с гордо поднятой головой?»
За дверью в коридоре послышались женский и мужской голоса.
– Где для техничек тряпки брать, ума не приложу, – проговорила Галина, завхоз райотдела. – Раньше, при советской власти, хоть какое-то снабжение было, а сейчас одна разруха. Они там, наверху, что думают? Что технички из дома тряпки приносить будут?
– Галя, давай на ветошь транспарант пустим, – заявил на это старшина милиции, постоянно помогающий ей управляться с делами. – Демонстраций все равно больше не будет, так зачем добру пропадать?
– Вдруг спохватятся? Мало ли что. Сегодня нет демонстраций, завтра будут.
– Ну, ты, мать, сказала! – Старшина усмехнулся. – Демонстрации-то, может, и будут, но кто же со старыми плакатами на площадь пойдет? Все, дедушка Ленин больше не в авторитете. Его портрет, который мы прежде на колесиках возили, теперь можно смело на тряпки пускать. Галя, ты не дрейфь раньше времени! Если замполит бучу поднимет, то составим акт, что всю праздничную агитацию крысы повредили. С них какой спрос? Никакого. Пошли, старушка, глянем, что можно на благое дело пустить.
Андрей приоткрыл форточку под потолком, закурил.
«Нет и еще раз нет! – уже, наверное, в тысячный раз решил он. – Сам я рапорт на увольнение подавать не буду и продержусь в милиции столько, сколько смогу. В любом варианте зарплата мне хоть и в урезанном виде, но капает, а после увольнения я превращусь в хромоногого безработного, которого даже сторожем в детский сад не примут. Нет уж! Сидеть у Лизы на шее я не буду. В конце концов, увечья я получил на государственной службе, вот пусть и…»
Невеселые размышления Лаптева прервал звук незнакомых шагов. За три месяца сидения в полуподвале Андрей научился различать по ним практически всех, кто заглядывал в хозяйственный отсек райотдела.
«Кто это? – с недоумением подумал он. – К старшине, что ли, пришел?»
Долго гадать не пришлось. По-хозяйски распахнув дверь, к Лаптеву вошел лейтенант с эмблемами следственных органов в петлицах.
– Чего, помираешь? – вместо приветствия спросил незваный гость.
«Вот так начало! – удивился Лаптев. – Если дело и дальше так пойдет, то придется мне трость об этого нахала обломать».
Незнакомому лейтенанту на вид было лет двадцать семь. Он был среднего роста, худощавый, голубоглазый, русоволосый, гладко выбритый. На его форменном кителе гордо алел ромбик.
«Он, как и я, окончил высшее учебное заведение МВД», – подумал Андрей, но дальше развить логическую цепочку не успел.
Бравый лейтенант бесцеремонно сел напротив Лаптева на единственный свободный стул и начал рассказ, поначалу малопонятный и странный:
– У меня есть сестра. Она преподает русский язык и литературу в школе. Как-то на уроке у нее произошел забавный случай. Вызывает она к доске ученика рассказать наизусть отрывок из «Песни о соколе». Выходит этот парень, смущается и начинает нести отсебятину: «Чего, помираешь?» Сеструха говорит, что весь класс вповалку лежал от смеха. Я призадумался и сказал: «Послушай, Валя, а паренек-то не виноват! Алексей Максимович Горький выдумал какую-то абракадабру, а вы заставляете детей учить ее наизусть. Посуди сама. Уж – это небольшая змея, которая питается в основном лягушками и кузнечиками. Зачем уж полез высоко в горы, где нет болот с лягушками, да и полей с кузнечиками? Высоко в горах одни камни. Что там ужу делать? Голодать?»
– Не знаю, – неожиданно для себя ответил Лаптев.
– Никто не знает! Едем дальше. Предположим, уж свихнулся и в состоянии помутившегося рассудка полез в горы. Тут к нему прилетает некий израненный сокол, который дрался неизвестно с кем и непонятно из-за чего. Дальше начинаются чудеса. Этот сокол-дебошир вместо того, чтобы сожрать ужа и подкрепиться перед смертью, начинает вести со змеей философские беседы. Для чего? Ладно бы сокол был пьяный и ему было без разницы, кому мораль читать, но он ведь трезвый! Довольно странная сказка, не правда ли?
– Я никогда не рассматривал творчество Горького с зоологической точки зрения, – проговорил Андрей.
– А зря! – заявил лейтенант. – Иногда, чтобы понять суть вещей и событий, надо присмотреться к ним с другой стороны, взглянуть на проблему с неожиданного ракурса. При расследовании уголовных дел…
– Ты где учился? – перебил его Лаптев.
