Геннадий Ангелов
Дневник «Норд-Оста»
Глава 5
Продукты питания и питьевую воду террористы не разрешали передавать в здание. Ситуация была не в пользу невинных и беззащитных людей. Строились различные догадки и предположения. Никто не смог дать чёткий ответ, как могло такое произойти? Многие известные люди, политики, деятели искусства пытались вступить в переговоры с террористами. Все, попытки не давали ни какого результата. Террористы не снимали своих требований, продолжали настаивать на выводе войск из Чечни.
Из архивных материалов:
«Террористы утверждают, что застрелили сотрудника ФСБ. Они позвонили в агентство Кавказ-Центр и заявили, что у российского правительства есть семь дней, для решения вопроса остановки войны и начала вывода российских оккупационных войск из Чечни. Если за неделю этот вопрос не будет решён, то здание со всеми заложниками взорвётся».
– Боевики действовали наобум, если они и знали план здания, то только как зрители. Это, на мой взгляд, хаотический захват, – сказал помощник режиссёра театра.
А где же Женька? Я совсем о нём забыл. В этой суматохе было трудно разобраться, кто и где находится… Повернув голову направо, потом налево, я не заметил родителей Женьки. На улице похолодало и пронизывающий ветер, заставлял людей дрожать. Пройдя вдоль ограждения метров пятьдесят, я увидел группу журналистов с главным оператором. Они брали интервью у Женьки! Вот это да! Герой дня и настоящий мужчина! В школе все ребята будут ему завидовать, а девочки присылать записки с просьбами о свидании. Приблизившись, я услышал интервью подростка каналу ОРТ:
– Пришёл человек с автоматом и чёрной маске. Он стрелял в потолок и орал на людей. Нервничал и заставлял, чтобы они садились в первые ряды зала. Потом я увидел женщин, но они были как-то неестественно толстые и не поворотливые. Один из боевиков указывая на женщин, сказал с гордостью в голосе, что они обвешаны взрывчаткой. Другой чеченец сказал, что за десять минут, они заминируют весь зал, и отпустят домой только некоторых детей. И ещё они говорили, что если военные будут штурмовать здание, то взорвётся весь зал.
– На каком языке разговаривали боевики? – спросил сухощавый журналист.
– Точно не на не русском, – ответил по-военному чётко Женька. – Сказали, что хотят окончания войны.
– А что делали остальные? – спросила симпатичная девушка, с длинным микрофоном.
– Люди молчали и переговаривались шёпотом. За кулисами сцены были слышны автоматные очереди.
Женька говорил спокойно, не волнуясь. В это время мама с нежностью гладила рукой по голове, успокаивая таким образом.
– Ты был один на представлении? – спросила девушка.
– Нет, я пришёл на представление с сестрой Олей. Её не освободили и она ещё там. Меня выпустили вместе с моим другом Максимом.
Видно было по мальчику, что спокойствие давалось ему с трудом, и он нуждается в помощи медиков. Хотя для подростка, Женька был на высоте и держался как настоящий герой. Не каждый смог бы так себя вести.
Власти предпринимали определённые действия, это было видно по военным и органам правопорядка. Люди не покидали своих постов, пристально наблюдая за театром. Огни погасли на фасаде здания, и ночь сделала внешний вид зловещим. От гнетущего напряжения спать совсем не хотелось. Время было за полночь.
Я ходил, искоса поглядывая в сторону здания. Мысли путались, и я не мог сосредоточиться. Ветер пронизывал мою лёгкую куртку, и приходилось делать приседания, чтобы согреться. Оля была девушкой не из робкого десятка. Несколько раз летом прыгала с парашютом, посещала авиа кружок. Тогда я пытался её отговорить, но она даже слушать не захотела. Характер у неё был отца, а вот душевная мягкость от матери. Я делал записи в блокнот, хотя и так прекрасно понимал, что это всё запомнится очень надолго, до мельчайших деталей. Пару раз звонил шеф, подбадривая меня как мог. Напряжение росло с каждой минутой, и от этого становилось невыносимо трудно и грустно.
«Как себя поведёт милиция? Отдаст приказ Президент, или нет» – думал я в томительном ожидании.
Среди людей строились самые фантастические догадки. Один мужик в зимней куртке типа «Аляска» и спортивной шапочке, с лицом побитым оспой, твердил, что он бывший военный и приводил свои доводы.
– Отдать приказ на штурм здания – значит положить на себя всю ответственность, за те жертвы, которые могут быть, в ходе действий военных. Кто на такое согласиться? Я вас спрашиваю?
И он внимательно посмотрел на собравшихся зевак.
