Геннадий Иткис
Строки судьбы
ЧАСТЬ 2. ПРИЗВАНИЕ. 1947—1971
Телевидение – это самое массовое средство информации, самое эффективное. Конечно, я «болен телевидением» и считаю, что более благородного дела, чем телевидение со всеми входящими в него сферами, нет.
Марк Кривошеев
2.01. На Шаболовке
Я окончил Институт связи в 1946 году и был направлен на Московский телецентр (МТЦ). В штат на должность инженера зачислен 7 января 1947 года. Практически все здесь было мне уже хорошо знакомо: и американское оборудование, и особые требования, и замечательные люди. Уже имелся некоторый практический опыт, полученный мной в 1944—1945 годах при восстановлении телецентра после эвакуации. Но теперь у меня была рекомендация Александра Андреевича Расплетина и бесценный опыт исследовательской работы в его лаборатории. Можно сказать, что к этому моменту я уже был сложившимся специалистом.
Вместе со мной пришел на МТЦ и Александр Михайлович Варбанский. Меня определили в аппаратно-студийный комплекс, который отвечал за эфирное вещание, а его – в лабораторию МТЦ, где решались почти все практические вопросы, включая обслуживание парка телевизионных приемников.
Хочу особенно отметить, что для нас, молодых специалистов, начинать трудовой путь именно на телецентре – это не просто большая удача. Это важнейший этап в жизни. Мы пришли на телецентр в самый ответственный период. Развитию телевидения в стране тогда придавалось очень большое значение. Перед коллективом МТЦ, который мы уже считали своим, стояли важные задачи, связанные с переходом на новый телевизионный стандарт. Нам предстояло, не прерывая вещание по действующему стандарту 343/50 (343 строки, 50 полей) и поддерживая его на должном уровне качества, внедрять новое оборудование, которое только начинали разрабатывать и создавать. Для нас, молодых специалистов, такие масштабные и амбициозные задачи были очень интересны.
Так сложилось, что уже в июле 1947 года, в неполные 25 лет, меня назначили начальником центральной аппаратной МТЦ. Фактически мне доверили руководство всем аппаратно-студийным комплексом.
Тут надо пояснить, что хорошие инженеры-телевизионщики, которые работали до войны на телецентре, сюда не вернулись: многие погибли, а оставшиеся в живых в интересах обороны страны были переведены в радиолокацию. И в аппаратной телецентра я был практически единственным дипломированным инженером. А действующие руководители технических служб МТЦ Сергей Васильевич Новаковский и Людмила Николаевна Шверник в это время были в длительной командировке в США, знакомились с американским опытом.
Летом 1947 года, когда весь большой коллектив Шаболовки собрался, кто-то озвучил общее мнение: «Пусть у нас будет начальником Марк, он все равно тут ночует». А я и вправду, когда было много работы, иногда оставался на ночь в осветительской, там было тепло. И директор МТЦ Федор Иванович Большаков без лишних церемоний через несколько дней подписал приказ. На меня, совсем молодого инженера, было возложено все аппаратно-студийное хозяйство МТЦ. Примерно в то же время и по таким же соображениям руководителем лаборатории МТЦ назначили Варбанского.
* * *
Советский Союз стал первой страной, которая возобновила телевещание в послевоенное время. Телецентр на Шаболовке заработал в тестовом режиме 7 мая 1945 года, а регулярные трансляции начались 15 декабря того же года. Трансляции проводились сначала два, а затем три раза в неделю.
В первые месяцы телевизионного вещания зрители, которых было примерно 3 тысячи человек, увидели сцены из спектаклей, отрывки из опер, оперетт и драматических пьес в исполнении артистов московских театров. Актеры играли в театральном гриме и костюмах, в декорациях театров. Были показаны сцены из опер Чайковского «Евгений Онегин», «Пиковая дама», из опер Гуно «Ромео и Джульетта» и Верди «Риголетто».
Знаменательно, что в отличие от зарубежного телевидения отечественное ориентировалось в первую очередь на классические произведения.