– В Хабаровске.
– Там все такие?
– Вовсе нет, всяких хватает. – Лейтенант оценивающе посмотрел на собеседника, скептически причмокнул. – М-да! Отсутствие ультрафиолета…
– Зачем пришел? – грубо перебил его Лаптев.
– Тебя не интересует свежий взгляд на творчество Максима Горького?
– Хочешь, я сейчас о твою голову трость обломаю? – с нескрываемой угрозой спросил Андрей.
– Замечу, ты не первый, кто хочет проверить прочность моего черепа.
– Так! – Лаптев приподнялся с места.
– Не советую этого делать! – насмешливо сказал странный гость. – По комплекции мы примерно равны, но у меня с нижними конечностями все в порядке, а ты без палочки ходить не можешь. Андрей, если мы сейчас подеремся, то победа будет на моей стороне.
«Этот щенок осведомлен о моих проблемах со здоровьем», – подумал Лаптев.
– Колись, змееныш, что тебе от меня надо? – зарычал Андрей.
– Мне – ничего. Тебя хочет видеть мой босс, великий и ужасный Роман Георгиевич.
Андрей напрягся так, что судорога свела больную ногу.
– Я не ошибся? Со мной хочет поговорить Самойлов? – спросил он.
– Именно так! – подтвердил лейтенант.
Лаптев посмотрел поверх гостя, пытаясь понять, зачем его может вызывать начальник следственного отдела городского управления.
– Самойлов хочет поговорить со мной о каких-то старых делах, в раскрытии которых я участвовал в качестве опера, или как заместитель начальника городского уголовного розыска?
– Роман Георгиевич в должности с июля прошлого года, а ты как раз в это время выбыл из игры. Как источник информации по уголовным делам ты для Самойлова неинтересен.
– Скажи, а почему бы твоему боссу не вызвать меня по телефону, через дежурную часть? К чему такие сложности?
– Вопрос не ко мне, – заявил лейтенант и развел руками. – Мое дело маленькое. Приехал, объявил, откланялся.
– И все же? – настойчиво пробубнил Лаптев. – Зачем я нужен Самойлову?
– По великому секрету могу шепнуть как своему лучшему другу. Он хочет позвать тебя к себе в отдел.
– Кем? Следователем? – не поверил своим ушам Андрей.
– А кем еще, начальником, что ли? – сыронизировал молодой нахал. – До начальника следственного подразделения ты еще не дорос.
– Во сколько он меня будет ждать?
– В половине шестого у гаражей будет стоять потрепанная «копейка» зеленого цвета. Машина конченая, убитая, но пока еще ездит. За рулем буду я.
– Сам доеду! – жестко отрезал Андрей.
– Ой-ой-ой! Какие мы гордые! – выдал лейтенант. – У тебя внезапно выздоровела нога? Оставь свою прыть до лучших времен.
– Жаль все-таки, что я об тебя в самом начале трость не обломал.
– Успеешь! – заявил лейтенант. – Кстати, пора нам познакомиться. – Он встал, протянул руку через стол. – Виктор Воронов. За глаза все зовут меня Ворон. Я на кличку не обижаюсь. Ворон – птица мудрая.
– Скажи, Виктор, у вас наметилась острая нехватка кадров?
– Отнюдь! Желающих пока хватает. Но, как говорится, не всякому овощу место на столе! Я думаю, Самойлов осмотрелся на новом месте и решил сформировать свою команду из людей надежных и проверенных, на кого можно положиться в трудную минуту. Со мной в одном кабинете работала женщина. Следователь так себе, ни рыба ни мясо, хотя по званию аж целый майор. Роман Георгиевич эту особу в областное управление на прошлой неделе спихнул, на повышение. Судя по всему, ее должность он для тебя приготовил.
На душе у Андрея полегчало. Нахальный лейтенант принес ему обнадеживающую весть. Работа следователем, конечно же, не сахар, но Андрею уже настолько опостылело одному в затхлом подвале сидеть, что он был готов на все, на любую службу, связанную с раскрытием преступлений.
– Ворон, ты на всякий случай запомни. – Андрей сделал паузу, подождал, пока лейтенант посмотрит ему в глаза, и продолжил, четко проговаривая каждое слово: – Ворон, если ты еще раз вспомнишь о моей больной ноге или просто поинтересуешься, как у меня здоровье, я придушу тебя собственными руками, отсижу и выйду на свободу с чистой совестью. Даже не так! Я на суде расскажу твою версию «Песни о соколе», и меня оправдают.
– Сработаемся! – заявил Воронов и усмехнулся.
