– „Двадцать восемь королей пристально смотрят за тобой“. Это сказал перед смертью тот человек в моем сне, – подумал Владислав и остановил проектор. – Интересно, что об этом есть в интернете. А ещё „Двадцать семь и один!“.
Включив лэптоп, Владислав начал искать все, что было связанно с этим собором. Открыв первую статью, он начал читать, бегло пробегая взглядом по экрану.
– Раз, два, три, четыре… О, двадцать восемь королей! Опоясывающая фреска собора, главного входа. Она называется, – взглядом искал Владислав в описании. – Ага, вот – „Галерея королей“. Но здесь двадцать восемь одинаковых изображений, вернее подобных друг другу. Что значит двадцать семь и один? Интересно, возможно это влияние кошмаров. Может быть он просто сумасшедший? А ну… – вновь бегая взглядом по тексту. – О, двадцать восемь королей, это двадцать восемь царей Иудейских, предков Христа. Интересно. Так, так, – вновь бегая взглядом по экрану текста. – Так же историки отмечают, что в ранние времена думали, что эти двадцать восемь царей были королями Франции. Так думали, и до революции 18 века. Ага. Понятно, что ничего не понятно. А это что за теория? – продолжая листать страницы. – Неофициальные источники заявляют, что это вообще может быть не связано с Христом. История царей может брать начала из глубокой древности. Но больше никакой информации нет. Очень странно. По сути, только потратил время.
Владислава потянула зевать. Усталость сказывалась на его слипающихся глазах и отяжелевших руках.
– История царей может брать начала из глубокой древности, – задумчиво повторяя последние строки. – Чёрт! Как же хочется спать. И интересно, что дальше на пленке. Эх! А чего это я так увлекся этим? Я то и сна толком уже не помню, лишь фрагменты. Может, я просто додумываю всё это? И в сон клонит уже, – зевая. – Так, хватит отвлекаться, – вновь садясь за проектор. – Его начали мучить кошмары. Он это сказал начальнику. „Лошади, рыцари, копья, головы на копьях“ – так он сказал? Да, – бросая взгляд на полотно. – Интересно.
В сумраке нащупав проектор, доктор включил его вновь.
– А что если эти кошмары моё наследие отца? Или здесь что-то совсем иное? Связанно ли это со снами моих подопытных? Связанно ли это с теми подопытными, которые есть у Анны? Как много вопросов и не одного ответа, – запуская мотор проектора. – Боже,… – опять зевая, – …что я несу?
Движение пленки и на экране вновь появилось изображение.
– Преподобный Морель больше мне ничего не сказал, – продолжал бородач. – Далее я направился прямиком в госпиталь, – после он сделал небольшую паузу. – Доктор Этьен, можно воды?
– Конечно можно, – с улыбкой на лице, сказал врач.
И он тут же взялся наполнять емкость водой из графина.
– Держи, – сдвигая стакан. – Дело конечно интересное. Но рассказ твой…
– Доктор! – перебил его пациент. – Доктор я уже рассказывал о твоем восприятии мира, – сделав несколько глотков.
– Так я ничего не сказал.
– Доктор Этьен, я бы отчётливее всё помнил, если бы меня не пичкали лекарствами, КАЖДЫЙ ДЕНЬ! – повысив голос, он стукнул стаканом об стол. – За этими стенами ты теряешь рассудок, – вздыхая. – И начинаешь думать о самоубийстве!
– Спокойно! – поднимая над столом руки. – Спокойно. Я твой друг. Не нужно думать о самоубийстве.
– Я спокоен! От этих лекарств у меня расшаталась психика. Но, думаю я не о своём самоубийстве. А о самоубийстве НАДЗЕРАТЕЛЕЙ! – он опять ударил стакан об стол.
– Мы уже давно ничего не даём тебе. Успокойся.
– Тогда думал. Не сейчас. Я спокоен!
– Вот и прекрасно, Мэтью.
– И это радует. Ясность в уме появилась, – сквозь улыбку.