– Какие бы не были крутые бойцы спецназа, но и они не знают, как себя поведут террористы, – сказал он с явным воодушевлением в голосе.
Потом прокашлялся и выпил минералки из бутылки.
– Малейшая оплошность и жертв, среди заложников, может быть намного больше.
Он смачно плюнул на землю, и махнул с сожалением рукой, потом направился, прихрамывая на правую ногу, в сторону театра. Я провожал его долгим взглядом, до тех пор, пока огрузлая фигура бывшего военного не исчезла в переулке.
Это в кино один человек спасает громадное количество людей, при этом не получая даже малейшей царапины. Смешно, не правда ли? Да ещё ни разу за время действия фильма, не перезаряжая пистолет. Не знаю как вам, но я уже давно не смотрю таких фильмов. Скучно и неинтересно.
Я бесцельно проводил время в ожидании, думая о чём угодно, лишь бы поскорее пролетела ночь, и стало, хоть о чём-нибудь известно. Считал минуты, потом часы, надеясь на благоприятный исход. Казалось, что передумал обо всём. Народ тоже утомился ждать. Кто-то сидя дремал под деревом, или просто ходил вперёд-назад, от отчаяния обхватив голову руками. Некоторые на скамейках шептались, стараясь не нарушать временное спокойствие. Наступили часы тишины, и казалось, что вся Москва, замерла, боясь лишним словом, звуком разбудить в террористах ненависть.
Глава 6
Из архивных материалов:
«Террористы требуют воздержаться от штурма концертного зала. За каждого пострадавшего они обещают расстреливать по десять человек. Сами себя называют смертниками из 29– й дивизии. В концертном зале царит крайне напряжённая обстановка. Террористы предупредили, что если снаружи раздастся хоть один выстрел, начнётся стрельба по заложникам. По словам очевидцев на всех боевиках находятся взрывные устройства. Милиция усилила кордоны вокруг здания и не пускает журналистов за ограждения, за исключением тех, кто пришёл заранее и родственников захваченных людей! Дети находились долгое время в автобусах и многих не отдавали родственникам. Террористы выпустили из здания беременную женщину. «Альфа» готовит план захвата здания. Об этом вполголоса переговаривались журналисты. В здание можно проникнуть как с главного входа, так и из соседнего здания, где размещается – «Институт человека».
Я увидел как бойцы «Альфа» прибыли к зданию. Вооружённые до зубов, они действовали чётко и слаженно. Присутствующие журналисты строили разные версии. Валерка с ОРТ говорил, что «Альфа» за час решит эту проблему. И не успевал хвалить своего одноклассника, который служит в этой спецгруппе. Женщины были против силового захвата здания и твердили, что всё надо решать мирным путём, и не идти на уступки террористам. Мнения людей расходились, да и я сам вначале был то на одной стороне спорящих, то на другой. Сергей из НТВ не был согласен с тем, что подобного рода захваты заложников, могут привести к окончанию военных действий в Чечне.
– Когда захватывают заложников, войны не заканчиваются, а только разгораются, – твердил он. – Пять актёров сумели сбежать из захваченного здания, – сказал он с вызовом в голосе.
Стало понятно, что люди не сидят, сложив руки, и предпринимают конкретные шаги к спасению.
– Как, ну как они это сделали? – спрашивали люди друг друга.
К ним подошёл высокий, подтянутый майор милиции и объяснил.
– Актёры вырвались из гримёрной комнаты, где были заперты террористами. Они связали простыни и по ним спустились из окна на землю. Всего убежало пять человек.
Он хотел, что-то ещё сказать, но его вызвали по рации, и он затерялся в толпе.
«Плохо, что пять человек, а не больше» – думал я, прищуривая глаза.
Снаружи здания, периодически звучали выстрелы, это заставляло машинально втягивать голову в плечи. Был страх, что террористы начнут стрелять из окон по прохожим. Сотрудники милиции были приведены в состояние боевой готовности.
Три дня томительного ожидания. Страх неизвестности парализовавший каждую клеточку организма. Я буквально на несколько часов приезжал домой, чтобы перекусить и переодеться. Нервы были на пределе, натянуты как гитарные струны. Сна не было. Он пропал с первого дня захвата. Если и засыпал, то буквально на какие-то минуты. Проваливался в короткий сон, в нём звучали выстрелы, рыдали женщины и дети. Мужчины в масках постоянно угрожали оружием и желанием взорвать всё, что их окружает. Липкий пот застилал глаза, и я от сильной головной боли просыпался. Бабушка каждый день принимала сердечные капли, и была чрезвычайно взволнованной.