После его ухода Андрей поднялся в следственный отдел, поболтал с мужиками о том о сем и аккуратно расспросил о необычном госте.
– Самойловский любимчик, – охарактеризовал Воронова следователь райотдела. – На земле ни дня не работал, сразу в городском управлении осел. Паренек он дерзкий, самоуверенный, но умный и хваткий. Ему для расследования самые запутанные дела дают.
«В том, что он нахал самоуверенный, я уже убедился, – припомнил недавнее рандеву Андрей. – А вот что отменный работник, не знал».
В половине шестого вечера Лаптев отыскал у гаражей зеленые «Жигули». За рулем был Воронов, но уже в гражданской одежде.
– Поехали! – сказал он.
Автомобиль тронулся с места и тут же заглох.
– Ты где такую колымагу нашел? – сразу повеселев, спросил Андрей.
– У папани покататься взял. А ты подумал, что это служебная тачка?
Со второго раза двигатель завелся. Воронов вырулил в проулок, потом повернул на проспект.
– Андрей, это правда, что ты всю воровскую верхушку в городе знал? – осведомился он.
– Мало кто из них в живых остался. Ты ведь наверняка помнишь, какие разборки были в начале года. Едва ли не все старые воры на кладбище переехали, а кто из молодежи сейчас рулит, я не в курсе. По-твоему, какую линию мне предложит Самойлов? Организованную преступность?
– Вряд ли. Роман Георгиевич считает, что вся эта организованная преступность – временная пена, которая сама собой сойдет. В чем-то он прав.
– Самойлов считает, что воры в законе не имеют веса в преступном мире?
– В своем замкнутом мирке они, конечно же, короли, а вот если взять повыше, то там все по-другому. Кого из авторитетов ты хорошо знал?
– Сергея Мухина по кличке Муха-цокотуха. Его вотчина – центральное городское кладбище.
– Представь себе такую ситуацию. Некий уважаемый человек, к примеру, владелец «Южсибсоцбанка» Анатолий Лотенко, дает объявление: «Сто тысяч долларов тому, кто принесет мне на блюде голову господина Мухина». Сколько, по-твоему, после этого Муха проживет?
– Не больше суток. Свои же подручные зарежут.
– Вот тебе и ответ на вопрос об оргпреступности. В наше время деньги решают все. Лотенко ничего не стоит нанять небольшую армию и перевешать на столбах всех авторитетов в нашем городе. За ним стоит сила, а за ворами – понятия, которые не могут быть аргументами в заранее проигрышном деле. Я думаю, что для начала Роман Георгиевич тебя на кражи посадит, но это фигня. Ты соглашайся на любую линию, а там я тебя натаскаю.
Андрей ничего на это не ответил.
«Десять лет назад я пришел работать в уголовный розыск, начал с простого опера в райотделе, дослужился до заместителя начальника городского ОУР и в одночасье все потерял, – раздумывал он. – Сейчас мне предстоит согласиться начать все заново или окончательно вылететь на обочину жизни. Я за начало! Черт с ним, пусть моим наставником будет этот самоуверенный юнец. Предложит Самойлов должность следователя – не откажусь, на любой оклад пойду, лишь бы снова оказаться в деле, а не сидеть в подвале, как крыса в норе».
6
Начальнику следственного отдела Самойлову было тридцать восемь лет. Он был высокого роста, атлетического сложения, с благородными чертами лица. Особый шарм ему придавали красиво поседевшие виски. Ведь ранняя седина относительно молодого мужчины всегда считалась признаком большого служебного опыта и житейской мудрости.
До августовского путча 1991 года Роман Георгиевич ничем особым не выделялся, в карьерном росте через ступень не прыгал, но после этих событий его имя стало в милицейских кругах нарицательным. «Прет в гору, как Самойлов», – частенько слышалось в прокуренных кабинетах и на товарищеских посиделках после работы. Отчасти это высказывание было верным. Прославившись во времена путча, Роман Георгиевич, к всеобщему удивлению, отказался от вышестоящей должности, предложенной ему в областном управлении, но все остальные почести принял с холодным достоинством российского офицера, лично участвовавшего в защите свободы и демократии.
Едва ли не с лейтенантских времен Самойлов всех, кто был младше его по званию или по должности, называл на «ты». Лаптев не стал исключением.
– Заходи, садись! – по-свойски поприветствовал начальник следствия Андрея. – Как дела? Про ногу не спрашиваю, вижу, что хромаешь. Устраивайся поудобнее. Разговор у нас будет обстоятельный. Виктор, ты не уходи далеко. Как Андрей освободится, отвезешь его домой.
– Я у себя буду, – недовольно буркнул Воронов и скрылся за дверью.
