Геннадий Левицкий
Марк Красс. Роман-биография
Роман «Марк Красс» – это жизнь и смерть, успехи и неудачи римского сенатора, консула, триумвира, военачальника, самого богатого человека в Вечном городе и первого в мировой истории предпринимателя. В книге нашли отражение практически все сведения об этой удивительной личности, дошедшие до нас сквозь толщу двух тысячелетий.
Читатель в увлекательной форме получит много информации о привычках и быте римлян, об интереснейших фактах из жизни последних титанов умирающей республики. Он не только познакомится с наиболее ярким периодом римской истории, но и сможет найти параллели, которые сближают время Красса с современным этапом нашей истории.
Марк Красс уникальный человек, но за две тысячи лет, прошедшие с момента его смерти, великое множество безумно талантливых людей – точно также как он – достигло вершины могущество и закончило трагично – на дне бездонной пропасти. Чтобы не повторить ошибок наших далеких предков, придется, как минимум, познать их жизнь.
События, описываемые в книге, происходили с 88 по 53 гг. до н. э. Место действия: Рим, Италия, Африка, Греция, Месопотамия – везде, где оставил свой след герой романа.
От автора
Что же представляло собой государство, в котором жили герои романа – реальные исторические личности?
I в. до н. э. стал переломным для Вечного города. Часы истории отбивали последние минуты старой римской республики, а на смену ей спешила империя. Но – что для истории лишь миг – для человека целая жизнь. Смена государственного строя – процедура чрезвычайно долгая и болезненная, и Рим заплатил за нее слишком высокую цену.
Это было время великих побед и страшных поражений; время, когда рушились древние устои и традиции, а законы нарушались в угоду и к выгоде одного человека; время, когда человеческая кровь ценилась не дороже вина.
То, что происходило в I в. до н. э. не могли увидеть даже в страшном сне законопослушные римляне в прежние времена. Европа, Азия, Африка, Средиземное море, кварталы и улицы Вечного города – все стало полем битвы, где римские граждане сражались со своими же соотечественниками. Мятежи, восстания и междоусобные войны римских полководцев стали обычным явлением. Потери в гражданских войнах были таковы, что их можно сравнить лишь с потерями во Второй Пунической войне, самой кровавой в истории Рима.
Казалось бы, государство, раздираемое смутами и усобицами, должно стать легкой добычей соседей. Но вот один из феноменов необычайной жизнестойкости Рима. Именно в I в. до н. э. были совершены самые значительные завоевания римского государства. Решая с помощью огня и меча внутренние проблемы, римляне «между делом» покорили множество народов в трех частях света: Европе, Азии и Африке.
В I в. до н. э. Рим присоединил к себе восемнадцать новых провинций. Вот они: Киликия – образовалась в 92 г. до н. э., Крит и Киренаика – в 75, Понт и Вифиния – в 74, Сирия и Палестина – в 63, Галлия Лугудунская – в 52, Белгика – в 52, Аквитания – в 52, Нумидия – в 46, Египет – в 30, Иллирик – в 27, Ахайя – в 27, Галатия – в 25, Лузитания – в 19, Реция – в 15, Норик – в 15, Мезия – в 15, Паннония – в 10, Далмация – в 6 г. до н. э.
Рим сражался с несколькими противниками сразу. Он вел чрезвычайно тяжелую войну со Спартаком, затяжную войну в Испании с мятежным Квинтом Серторием. При этом проконсул Марк Лукулл подчинял фракийцев, а его брат Луций Лукулл громил войска понтийского царя Митридата.
Где же Рим черпал силы, чтобы одновременно сражаться на несколько фронтов? Ответ на этот вопрос мы получим, если обратимся к истории Югуртинской войны, которую Рим вел с нумидийским царем с 111 по 105 г. до н. э.
Война с небольшим африканским государством казалась легким делом, но в итоге растянулась на долгие годы. Легионеры воевали крайне неохотно, а их командиры и вовсе получали от Югурты золото за то или иное попустительство. Рим терпел неудачу за неудачей, и конца не было видно позорной войне.
Положение изменилось лишь когда в 107 г. до н. э. был избран консулом Гай Марий.
Прежде всего, Марий взялся за армию. До него в римские легионы набирались только зажиточные граждане, и был установлен соответствующий имущественный ценз. По римским законам оружие имели право носить лишь достойные, чьи движимость и недвижимость служили надежным залогом. Конница комплектовалась из богатого сословия всадников, которые обязаны были являться на службу с собственным конем и вооруженные за свой счет.
