Геннадий Добровольский
Встреча с монстрами

2

Индре стоял в комнате смежной квартиры у постели подростка. Мальчик спал, открыв рот и неестественно вывернув голову. Скрещенные руки лежали на груди. Он был худенький и слаб физически. Память ребёнка заполняли воспоминания о внутриутробной жизни в чреве матери и о последующем рождении. Воспоминания были тяжёлыми, тормозящими развитие зон коры, связанных с памятью.

В памяти о внутриутробной жизни Индре нашёл положительное воспоминание только о самых первых днях зарождения. Потом в памяти всплывали сплошные кошмары. Взрослый человек не пережил бы, наверное, тех ужасов и физических страданий, которые выпали ему. Вначале ежедневно по несколько часов тельце зародыша содрогалось от страшных ударов по нему, рождаемых внешними ритмическими звуками, потом они стали бить по формирующейся головке. Внезапно организм зародыша испытывал сильный жар, разливающийся по телу, как будто его медленно опускали в кипяток. Не выдерживая мучительной боли, он умирал. Но через некоторое время он приходил в себя, чувствуя тот же жар не только на теле, но и внутри себя. Он пытался вырваться из этого ада и, умирая, отключался вновь. Очнувшись, он ощущал меньшее жжение, но появлялись новые мучения. Его начинала сдавливать со всех сторон какая-то сила, не дающая пошевелиться, выдавливающая из него внутренности и мозг. Потом к ней присоединялись ритмические толчки в голову, в темечко, а однажды произошёл взрыв, за которым последовало такое сильное сжатие, какого он не испытывал ранее. Глаза вылезли из орбит, из кишок выдавилось всё содержимое, он не мог вздохнуть и умер. Это состояние длилось очень долго. Он приходил в себя и снова умирал задыхаясь. Приходя в себя, он снова чувствовал сдавливающую его силу, дёргался, пытаясь вырваться из её смертельной хватки, толкаясь короткими ручками и ножками, но сил не хватало. Его душили, мяли, кромсали, не давали биться сердцу и двигаться крови. Однажды, придя в себя, он почувствовал на голове жёсткие холодные зажимы. Они сдавливали голову, тянули за неё, сворачивая шею. Череп трещал, мозги, как будто переливались, что-то лопалось, рвалось в тонкой шейке плода. И боль, боль, боль, от которой он умирал и умирал, но оставался живым. Очнувшись в очередной раз, он впервые увидел свет, больно ударивший в глаза и мозг. Он ощутил своё изломанное и избитое тельце, беспорядочно задвигался и снова умер. Уже на белом свете состояние между жизнью и смертью продолжалось. Во всяком случае, стало легче потому, что перестала действовать сила, убивавшая его в утробе матери.

Такую страшную, мучительную убийственную силу он испытал второй раз. Первый раз это случилось в ранний период тёмной жизни. Он почувствовал вдруг, что окружающая его среда стала давить на него и выталкивать его из утробы матери. Периодически отключалось дыхание и кровоснабжение. Он задыхался, кричал о помощи, широко и безмолвно раскрывая рот, пытался короткими зачатками рук и ног удержаться внутри матери, но не мог. Он чувствовал, что, если его вытолкнет могучая сила из матери, он погибнет, так как там его ждёт смерть. Ужас смерти заставлял сопротивляться. Если бы он знал, что его ждёт потом, он предпочёл бы смерть тогда! Но он ещё не знал и сопротивлялся изо всех сил. Его состояние находилось между жизнью и смертью. Приходя в себя, он чувствовал, что ещё жив. Постепенно выталкивающая сила ослабла, питание и дыхание восстановились, но потом начались новые мучения, от которых он хотел выскочить из матери сам, но не мог. Долгих девять месяцев прожил он в постоянных мучениях! «Человек боится одной смерти, а этот несчастный пережил её бесчисленное число раз», – подумал Индре.