* * *
Мне очень повезло работать на телевидении в то время, когда все шло прямо в эфир (никакой видеозаписи еще не было), и для этого на Шаболовку приезжали великие актеры. Передачи шли три раза в неделю, для них отбирали самых лучших исполнителей. Это были сливки театрального искусства. Лучшие постановки, знаменитые артисты МХАТа (Масальский, Степанова, Грибов), Малого театра (Царев), Театра оперетты (Канделаки, Савицкая). Мне в жизни повезло познакомиться и общаться с этими людьми. Они как-то сразу почувствовали значимость телевидения.
Все передачи шли через центральную аппаратную, и каждая была по-своему уникальной, неповторимой. Выступит Качалов, и все – ничего не осталось. Станцует Лепешинская, и ничего не сохранилось. Естественно, все выступающие хотели взглянуть на себя в телевизионном изображении, и ко мне, как к начальнику аппаратной, обращались, чтобы зайти и посмотреть.
Были такие знаменитые Николай Хмелев и Алла Тарасова. Они играли в Московском художественном театре «Анну Каренину». Поскольку записи не было, Хмелев посылал Тарасову в аппаратную посмотреть, как он выглядит, а Тарасова посылала Хмелева. Он ей потом говорил, какой она была на телеэкране перед тем, как бросаться под поезд. Причем они делали всякие комплименты у двери: «Марк Иосифович, разрешите, я посмотрю на Аллочку». Она стояла внизу у камеры. А потом Тарасова поднималась и говорила: «А я сейчас хочу посмотреть на Хмелева, как он играет, вы позволите?»
Актеры Николай Хмелев и Алла Тарасова
—
Для меня это приятные дни, я всегда их помню. И вообще работа с творческим персоналом – это очень волнительно и интересно. А телевизионные передачи для актерского коллектива – это была в то время даже физически очень трудная задача. Как шла подготовка? Вот, например, мхатовский «Вишневый сад». Актеры приезжали к 11 часам, мы включали камеру, и шла первая репетиция. Они определяли свои места, техники настраивали свет, а прожекторы светили колоссально, так как трубка телевизионной камеры была малочувствительной. Часа два шла отработка. Утомительно. Монологи до конца не говорили, просто шла отработка: где, кто, когда и так далее. Потом устраивали перерыв. В то время в стране еще сохранялась карточная система, буфетов не было. Все актеры и режиссеры разбредались по углам, чтобы подкрепиться. И каждый – со своей сумочкой с бутербродами и кипятильничком. Моей заботой в этот момент было проследить, чтобы они не спалили студию своими кипятильниками.
Потом – вторая репетиция. Она шла уже на фоне установленных декораций и продолжалась до шести часов. А в семь начиналась передача в эфир, которая могла идти три часа и более. То есть актер был занят с 11 утра и до 11 вечера. Это тяжелая работа была.
В таком же режиме проходили репетиции и трансляции балетных постановок. Ольга Лепешинская, знаменитая балерина Большого театра, тоже приезжала утром на репетицию. С ней работали главный режиссер Александр Николаевич Степанов и оператор Костя Егорский – отрабатывали мизансцены и говорили, как нужно. Первая репетиция еще не в пачке, она в рабочем костюме. Потом перерыв. Все по углам со своим кипятильничком. И Ольга Лепешинская тоже чего-то там «клевала», очень мало. А потом, часа в три, вторая репетиция, уже в пачке. И в семь – передача в эфир.
А вот артисты оперетты обходились без утренних репетиций. Берегли силы для вечернего выступления. Знаменитая Елена Савицкая, очень обаятельная, веселая, пышная дама, она с большим трудом выдерживала пытку под прожекторами. Артистам цирка тоже дополнительные репетиции не требовались, они вообще чувствовали себя очень комфортно в студии, как на родной арене.
Очень интересным было то время для сотрудников МТЦ. Каждый день – яркие впечатления. Важнейшую работу выполняли режиссеры. Главным был Александр Степанов, Анатолий Дорменко вел литературно-драматические передачи, Николай Бравко отвечал за музыкальные программы и за оперетту вместе с Канделаки. Все было поставлено на очень высоком художественном уровне. И все шло прямо в эфир. Все вживую, без записи. Кто ошибется, не то скажет или не так повернется – уже поправить нельзя. Ничего не фиксировалось. Ничего не оставалось.
* * *
А у нас, технарей, каждый эфирный день был очень напряженным. Начинали работу мы рано утром. К приходу гостей надо было все проверить и подготовить. Техника, прямо скажем, была не очень надежная. Что-то приходилось срочно ремонтировать. Ну и, конечно, до окончания трансляций все были на своем посту.