– Я слушаю, продолжай. Пожалуйста.
– Ай, – махнул пациент рукой. – Толку говорить об этом, – вновь натягивая улыбку на свое лицо.
Доктор нечего не ответил, молча пожав плечами. Перек продолжал держать улыбку на своем лице, уставившись в лицо Этьена. Между ними возникла пауза. Пауза, которая могла надолго затянуться. Бородач смотрел на него, а доктор в ответ, повторял его действия. Они молчаливо наблюдали друг за другом. Стало очень тихо, раздался скрип стула и какой-то топот, видимо идущий из-за дверей белой комнаты. Они продолжали смотреть друг на друга.
– Быть может, расскажешь, что было дальше? – сказал врач.
– Дабы разрядить обстановку, доктор Этьен, наконец, решился. Он попросил пациента поведать ему продолжение сказки, – после чего Перек засмеялся.
– Ты опять издеваешься? – с возмущением на лице. – Зачем?
– Ну, мне же нужно как-то развлекаться. Я же псих! Да? Поэтому вы меня здесь и держите?
– Я такого не говорил. Может быть, мы вернемся к нашему разговору, Перек?
– Конечно. Но у вашей Корпорации другие цели держать меня здесь. Я ведь сорвал их эксперимент!
– Мэтью!
– Что Мэтью? Они ставили опыты на студентах! А может еще и на детях? Дети лучше восприимчивы к психокоррекции! Вы думаете, я не знаю, чем они там занимались? В годы второй мировой войны не только во Франции были подобные эксперименты. И проводили их…
– Нацисты! – оборвал его врач. – Ты об этом уже говорил. Тебе уже давали выступить.
– Перед кем? Перед такими, как ты? – указывая на доктора. – Вы все держите меня за психа. А что я могу сделать? Ничего! Меня слушать никто не хочет! Как и ты! УРОД! Вы меня держите, против моей воли.
– По воле суда.
– Ладно, – вздыхая, Перек поправил волосы. – Нужно успокоиться. Только настроение себе испорчу.
– Это хорошо, что ты это понимаешь.
– Я не ребёнок! Хватит со мной сюсюкаться! Я прекрасно понимаю, что этот разговор ни к чему хорошему не приведёт.
– Приведёт, ты помнишь, чем закончился подобный разговор?
– Да, – вздыхая.
– Ты поднял голос, начал буянить. Стулом разбил окно.
– Да, помню.
– Ты кричал и пытался всем что-то доказать.
– Да, я помню. Был не прав.
– Пришлось тебе заломить руки за спиной и отвести в процедурную.
– Хватит уже. Я понял тебя, док. Ладно.
– И тебе провели инсулинокоматозную терапию11. Ты помнишь это?
– Не хочу вспоминать, – опуская голову. – Я понял.
– А раньше, попади ты в такую больницу, получил бы дозу электрошока. Но мы гуманно поступили, цени это.
– Времена меняются, а подход и способы усмирения остаются всё те же! – зубы пациента стучали.
– Успокойся. Я готов терпеть твои выходки.
– Доктор, может я эмоциональный человек!
– Прошу, просто меньше эксцессов. Хорошо?
– Хорошо, – вздыхая.
– Вернемся к разговору.
– Конечно, вернемся. Комментировать только не нужно. Я лишь попросил воды.
– Вот и славно, – сквозь улыбку выдохнул доктор Этьен. – Попей воды и продолжай рассказ.
– Конечно, тебе это будет интересно, – улыбался пациент. – Я раньше никому это не рассказывал. А раз такое дело, может быть, ты мне ещё тортик принесёшь? Небольшой такой, – показывая пальцами размер в два сантиметра.
– Что? Торт? – растерялся врач.
– Ай, – взмахнув рукой. – Опять ты не понял иронии. Так вот, – на выдохе. – Подъехав к центральному госпиталю я, не упуская времени, направился в приёмную. Меня быстро скоординировали и направили на третий этаж пятого корпуса, к палате под очень интересным номером 1188. Далее, было ещё интересней, – продолжал бородач.