После рождения его окружала непонятная жизнь с теми же, бившими по голове ритмичными оглушающими звуками, голодом, холодом, ощущением жгучей боль внутри тела, ударами по голове и телу. Но они не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытал внутри матери. Эти невзгоды он терпел. Потом он понял, что ритмичные удары связаны с музыкой, они ему даже стали нравиться, жгучая боль связана с приёмами водки, вина и пива, а удары по голове и телу – с побоями. Теперь всё можно было стерпеть.

Мать его любила и, когда не гуляла и не пила, хорошо кормила и ласкала. Ему нравилась ласка, и такую мать он тоже любил, он всё ей прощал. Отца у него не было и ему не нравилось, когда мать приводила мужчин, ложась с ними в постель. Она его выпроваживала гулять и долго не звала домой.

Их с матерью огорчала, как он теперь понимал, его умственная неполноценность – слабоумие, которое явилось следствием неблагополучной беременности и патологических родов. Он плохо учился в школе, так как у него была плохая память. Но ему очень хотелось быть руководителем, всё равно каким. Он считал это лёгким делом.

– Подумаешь, руководитель, – говорил он в среде ребят, – самое простое дело. Должен быть кабинет, большой стол с телефонами, кресло, стол для совещаний, секретарь.

Он воспринимал внешнюю форму явления, как обезьяна, которая воспринимает внешнюю форму поведения человека, не понимая её внутренней сути. Играя с ребятами, он всё время прокручивал внешнюю форму руководителя. Он верховодил, но, поскольку ничего положительного не мог придумать и предложить, его руководство быстро надоедало ребятам. Они начинали сами организовывать игру без него. Он злился, мешал им, пытался объединить вокруг себя малышей, командуя ими. Но они тоже не хотели с ним играть. Тогда он начинал насильно заставлять их играть с собой, бил и творил гадости: толкал, оплёвывал, мазал грязью, сыпал песок в лицо. Не злой по натуре мальчик, трудолюбивый (он подолгу сидел с уроками, пытаясь одолеть недоступный его пониманию материал) он становился воплощением зла и извращённости. Учителя жалели его и мать и ставили ему тройки и четвёрки за трудолюбие. Он слышал и запомнил разговоры соседей, которые тоже жалели его и мать – неплохую и неглупую женщину. Они говорили, что его слабоумие связано с повреждениями, полученными во время беременности и родов, а так-то он нормальный. Они говорили, что он лучше Петровых, у которых слабоумные не только дети, но и родители, и прародители. Он не помнил, как называется болезнь, передающаяся по наследству, и которой страдали Петровы. Его слабоумие не должно передаваться детям. Петровы жили лучше, чем он с матерью. Все Петровы работали всегда дворниками и пользовались как рабочие, кроме того, как больные и многодетные, разными привилегиями: получали денежные и иные пособия, вне очереди получали квартиры. Их отец был старшим дворником и руководил другими дворниками. Он ежедневно громко ругался с шофёром машины – мусоровоза, который, загружая мусор, половину его оставлял на тротуаре. Он отчитывал жителей домов, которые не так высыпали мусор из своих вёдер. Он всегда сидел во дворе, и всё видел. Одно время его избирали в административные и общественные организации, где он много говорил и выступал. Может же он руководить, кричать на людей! Мальчик хотел быть руководителем, который сидит в кабинете. Он ничего не будет делать, пусть другие делают, а он будет кричать на них и командовать ими, как Петров. Учителя советовали его матери определить ребёнка на какую-либо простую полезную работу. Но они с матерью решили, что он будет продолжать учиться. Мир не без добрых людей, помогут ему, а там выучится на руководителя. Это – чистая и денежная работа. Деньги он умел считать, но зарабатывать не хотел, предпочитая более лёгкий путь: купить-продать, обменять, отнять. Он всё делал без зла, по душевной простоте, не видя в том плохого. Мать ему говорила, что надо уметь жить, не быть идеалистом. Руководитель не может быть идеалистом.

3

Индре перешёл в следующую однокомнатную квартиру, в которой жили четыре человека.

