Геннадий Александрович Исиков
Наследники Дерсу. Книга 2. Здравствуй, Синяя

– Похоже, ты прав, такой подход к природе, лесам планеты имеет перспективу. Я студентом в Ленинграде как думал?.. Растёт себе тайга, да и ладно. А оказалось, сейчас на моём обходе есть и молодые кедрачи, их создали в годы войны, им лет по сорок, а они плодоносят, шишки на деревьях крупные, а без этих посадок вырубки и гари зарастали бы берёзовым лесом. А что ценнее? Конечно, кедровый лес.

– В этом ценность молодых посадок на пустошах, со временем поднимется тайга, и она будет кормить и зверя, и человека вечно. И скорлупу кедровых орешков можно использовать, если перемолоть в муку и добавлять в хлеб и в кондитерские изделия.

Лесоводство в России молодая наука. Вот этим кедрам триста шестьдесят лет, а царь Пётр I всего двести пятьдесят лет назад как подписал указ о формировании корпуса лесничих и ввёл должность лесника. Представляешь, вот этот кедр, под которым сидим, старше указа Петра о создании лесного ведомства в России!.. А советской плановой системе и полсотни лет нет. Но зато сколько за это время в степях и полупустынях посадили саженцев сосны, дуба. И они стали лесными ветрозащитными полосами, лесными угодьями!.. Сколько болот осушили. Так что научное и плановое ведение лесного хозяйства оправдано, это спасение жизни на планете. Лесопосадки по силам лишь государству. Создавать лес на планете важнее, чем полёты в космос! И дальновиднее. Истощить ресурсы Земли, Луны и Марса большого ума не требуется, а посадить лес на планете, заниматься повторной переработкой всего, чем пользуется человек, важнее. Жизнь заставит.

Подсчитав экскременты гусениц, накинули рюкзаки на плечи и двинулись в путь.

Солнце в зените, полдень, нещадное пекло. Южный ветер печёт костюм энцефалитки, словно гладит утюгом. Звериная тропа ведет по хребту сопки.

За час одолели два километра. На пологой вершине сопки под раскидистой елкой расстелили простынь.

– Привал!

В тайге что-то ухнуло.

– Кажется, упало сухое дерево!..

Лёгкий шум ветра в ветвях, шелест падающих экскрементов на хвою и сухую прошлогоднюю листву, кроме этих звуков иного подозрительного слух лесников не уловил.

– А если завалится сухое дерево ночью на костер? Вот будет фейерверк!

– Жарче костёр разгорится.

Виктор снял с плеча ружьё и рюкзак, прислонил к дереву. Виталий сбросил рюкзак в тень.

Взгляд лесников невольно остановился на нижней ветке кедра, она была облеплена опушёнными желтоватыми кладками. Бабочки оставили их осенью прошлого года, а сейчас из яичек выползали еле различимые бледно-зеленого цвета волосистые гусеницы с двумя синими пятнышками на голове, их можно принять за глаза, но в них яд. Если нечаянно дотронуться до них пальцами, а потом потереть себе глаза, то придётся обращаться к врачу. В горах на северных склонах холоднее, и гусеницы только-только вылупились из яиц и ползли одна за другой по серой коре ветки к зелёной хвое.

– Да их тут на одной только ветке полчище!.. Жаль, что птицы ими не питаются.

– Картина не для слабонервных!..

– На вертолётной площадке для них бочки с дустом. Взяли бы да и сейчас распылили над тайгой…

– И на нас бы сверху посыпали заодно!..

– Может, выстоит тайга?.. – с надеждой произнёс Виктор. – Она росла миллионы лет в этом месте. И что? Никогда гусениц до этого не было? Да всё было!.. И пожары, и насекомые были, и никуда тайга не делась!.. Природа умеет лечить свои раны.

– Выстоит или нет, от погоды зависит, каким лето окажется, сам знаешь.

– Жители Самарки говорят, что бабочки не первый год тучами летают, и в селе, и в тайге.

Виталий достал из рюкзака простынь, расстелил под кедром, присел на выступавший из земли корень.

– В Лениногорске, а это Алтай, там тоже очаг был, но Сибирского шелкопряда^[3], и мы, студенты, помогали лесхозу. Спали в домике на полу вповалку, в спальниках, прижавшись, друг к другу. Мальчишки. Девчонки. Сентябрь. Климат сибирский, ночами холодно, а днём припекает прощальное солнце. Природа на Алтае осенью удивительно красивая!..