Лелеет нас сама с рождения судьба,
И дарит ужас жизни их природа,
Людей, чья жизни цель одна борьба,
В войне, где мнимая ведет свобода.
отрывок из стихотворения
„Среди руин последней вековой войны“
другое название „Война Древних“
драматург и поэтесса
Анжелина Квадрант
1912 год н.э.
Старший инспектор шёл по длинному белому коридору, проходя мимо кабинетов, направляясь к номеру 1188. Помещение казалось бесконечным с множеством повторяющихся дверей голубого цвета. Оконные проёмы, того же окраса, располагались напротив. Всё походило друг на друга: одинаковые батареи и занавески на окнах, похожие друг на друга таблички, двери и ручки. Лишь номера отличали их. Впереди вырисовывались люди в форме, они были ещё далеко, но цвет одежды отделял их от белых стен.
– Странный номер палаты, он мне что-то напоминает, – размышлял Перек. – Что-то есть в этих цифрах, но что?
По мере приближения он заметил, что люди в форме находились у определенной двери. У каждого на поясе виднелось по кобуре, их никогда не носили пустыми, следовательно, они были вооружены. Один сидел и читал газету, другой стоял и что-то рассматривал в окне.
– Вероятней всего это и есть та самая палата одиннадцать восемьдесят восемь, – и он прибавил шагу.
За окнами открывался прекрасный вид на внутренний двор госпиталя. Несколько пациентов гуляли вокруг фонтана. Он временно не работал, но был доверху наполнен водой. Из-за неверной планировки, в которой не учли расположение строения на возвышенности, давление воды было не высоким. Для больничных нужд его хватало, но не для работы фонтана, из-за чего начальство вынуждено ограничило часы его работы. Подобная проблема уже была известна обитателям района парка Версальского12 дворца. Как и центральный госпиталь, их расположение было на болотистой местности. Что являлось удаленным расположением от любого крупного источника живой воды. Решением проблемы являлась гидравлика13, которая не всегда хорошо справлялась с нуждами всего района.
Небольшой парк и деревянные скамейки, с красивой отделкой, придавали приятный оттенок, который отражался в оконных рамах госпиталя. Густая зелень и распустившиеся цветы в клумбах, всё это обрамляло и завершало задумку ландшафтного дизайна. Пара-тройка голосистых птиц, слетевшись у водоёма, напевали прекрасные песни. Звук, проходивший через открытые окна, отражаясь от гладких стен и поверхность кафельного пола, создавал некую атмосферу лесной чащи. Уют и гармония царила в округе. Местами на небе собирались тучи. Изредка дул слабый ветерок, покачивая макушки высоких деревьев. Возможно, ближе к вечеру, мог пойти дождь.
Перек показал удостоверение. Заметив его, охранник, смотрящий в окно, стал щуриться, пытаясь, что-то разглядеть в документе.
– Я гляну! – отодвинул его коллега.
Первый вернулся на прежнее положение.
– Мэтью Перек, – сказал охранник спокойным голосом. – А, Вы тот старший инспектор. Проходите! – указав газетой на дверь палаты. – Вам можно! Нас уже уведомили.
Отворяя дверь, Мэтью бросил взгляд на номер 1188. Его внезапно осенило.
– Рука мертвеца14, – произнес он про себя. – В этом есть какой-то символизм, – продолжал Перек про себя и открыл дверь.
Зайдя внутрь, старший инспектор увидел множество приборов и трубок вокруг пациента. Рядом стоял врач, который что-то сверял с приборов, подключенных к больному. В комнате царила едва заметная тишина. Пиканье приборов и шуршание шариковое ручки о бумагу, на планшетке в руках доктора, всё никак не утихали.
– Я могу с ним поговорить? – первое, что спросил Мэтью.
– Вы, что… – растеряно, обернулся доктор. – Вы кто? – поправляя очки. – Я уже говорил вашим, он не в том состоянии, что бы оценивать происходящее. По крайне мере не сейчас.