– Андрей, давай перейдем к делу, – заявил Самойлов. – Расскажи мне обо всем, что произошло с тобой с лета прошлого года.
Лаптев вытянул под столом больную ногу, откинулся на спинку стула, кивком спросил разрешения, закурил и сказал:
– В августе меня отправили в командировку в Москву, а очутился я в Томске[1]. Уже на месте мне сообщили, что я буду участвовать в составе специального отряда МВД СССР в расследовании убийства директора секретного научного института. При отъезде я думал, что меня вызывают в столицу по ворам в законе работать, а оказалось иначе. Словом, до сентября месяца никто не знал, где я нахожусь и чем занимаюсь. Из Томска нас перебросили на небольшой островок посреди Оби. Там развернулись события, прямо как в американском боевике. Оказалось, что со сталинских времен в этом закрытом институте ученые мужи работали над выведением гибридного человека…
– Андрей!.. – перебил Лаптева Роман Георгиевич. – Если что-то в твоем рассказе будет касаться государственных секретов, то просто опусти этот момент. Я пойму, о чем идет речь.
– После ликвидации института его деятельность перестала быть секретной. Все наработки сгорели или перестали иметь научный интерес, так что я каких-то особенных государственных тайн не разглашу при всем желании. Итак, нас привезли на остров, где путем скрещивания человека и обезьяны пытались вывести гомункула. С самого начала мы поняли, что руководство института много лет дурачило наше родное МВД, докладывало наверх об успехах в лабораторных исследованиях, хотя ничего подобного не было. Но есть один момент, из-за которого на острове разразилась самая настоящая война. Это так называемый окончательный диагноз, то есть научно обоснованное заключение о невозможности получения потомства от человека и обезьяны. Многие государства проводят исследования по выведению гибридного человека. Эта работа требует вложения огромных финансовых средств. Окончательный диагноз позволит прекратить бесполезные опыты и сэкономит приличные средства из государственного бюджета. Как только мы собрали материалы по окончательному диагнозу, так на острове начался бардак. Выяснилось, что украсть научные секреты хотят командир нашего отряда и еще один офицер-техник. Этот тип через своего брата собрал всех окрестных бандитов и устроил нам кровавую баню. Из всех участников отряда в конечном итоге в живых остались только я и прапорщик-спецназовец. Пулю в ногу я получил уже после сражения неизвестно от кого.
– Тяжко пришлось на острове? – с пониманием спросил начальник следственного отдела.
– Не то слово! – ответил Андрей. – Пару дней мы держали в здании института оборону, прямо как в легендарном доме Павлова. Я в эти дни столько стрелял из автомата, что синяк с плеча полмесяца сходил. Сразу оговорюсь, не знаю, сколько человек я убил или ранил. Там, на острове, не до подсчета было. В какой-то момент у нас не осталось ни сил, ни средств для сопротивления. Мы спаслись с острова бегством в последний момент. Если бы остались на ночь, то сейчас я не сидел бы перед вами. – Лаптев помолчал, вспомнил, как они переправлялись через реку, и продолжил: – Мы бросили все на острове и пешком пошли через тайгу и болота к ближайшему аэродрому. По пути прапорщик, которого я считал своим другом, сбежал, оставил меня, раненого, умирать в лесу. Одна местная жительница кое-как поставила меня на ноги. Потом я, уже один, дошел до заброшенной взлетно-посадочной полосы и потерял сознание. Очнулся я только в Томске, в госпитале, а окончательно пришел в себя в конце сентября, уже здесь, в нашем областном центре.
– Андрей, не скрою, я разговаривал с врачами, которые лечили тебя, но из их объяснений ничего не понял. Вроде бы ранение у тебя было не смертельное, так почему же через два месяца лечения… – Самойлов замялся, подыскивая подходящие слова.
Он не знал, как корректно объяснить собеседнику, что его, еще живого, все стали считать покойником.
– В госпитале у меня обнаружили неправильно сросшийся перелом ноги в месте ранения, – прервал неловкую паузу Лаптев. – Так, что еще было? Пневмония, омертвление мышечных тканей ноги, но все это ерунда! По моему мнению, я потерял жизненную энергию во время перехода через ядовитые болота. Местные жители рассказывали об этих болотах разные неправдоподобные ужасы. Я в эти сказки, конечно же, не верил, но оказалось, что зря. Иначе чем можно объяснить, что я без видимых причин начал угасать на глазах у всех? Потерю жизненной энергии лечить доктора еще не научились, вот меня и списали раньше времени. Если бы не жена!.. Я убежден в том, что это она вытащила меня из могилы.