Кормили нас на кухне под навесом.

На мотороллере «Муравей» подвозили мешки с дустом и загружали в баки вертолёта шестьсот килограммов яда на один только полёт!.. А летал вертолёт весь световой день, и работали мы неделю.

Нас заставляют надеть противогаз или респиратор. А мы!.. Да где там! Пот лицо заливает!.. Вспарываем бумажный мешок ножом, а там пятьдесят килограммов яда!.. Вдвоем подняли!.. И в бак!.. Плюх!.. А оттуда облако дуста в глаза, нос, рот.

Лесничий над душой стоит, требует, чтобы мы берегли себя!.. Напрасно старается!.. Марлевые повязки забились дустом после первой же загрузки бака. В респираторах и противогазах тоже фильтры забились!.. Дышать невозможно!.. Сорвали и повязки из марли, и респиратор, и противогаз сняли. И надышались, и наелись этого яда на всю оставшуюся жизнь, он откладывается в жировой прослойке под кожей, а у меня вместо жира слой яда, комар впился мне в кожу, и смотрю, тут же и отвалился, сдох!.. Меня комары не трогают!.. Стороной облетают!.. За метр от меня чуют свою погибель!..

– Это ты перегнул, что комары на тебе дохнут! Погоди!.. Ночные заморозки закончатся, появится мошка, она тут тучами летает. А энцефалитные клещи сейчас могут на нас нацепляться. Старики говорят, в шестидесятые годы пытались избавиться с помощью дуста от клеща. Опылили тайгу ядом, а уничтожили всех рябчиков и фазанов. Лесники наши войну прошли. Провели опыт. Помрёт клещ от дуста или нет?.. В спичечный коробок посадили, засыпали ядом. На другой день смотрят. Живые остались, им хоть бы хны.

– Наука – метод проб и ошибок. Сейчас с опылением этих гусениц тоже ничего не получится. На южных склонах гуськи из яиц уже уползли в крону, а на северных склонах могут и через неделю начать вылупляться. Это сейчас каждый день надо тайгу дустом опылять, – Виталий с любопытством разглядывает мелких едва видимых гусениц на хвое. – Диссертацию кто-то хочет защитить!.. А это пятьдесят рублей прибавки к зарплате!.. Защитился, метод внедрили, надбавка идет. Проходит время, а в лесу на практике нет ожидаемого результата. Новое предлагают. Вот и я вношу рационализаторское предложение. – Достал тетрадь учета, посмотрел записи. – Плотность очага, по мере того как мы удаляемся от стана и вертолётной площадки, нарастает и подумал: «Надо это как-то отразить на схеме в условных обозначениях, так будет нагляднее. Заштрихую пройденный километр вокруг каждой пробной площадки. По пятибалльной системе. Очень редкая. Редкая. Средняя зараженность. Сильная. Очень сильная».

Виктор достал фляжку с водой и немного отпил.

Солнце пробивалось сквозь ветви кедровых макушек и наклонилось к горизонту.

– Спустимся к реке, там должно быть зимовье.

– Веди!.. Сусанин!..

Виктор по тропе вывел к визиру, вырубка заросла элеутерококком, подростом аралии и малиной. Просека открыла вид склона и мерцающую алмазами рябь воды горной речки Синей.

Виталий залюбовался панорамой тайги, споткнулся о камень, и заторопился догонять Виктора, дав зарок смотреть почаще под ноги.

Виталий догнал Виктора, его ружьё на левом плече, рюкзак подтянут, к нему пристёгнута фуфайка, лайка убежала по тропе вниз. Мелькнула мысль: «Городской парень, а в тайге чувствует себя как дома. Два года в лесничестве наравне с рабочими рубки ухода проводит, больные деревья валит, саженцы кедра сажает, сено для диких зверей готовят, зимой охотится. Физическая работа на чистом воздухе для здоровья многое значит! Вот он и носится сейчас по этим тропам как дикий лось, попробуй, его догони.

Вышли на редколесье, поляну, освещённую солнцем. Послышался лай собаки. Виктор насторожился, приготовил ружье к выстрелу, осторожно пошёл на лай.