Как начальник аппаратно-студийного комплекса я должен был обеспечивать передачи, отвечал за все оборудование и руководил всеми инженерами и техниками, которые обслуживали камеры, киноустановки, подъемники, свет. Операторы относились к творческому «цеху», а осветители были почему-то в техническом подразделении. Главная моя задача – оборудование должно работать. Для этого пришлось освоить все элементы этого сложного комплекса. Основное оборудование было американским, инструкции на английском языке, да и те не в полном комплекте. После реэвакуации кое-что было потеряно. Иногда приходилось восстанавливать оборудование без схем, без описаний. А только, например, синхрогенератор – это 120 ламп. Выгорает одна лампа, и картинка «поплыла». Нужно было моментально понять, в каком каскаде неполадка, пальцем тронуть, а потом заменить ту лампу, которую надо. Интуиция какая-то была. Хотя, конечно, не всегда она нас выручала.
Ответственность колоссальная! Нервное напряжение во время каждой трансляции. Ведь мы знали, кто смотрит наши передачи. Все руководители партии и правительства имели телевизоры. Как говорили, Сталин на даче в Кунцево очень любил посмотреть телевизор.
В студии была одна телекамера на иконоскопе. По современным понятиям – очень ненадежный аппарат. Все репетиции и трансляции шли через эту камеру, и малейшие неисправности были очень неприятны, поскольку ничего нельзя было быстро исправить. Для передачи кинофильмов использовались две телекинокамеры, и тоже на иконоскопах. То есть для показа кино было хоть какое-то резервирование. А если основная студийная камера забарахлит, то деваться было некуда. Приходилось останавливать трансляцию и срочно приводить камеру в порядок. Были довольно серьезные случаи, которые потом до утра разбирали – в чем дело и как написать объяснительную записку.
После реконструкции телецентра в 1948 году ситуация значительно улучшилась, появились дополнительные камеры, запасные блоки. Но ответственность за трансляцию перед особыми зрителями и обстановка «горячего цеха» еще долго держали в напряжении меня и весь технический персонал МТЦ.
Вспоминает Лев Семенович Лейтес, специалист в области эксплуатации оборудования телецентров
С Марком Иосифовичем я познакомился, когда пришел работать на Московский телецентр. Он уже был высококвалифицированным специалистом на телецентре и занимал должность начальника Аппаратно-студийного блока (АСБ). Тогда, зимой 1949 года, Марк Кривошеев предстал передо мной высоким и стройным, без пиджака, в безрукавке и… чуть ли не в домашних тапочках. Легкая одежда позволяла ему стремительно спускаться по крутой металлической лестнице из аппаратной в студию к ТВ-камерам, которые, увы, не отличались надежностью и требовали частых подрегулировок, что создавало нервозность практически в каждой передаче. Безрукавка была как нельзя кстати, ибо в студии для нормальной работы ТВ-камер требовалась высокая освещенность, и поэтому из-за большого количества включенных прожекторов всегда было очень жарко.
* * *
Кроме трансляций и текущих задач эксплуатации Аппаратно-студийного комплекса на Марка Кривошеева возложили другую ответственную задачу – курировать со стороны МТЦ разработки первого отечественного оборудования по новому стандарту 625 строк.
* * *
В СССР очень серьезно относились к развитию телевидения даже в трудное послевоенное время. 12 октября 1945 года, то есть сразу после окончания войны, Совет Министров СССР принял постановление «О мероприятиях по развитию телевидения». Постановлением утверждена реконструкция Московского телецентра, переход на телевизионное вещание по стандарту 625/50, предписано строительство телецентров в Ленинграде и Киеве. Телевизионные центры упоминались и в Законе «О плане восстановления и развития народного хозяйства СССР на период 1946—1950 гг.», который был утвержден Верховным Советом СССР в марте 1946 года.
В том же 1946 году был утвержден новый стандарт телевизионного разложения 625 строк, который должен был значительно улучшить качество передаваемого изображения.
* * *
Из интервью М. И. Кривошеева
Согласно постановлению Совмина о реконструкции Московского телецентра все американское оборудование, как говорили наши руководители, надо выкинуть и поставить новое отечественное оборудование на 625 строк. Я должен подчеркнуть, что задача была поставлена именно так: сделать «все отечественное». То есть вся аппаратура – электроника, камеры, объективы, кабели – все должно быть отечественное и все должно быть сделано на новый стандарт.