На раскладном диване спали мужчина и женщина средних лет. У мужчины было спокойное лицо, высокий лоб, выступающий нос. Из-под одеяла выглядывали плечи и часть груди с умеренно развитой мускулатурой, и стройная нога, покрытая завитками волос. Одной рукой он обнимал лежащую рядом женщину, склонившую к нему голову. Женщина была моложе мужчины. Её миловидное с высоким гладким лбом лицо выглядело безмятежным и чистым. Приоткрытый рот улыбался. Длинные и нежные пальцы кистей с сухой кожей переплелись на плече мужчины. Упругие груди выступали из-под ночной рубашки.

У противоположной стены на диванчике спал уже взрослый сын. Индре узнал в нём того самого молодого человека, которого он хотел подменить. Он увидел его документы, лежавшие на письменном столе. Складывалось очень удачно. Подмену можно осуществить сразу. Но, рассмотрев внешность юноши, Индре обнаружил, что, хотя они и похожи, юноша выглядел менее крепким и более изнеженным. Индре решил подстроить ему неожиданную поездку, а самому войти в дом вместо него через некоторое время. Тогда подмена не будет заметна. Индре, взяв документы юноши, прочитал его имя и фамилию – Игорь Огаревский.

Индре осмотрел комнату, в которой ему предстояло вскоре поселиться. Помимо двух диванов в ней находился шкаф для одежды, два книжных шкафа, заполненных специальными и художественными книгами. Книги находились также на шкафах, на полу, на кухне. Между окном и одёжным шкафом стояло пианино. Посреди комнаты находилась маленькая кроватка на колёсах, в которой спал младший братишка Игоря. Удивительно было, как могли разместиться четыре человека и столько мебели в одной небольшой комнате, как могли жить в таких условиях люди. Это вскоре предстояло испытать Индре.

Он стал просматривать мысли мужчины. Часть их была связана с его работой. Он думал о том, как противостоять в защите выдвигаемых им научных положений. Защита предстояла трудной, так как приходилось отстаивать не существо дела, а бороться против попыток дискредитации его самого как учёного и человека. Ему приписывали бесцельность исследований, якобы имеющееся неправильное использование терминов, необоснованность результатов. На самом деле он опережал своих оппонентов, получив результаты там, где они не видели такой возможности, но хотели иметь приоритет. Руководство музея, в котором он работал, не жаловало его за независимость суждений и поведения, за честность и порядочность и хотело «поставить на место», то есть уничтожить в нём личность, сделать заискивающим и приниженным, замарать грязью. Надо было умело противостоять этому давлению, чтобы сохранить своё человеческое достоинство, благополучие семьи, сыновей, которые зависели от его положения. Можно было бы уйти из музея в другое учреждение, но обстановка везде была такой же. Зависть и стремление к разрушению руководили людьми и их поступками. Он обращался в мыслях к своим предкам, они сопереживали ему. Он радовался общению с ними, и духи предков витали здесь, укрепляя его дух и тело.

Из памяти мужчины Индре вызвал стёртую картину какого-то заседания или письма. Почтенный муж, с высоким научным званием, поносил мужчину. Он говорил ему, что тот не имел никакого права публиковать свои научные результаты. Этот муж и его школа давно работают в таком же направлении и не позволят никому переходить себе дорогу. Кто он такой по сравнению с ними?! Маленький и ничтожный человечек! Стоит ему только слово сказать руководству его музея, и его сотрут в порошок! Если бы он посоветовался предварительно с ним, испросил разрешение, то, может быть, ему и разрешили бы публикацию, но не самостоятельную, а под его руководством!

Мысли женщины вращались вокруг проблем воспитания детей, устройства семейной жизни. Она думала о том, как им жить в такой тесноте, где работать мужу и старшему сыну, где резвиться младшему, где ему спать, так как он вырос уже из своей маленькой кровати. О себе она не думала. Из памяти воскресли уже знакомые Индре картины конфликта её сына с сыном продавщицы. Оказывается, сын продавщицы отбирал игрушки у всех детей, и мать поощряла его, полагая, что тем самым развивает в сыне смелость, умение постоять за себя и свои интересы. На самом деле рос хам и хулиган. Но как ей объяснить это?