В нору спрятался барсук, и собака не может его достать, исходит от злости, роет лапами землю, суёт нос в нору. Собака отступила, понюхав воздух, и покрутив головой, словно спрашивая разрешения, вновь отчаянно кинулась к тёмному отверстию и стала разрывать вход норы с такой яростью, что комки земли и камешки отлетают от лап.

Виктор обошёл каменистую поляну и нашёл ещё два выхода из подземного жилища барсука.

– Разведём костёр и дымом выкурим!.. Добудем молодого самца?!

– Можно бы и добыть!.. Но давай осенью!.. Приеду в гости. Поохотимся. А сейчас надо идти!.. Вперёд, Сусанин!

За сопку, уснувший вулкан, закатилось солнце, склон, по которому шли, погрузился в тень. Последние лучи осветили кедровую тайгу на другой стороне реки Синей, он, освещённый, всё ещё красовался на фоне синего неба, окрашенный нежными тонами весны и ярким закатом.

Виктор вёл в ближний распадок.

Склон становится положе, тропа привела к ручью с тихим течением, гладь воды заводи, в которой как в зеркале отразились деревья и синее небо, заворожила. Ручей перегородил сваленный бурей высохший ясень, по нему перешли на другой берег.

Виктор махнул рукой в сторону заводи и тихо шепнул:

– Ленки нерестуют!.. Вечером на закате солнца они нас плохо видят!.. Порыбачим, сейчас самый клёв, уху приготовим!

– С дымком-то самая настоящая уха.

– Разводи костёр!.. Здесь и поужинаем. А заночуем в зимовье, до него тут шагов двести осталось. Знаю это место.

Виктор ружьё приставил к дереву, положив на высохшую траву рюкзак, достал свёрток с рыболовной снастью.

– Я бы тоже порыбачил, да снасть не взял.

– Лады, вот тебе и леска, и крючок, и картечь на грузило. Сделаешь, подходи осторожно, не шуми, спрячься за деревом, из-за него забрасывай.

Виктор сходил к реке, срубил на удилище два тонких длинных стволика ивы, помог собрать удочку для Виталия. Развели костёр и повесили над ним котелок с водой.

На усохшем ясене кора слегка отстала, Виктор острием ножа отодрал кусок, из трухлявой древесины наковырял личинок желтовато-зелёных древоточцев, сложил их в круглую железную баночку из-под карамелек, присел на валежину и, проколов наживку, поправил её на леске, чтобы едва выглядывало жало крючка, Виталий тоже наковырял финкой личинок, насадил на крючок наживку.

Деревья в воде, словно в зеркале, отражались перевернутыми, макушками вниз, со сплетёнными между собой ветвями. Картину дополнило потемневшее синее небо, отражённое в воде.

Лесники подошли по сухой траве к берегу и спрятались за толстыми стволами. Виктор поднял поплавок на метр от грузила, выглянув из-за дерева, лёгким движением удилища забросил наживку подальше от себя и стал наблюдать, как поплавок медленно поплыл, приближаясь к брачному хороводу.

В прозрачной воде видно, как, плавно шевеля хвостами, плавает стая крупных ленков. Поплавок, сносимый еле заметным течением, всё ближе к стае!.. Рывок!..

Вечерний клёв состоялся!.. Леска натянулась!.. Ленок тянет в глубину, распугивая рыб!.. Виктор то отпускает леску, то подтягивает ленка ближе к берегу. Азарт захватил рыбака!.. Ему хочется выдернуть рыбу на берег, он видит её, чувствует силу!.. Измотав ленка, вытянул на берег и, взяв под жабры, отнёс за дерево на поляну к костру.

Виталий полюбовался уловом: «Килограмма на два потянет!» Вспомнилось. Он сидит на берегу с удочкой в Акдалинском лесничестве, на берегу Балатопарки, ловит сазанов и лещей!.. Утром на рассвете и вечером на закате. Любимая овчарка-альбинос, подаренная отцом, подбежала к ведру с рыбой, прокинула, а носом спихнула пойманную рыбу обратно в воду.

Плавные движения брачного танца говорят о том, что испуг у рыб прошёл.

Виталий закинул удочку. Заворожённо вглядываясь в движения ленков и поплавок, застыл в позе ловца. Рыбы, заметив у дна заводи крупную зеленоватую личинку, рискнули приблизиться. Ленок резко метнулся навстречу, схватил и попался на крючок!..