Это, представьте себе, 1946 год. После окончания войны еще даже год не прошел. В стране разруха, карточки. Ресурсов не хватает на самые насущные задачи. Вот какое значение придавалось в то время развитию телевизионного вещания.
В то время эта задача, даже с инженерной точки зрения, многим казалась непосильной. Новый стандарт предусматривал расширение полосы частот по сравнению со стандартом на 343 строки в четыре раза, увеличение частоты строчной развертки – примерно в два раза. А еще – переход от амплитудной к частотной модуляции для передачи сигналов звукового сопровождения и ряд других усложнений оборудования. Требовались новые электровакуумные приборы и многие комплектующие изделия, большой объем исследовательских и конструкторских работ (НИР и ОКР).
Рассказывает Леонид Чирков, заместитель главного редактора журнала «Техника кино и телевидения»
В Постановлении Совета Министров СССР от 12 октября 1945 года подчеркивалось, что телецентры должны быть созданы на базе отечественной аппаратуры. Этот патриотический посыл в документе нес чисто политические функции, поскольку иной, кроме аппаратуры отечественной разработки и производства на стандарт 625/50, в принципе тогда не было и быть не могло. Такова особенность пионерских проектов.
24 июня 1947 года Совет Министров СССР своим постановлением поручает Министерству промышленности средств связи наладить производство студийного оборудования и выпуск бытовых телевизоров стандарта 625/50.
Надо сказать, что никогда впоследствии развитие отечественного телевидения не имело такой мощной поддержки на самых высоких уровнях законодательной и исполнительной власти нашего государства. Никогда не был столь пристальным контроль со стороны партийных и компетентных органов за исполнением принятых решений и ходом работ.
* * *
Головной организацией, которой было поручено вести основные работы по реконструкции Московского телецентра и переводу его на новый стандарт, стал Ленинградский ВНИИ телевидения. Руководителем работ по реконструкции Московского телецентра был назначен В. Л. Крейцер.
Всесоюзный НИИ телевидения (ВНИИТ) был организован в 1935 году, и его сотрудники (в том числе А. А. Расплетин) внесли большой вклад в развитие электронного телевидения в СССР. В первый год войны ВНИИТ (в то время НИИ-9) фактически прекратил работу, однако в марте 1946 года институт был восстановлен. Многие сотрудники, пережившие блокаду Ленинграда или эвакуацию, вернулись в институт. 14 июля 1947 года в состав ВНИИТ было включено Специальное конструкторское бюро СКБ-833 в подмосковном Фрязино. Это бюро, которое возглавил А. А. Федоров, было организовано в 1946 году для создания аппаратуры реконструируемого Московского телецентра. Костяк СКБ составили уже проявившие себя специалисты. К работе были также привлечены специалисты из Германии.
* * *
Рассказывает Марк Иосифович
Надо сказать, что немцы в Европе были первыми по телевидению. Они давно занимались этим делом и по многим позициям обгоняли американцев. Они это ярко продемонстрировали во время берлинской Олимпиады 1936 года, а потом сделали оборудование для стандарта на 441 строку с чересстрочной разверткой. И вот ведущие разработчики этой аппаратуры, немцы, были приглашены в 1946 году в СССР. Их разместили во Фрязино недалеко от Москвы, дали квартиры, дали возможность взять все необходимое оборудование, а также семьи. И было создано специальное конструкторское бюро, во главе которого стоял Арсений Федоров. У него работали советские специалисты и человек двадцать—тридцать опытных немцев.
Директор телецентра Большаков сказал мне: «Давай включайся в эти разработки. То, что они делают, – это все для нас. Крутись как хочешь, но оборудование, которое они делают, должно работать. Будешь за это отвечать!»
Для меня команда «включайся в эти разработки» означала, что я почти каждый день уезжал с Ярославского вокзала электричкой в 7:20 утра. Обратно возвращался в начале четвертого – и бегом на телецентр, на передачу. Там находился допоздна, пока передача не пройдет. А на следующее утро то же самое – вокзал, электричка.