– Извините, я только подошел. Вкратце, посвятите меня в курс происходящего.
Доктор обратно развернулся к пациенту и вновь к Переку.
– А Вы кто? Кто такой? Как Вас пустили сюда? Там же охрана!
– Интерпол, отдел особого приоритета, – показал Мэтью удостоверение. – Я веду расследование, связанное с этим человеком. Я веду его дело!
– А! – выдохнул доктор, щурясь сквозь толстые стёкла. – Хорошо, – вздыхая. – Интерпол, я Вас понял.
После чего врач обратно развернулся к своему пациенту, продолжая проверять приборы и датчики.
– Так, в каком он состоянии? – ближе подошёл Перек.
– В критическом! – не отрываясь от приборов.
– Я, что вообще не смогу с ним поговорить?
– Возможно, частички пороха попали в горло, – ответил доктор, обернувшись к Мэтью. – Это могло вызвать аллергическую реакцию. Ему повезло, что это произошло когда медики уже прибыли на место. Отек дыхательных путей. Пришлось интубировать15 на месте, – указывая на трубку, торчавшую изо рта пациента. – Еще чуть-чуть и пришлось бы делать трахеостомию16.
– Я как-то видел такое. У человека случился приступ эпилепсии прямо в метро, уже на подходе поезда. Слава Богу, в толпе оказался толковый врач. Не сразу, но объявился. В тот момент у несчастного завалился язык и перекрыл дыхание.
– И ему помогла трахеостомия.
– Да, – выдыхая. – Неприятное зрелище.
– Но, процедура эффективная в таких случаях. При таком положении ещё сложнее разговаривать, но и с трубкой во рту он не сможет говорить, – указывая на пациента. – К тому же сейчас, из-за сложного состояния, нам пришлось погрузить его в медикаментозную кому.
– А что касается его ранения?
– Повезло! – вздыхая. – К счастью челюсть цела, пуля лишь задела два зуба и то, по касательной, и пробила щеку, однако при падении он сильно ушибся головой, – обернувшись обратно к пациенту. – Сотрясение мозга. Трещин нет, но состояние крайне тяжелое.
После чего доктор замолчал и начал, что-то делать у приборов. Достав планшетку, он что-то вновь черканул на бумаге, а после написал какие-то цифры.
– Доктор, Вы считаете, что ему повезло?
– Не понимаю, вы пришли со мной говорить или с пациентом? Видимо с ним. Но только у вас ничего не получится.
– Да. Это я уже понял. Не ожидал, что он объявится в таком критическом положении.
– И сейчас нам нужно привести его в чувство. И что я вообще не смогу с ним поговорить.
– Время покажет, старший инспектор, – улыбнулся доктор.
– А что Вы имели ввиду, когда говорили о везении? – спросил Перек.
– Да, потому что, он в хороших руках, – обернулся доктор. – К тому же не все попытки суицида, с применением огнестрельного оружия, заканчиваются легким летальным исходом. Порой бывали случаи, когда человек оставался после этого в живых, но жизнью назвать это очень сложно, – качая головой. – Они получали урок на всю оставшуюся жизнь. Физические увечья и травмы, с которыми им приходилось жить.
– Я видел такое.
– Видели?
– Раньше я работал в другом отделе. Имел дело с преступностью.
– Значит, Вы меня поймёте. Если человек себе отстрелил лицо, и остался в живых, это называют везением. Что до нашего пациента, то он вообще счастливчик! – и врач вернулся вновь к приборам.
– Я Вас понял, – выдохнул старший инспектор. – Вы проверяли содержимое крови на алкоголь, наркотики или иные токсины? – спросил Перек, осматривая приборы.
– Да, мы провели все тесты, но не чего не обнаружили, – обернулся доктор.
– Позволите, – указывая на пациента.
– Да, конечно, пойду пока подготовлю морфий, всякое бывает. Можете особо не утруждаться, говорить с Вами он точно не будет, – удаляясь в дальний угол.