Ликуя от восторга и пятясь, Виталий тянул рыбину к себе, ощущая резкие подёргивания.

– Мягче, мягче, мягче!.. – скомандовал шепотом Виктор. – А то и крючок, и рыбу потеряешь!.. Позволь ей устать, поводи!.. Отпускай, когда рвётся в сторону, подтягивай, если сила движения ослабнет, подводи ближе к берегу, не давай на глубину уйти, там ей легче от крючка избавиться и оборвать поводок.

Виталий пропустил мимо ушей наставления, медленно отходя от берега и выуживая крупного ленка.

Потемнело. Хоровод рыб стал плохо видимым.

Над водой заблестели отсветы костра.

Азарт, захвативший лесников, пришлось усмирить.

– Будем закругляться! – Виталий снял ленка, приподняв полу куртки, вынул из обшитых дерматином ножен кортик морского офицера, присел на берегу на корточки и стал чистить рыбу. Виктор, подобрав свой улов за деревом, подошёл на берег заводи и присел рядом.

– Откуда у тебя этот раритет?

Виталий дал посмотреть кортик с эфесом^[4] из оленьего рога и гардой^[5] из окислившейся меди.

– В доме деда Шевченко на чердаке в старинном сундуке нашёл, в нём хранились сушёные яблоки, под слоем свежих оказался слой чёрных, высохших как камень. Попробовал… несъедобные. Из любопытства узнать, толстый ли слой чёрных яблок в опилках, разгреб и нащупал металл, разрыл… и вынул кортик с рукоятью из оленьего рога. В верхней части, обрати внимание, есть клеймо, герб Российской империи, и дата: «1914».

Виктор повертел кортик в руках.

– И ты его сохранил?.. Это же раритет! Хочу иметь такой!.. Продай!..

– Для меня это память о дедушке и бабушке, их доме, усадьбе с яблонями, о своём детстве, проведённом у них.

– А у нас родственник служил на флоте. В революцию морских офицеров в Кронштадте матросы расстреливали без суда, ему удалось в гражданской одежде уехать из Петербурга в Туркестанское генерал-губернаторство^[6], к киргизам^[7]. Так от него вестей и не дождались, затерялись его следы.

Виктор вернул кортик, лесники почистил рыбу, порезали на куски.

– Головы на уху, а мясо подсолим, по горячему приготовим, подкоптим у огня, иначе пропадёт. На завтрашний день себя обеспечили. Надо будет, ещё поймаем.

Куски, подсолив, Виктор развесил под дым на сучья валежины ясеня. Красную икру, очистив от пленки, сложил в миску. В литровой металлической банке из-под болгарского перца вскипятил воду, насыпал соли, размешал, чтобы растворилась. Приготовив крепкий рассол, залил им очищенную красную икру в эмалированной чашке, она тут же помутнела. Минут через пятнадцать рассол слил.

– Икра готова. Ещё бы лука да масла, и отличная закуска, – мечтательно произнёс Виктор.

– Есть бутылочка с маслом, жена в рюкзак сунула, в кашу добавлять.

– Живём! Лук здесь вдоль тропы растёт по всему берегу речки.

– Черемша?

Виктор сходил к заводи и нарвал пучок крупного медвежьего лука с широкими нежно-зелёными листьями, попробовал ложкой уху из котелка, добавил лавровый лист, лук.

– Готова!.. Аромат-то какой!

– С дымком?.. Мечта поэта!..

Виталий постелил у костра на земле полотенце, накрыл стол. Пока настоялась уха, лесники потчевали себя свежей икрой с черемшой и хлебом.

– Ароматная уха получилась! Класс!.. – Виталий в восторге потёр ладонь о ладонь. – Готова. – Снял котелок с костра, поставил на землю, ложкой разложил по мискам по куску ароматной рыбы, дымящейся паром, картофель, разлил бульон. Остатки поставили остудить в ручей для собаки.

Виктор присел на валежину и, разбирая косточки нежной рыбы, задумчиво глядит на заводь в отблесках костра. Вспоминает.

…Прошло два года, как построил в тайге блиндаж и в нём прошедшим летом жил неделю с Любушкой Пензиной, учительницей младших классов. Сбежала. Расстались… в Самарке есть собственный дом, из кедрового бруса… живу в нём… теперь с Кристиной. Соскучился по этой чудной девчонке таёжнице, хотя прошли всего сутки, как её не видел. А почему память, нет-нет, да и возвращает в Ленинград? К отцу, маме, Диане.