Свою задачу видел в том, чтобы вместе с немцами сформулировать требования по стандарту 625 строк, уточнить то, что было разработано ими, а также нашими специалистами и лабораторией Московского телецентра. И все это воплотить в живое, действующее оборудование центральной аппаратной, студии и кинопоказа. Уже делались две студийные камеры, поскольку мы понимали, что с одной выходить на зрителей нельзя.
Оказавшиеся у нас немцы производили очень благоприятное впечатление. Доброжелательные, эрудированные, дисциплинированные, работали в белых халатах. Со стороны руководства отношение к ним было вполне нормальное, сахар им давали – все как полагалось для ценных квалифицированных сотрудников. У нас с ними установились хорошие отношения. Я помогал им, был переводчиком. Потому что не все русские знали немецкий. Папины наставления мне очень пригодились, а благодаря тесному многомесячному общению я заметно подтянул свой немецкий…
Описываемые события получили неожиданный оборот в 1991 году, когда отмечалось 60-летие телевидения в СССР, а мы с Леонидом Чирковым готовили публикацию для журнала «Техника кино и телевидения». Написали о роли советских и немецких специалистов, перечислили основных участников со стороны Германии. И вот тут возникли большие трудности, так как изложенное нами шло вразрез с тем, как раньше представляли эту тему. Некоторые наши «патриоты» (иначе назвать их не могу) описывали всю историю со стандартом так, что все якобы сделал СССР. Я тогда говорил: «Ребята, перед историей нам нечего стесняться. Мы придумали этот стандарт, мы сами сделали опытные образцы основного оборудования, но над комплексом для телецентра мы работали с немцами вместе. Они нам очень помогли. Давайте честно об этом напишем». В Главлите к этому отнеслись своеобразно, сами решение не принимали. А когда мы обратились в Агитпроп ЦК, нас в этом отношении поддержали: «Напишите всю правду».
* * *
Главлит – во времена СССР главная государственная инстанция, отвечавшая за цензуру в печати и СМИ, охрану военных и государственных тайн. В разные годы подчинялся Наркомату просвещения РСФР, Совнаркому СССР, МВД СССР, Совмину СССР, Госкомитету по печати Совмина СССР, Министерству информации и печати СССР и назывался по-разному. С июля по октябрь 1991-го – Агентство по защите государственных секретов в средствах массовой информации при Министерстве информации и печати СССР. 25 октября 1991 года в связи с выходом Закона «О печати и других средствах массовой информации» Главлит СССР вместе со всеми его отделениями был упразднен.
Агитпроп (сокращение от слов агитация и пропаганда) – обиходное название Отдела пропаганды и агитации в Центральном комитете КПСС (ранее – ВКП (б)). С началом перестройки был переименован (1988) в Идеологический отдел ЦК КПСС.
* * *
Леонид Чирков
Более 40 лет в нашей печати замалчивалось участие крупных специалистов из Германии в разработке первых образцов аппаратуры стандарта 625/50, и только осенью 1991 года М. И. Кривошееву и мне удалось преодолеть запреты Главлита и впервые назвать имена немецких специалистов. Должен сказать, что они не были военнопленными или перемещенными лицами. Их на основе договорных отношений пригласили в СССР на работу, и они приехали добровольно, многие с семьями. По завершении контракта они свободно вернулись на родину. Их вклад в разработку стандарта 625/50 значителен и должен быть отмечен. Они не упомянуты среди лауреатов Государственной премии и в других наградных списках, но в этом гораздо больше политики, плохо понятого престижа, чем реальной оценки вклада наших коллег из Германии.
Руководил работами с немецкой стороны И. Гюнтер. В разработке телевизионных камер активно участвовал В. Гофман. В. Янд занимался проблемами синхронизации, разверткой – Г. Зигель. З. Чау еще в довоенные годы прославился как один из крупнейших оптиков мира. Поэтому он и возглавил работы по телекинопроекции и оптическим приборам для ТВ-камер. Вопросами общей компоновки, конструирования аппаратуры и многими другими занимался А. Матцке. И, наконец, за проблемы контроля и измерений отвечал Ф. Леглер.
Впоследствии эту группу отправили в Ленинград во ВНИИТ.
* * *
Современные средства получения информации из открытых источников дают нам возможность узнать больше правды о пребывании и деятельности немцев в СССР в конце 40-х годов. Особый интерес представляет публикация Народного историко-краеведческого музея наукограда Фрязино «Немецкие специалисты во Фрязино. 1946—1952».