Во время войны против нумидийского царя проявились все пороки и изъяны римской военной системы. Зажиточные землевладельцы мечтали не о сражениях, а о том, как бы живыми вернуться к своим виллам и виноградникам. Их хозяйства приносили неплохую прибыль, и военная добыча была малой наградой даже при удачной военной компании. Всадническое сословие и вовсе не имело желания рисковать жизнью. Оно занималось ростовщичеством, торговлей и прочими доходными делами. Во время Югуртинской войны малочисленная конница являлась чем-то вроде почетной охраны при военачальнике и не играла никакой роли на поле боя.
Марий начал набирать в легионы беднейших римских граждан. Они вооружались за счет государства и обучались по ускоренной системе, сходной с системой подготовки будущих гладиаторов. Привлекались к службе не только римские граждане, но и контингент из числа союзников, а также коренное население провинций. В конницу брали не согласно имущественному цензу, а отдавали предпочтение умеющим обращаться с конем, держаться в седле и желавшим служить. Коня также давало государство.
Живший впроголодь римлянин теперь получал хороший паек, денежное жалование, свою долю в добыче и вовсе не стремился вернуться во времена безрадостного существования. Его образом жизни становилась война, а наступавший мир не сулил ничего хорошего. С каждой битвой росло его мастерство, а вместе с ним жалование и надежда, став ветераном, получить неплохой участок земли.
Армия становилась профессиональной и более боеспособной. Таков положительный итог реформы Гая Мария, но позже проявились отрицательные последствия его преобразований.
Это была армия уже не римского народа, а отдельного военачальника. Легионеры были лично преданы своему командиру и готовы выполнить любой его приказ. И преданность была тем выше, чем удачливее был военачальник, чем больше материальных благ он мог доставить своим легионерам. Войско боготворило полководца, умеющего побеждать. Под его началом легионеры согласны были идти куда угодно и воевать против кого угодно.
Оружие в руках профессионала – залог победы над врагом, но оружие в руках человека, не обремененного имуществом и моральными принципами, – страшная сила. Он сражается за добычу с врагами, но при случае не прочь поднять меч и на своих сограждан.
С новым войском Гай Марий разбил Югурту, остановил нашествие на Италию тевтонов и кимвров, одержал победу в Союзнической войне. Однако, имея за плечами преданную армию, Марий совершенно перестал считаться с сенатом и римским правом. Вопреки всем законам он семь раз избирался консулом. Ни с кем и ни с чем не считался Марий, когда нужно было наградить собственных легионеров. Однажды сразу после боя он даровал римское гражданство двум отличившимся когортам италийских союзников. Когда в сенате заметили, что у него на это нет права, военачальник ответил, что в шуме боя он не мог расслышать голос закона.
В конце концов, Гай Марий столкнулся с другим талантливым римским военачальником, и это привело к гражданской войне – долгой, кровавой и не нужной Риму.
I в. до н. э. зажег на небосклоне мировой истории множество талантливых ярких личностей: Гая Мария, Луция Суллу, Гнея Помпея, Луция Лукулла, Марка Цицерона, Гая Юлия Цезаря… В полной мере к ним можно отнести и Марка Лициния Красса. Интересы его разносторонни, поле деятельности и вовсе безгранично. Он уступал в ораторском искусстве Цицерону, а военным талантом не мог сравниться с Цезарем, но добился потрясающих успехов благодаря своей железной воле, целеустремленности и неутомимой энергии.
Еще со школьной скамьи мы помним Красса как полководца, подавившего самое крупное в истории Рима восстание рабов под предводительством Спартака. Многие знакомы с замечательным романом Раффаэлло Джованьоли «Спартак». Произведение написано чрезвычайно талантливо, но художественный вымысел в нем преобладает над историческими фактами. Например, немало страниц посвящено пылкой любви патрицианки Валерии Мессалы к вождю рабов. Любовь разбойника и благородной дамы присутствует в сюжете многих произведений, как прошлого, так и настоящего. Увы! Ее не могло быть в реальной жизни. Времена развратной Мессалины еще не настали, а жена всесильного диктатора Суллы не могла опуститься до позорной связи с рабом, будь он даже родом из благородного сословия.