Пока доктор готовил шприцы и ампулы, Мэтью наклонился к больному и стал внимательно рассматривать его.
– Эдмон, – прошептал он. – Эдмон, это ты?
– Погодите! – оборвал Этьен. – Какой ещё Эдмон?
– Док, я просил не перебивать меня, – оскалился бородач. – Если я буду делать постоянные сноски, во что превратиться мой рассказ?
– Ты прав, извини. Продолжай, пожалуйста.
Предполагаемый террорист, так ничего не ответил.
– Проклятье, – на выдохе. – Эдмо… – не успел договорить старший инспектор, как больного внезапно начало трясти.
– Господи Боже! – воскликнул врач, развернувшись вновь к пациенту. – Что Вы сделали? Что Вы нажали?
– Да, ничего я не делал! Ничего, я просто подошел и все. Что с ним?
– Не знаю. Такое впервые. Черт! – беглым взглядом пробегая по приборным доскам подключенных устройств. – Это не хорошо!
Доктор вновь бросил взгляд на приборы, потом на больного и вновь вернул взгляд на измерительные аппараты.
– Да, что такое? Пульс участился. Давление растёт, – в его голосе была тревога.
После врач подбежал к переговорному устройству.
– НЕМЕДЛЕННО! Палата одиннадцать восемьдесят восемь! Пятый корпус! БЫСТРО! Состояние критическое! Повторяю! Палата одиннадцать восемьдесят восемь! Пятый корпус! Состояние критическое! БЫСТРО! БЫСТРО! БЫСТРО! – стал кричать он.
Предполагаемого Дуэйна продолжало трясти. Кровать от тряски стала съезжать в сторону, срывая с пациента все датчики и трубки капельниц. Спустя ещё полминуты дрожь стала заметно спадать, и он успокоился. Доктор проверил пульс, приложив два пальца к шее пациента.
– Живой, – на выдохе. – Фуф, – возвращая датчики на прежнее место.
Двери распахнулись, забежал ещё один врач. Они стали вместе цеплять оставшиеся датчики, постоянно бросая взгляд на приборные доски устройств.
– Тахикардия, – после выдохнул первый, поправляя очки. – Повышенное давление.
К нему судорожно развернулся коллега. На его лице был испуг.
– Но, живой! – запыхавшись, выдохнул второй. – Что происходит? Это тот самый самоубийца?
– Да, – на выдохе ответил первый доктор, продолжая цеплять остальные датчики на прежние места. – Похоже, пульс возвращается в норму, – проверяя уже стетоскопом.
– А давление, как давление? – спросил второй.
– Сейчас. Ага, – вновь поправляя очки. – Уже снижается, – взглянув на приборы.
– Вам следует покинуть палату, – обратился второй врач к Мэтью. – Я Вас очень прошу, присядьте в коридоре, – указывая на дверь. – Мы скоро выйдем к Вам.
– Хорошо, хорошо, – направился Перек к выходу. – Но я буду ждать.
– Да, к Вам подойдут, – снова ответил второй. – Подождите в коридоре. Посидите там. Пожалуйста!
Мэтью в ответ качнул головой и направился к выходу.
– Что с ним, опять? – спросил второй у первого. – Анафилактический17 шок?
– Вполне вероятно, – выдохнул первый. – Тут еще может быть причастна аллергическая реакция на порох. Чёрт! Нужны дополнительные анализы и…
– Вызови медсестру, нужна по… – утихая, ещё доносились голоса врачей, из-за колеблющейся двери палаты с номером 1188.
– Доктор Этьен, – отвлекаясь от рассказа, обратился бородач.
– Да, Мэтью.
– Можно еще воды?
Врач пододвинул графин и Перек, налив воду, сделал глоток. После он закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Ты рассказываешь всё это в таких подробностях,… – начал Этьен, – …у тебя хорошая память, и…
– Или хорошая фантазия, – обрывая, Мэтью улыбнулся, оставив стакан в сторону.