* * *
Репарации
Война закончилась, а грузовые эшелоны из Германии на восток шли с весны 1945-го до конца 1953 года: немцы платили репарации. Еще на Ялтинской и Потсдамской конференциях союзников в 1945 году лидеры Антигитлеровской коалиции договорились, что сумма репараций, которые Германию заставят выплатить, составит 20 миллиардов долларов США (заметим: в несколько раз меньше того, что Антанта требовала с Германии после Первой мировой войны). Десять миллиардов, то есть половина, приходились на долю СССР. Сумма произвольная и, конечно, не покрывающая всего ущерба, что был нанесен фашистской агрессией Советскому Союзу – его народам, их жизненному укладу, социально-экономическому развитию страны и отдельных территорий. Согласно упомянутым договоренностям, репарации союзники должны были брать, используя свои зоны оккупации. Так как советская зона оказалась сравнительно небольшой, СССР получил право на часть компенсаций из западной зоны.
Советская военная администрация в Германии сосредоточилась на самом важном для восстановления экономики СССР: из восточной части бывшего рейха начали вывозить заводы. По данным историка М. И. Семиряги, за несколько лет, в течение которых СССР взимал репарации, было демонтировано и отправлено на восток 2885 разных фабрик и заводов, 96 электростанций, около 340 тысяч различных станков, 200 тысяч электромоторов. Вывезли различное научное и лабораторное оборудование (к примеру, телескопы из университетской обсерватории в Берлине), оборудование бассейнов, вагоны и паровозы, гражданские и военные корабли, оборудование для Центральной телефонной станции Москвы (прослужившее до 1980-х годов). Было демонтировано также 1337 немецких предприятий в Польше, 206 – в Австрии, 54 – в Чехословакии и 11 – в Венгрии.
Репарации «натурой» обеспечили ускоренное восстановление СССР, обновление технической базы промышленности, рост производительности и успехи в военном и гражданском производстве.
Помимо репараций были и другие способы компенсировать нанесенный ущерб.
После войны немецкие военнопленные (по советским источникам – 2 389 560, по немецким – 3 486 000) еще долгое время работали на различных стройках СССР, занимаясь восстановлением разрушенных городов.
Был использован научно-производственный потенциал Германии – создано около 200 научно-технических бюро, работавших на СССР, советские ученые и инженеры ездили в Германию для изучения местных достижений. Всем специалистам, командированным из СССР в Германию для знакомства с производством, присваивали офицерские звания. В их числе были инженеры Ленинградского ВНИИ телевидения, работавшие над военным применением телевидения и ночного видения, а также сотрудники Московского телецентра: С. В. Новаковский, А. И. Сальман, Б. В. Круссер, В. В. Раковский и другие.
Контрольные органы союзных войск США и Великобритании были осведомлены, что СССР на определенном этапе стал создавать в своей зоне оккупации многочисленные СКБ для восстановления работы немецких предприятий в военных целях, а это было запрещено подписанными соглашениями.
Чтобы такие работы продолжить, но уже в СССР, требовалось перебазировать туда сотни специалистов разных отраслей, как это уже было сделано спецслужбами союзников в своих зонах оккупации. В результате к 1948 году для работы на советской территории было вывезено 2370 немецких специалистов – это ядерщики, ракетчики, химики, самолетостроители, оптики (плюс члены их семей).
Большая часть немецких специалистов вернулась домой на рубеже 40—50-х, а некоторые оставались до 1958 года. В основном они работали на «оборонку».
* * *
Рассказывает Вальтер Хасс
Каково это – угодить на шесть лет в Россию и с семьей возвратиться назад в Германию? Эта длинная, но действительно показательная поездка началась вскоре после войны, и причиной ее стало требование СССР о выполнении репараций.
Я работал в «Fernseh—GmbH» (Общество с ограниченной ответственностью «Телевидение»), в основной части фирмы, которая переехала в годы войны в Судетскую область. Конечно, производственная программа дополнялась важными для войны направлениями. Вошедшая Красная армия захватывала находящиеся здесь немецкие заводы и размещала на них русские заказы, а в отделы развития в большинстве случаев назначались отраслевые офицеры. Они достаточно хорошо говорили по-немецки. На моем участке разработки и изготовления кинескопов я контактировал с 12 офицерами.