Согласно историческим источникам, настоящая жена Спартака была продана с ним в рабство; с ним она и находилась, когда великий гладиатор зажег факел войны с Римом. Реальная жена Спартака есть и в нашем романе, а вдове Суллы предоставим право скорбеть по мужу, который оставил мир земной за четыре года до восстания Спартака.
Столь же реальна в нашем романе и другая женщина – весталка Лициния, которая невольно едва не погубила Марка Красса. У Плутарха мы находим: «В более зрелом возрасте он <Красс> был обвинен в сожительстве с одной из дев-весталок – Лицинией… У Лицинии было прекрасное имение в окрестностях Рима, и Красс, желая дешево его купить, усердно ухаживал за Лицинией, оказывая ей услуги, и тем навлек на себя подозрения. Но он как-то сумел, ссылаясь на корыстолюбивые побуждения, снять с себя обвинения в прелюбодеянии, и судьи оправдали его. От Лицинии же он отстал не раньше, чем завладел ее имением».
Большое место в нашем романе уделено описанию похода Марка Красса на Парфию. Эта кампания была заветной мечтой Красса, самым грандиозным его предприятием. Впрочем, не только его.
Как спустя шестнадцать веков будут манить испанских конкистадоров сказочные богатства инков и ацтеков, так Восток манил римлян. При одном лишь упоминании таких далеких стран, как Парфия, Армения, Понт, Индия, у каждого, даже самого нищего и никчемного римлянина, глаза загорались алчным блеском. Тем более, перед ними стояли живые примеры быстрого обогащения. Луций Лукулл после войны с понтийским царем Митридатом и армянским Тиграном сравнялся богатством с Крассом, а роскошью даже превзошел его. Помпей после победы над Митридатом захватил столько сокровищ, что, хотя его триумф длился два дня, военачальнику не хватило времени показать Риму всю добычу.
Неудивительно, что и Марк Красс рвался на Восток, а чем закончились его честолюбивые устремления, мы узнаем, прочитав роман.
Беглецы
Греческая триера мерно покачивалась на волнах. Разомлевшие на солнце рабы лениво шевелили веслами. Их никто не торопил. Корабль медленно приближался к скалистому островку, покрытому кустарником.
На носу триеры стоял молодой человек и напряженно смотрел вдаль. Легкий ветерок трепал его дорогую тунику и ласкал густые, черные как смоль волосы. Волевой подбородок и большой орлиный нос выдавали в нем истинного римлянина. Впрочем, нос нисколько его не портил, да и разве возможно сплав молодости и силы обезобразить такой мелочью. За спиной молодого человека стояли два раба, готовые исполнить любое приказание.
– Зовите капитана! – негромко, но требовательно произнес римлянин.
Молодой раб тотчас бросился на поиски требуемого лица. Вскоре явился грек, по внешности вылитый пират.
– Видишь бухточку между скалами? – указал рукой римлянин. – Правь туда.
– Вокруг скалы, и позволит ли глубина моря войти в бухту? – пришедший размышлял: стоит ли выполнять этот приказ.
– Здесь глубоко до самого берега. Я прекрасно знаю эти места, – успокоил капитана римлянин, но по тону голоса можно было понять, что он не потерпит возражений.
– И как долго мы будем оставаться на острове? – не унимался грек.
– До наступления темноты. Затем поплывем к испанскому берегу.
– Ночью!? Помилуй, римлянин, ты погубишь мою триеру!
– Повторяю, мне хорошо известно здешнее море, и твои опасения бессмысленны.
– Ночью можно налететь на риф, сесть на мель, – не унимался морской волк.
– Перестань дрожать из-за старой развалины. Даже если мы разобьемся, денег, которые ты содрал с меня, хватит да новое превосходное судно.
Капитану ничего не оставалось делать, как подчиниться властному пассажиру. Как последний и обещал, триера благополучно вошла в бухту, и моряки бросили сходни. Первым ступил на берег римлянин.
– Благословенный клочок испанской земли, Марк Лициний Красс приветствует тебя! – он раскинул руки, словно желал обнять этот маленький скалистый островок.
– Тише, Марк, прошу тебя… – испуганно промолвил подошедший соплеменник.
– Не бойся, Сервий, здесь нечего делать человеку, а чайки не предадут.
– И что? люди совершенно не посещают остров? – вступил в разговор второй товарищ Красса.