– Ну, что ты, я такое не собирался говорить.
– Не стоит недооценивать мой рассказ, я говорю правду, чистую правду в тех подробностях, которыми владею, – спокойно говорил он. – Я НЕ СКЛОНЕН К ПРЕУВЕЛИЧЕНИЮ! – внезапно, переходя на крик.
– Спокойно! – сказал доктор, в его голосе была уверенность. – Спокойно!
– Я спокоен, – монотонно ответил он. – Просто не люблю, когда меня не слушают, – оскалился Мэтью. – А в особенности, когда перебивают, – вскочив со стула. – Я, почти уверен, ты док не всё слушал. Что-то пропустил мимо ушей, но суть уловил и ладно. Надеюсь те таблетки, да, да, вы больше их мне не даёте, я надеюсь, они не повлияли на мою память. Если вдруг я начну рассказывать сказку о красной шапочке, то прошу, поправь меня. Одёрни, верни в этот бренный мир!
– Может, хватит паясничать?
– Хорошо, что у вас есть чувство юмора.
– Сядь, пожалуйста, – улыбнулся доктор. – Извини, я не пытался смеяться!
– Доктор, я бы съел сейчас чего-то сладкого. Карамелек к примеру.
– У нас нет чего-то сладкого. К тому же, карамель вредна для зубной эмали.
– Чёрт! – оскалился Перек, и сел обратно на стул.
– Я просто хочу донести до Вас правду, – добавил в полголоса бородач.
– О! – на выдохе. – Прости меня! Я действительно ничего дурного не имел ввиду.
Рассказчик наклонил голову, опираясь лбом в основание кистей обоих рук. После он выпрямился, и на его лице появилось спокойствие.
– Условия, которые были созданы ранее… – Этьен сделал паузу. – Условия будут лучше, я переговорю с руководством, – продолжил он. – Мне очень важно твоё выздоровление и конечно то, что ты хочешь мне поведать. Я слушаю. Рассказывай.
– Я могу сократить рассказ, – сказал он, сквозь оскал улыбки.
Доктор кивнул головой в ответ.
– Но суть тогда будет потеряна… – прохрипел Перек, почесывая свою бороду.
Этьен, с улыбкой на лице, в ответ пожал плечами.
Лесневский наблюдал за происходящим прямо, как зритель в кинотеатре. Его переполнял восторг и в тот же момент – сильное и не объяснимое волнение. Он сопереживал отцу, ощущая неприятное давление в нижней области живота. С дрожью в теле, от напряжения, Владислав продолжал свой просмотр, не в силах оторваться, несмотря на то, что на часах было уже два часа ночи.
– Ты. Говори, говори – рассказывай, – врач продолжал держать улыбку.
– Док, издеваешься? Да? – оскалился Мэтью.
– Нет! Что ты! Нет, нет, нет!
– Тебе не нравятся подробности? Спроси меня, о чём угодно и я отвечу.
– Да, не стоит. Я тебе верю. Продолжай.
– Нет, погоди, док. Спрашивай! Я настаиваю!
Перек схватился за стакан, и стал сжимать его. От сильного давления рука слегка задрожала. И он начал стучать им по столу. Вода плескалась во все стороны.
– Не нужно! – поднял руки врач. – Прошу, перестань. О чём тебя спросить?
– О деталях, – отставив стакан.
– Рассказывай дальше.
– Я настаиваю. НАСТАИВАЮ! – ударил Мэтью кулаком по столу.
Стакан в тот же момент подпрыгнул, выплескивая остатки воды. Чуть не опрокинувшись, окропив несколько папок Этьена.
– Ладно. Я спрошу, только не шуми, – отодвигая папки к краю стола.
– Давай, – улыбнулся бородач.
Доктор ничего не ответил. Возникла небольшая пауза. Поджимая губы, лечащий врач задумчиво смотрел на бородача.
– Да я не знаю, – через какое-то время сказал он. – О чём тебя спросить-то? О каких деталях?