Сотрудничество с русской стороной было деловым и лишенным эмоций, даже с определенным пониманием ситуации. Кроме того, оно было подкреплено курсом русского языка. В результате «инвентаризации» был собран длинный грузовой поезд, а группа немцев в количестве 21 человека была приглашена поехать в Россию. Хорошее обращение, хорошую работу и возвращение на Родину гарантировали нам через два года. Кроме того, мы могли взять с собой семью и перевезти мебель.
Не хочу описывать и поэтому пропущу авантюрную 15-недельную поездку, со встречей Рождества и Нового года в товарном вагоне, где находились пять семей с десятью детьми… Наш переезд в Россию закончился 7 января 1946 года во Фрязино, промышленном поселении на северо-востоке от Москвы.
Осенью 1946 года во Фрязино прибыла еще одна группа немецких специалистов – около 60 человек, и тоже с семьями и домашней утварью. В эту группу входили специалисты по электронным лампам и СВЧ-электронике, которые прибыли для работы в НИИ-160 (НИИ электровакуумной техники «Исток»). Говорить о добровольном выезде этой группы вряд ли стоит, так как их собрали и погрузили в эшелоны меньше чем за сутки в ходе операции «Осоавиахим».
* * *
Осоавиахим (Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству) – советская общественно-политическая оборонная организация, существовавшая в 1927—1948 годах, предшественник ДОСААФ.
* * *
Депортация и вывоз немецких специалистов в оборонные отрасли СССР почти точно соответствовали шифрованному названию акции.
* * *
Общее руководство операцией «Осоавиахим» осуществлял известный руководитель советских спецслужб И. А. Серов. С июня 1945 года он был заместителем Главноначальствующего Советской военной администрации Германии по делам гражданской администрации и уполномоченным НКВД СССР по Группе советских оккупационных войск в Германии. За несколько недель до начала операции он поручил руководителям конструкторских организаций в Германии подготовить списки наиболее полезных для СССР немецких специалистов – в первую очередь конструкторов и ученых. Был дан приказ: отобранные лица должны быть вывезены независимо от их желания. О предстоящей передислокации было приказано молчать, дабы никто из немцев не попытался перебежать на Запад. Для осуществления акции в помощь Серову выделялось 2500 сотрудников Управления контрразведки Группы советских оккупационных войск, а также солдаты для погрузки имущества отправляемых в СССР немцев.
Акция НКВД началась ночью 22 октября 1946 года. В полночь по Берлину и другим городам пошли колонны военных грузовиков «Студебеккеров», они расходились по разным улицам и подъезжали к домам немецких специалистов.
Переезд в СССР явился полной неожиданностью для почти 2500 немецких семей. Ровно в 2 часа 30 минут сотрудник контрразведки, сопровождаемый переводчиком и группой солдат, требовательно стучался в дверь, входил в дом и зачитывал поднятым с постелей немцам приказ о немедленной отправке их для продолжения работы в Советский Союз. В это время на вокзалах уже стояли готовые к погрузке железнодорожные составы. Немецким инженерам и рабочим разрешалось взять с собой членов семьи, а также все предметы домашнего быта и даже мебель. Некоторые немцы согласились ехать добровольно, других увозили насильно. Каждому были выданы продовольственный паек и денежное пособие в размере от 3 до 10 тысяч рублей, в зависимости от занимаемого им положения. Некоторым выделяли машины и разрешили заехать за их подружками или членами семей.
Нужно сказать, что все эти специалисты уже работали на советско-германских предприятиях и были в привилегированном положении по сравнению с другими немцами – они получали пайки и зарплаты в несколько раз выше остальных работающих. Остаться – значит потерять все это. Правда, впереди их ждала неизвестность, но их уверяли, что они будут получать еще более высокие зарплаты. Да они и сами понимали, что были ценными специалистами для «отсталой России». Для них было безвыходное положение – лучше согласиться. Большинство так и поступило…
Перевозка из Германии в СССР 7 тысяч немцев (около 2500 специалистов с семьями) была проведена четко и оперативно, ведь у НКВД был опыт депортации целых народов.
* * *
Из книги Ивана Серова «Записки из чемодана»