Штурм здания. Я уже чётко понимал, что он обязательно будет. Только как всё пройдёт? Этот вопрос не давал мне покоя. И даже в коротких промежутках сна, я бежал по лестницам, стрелял, спасался от невидимых преследователей.
Женька уже был дома и буквально рвался поехать со мной. По правде я был против, понимая, что он не меньше меня переживает за сестру. Врачи ему рекомендовали находиться дома, и он под строгим контролем матери сидел недовольный взаперти.
«Пускай обижается, это не страшно. Нельзя дважды подвергать жизнь подростка опасности» – думал я.
Один раз говорил с мамой Оли. Она в слезах просили меня держать в курсе событий и, по возможности, сразу сообщать новости. Мой начальник обещал тоже приехать, чтобы самому всё увидеть. Кто-то из близких его друзей сказал, что возможно ночью будет штурм здания.
Это был третий день трагедии. Шеф храбрился, хотя я слышал в телефонной трубке недовольный голос его жены, которая кричала, что он никуда не поедет. Террористы поставили главное условие, что если войска не выведут из Грозного, они начнут каждые полчаса расстреливать по одному заложнику. Правительством было принято единственно верное решение брать штурмом здание. Солдаты готовились к операции, а гражданские следили за действиями военных с замиранием сердца. За несколько часов до начала штурма наступила полная тишина, создавалось впечатление, что всё происходящее – новая компьютерная игра, и вот-вот, можно будет легко перейти на новый уровень.
Глава 7
Штурм театра.
Ровно в шесть утра, когда город только начинал просыпаться, в здании прозвучал выстрел. Он и послужил сигналом спецназу к штурму. Техника была полностью подготовлена, в том числе два подъёмных крана. Напротив главного входа с суровым видом расположились два БТРа. У меня непроизвольно сжались кулаки. Внутри всё замерло и напряглось. Мужчины пристально наблюдали за действиями военных, старались поддержать жён и матерей. Надо отдать должное солдатам, они действовали чётко и оперативно. За какие-то двадцать, тридцать минут, здание снаружи было полностью блокировано. Милиция проводила расчистку района от транспорта. Даже рассматривался вариант вывода людей из ближайших к зданию театра домов. Прозвучало несколько взрывов и автоматных очередей. Зрелище по правде не для людей со слабыми нервами. В оцеплении стояло бессчётное количество машин скорой помощи. Никто не мог предугадать, сколько останется в живых, и количества раненных. А дети? Для них это было суровое и страшное испытание. Как они провели три дня без нормальной еды и питья…
И вот солдаты стали выводить людей из здания. Что тут началось…
Кольцо оцепления, просто не выдержало натиска граждан и порвалось. Люди бежали на помощь заложникам, сметая всё и всех на своём пути. Из здания театра шёл густой дым, который как утренний туман медленно рассеивался по улицам. Я сам не выдержал и рванул к зданию, чтобы найти Олю. Военные выносили детей на руках. Большинство из них были без сознания. Люди кашляли и чихали, и спешили как можно скорее вдохнуть чистого, утреннего воздуха. Я прикрывал рот носовым платком, стараясь не делать глубоких вдохов. Но всё-таки вначале схватил изрядную порцию отравляющей дряни. Во рту появился привкус металла, глаза щипали и слезились. Пробиваясь через неуправляемую толпу, я искал глазами Олю.
При штурме спецназовцы проломили стену и пустили газ. Заложники получили отравление верхних дыхательных путей. Это единственно правильное решение, которое было принято военными при штурме. Другого выхода не было. Все террористы, а их было 56 человек, убиты.
Когда я вбежал внутрь здания, то сразу увидел Олю. Её несли два врача на носилках. Сердце в эти мгновения оборвалось от невыносимой боли.
– Не может быть, чтобы она была убита, – шептал я, призывая всех святых на помощь, я упал перед носилками на колени и схватил рукой врача.
– Успокойтесь, молодой человек, – сказал врач, освобождая халат от моих рук. – Девушка ранена в плечо, и я вам даю гарантию, что жить она будет.
Он улыбнулся и похлопал меня по плечу. Впервые за три дня мне стало легче. Я смотрел на врача мокрыми от слёз глазами и не верил, что всё позади.
Олю понесли к машине, прикрывая рану бинтом. Я не шёл, а летел за ними, радуясь как ребёнок, что она жива.
Родителей Оли я не встретил и поехал вместе с ней в больницу. По дороге она открыла глаза и с трудом улыбнулась.
– Не говори ничего, молчи, – сказал я ей и сжал не сильно правую руку. – Потерпи, сейчас приедем в больницу, и всё будет хорошо.