– Тогда молчи! Пожалуйста, молчи и слушай меня. И, да! Я все это время издевался! – сквозь оскал улыбки. – Ненавижу таких, как ты! – указывая пальцем в сторону своего собеседника.
Доктор Этьен вновь пожал плечами и, не обронив ни слова, облокотился о спинку стула.
– Они внезапно выкатили его из палаты и прямиком направились с ним в хирургию, – продолжил Перек. – До этого они успели вызвать хирурга. Передали ему какие-то данные с аппаратов. Он сморщился, рассматривая то, что написал ему очкарик со своим коллегой. Помню, как он вышел из палаты и сказал мне „Ждите!“. А потом отправился мыть руки, началась операция. На мои вопросы, что происходит, мне так никто и не ответил, на тот момент. Была какая-то суета, – рассказчик сделал паузу, пытаясь что-то вспомнить. – Ах да. Так вот. Прошло какое-то время. Я просидел в ожидании, казалось целую вечность. И наконец, из операционной вышел тот самый хирург…
– Мэтью Перек? – на подходе спросил доктор.
– Да. Это я. Что с ним? – поднимаясь с кресла.
– Да, жить будет! – со спокойствием в голосе. – Паховая грыжа.
– Паховая грыжа? Откуда? Он же… – задумчиво умолкая.
– Да, – выдохнул хирург. – Такое может быть после неправильно проделанной операции, – остановившись рядом с Переком.
– Что? Какой операции? В смысле?
– К тому же, есть еще одна странность.
– Какая?
– Шрам еле-еле заметный шрам. Искусная работа, обычно такие следы остаются после пластических операций. Но в этом месте, ума не приложу, зачем. Прихоти ради, что ли.
– Пластическая операция? Что? О чем Вы?
– Откачка жаровых отложений, насколько я знаю, не делается через надрез в этом месте. Ну, а если и делается, то после этого не должно оставаться такое растяжение мышц. Это я про паховую грыжу. Вот я и подумал проверить его аппендикс, не было бы это последствием операции по его удалению. И что Вы думаете? Я оказался прав! Причём операция давнишняя. Возможно, что после той операции его мышцы не правильно стали в прежнее положение, и вследствие чего, произошла паховая грыжа. Ему нужно было сделать повторно операцию, дабы предотвратить это, но её не сделали. На его правом запястье, обоих ногах и шее я заметил какие-то ссадины, толи от наручников, толи отчего-то подобного. Они сильные, местами глубокие синяки и ссадины.
– Насколько сильные ссадины?
– Точно сказать не могу.
Сзади подошел медбрат.
– Доктор у нас инфор… – стал он что-то шептать над ухом врача.
– Ага! Снимки готовы? – спросил хирург.
– Да, и не может быть иначе, – подтвердил медбрат. – Вы были правы, доктор.
– Хорошо. Переведите пациента обратно в палату одиннадцать восемьдесят восемь.
– Да, хорошо. А вот снимки, – развернув папку.
Взглянув на содержимое, хирург выпучил глаза. Казалось, он увидел что-то не пристойное. Буд-то медбрат принес ему что-то компрометирующее его, как врача или, как семьянина. Но, это было совершенно другим.
– Спасибо за детальные снимки, – выхватив папку. – А теперь все, иди.
Медбрат покинул их. Хирург взволнованно выдохнул, напрягая глаза.
– Пациент очень слаб, – продолжил врач. – И сейчас ещё спит. Не думаю, что у Вас получится с ним поговорить. К тому же, у него трубка во рту.
– Что случилось? – спросил Перек, пытаясь заглянуть в папку. – Что случилось? Что там? Что Вам принесли?
– Уже не первый раз смотрю, а ошеломлен, как впервые увидел. Я попросил своих коллег для Вас сделать более детальные снимки, – тяжело вздохнул хирург, передавая папку. – С таким встречаешься не каждый день. Каждый раз смотрю, и глаза на лоб лезут.