На лестничной площадке послышался шум. В соседнюю квартиру, принадлежащую продавщице, позвонили. Дверь сразу же открыли. Это по вызову приехала милиция. Индре быстро обвёл взглядом комнату и прихожую. В квартире учёного телефон отсутствовал. Можно не беспокоиться. Однако на лестничной площадке снова зашумели. Милиционеры стали осматривать верхние и нижние этажи дома, звонить в соседние квартиры. Раздался звонок и в квартире учёного. Индре мгновенно исчез.

4

Индре со двора наблюдал за происходящим в доме. Свет зажигался в окнах дома. Один милиционер вышел и сообщил по рации в машине, что посторонних в доме не нашли. Видимо, хозяева квартиры хорошо выпили накануне, им и померещилось с перепоя. По обратной связи Индре услышал сообщение о том, что ночью у нефтеперерабатывающего завода видели двух неизвестных людей, которые проводили какие-то работы. Когда патрульная машина стала к ним приближаться, они внезапно куда-то исчезли. Индре понял, что речь идёт о Нике и Гендре, и решил, пока его не заметили, ретироваться на корабль. Он пошёл медленным шагом. Начинался рассвет, на востоке посветлело небо, подул прохладный ветерок. Тротуары жались к самым стенам домов. Индре пришлось идти по пустырям, по дорогам, он удалялся от домов и посёлка. Вдруг его кто-то окликнул по имени. Он обернулся. Гендре махнул ему рукой. Индре ответил. Тогда Гендре и Нике догнали его и рассказали ему, что они сделали и что с ними произошло. Индре знал уже об этом. Он рассказал о своих приключениях. Так беседуя, они достигли корабля. На корабле они сказали Анахии, что их обнаружили. Правда, люди не поняли, кто они, а официальные власти, пока в лице милиции, не придали значения фактам. Тем не менее, они решили покрыть корабль оболочкой, делающей его невидимым, а своё пребывание на Земле как можно быстрее легализовать, чтобы не вызывать подозрений у людей.

Вызов милиции для семьи продавщицы не прошёл бесследно. На квартире случайно было обнаружено много колбасы. Она сказала, что запасла её на случай стихийного бедствия. Предлагала колбасу милиционерам, но они её не взяли и завели на дело на продавщицу.

Глава 4. Похищение

1

Игорь Огаревский окончил университет и был направлен в отдел одного из крупных музеев. Будучи ещё студентом, он начал разрабатывать научную тему, которую закрепили за ним теперь в музее. Для продолжения работы над темой он собирался поехать в другой город в подобный же музей, чтобы ознакомиться там с материалами, представлявшими для него интерес. Индре решил этим обстоятельством воспользоваться. Он подкараулил момент, когда Игорь с отцом вышли из дома и направились в музей, а мать с младшим сыном – в магазин, и бросил в почтовый ящик записку родителям, якобы от Игоря, с сообщением о том, что ему предоставляется возможность срочно выехать в другой город по его работе. Он писал, что взял необходимые вещи, что о нём не надо беспокоиться, так как он скоро приедет, и, якобы никого не дождавшись, ушёл из дома. Затем Индре проводил Огаревских до музея и стал обдумывать, как ему похитить Игоря. Одновременно он включился в сознание Игоря, чтобы войти в курс тех событий, в которых тот вращался.

Игорь расстался с отцом в вестибюле музея и направился в свой отдел. Там начиналось заседание сотрудников отдела, на котором, наряду с другими вопросами, стояло утверждение темы его научной работы.