– Кому нужны эти скалы, Децим?
– Может, есть смысл переждать смутное время здесь? Возьмем у капитана лодку, наши рабы построят хижины…
– Нет, друзья, – отрицательно покачал головой Марк Красс, – на материке есть убежище гораздо лучше. Завтра вы сможете убедиться в этом.
Тем временем моряки и рабы покинули судно. Последним сходил толстый повар Красса. Он тяжелее всех переносил непривычное морское путешествие. К концу плавания бедняга только успел освоиться на море, как пришлось вновь привыкать к земле. Повару казалось, что земля качается, и оттого он шел мелкими шажками, балансируя при этом руками. Несмелые потуги толстяка вызвали у моряков настоящий приступ веселья.
– Эй, Требоний, иди смелее, мы подержим землю! – раздался крик, и несколько человек уцепились за траву, подтверждая действиями свои благие намерения.
– Это у него живот качается и мешает идти! – крикнул кто-то. – Отъелся за плавание, как жертвенный бык.
– Подожди, Требоний, мы подержим твой живот! – два моряка бросились на помощь толстяку.
Они не поспели. Неведомая сила вдруг повела Требония влево и бросила прямо на большой куст, усеянный колючками. Его оханья и стоны заглушил новый раскат дружного хохота.
Вдоволь насмеявшись, моряки принялись готовить нехитрый ужин. Особого их почтения удостоился солидный бочонок. То и дело мореходы подходили к нему и, согнув спину в поклоне, цедили вино в кружки. Поодаль рабы римлян накрывали свой стол. Только повар Красса валялся рядом со злосчастным кустом. Требоний добросовестно пытался встать на ноги и приступить к своим обязанностям, но у него ничего не вышло. Вдобавок к морской болезни и ушибленному боку тело его оказалось утыкано колючками, как у ежа.
– Скорее всего, римляне останутся без ужина, – подвели итог моряки.
Марк Красс в это время о еде думал менее всего. Вместе с капитаном он взобрался на самую высокую скалу острова и, видимо, знакомил его с дальнейшим маршрутом. Рука Красса то и дело указывала на видневшийся вдали берег материка.
Когда на землю опустились сумерки, триера покинула остров. К радости капитана и неудовольствию Марка Красса, ночь видалась лунная. Впрочем, испанского берега судно достигло благополучно, чем оба были чрезвычайно довольны.
На берег сошли только Красс, два его товарища и с десяток слуг.
– Отчаливай! – махнул рукой римлянин капитану.
– Удачи тебе, Марк Красс! – пожелал грек.
Маленький отряд вышел на тропинку, идущую вдоль берега. Постепенно тропинка углублялась в лес. Когда море скрылось за деревьями, Красс резко изменил направление. Теперь отряд с трудом продирался сквозь заросли девственного леса.
– Марк, чем тебе не понравилась тропа? – спросил Децим, осматривая одежду, превратившуюся в лохмотья.
– Прибудем на место, Децим, наденешь другую тунику; а головы другой не найдешь. Иногда приходится делать выбор: что надо беречь, а чем можно пожертвовать.
– Из-за твоих предосторожностей я едва не лишился глаза, а он для меня кое-что значит, – продолжал ворчать Децим.
Поплутав по лесу и пройдя не менее трех миль[1], римляне вновь вышли к морю. Солнце давным-давно взошло. В морской дали виднелась черная точка – это уплывала доставившая путешественников триера. Возмущению Децима не было предела. Он поискал глазами виновника своих мучений, но тот словно сквозь землю провалился.
– Где Марк? – растерянно спросил Децим спутников. Те оторвали взгляд от удалявшегося судна и только сейчас заметили, что их друг, господин и проводник бесследно исчез.
– Марк! Марк Лициний Красс! – принялись они дружно звать товарища.
Внезапно, шагах в пяти от них, в расщелине скалы показалась взлохмаченная голова Красса.
– Не кричите, словно в цирке, – строго предупредил он, – если, конечно, не хотите заменить гладиаторов на арене. Марий и Цинна могут обеспечить вам такое времяпровождение. Идите лучше знакомиться с новым жилищем.