– Мне уже хорошо, – сказала она вполголоса. – Ты рядом, остальное не страшно…
Оля заметила мои слёзы и хотела, что-то ещё сказать. Я приложил палец к её губам и подмигнул. Лицо у неё было бледное и худое. Кто её ранил? Террористы или же солдаты при штурме? Этого я знать не мог, до тех пор, пока сама она не расскажет.
– Всё позади, родная моя, лежи спокойно и не старайся шевелиться. Родителям твоим я позвоню, и они скоро приедут в больницу.
Машина с включённой сиреной неслась по городу, объезжая утренние пробки. Чем окончательно закончился штурм, я не знал. Террористы, получили по заслугам, и теперь меня тревожило только здоровье Оли. Она лежала на носилках исхудавшая и слёзы не переставали течь из глаз.
Свободной рукой она вытащила из куртки тетрадь и протянула мне.
– Что это? – спросил я, с удивлёнными глазами.
– Почитай, – сказала она хриплым шёпотом.
Я спрятал тетрадь в рюкзак, чтобы после прочесть.
– Ты, всё поймёшь, когда будешь читать дневник.
– Хорошо! Ты только не волнуйся и не беспокойся. Тебе необходимо поправится, потом всё сама расскажешь.
Мы приехали в больницу и Олю повезли на осмотр. Я остался ждать в одиночестве в коридоре. Позже в больницу начали доставлять других раненых, и уже через час, там негде было протолкнуться. Приехали Олины родители, и мы уже все вместе ожидали вердикта врача. Вышел он с приятной улыбкой на лице и, вытирая об полотенце руки сказал:
– Здоровью девушки ничего не угрожает, и уже завтра её можно будет проведать. Сейчас она ещё под наркозом, и спит крепким сном.
Я долго тряс доктору руку и благодарил, пока отец Оли меня не отдёрнул.
– Нам Сашка пора, езжай домой отдохни и выспись, как следует.
Глава 8
Дома меня, встретила бабушка, и мне пришлось ей обо всём рассказать. Хотя толком я ничего не знал. Штурм, захват, убитые террористы. Эту информацию передавали по всем каналам. Я не сказал, что Оля ранена, дабы лишний раз не волновать её.
– Что с Олечкой? – спросила бабушка. В глазах у неё притаился испуг, а руки дрожали.
– Она в больнице на обследовании и в скором времени поправиться.
– Ты правду говоришь?
Голова плохо соображала, и я лёг на диван, ничего не ответил и моментально уснул. Разбудил мобильный телефон. Шеф звонил с работы и просил приехать. Через час я был в редакции и рассказывал о том, что увидел. Он дал мне несколько дней на подготовку материала о захвате театра и спросил об Оле.
– Передавай от меня ей большой привет, – сказал шеф, и выделил деньги на цветы.
– Это от нашего коллектива, за мужество и героизм! Кстати ты её попроси рассказать о том, что творилось внутри театра. Это будет интересно читателям, узнать правду из первых уст.
– Хорошо, я всё подробно узнаю.
Я медленно шёл по оживлённой улице, хотелось обдумать злополучные дни и немного успокоится. Тетрадь. Как же я забыл о ней? Вот тоже мне…
Рука машинально потянулась в рюкзак, и нащупала мягкую обложку. На месте. Ни куда не пропала. Может позвонить Оле и поговорить с ней? Нет, буду ждать до вечера. Терпение и ещё раз терпение.
От ласковых осенних солнечных лучей на душе становилось теплее. Я непроизвольно улыбнулся и девушка, которая шла мне на встречу, ответила тем же.
«Поделись, улыбкой своей, и она к тебе не раз ещё вернётся…»
По дороге мне попалась кофейня, и я решил зайти и почитать тетрадь. Выбрав пустой столик, я взял чашечку кофе, достал из сумки тетрадь и принялся за чтение.
Страницы дневника:
«Когда мы с Женькой вышли из буфета – что-то захлопало. Как выстрелы. Я испугалась, схватила его за руку, и мы побежали в зал. А там все стояли с испуганными лицами и смотрели на сцену. Кавказец – их ни с кем не спутаешь – в пёстрой форме и с автоматом на плече что-то говорил, но все так шумели, что было не разобрать, о чём. И мы, протиснулись вперёд, поближе к сцене.
Дети плакали, жались к родителям, но мне стало ещё страшнее, когда до сцены оставалось рукой подать. Кавказец был не один. Остальные разошлись по первым рядам и силой расталкивали людей по сиденьям, материли, замахивались оружием. Тот, на сцене, продолжал говорить, народ в зале понемногу смолкал, и я разобрала слова:
– Вы все – заложники.