Вначале обсуждали отзыв на диссертацию одного из сотрудников данного музея. Диссертация была слабой, но автор её был сыном влиятельного человека, который материально помогал музею, поэтому без всякого обсуждения дали положительный отзыв. Затем обсуждалось заключение на научную работу, присланную из другого города, работу оригинальную и хорошую, но выполненную в том же русле, в котором работал музей. На неё дали очень сухой со многими замечаниями отзыв. В нём указывалось на то, что объём исследований мал, методики устаревшие, цель не определена, путаются общеизвестные понятия, многие вопросы не решены. Зам директора музея сказал:

– Нечего перебегать нам дорогу!

Он передал работу исполнителю подобной темы в своём музее и рекомендовал ему выписать из неё всё полезное для себя:

– Надеюсь, хватит ума переписать, что нужно?

Так случилось, что статья этого автора, направленная в один из журналов, поступила для рецензирования сюда же, в музей. На неё, естественно, дали отрицательный отзыв и не рекомендовали публиковать. Однако её передали своему же исполнителю для использования в его работе. Он злорадствовал и говорил, что непременно потеряет её, а найдёт после того, как напечатает свою статью.

Следующий вопрос повестки был очень щекотливым. Заведующий отделом музея переизбирался по конкурсу. Он был ещё молод, и его за глаза все считали дураком. Однако не потому, что он не умел приспособиться к жизни, а потому, что, действительно, был слегка слабоумным. Все знали, что он очень плохо учился в университете, не мог самостоятельно сдать ни одного зачёта и экзамена. Но влиятельный отец преодолевал эти трудности, выбивая из преподавателей тройки, где беря жалостью к сыну (говорил, что сын претерпел сильную травму при родах), где подарками, а где давлением на руководство вуза, которое было заинтересовано в добрых деловых отношениях с отцом. У многих с детьми были такие же проблемы: загрязненная окружающая среда вызывала разной степени уродства у появляющегося потомства. Пока он учился, его все жалели, но, когда он с трудом окончил университет, были потрясены назначением на должность заведующего отделом такого крупного и пользующегося известностью музея. Вскоре его избрали по конкурсу на ту же должность. В коллективе отдела рассуждали так: «Ну, дурак! Не будет мешать работе и портить жизнь». Членам учёного совета, избиравшего его по конкурсу, было всё равно. Во-первых, среди них он был не единственный дурак; во-вторых, многие рассуждали и с той точки зрения, что их это не касается: пусть сотрудники отдела беспокоятся, раз они его рекомендовали к избранию, им работать с ним, и пусть руководство переживает, коль приняло его на работу. Руководству тоже было не плохо. Во-первых, оно устанавливало хорошие деловые отношения с нужным человеком, обещавшим музею помощь; во-вторых, дурак будет послушным, не станет мешать; в-третьих, на фоне дураков руководство выглядит умнее.

Придя на должность руководителя отдела, он, прежде всего, оборудовал себе великолепный кабинет: приобрёл современную мебель, обставился телефонами, шкафы заполнил книгами, соорудил бар-холодильник. Пока он занимался обустройством, всё шло спокойно. Но потом он начал руководить. Ничего не понимая в деле, он не подписывал никакие бумаги, со всем был не согласен. Сотрудники помногу раз переделывали простейшие справки, протоколы, пересоставляли планы, переписывали статьи, так и не поняв, чего он от них добивался. Он стал слыть непредсказуемым. Дело осложнялось тем, что он установил для сотрудников приёмные дни и часы, и не принимал их в другое время. Одна из молоденьких сотрудниц стала его секретарём, и только через неё можно было попасть не приём, изложив ей цель посещения сотрудником руководителя. В то же время какие-то тёмные личности свободно к нему проходили, чуть ли не ногой открывая дверь кабинета.