…Ресторан. Отмечаем получение дипломов, прощаемся со студенческой жизнью. Тосты. Я под шафэ. Диана сидит напротив!..

…Так когда же я всё-таки влюбился в неё?.. Да-да! На первом курсе! Или сейчас?.. В ресторане?..

…Или это была лишь вспышка чувств?!

… Дом, где она живёт. У двери, прощаясь, сжал пальцы её руки.

– Я люблю тебя!.. – Сам того не ожидая от себя, он начал пылко и громко объясняться.

– Виктор! Не надо!..

– Нет!.. Нет!.. Поверь!.. Полюбил на первом курсе!..

– На нас смотрят!..

– Я все годы хотел тебе об этом сказать!.. Хочу быть с тобой!.. Всегда!..

– Это так неожиданно!.. Ты это всерьёз?.. Что мы знаем друг о друге?..

Мягкий и тихий голос Дианы убеждает Виктора в том, что и он ей небезразличен. На перерывах между лекциями она приветливо смотрит на него, а в мимолётных беседах улыбается по пустякам.

– Так в чём дело?! – обрадовался он, пытаясь сдержать эмоции. – Завтра увидимся?..

…А всё же!.. Почему вспоминаю её, когда остаюсь один в тайге?..

Да!.. Она была… та… белая балтийская ночь!.. И… первое в жизни страстное объяснение в любви!.. Любовь с первого взгляда!.. Да!.. Она существует!.. Она есть!.. Это было со мной! …И вёл я себя, как влюблённый пятнадцатилетний мальчишка Ромео!..

… Пора бы забыть, отпустить. Пусть она живёт своей жизнью!..

* * *

Ночь опустилась на горы. Тайга наполнила воздух запахом хвои, бересты и сока берёз, сырой земли. Небосвод, усыпанный звёздами, осветил полумесяц луны.

Виктор снял с сучьев подкопченную на углях и дыму подсолённую рыбу, завернув в полотенце, положил свёрток в рюкзак. Лайка бегает рядом, преданно ловя каждое его движение, выпрашивая подачку.

Виктор сковырнул каблуком сапога землю, постелил клеёнку, вылил остатки ухи.

– До зимовья тут три минуты ходу.

Лесники, собрав снасти и продукты в рюкзаки, по едва заметной тропе вдоль берега реки дошли до места зимовья, из-за деревьев издали заметили костёр и двух таёжников, сидящих за столом.

Подойдя к ним, первым поздоровался Виктор, как со старыми знакомыми.

Широкоплечий высокий мужчина с богатырской силой пожал ладонь Виталию.

– Владимир.

Виктор представил Виктору своих знакомых.

– Егерь Аверьянов и штатный охотник Александр Колпаков.

Виталий пожал руку чернявому мужчине лет тридцати.

– Виталий Кутелев, инженер лесхоза.

– А вы не родственник главному лесничему Управления лесного хозяйства Аверьянову?

– Однофамильцы. Аверьяновых хоть пруд пруди.

Поздоровался с Александром.

– Мы обследуем распадок реки Синей на заражённость непарным шелкопрядом.

– Эта беда не первый год то затихает, то разрастается. Осенью бабочки тучами летают. Все деревья кладками отмечены… Давайте ужинать с нами, – пригласил егерь к столу. – Уха из ленка.

– Спасибо. Только что сами готовили, а вот чаю, так это с удовольствием.

Виктор принёс из ручья в своём котелке воды, повесил над костром, порезал ножом лозу лимонника и бросил вместо заварки.

Таёжники расселись на чурки вокруг самодельного стола.

Виталий заметил освещённую костром текстуру древесины кедра, так хорошо колется и смотрится, плахи аккуратно обтесаны топором.

– Кто-то продукты из зимовья вытащил. Не твоя работа? – спросил егерь, обращаясь к Виктору.

– Да. Похоже, что нет, – отшутился лесник. – Здесь кто-то ходит, кроме нас.

– Это мы сами знаем.

– Ну и отследили бы, это ваша работа.