Он сказал это с презрением, а потом добавил:
– Мы бойцы независимой республики Ичкерия. Если надо – умрём за неё.
Женька жался ко мне, а меня колотила дрожь – это не игра! Это террористы! Настоящие! От ужаса ноги стали ватными, я едва не потеряла сознание. А люди вокруг ещё не верили, не понимали, что случилось. Они возмущались. Один кричал, что он депутат, второй – работник мэрии. Только чеченцев это мало интересовало.
Их командир выкрикнул:
– Мы умрём вместе с вами! – поправил автомат и показал на женщин с закрытыми лицами, которые стояли позади него. – Это вдовы чеченских героев. А ваши солдаты сейчас топчут нашу землю!
Жёлтые зубы – мне подумалось, что прокуренные – обнажились в злобном оскале. Женька притих, а я совсем сомлела от страха. По небритым рожам кавказцев и по глазам закрытых платками чеченок читалось – эти пойдут на всё. Им неведом страх, они оставили его в горах…»
Я остановился читать, на лбу появилась от напряжения лёгкая испарина. Кофе мой давно остыл и, подозвав официанта, я заказал себе новый.
«Боже мой, что им там пришлось пережить, кошмар какой-то. Три дня полного беспредела», – думал я, рассматривая через стекло улицу. В Москве за эти три дня ничего не изменилось, машины стояли в пробках, молодёжь возле киоска пила пиво и что – то горячо обсуждала. И ни кому в принципе не было дела до тех несчастных людей, переживших мучительные дни ожидания. Когда в любой момент тебя могут поставить к стенке и расстрелять. Официант принёс кофе, я сделал несколько не больших глотков и с интересом продолжил чтение.
– Мы достаточно хорошо вооружены и в этом здании находится такое огромное количество взрывчатки, которой хватит взорвать половину Москвы!
В словах этого чеченца не было даже намёка на ложь, и в зале не осталось ни одного человека, который бы не поверил этой наглой роже. В его движениях скрывалась неведомая сила, которая не оставляла ни малейших шансов, тем кто ей ни подчинится.
«Неужели такое бывает», – думала я, и как кролик смотрит на удава, так и я, вслушивалась в каждое слово, движение этого страшного выродка. Старалась найти хоть малейшую слабину, в жестах, в голосе, но её, увы, не было. Женька спрашивал о том, что с нами будет? Отпустят или нет домой? И я старалась, как могла смягчить эту ситуацию, придумывая всякую ерунду. Лишь бы брат не задавал глупых вопросов.
– Не волнуйся, нас спасут, – говорила я шёпотом брату и сама старалась верить словам.
Одной из женщин в зале стало дурно и её под руки увели боевики. Буквально через несколько секунд прозвучал один хлопок, а за ним второй. Первая возникшая мысль – женщину застрелили… Мне стало плохо, и я едва заметно качнулась. Но нет! Этого не может быть! Мы же цивилизованные люди, двадцать первый век!
Боевики, выводившие женщину, вернулись вдвоём. Странно. И почти сразу привлекли к себе внимание заложников. Их командир, предвидя реакцию людей, на действия своих бойцов, сказал:
– Без паники! Ей оказана первая помощь!
Но мало кто из присутствующих поверил словам, о какой-то помощи. Люди осознали, что это была первая жертва. И неизвестно, сколько ещё будет впереди…
Я машинально закрыла Женьке глаза руками. Он оторвал мои руки от лица и решительно сказал:
– Оля, не надо. Я уже давно взрослый и всё понимаю.
Заглянув ему в глаза, я поняла, что он не обманывает. Но притворившись, сказала:
– Вот я всё отцу расскажу, он задаст тебе трёпку. Взрослый уже? И как давно ты им стал, – скажи.
Женька надулся как воздушный шарик. Я дёрнула его за руку и, смягчившись, сказала:
– Ну, хорошо, не обижайся, не буду я ничего отцу говорить.
«Где же помощь? – думала я. – Неужели, снаружи никто не знает, что здесь происходит? Как же так? Почему не видно милиции и военных? Может просто, их не пускают в зал? Святая наивность – кто сюда кого впустит? А так иногда хочется верить в сказку, в счастливый конец. Сашка ждёт на улице и ничего не подозревает. А мама, папа? Ведь я могу их больше не увидеть…» И сердце предательски закололо. «Нас спасут, обязательно», – бормотала я себе как молитву под нос, и, не выдержав напряжения, рухнула в кресло. Сил не осталось совсем. Женька стоял рядом, наблюдая за тем, что будет дальше.
– Я буду верить, не смотря ни на что.
И твёрдо решила отбросить всякие сомнения, набраться мужества и ждать».