Боясь, что сотрудники увидят его глупость или раскроют неблаговидные дела, он стал жаловаться при встречах с высшим руководством на наиболее ретивых с его точки зрения работников, информировать руководство о настроениях и разговорах в своём, а заодно и в других отделах. Обстановка в коллективе становилась нервозной, появилась взаимная подозрительность, завистливость, явное и анонимное доносительство, возникли мелкие враждующие группировки. Крепкий и высокопрофессиональный коллектив разъедала ржа враждебности. Вместо научной работы он, используя отца, занялся продажей ценных экспонатов музея частным лицам в стране и за рубежом, делясь доходами с руководством музея. Подсобные помещения, хранилища, лаборатории приходили в аварийное состояние. Руководителей музея это не тревожило, главное – уметь представить в отчётах свою работу и достижения. Действительное положение дел никого не интересовало. А имея покровительство влиятельных лиц в высших эшелонах власти, можно было создавать и поддерживать свой авторитет.

Барствуя в своём учреждении, руководители и их приближённые следили за тем, чтобы в этот круг не проник способный, деятельный и честный человек.

Щекотливость положения руководителя отдела состояла в том, что наряду с его кандидатурой, необходимо было обсудить другую кандидатуру – младшего научного сотрудника, но имеющего учёную степень. Правда, он был нежелательной фигурой для руководства музея. Не устраивал он тем, что не был подхалимом и угодником, а представлял собой способного, работящего, честного созидателя. Он был опасен для разрушителей, и они не могли допустить его в свой круг.

Руководитель отдела боялся, что лишится своей мечты быть руководителем, которая недавно осуществилась и теперь была под угрозой. Поэтому он чинил сопернику всякие неприятности, создавал отрицательное общественное мнение о нём, ссорил его с коллективом и доносил руководству о неуживчивом характере, непорядочности, сутяжничестве конкурента, чертах, представлявших опасность для руководства. Делал он это без злобы и не сам. Он в душе уважал этого сотрудника, а порочил его по наущению и из-за боязни лишиться руководящей должности. Он считал, что руководить легко, а работать простым сотрудником сложно. Высшему руководству хотелось верить в то, что к нему поступало снизу, и оно верило.

Директор музея не мог формально отказать претенденту в участии в конкурсе. Единственно, что он мог сделать – заставить его много раз ходить к нему на приём прежде, чем дать согласие на его участие в конкурсе. Директор сговорился с заведующим отделом, что тот подготовит коллектив отказать претенденту в рекомендации для участия в конкурсе, и тогда он останется на своём месте. Он долго учил его, как это сделать.

– Ох, эти формальности, – вздыхал директор. – Скоро дадут нам право принимать сотрудников по контракту и тогда отпадёт необходимость соблюдать их. Будем всё решать сами. А тогда и «трава не расти», мечтал директор.

Заведующий отделом дал понять некоторым членам коллектива, что руководство отрицательно относится к его сопернику и не сдобровать тем, кто его поддержит, что заведовать останется он, а он потом учтёт поведение каждого в вопросе выбора заведующего отделом. Кроме того, он намекнул на то, что новый заведующий нарушит их спокойную жизнь и заставит работать в полную меру сил. Он напрямик пообещал двум сотрудникам повышение по работе и двум другим поездку за границу, если они проголосуют как надо.

Началось обсуждение. Первым выступил старший научный сотрудник, давно работавший в музее, писавший диссертацию, но так и не сумевший её закончить. Он сказал, что специальность второго претендента не соответствует основному направлению научной работы отдела музея. Тайный мотив его состоял в том, что он, начав работать над диссертацией вместе с претендентом, помогая ему в определении темы, свою работу не закончил, а тот стал кандидатом наук.

Один из молодых сотрудников, имевший влиятельного дядю, активно работал, надеясь на помощь дяди в оформлении своей работы в диссертацию, а затем в получении заведования отделом. Хотя это было и далёкая перспектива, но она подталкивала его тоже выступить против. Пожилой сотрудник, которого выпроваживали против его воли на пенсию, выступил против претендента, надеясь выслужиться перед руководством и остаться работать ещё на один год. Несколько молодых сотрудников поддержали выступивших. Они боялись нынешнего заведующего, который обещал им неприятности, если они выступят за или промолчат. Игорь как новый человек в отделе промолчал. Руководитель отдела сделал заключение, что коллектив высказался против претендента. Проголосовали единогласно при одном воздержавшемся (Игорь), что отражало единогласие коллектива и демократизм в выражении мнения. Такой же демократизм был проявлен и при принятии рекомендации о допуске к конкурсу действующего заведующего отделом.