Вскоре весь отряд Красса оказался в пещере. Единственное, массу хлопот им доставил повар, который никак не мог протиснуться в узкую расщелину, служившую входом. Несчастный Требоний несмело предложил расширить вход. Однако его спутники нашли предложение неразумным и решили проблему иначе. Два человека принялись тащить его изнутри, а несколько рабов подпихивали снаружи. Рабы получали редкое удовольствие, толкая повара, и когда толстяк наконец пролез в пещеру, у них был вид детей, у которых отняли любимую игрушку.
Пещера была великолепна, как и все созданное лучшим творцом – природой. Высота сводов была такой, что самый высокий человек, стоя во весь рост с вытянутой вверх рукой, не мог достать до потолка. Сразу за входом следовал просторный зал, расходившийся в стороны в виде больших сообщающихся между собой гротов. Так как вход находился на южной стороне, то через него в пещеру проникало солнце, и в зале было светло весь день. В одном из гротов наружу выходил небольшой родник. Вода была необычайно приятна на вкус и не являлась дополнительным источником влажности – стены пещеры не впитывали влагу благодаря высокой плотности камня. Воздух был чист и хранил в себе запахи леса и моря.
Новое жилище понравилось всем. Равнодушным остался лишь Требоний. Впрочем, это можно понять: после выпавших на долю повара испытаний его решительно ничего не интересовало в этом мире.
– Эту пещеру мы обнаружили с Вибием Пацианом, когда мой отец был наместником Испании. Пещера – наша тайна и, я надеюсь, осталась ею.
– А что за кости там, в углу? – настороженно спросил Децим.
Красс бросил равнодушный взгляд на предмет тревоги Децима.
– Когда мы с Вибием нашли эту пещеру, они лежали точно так же. Насколько я вижу, их не стало больше или меньше. Это хороший признак – значит, пещерой никто не пользовался.
– Но откуда они взялись и кому принадлежали?
– Скорее всего, эту пещеру использовали для жилья люди.
– Так они могут вернуться, – предположил Сервий.
– Нет. Люди жили здесь давным-давно. Может быть, тысячу лет назад. Видите, рядом с костями валяются камни, похожие на орудия труда, – Красс поднял один из них. – Вот этот напоминает топор, и явно человеческая рука его точила и шлифовала. Жители пещеры были настолько дикими, что не знали металла. Здесь лежат кости животных, и один скелет принадлежит человеку. В конце второго грота вы найдете останки еще трех человек. Возможно, следующий грот служил гробницей.
– Все это интересно, – подвел итог Децим, – но соседство с костями – принадлежат ли они человеку или скотине – меня мало привлекает.
– Прикажем рабам вынести и закопать, – решил проблему Красс. – Меня больше волнует другое: продовольствие на исходе. Придется просить помощи у Вибия Пациана.
– Ты сомневаешься в его преданности? – спросил Сервий.
– Нет. Вибий мой друг и человек благородный, но встречаться нам опасно, для обоих в равной мере. Я не хочу, чтобы из-за меня пострадал этот добрейший человек. Мой повар бывал в прежние времена в доме Вибия, однако он слаб духом, а после путешествия и вовсе превратился в развалину.
– И фигура у него приметная, – согласился Децим.
– Сумеем ли мы вообще извлечь Требония из пещеры? Столько трудов стоило затолкать его сюда, – поддержал Сервий.
– Путешествовал со мной еще Галл, – продолжил Красс, – однако в то время ему было лет десять от роду. Сумеет ли он найти поместье Вибия?
– Зачем гадать, если можно его спросить, – предложил Сервий.
– Галл, – обратился Красс к явившемуся на зов молодому рабу, – помнишь ли ты приморское поместье Вибия Пациана?
– Помню. Хороший господин, добрый, кормил хорошо…
– Сможешь найти к нему дорогу?
– Конечно, – уверенно ответил раб, – вилла ведь недалеко от моря, и мы у моря. Покажи только, господин, в какую сторону идти.
– Не перепутаешь ли ты дом Пациана с чьим-нибудь другим?
– Разве можно перепутать? Такого красивого дома я не видел на всем побережье, сколько мы с тобой ни ездили, господин.
Красс с друзьями еще добрый час давали наставления рабу и лишь с наступлением темноты выпроводили его из пещеры. Римляне, взбудораженные богатым событиями днем, долго не могли уснуть.
– Марк, а если твоего раба схватят?
– Не беспокойся, Децим, Галл не предаст. Он родился и вырос в нашей семье и скорее расстанется с жизнью, чем причинит мне хотя бы малейший вред.