– Они по зимовьям ночуют. Здесь поджидаем. Запруду на ручье оставили неразгороженной, рыбу ловят. Да и выстрел слышали. Шастают по тайге и пакостят! – согласился егерь. – Браконьеры. Пупки кабарги на лекарство вырезают, а оленя выбрасывают. Попадётся тигр, и тигра убьют и вынесут. Серьёзные люди. В одиночку не ходят. Это если удастся их врасплох застать с поличным, возле убитого зверя, пока разделывают. Днём пойдем их выслеживать, когда они кого-нибудь застрелят. Иначе их вину не докажешь.

Поужинав, егерь с охотником пошли к ручью помыть за собой чашки и ложки.

Костёр в ночи играл, казалось, новыми красками, то золотел, то синел оттенками, то, ввинчиваясь искорками в темень, улетал горячим своим существом, тянулся к холодным мерцающим звездам.

Вьётся дым из трубы зимовья. В стороне под бугорком дымится ещё один костёрчик, еле заметный, чуть теплится, ветерок приносит запах горящих сухих ольховых шишек, копчёной рыбы. Когда разгорается крохотное пламя, егерь подходит к нему и разгребает палкой, чтобы они тлели, а если ослабевает дым, то подбрасывает ещё горстку шишек. Дым попадает в отверстие в бугорке, в нём сделан проход, в земле он остывает и выходит в небольшой шалаш, крытый крупными кусками коры, из него и плывёт осязаемый аромат свежей копченой рыбы.

– Однако запахи тут бродят, – пробурчал Виктор, отхлёбывая чай из кружки.

– Со смыслом время проводят, – поддержал Виталий.

Виктор у своего зимовья тоже сделал трёхметровый дымоход в земле для холодного копчения рыбы и мяса. Вырыл неглубокую траншейку, обложил её камнями, чтобы остывал дым. Солил дважды. Первый рассол сливал через сутки, а подсолив второй раз, не вымачивая, на другие сутки развешивал в шалаше на жердях рыбу, соединив попарно шпагатом или проволокой, словно на миниатюрных коромыслах.

Егерь сходил к зимовью и вернулся к столу с кружками.

– Пришли обход проведать.

– Владимир Михайлович, – обратился Виталий к егерю. – Вы из Самарки?

– Из Шабаново.

– Не доводилось там бывать, но, слух есть, что основатель села Шабанов полковник, был адъютантом Амурского генерал-губернатора. В революцию, когда все колчаковцы через Владивосток пытались отбыть за границу, Шабанов подался в тайгу, забился в медвежий угол, где никто тогда не жил. И была с ним женщина.

– Да. Графиня, бывшая жена генерал-губернатора. Шабанов отбил её. Вот такая любовь у них состоялась. Не побоялась в тайге жить.

– С милым и в шалаше рай.

– В светском обществе за границей, не приняли бы их. Венчана она. Нарушила обет до последнего вздоха быть верной женой.

– Рухнула империя – рухнули и устои. А на войне как на войне, такое сплошь и рядом.

– Дом китайцы ему построили? Или мужики из ближнего поселения?

– Он с личной охраной из казачков добрался в эти места. Без охраны в тайге с денежками никак нельзя. Одни хунхузы чего стоят. Головорезы. Думаю, что были у графини свои драгоценности, золотые червонцы, не иначе. А может, и казну прихватили генерал-губернатора? Кто знает?.. Отсидеться до лучших времён, смуту пережить, любовь и жизнь сохранить. Шабанов привёз на телеге с собой станковый пулемет «Максим», построил дом, и на втором этаже установил. На случай обороны. И другое оружие водилось. Хунхузов в тайге бил не жалеючи, а женьшень, добытый ими, забирал, и на свою плантацию высаживал в укромном месте.

– Наверное, одной охотой да рыбалкой жили?

– Не только охотой. Раскорчевали участок под огород и пшеницу, ячмень, овёс, картофель, капусту… Здесь климат подходящий. Всё растёт. Оглоблю в землю воткни, и та заплодоносит. Хозяйство заводили, без него не выживешь. Прибивались к нему и люди. Сегодня в селе живёт человек пятьсот, с молодежью.

– А из Шабановых кто-нибудь остался?