В памяти Игоря всплыли события в школе. Там тоже было соперничество, но не в знаниях, а в том, кто первый, зависть к тому, кто тебя опережает, и стремление всячески его унизить, растоптать, показать, что он не такой. В младших классах ломали и крали ручки, чтобы нечем было писать контрольную работу, рвали и портили учебники, чтобы поругали, портили одежду, портфель, если они были новые и красивые, фискалили друг на друга. В старших классах, в университете устраивали бойкот неординарности, нечестные потасовки, фискалили, проводили шумные обсуждения на собраниях. И это были, в основном, дети интеллигенции, которой должны быть чужды зависть, злоба, бесчестность, доносительство и приспособленчество.

Заседание продолжалось. Обсудили ряд текущих вопросов. Под конец, когда все устали, быстро утвердили тему Игоря. Заседание закончилось и приступили к распределению среди сотрудников дешёвых поношенных вещей, присланных из-за границы. Заведующему отделом выделили костюм и туфли с пряжками. Костюм был мал, но в хорошем состоянии, туфли большие, но почему-то тесные. Однако он всё взял и остался очень доволен.

– Фигуры у них там какие-то несуразные или размеры неправильные, – говорили мужчины.

Мужских сорочек не хватало на всех. Одну отдали заведующему, на другие стали бросать жребий. После того, как на часть рубашек уже вытянули номерки, другие сотрудники, которым рубашки не доставались, запротестовали и потребовали разделить всё заново по справедливости между теми, кто вовремя приходит на работу, и теми, кто опаздывает. Стали разбирать отношение к работе каждого. Люди хлестали друг друга напрямик, не выбирая выражений. Кто-то снова предложил вернуться к жребию. При дележе женских вещей чуть не возникла драка. Одна сотрудница сказала другой, что за такую красивую кофточку она выдерет ей глаза, на что та пожелала ей окочуриться в этой кофточке.

– Ты и кофточкой не завлечёшь мужика, потому что под кофточкой ничего нет!

– А твоё и под кофточку не поместится. Старуха, а туда же!

Вмешательство мужчин несколько охладило скандал, но возникли распри между другими сотрудницами по поводу жакетов из кожи.

В конце концов всё завершилось. Взволнованные и возбуждённые люди расходились по рабочим местам. Игорю как новенькому ничего не дали.

Игорь собрался уходить, когда зазвонил телефон. В трубке прозвучал приятный молодой голос. Он назвался необычным именем Индре и сообщил, что хотел бы поговорить с Игорем о неотложном деле. Он сказал, что ждёт Игоря в нижнем коридоре музея. Игорь взял свои вещи и быстро спустился на первый этаж. В конце безлюдного коридора его ждал высокий красивый молодой человек. Он пошёл к нему навстречу. Тот протянул ему руку и сказал:

– Индре.

В тот же миг случилось что-то непонятное. Игорь почувствовал стремительное движение, как бы вокруг себя, потом он очутился в тёмном тоннеле, увидел впереди что-то светлое и мгновенно устремился к этому свету. Когда Игорь пришёл в себя, он увидел рядом с собой того же красивого юношу, который приветливо смотрел на него и ласково что-то ему говорил. Игорь осмотрелся вокруг себя. Он уже не был в коридоре своего музея, а находился в каком-то незнакомом помещении. До его сознания дошёл ровный и добрый голос Индре:

– Не волнуйся, Игорь! Тебе не будет сделано ничего плохого. Ты находишься на межпланетном корабле планеты Астарос. Мы прилетели на этом корабле на Землю, и я объясню тебе цель нашего визита и то, почему ты здесь находишься.