– У Шабанова с графиней две дочери родились. Выросли. Заневестились. Вот тут отец с дочкой и согрешил. Мать увидела такое и застрелила своего муженька. У дочки сын родился, а у того сына тоже сыновья. В том доме живёт, может быть, слышали, ногу отрезали, Витька, самый меньшой. Мы с ним на новый год салюты из того пулемёта запускаем. Строчим… боевыми патронами по небу!.. Всё одно, девать-то их больше некуда. И плантация у них где-то есть. В наше время приходят к графине купить женьшень, она сходит в тайгу, как на грядку, и принесёт, какой нужен. Крупный нужен? На тебе крупный.

– Одного Шабанова в Кавалерово видел, он в лесхоз заходил оформить лесной билет. Крепкий мужчина. Красавец.

– Может, кто из них и заходил.

Заворчала лайка, жалостливо так, и прижалась к ноге Виктора. Мужчины насторожились.

– Не иначе как где-то неподалёку тигр прошёлся, – предположил егерь. – На другого зверя собачка бы бросилась.

– Нас, конечно, зверь не тронет. У нас паритет. Не трогать друг друга. Понятлив зверь. И этот закон тайги соблюдает. Если первым выстрелишь, ранишь, тогда другое дело. Каждый защищаться обязан. Осенью мне такой вот хозяин руку поранил, и серьёзно.

– Владимир Михайлович! Расскажите, как у вас встреча с тигром произошла? – Виталий слышал не одну историю о встречах с тигром в тайге.

– Да как?!.. Осенью медведя застрелил, шкуру снял, мясо порубил на куски да сложил на лабаз рядом с путиком, тропинкой, значит. А тут возьми да гости ко мне из Владивостока приезжают. И накормить, и угостить надо. Дай, думаю, пойду, проверю капканы, да заодно и мяса принесу… ну и проверил, на свою голову. – Он досадливо вздохнул, отхлебнул от кружки, обжигаясь, подслащенного кипятка с лимонником. – Пришёл на то место. Лабаз на месте, а никакого мяса на нём нет. Я вначале растерялся и не понял, куда подевалось?.. Смотрю – следы!.. А это тигр лазил. Никогда не пакостил, а тут повытаскивал у меня с лабаза мясо!.. Полез я на сопку. Думаю, если порастаскивал по склону, то и соберу всё. Где ему одному зараз медведя съесть?.. А тигр лежит под кедрой и медвежью хребтину грызёт. Он… р-р-р-рык!.. и – оскаленной мордой своей на меня!.. Я карабин вскидываю, а со страху предохранитель до конца не довёл. Тигра поднялся с лежанки и… на меня!.. Я ему в рыло ткнул дулом, жму на курок, а… карабин… не стреляет!.. Он меня за ногу укусил, предохранитель оттягиваю, а он меня за руку, я карабин уронил, он за локоть кусать, грызть, покусал здорово, я рукой от него закрылся, он за плечо… и под себя подмял!.. Но правой рукой я успел нож вынуть. И заколол зверюгу. В самое сердце попал. Стал с себя тигру скидывать. Здоровый зверь оказался. Старый и огромный самец. Самому добывать зверя стало трудно, так он у меня украл. Кое-как освободился из-под него, костёр развёл, перевязал себе раны, как мог. По рации передал: «Попался!» Порасплодили этих тигров.

Сын привёл гостей, мужиков владивостокских, на помощь, вынесли меня до машины.

– Удивительная история. Редкий случай, чтобы охотник финкой убил тигра! – Виталий восторженно смотрел на егеря. – Или разыграть нас решил? Если бы тигр нападал на тебя, то схватил бы за шею, а не за плечо!..

– Что ж тут маловероятного. Тигр старый, сытый, действовал с ленцой, как полусонный. Это факт. Мне плечевую кость хирург заменил. Я локоть в пасть тигру засунул, когда защищался. Да нож вовремя успел выдернуть из ножен. Этим и спасся. Зверь от зверя рознится характером. Возьми человека, к примеру. У каждого свой характер. Один трусоватый, другой храбрый, третий вообще наглый. А это зверь. Вот и попал к нему в лапы.

– Ещё хоть не сожрал.

– Он не подумал ещё о том, что я драться умею. А я ударил его хорошо, сразу в сердце попал. Сразу насмерть.

– Тяжелый?

– Да килограммов триста двадцать будет.

– Метра два длиной?

– Два метра тридцать сантиметров. По грудь мне по высоте будет.

– Наверное, и вы по наглости не из последних. С карабином, который может и не выстрелить, на тигра идти? Видишь тигра, так и задний ход включать бы да драпать оттуда. А вы хребёт обглоданный у тигра отбирать! – засмеялся Виталий.

– Уйти-то, конечно, можно, спокойно, с осторожностью, и не бояться его, но не бежать, не то погонится. Чувство страха перед ним любого зверя или человека – это его помощник в охоте. Страх – это негативная энергия, и он её ощущает таким же энергетическим чутьём. В тайге страх живёт сам по себе, он ведом всем. О нём и сойка голосом своим предупредит, и бурундук свистнет, предупредит об опасности, и ворона каркнет. У каждого из них свой язык, а страх все понимают. Я всю жизнь в тайге. Штатным охотником, заготовителем был. В лесхозе работал. Кто из нас тут хозяин?! Зверь или человек?! Кто драпать должон? У кого рыло-то в пуху? Кто напакостил?! – не унимался егерь. – Это ещё он сытый был. С ленцой. А я приставил дуло карабина к его голове, он же не дурак, понимает, что к чему, вот и обозлился! Как гадать?.. А пройди я мимо, он бы сытый в мою сторону и не посмотрел. А я нарушил правило, напал на него, вот он и поигрался со мной. Но, главное, повезло. Живой остался. Четыре месяца в хирургии пролежал. Вторую группу инвалидности дали. Кость вырвал. Все сухожилия перервал. Всё пальцы на ладошке попереломаны. Стали складывать, вот что-то и получилось, рука действует. Не то что было, конечно, но всё же рука есть.

– Убить тигра – дело уголовное.

– А оно и недоказуемо. Кто об этом знает? Один-два человека.

Он меня покусал, и задавил бы, и тоже сожрал. Вот и получил. А для других, для соседей и медиков, – медведь меня подрал.

– А тигра в лесу в этом районе много развелось?

– До черта!.. Развелось много.

Виталий встал из-за стола, подложил сухих еловых веток в костёр, пламя оживилось, сизый дым потянулся к небу, запах сгорающей смолы наполнил ночной и прохладный воздух. Сняв кипящий котелок с костра, сел за стол и разлил чай по кружкам вечерявшим таёжникам.

– В Кавалеровском районе за прошедшую осень и зиму я слышал о семнадцати встречах тигров с людьми. Наверное, тигры пришли в дубняки на берег моря вместе с кабанами, возможно, из этого очага. Кедровой шишки здесь нет, и не будет в ближайшие годы. Двух тигров застрелили. Одного браконьер, другого по распоряжению. Старый был тигр, бродил у поселка и собак давил, наводил ужас на жителей.

Виталий попробовал чай, но алюминиевая солдатская кружка обожгла пальцы, а кипяток – губы и язык, он поставил кружку на стол и подошёл к костру погреться, холодный ветер своей влагой пропитал одежду. Жар от углей приятно потёк по телу, он повернулся к костру спиной подсушить энцефалитку, от тепла по телу побежали мурашки.

Над тайгой на бездонно тёмном небе из звёзд красуется, освещённый полумесяцем луны, Млечный Путь. Виталию показалось, что он так близко, словно всё, что он видит и ощущает, находится на подворье Творца. Величины, измеряемые в световых годах, ошибочны и не так важны, когда идёт разговор о сожительстве человека и тигра в Природе, о планете, израненной человеком, это важнее.

От яркого пламени костра на кружках и котелке играют блики.

– А сколько у вас в штате охотников и егерей?

– Да как таковых штатных охотников нет. – Выразительный баритон Александра Колпакова понравился Виталию, спокойный, рассудительный. – В районе тысячи людей охотой занимаются, всех профессий и должностей, они таежники по складу характера. Вступают в кооператив, за каждым закрепляют охотничий участок. Сколько охотничьих участков, таков и штат внештатных охотников.

– И тигру тоже.

– Тигр за год съедает три тонны мяса.

– Если свинья весит сто килограммов, то на каждого в тайге тигра надо, чтобы было съедено по тридцать свиней. Если изюбр – триста килограммов, то на каждого тигра приходится десять добытых им изюбров.

– В Приморье осталось, по подсчётам, четыреста тигров. Если популяция окажется меньше трёхсот, то она обречена на вымирание. Вот и представим, сколько диких коз, пятнистых оленей, изюбров, медведей, свиней съедает это стадо тигров. В каждом районе тысячи охотников, и каждый добывает зверя. Это же кошмар!..