Гай Юлий Орловский
Ричард Длинные Руки – вильдграф
Я кивнул, принимая, пусть так, сказал медленно, круто меняя тему:
– Я сюда ехал мимо дивной такой красивой горы с отвесными стенами, словно их отрезал тесаком неведомый бог. Это совсем недалеко от городских стен…Что-то я о ней слышал… но не вспомню.
Она нахмурилась, это выглядит впечатляюще, лицо сразу стало злым и жестоким, а в темных как ночь глазах заблистали грозные молнии. Голос стал сухим и с металлическим оттенком:
– Башня мага.
– Догадываюсь, – сказал я. – Что-то все они, как вороны, выбирают деревья повыше.
Жестокая улыбка промелькнула на губах и тут же пропала.
– Не любите магов?
– Кто их любит? – спросил я.
Она пожала плечами.
– Большинству безразличны. Я тоже не обращала внимания на их существование, пока…
Ее лицо стало еще злее, белые зубы хищно блеснули, прикусив губу. В темных, как лесные озера, глазах появилось нехорошее выражение.
– Чем-то задели? – спросил я сочувствующе.
Она процедила сквозь зубы:
– Этот маг отобрал у меня Камень Рортега!
– Волшебный?
– Нет, – ответила она с оттенком презрения. – Почему обязательно волшебный? Насколько я знаю, просто фамильная ценность, передается из поколения в поколение. Считается, что приносит счастье. Какого-то особого счастья не было, но камешек очень красивый. Багровый такой рубин в виде головы дракона. Я его носила на груди. И цепочка к нему старинная, из серебра древней работы, очень красивая… И добро бы отобрал сам маг, а то – его ничтожный ученик!.. Ненавижу магов.
– Да, – согласился я. – Мы просыпаемся, когда на конечности начинают наступать лично нам. Спасибо за изысканную беседу, Ваша светлость!.. Я буду думать о ваших словах всю ночь.
Я поклонился и удалился, весь из себя почтительность, нарушив сразу два правила: ушел, не испросив разрешения у лица благородного сословия, да еще какого благородного, к тому же – не дождавшись, когда женщина отпустит меня сама.
Пусть, мелькнула мысль. Хорошо быть варваром, небритым героям все можно.
Глава 6
Я поставил у ложа свой старый меч, а купленный на рынке двуручник так и не подумал слезать с моей натруженной спины, подушку взбил и вместе с мешком аккуратно укрыл одеялом. Пусть всякий, кто заглянет в окно или в дверь, увидит крепко спящего. Варвар тоже может натянуть одеяло на голову.
Красивый закат воспламенил все небо, солнце медленно сползает к краю земли, а я в личине исчезника выскользнул через заднюю дверь, огляделся.
Из-за угла вышла молодая женщина, в руках медный таз, блещущий красным золотом в лучах заката, в тазу горка белья. Увидев меня, женщина заулыбалась, хотя варваров положено вообще-то пугаться, заговорила воркующее:
– Добрый вечер, господин!
– Вечер добрый, – ответил я. – Не тяжело?
Она хихикнула и подвигала плечом, стараясь, чтобы с него сползла лямка рубашки.
– Господин так добр…
– Ну-ну, – сказал я с предостережением. – Вроде бы не предлагаю помочь нести. Тем более, стирать…
Она засмеялась еще игривее.
– Господин нашел клад? Огромный, спрятанный драконами?
Я хмыкнул.
– Я клады не нахожу, а отбираю. У драконов, волшебников и всех-всех, кто не отдает добровольно. А при чем клад?
– Ведь двор говорит, – объяснила она, – что вы дали Ахне целую золотую монету!
– И что, – спросил я высокомерно, – это много?
Она сказала восторженно:
– Для нас очень много! Ахна решила теперь вообще уйти с работы.
– Не осуждаю, – сказал я. – Тут такие порядки, что даже не знаю, как вы еще не разбежались.
Она поиграла плечиками, глазами, подвигала бедрами.
– Зато здесь можно встретить таких щедрых героев…
– А-а-а, – сказал я, – ну, шансы есть, верно. Ладно, я спешу, а то бы мы с тобой… сама понимаешь…
И быстро ушел в сад, оставив ее в приятном томлении, уже чувствовала, как золото из моих карманов падает по монетке ей за пазуху.
Попетляв между деревьями, я вышел из королевского сада, тихохонько прокрался в тени, избегая встречных, за городскую стену, а там в ближайших кустах превратился в уродливую горбатую тварь, больше похожую на гарпию, чем на гордого птеродактиля. Хотя, конечно, птеродактиль тоже еще тот красавец, но по сравнению… гм… само совершенство, как Мери Поппинс.
Поколебавшись, я решил не заморачиваться дурью, эстет хренов, оттолкнулся от земли и ударил крыльями по воздуху. Взлет показался чересчур легким и непривычно стремительным, что значит – привык к личине тяжелого дракона, и не пошел по восходящей, а взвинтился ввысь, как пущенная сильной рукой стрела.
Верхушка горы еще сверкает в багровом огне, но солнце уже опустилось за край земли, внизу тяжелая, как грехи наши, тень. Я несся быстро и красиво, держа взглядом ту близкую к вершине блестящую плиту, которую присмотрел еще, когда нес Растенгерка.
Каменный выступ, словно брезгливо выпяченная нижняя губа, в длину локтей пять, а в ширину не больше трех, так что я едва-едва сумел опуститься и сложить крылья. Конечно, дракону оставалось бы только висеть, ухватившись за край, но в человеке так, боюсь, не сумею…
Я все время помнил, что надо прижиматься к стене, и когда снова ощутил себя в людском теле, меня так вжимало в камень, словно намеревался превратиться в барельеф. Краем глаза поймал бездну справа, такая же слева, а что сзади – подумать страшно, только и остается, что распластаться по каменному обрыву, отчаянный же я человек, никогда бы не подумал.
Никто не убивает сразу, подумал я, обнадеживая себя. Тем более, маги, все-таки представляют в своем лице думающую прослойку, а нам всем свойственно любопытство, что родня любознательности. А я такой гусь, что меня хоть сейчас в дипломированные переговорщики, кого хошь уболтаю и перевербую, дайте мне только разойтись и пожонглировать доводами и понятиями…
Плита исчезла внезапно. Я рухнул лицом вниз, в последний момент успел выставил ладони, упал на них, отжался и осторожно поднялся.
В толще горы появился широкий проход, пахнуло теплым воздухом жилья с едва заметным ароматом химикалий. Я поднялся на дрожащих ногах, но заставил себя приободриться, мне же недвусмысленно открыли дверь, ну пусть не саму дверь, но вход.
Пару осторожных шагов по проходу, и дыхание сперло, как у вороны при виде сервированного королевского стола с множеством золотых и серебряных ложек.
Зал настолько огромен, что даже не понимаю, как помещается в вершине горы. Далеко разнесенные одна от другой стены из грубо обработанного гранита медленно и музыкально плавно переходят в идеально выровненные, отшлифованные, а затем и украшенные богатым замысловатым барельефом. Я в полутьме, как и эта треть зала, а дальше льется золотой свет, в ясном золоте пол, стены, высокий свод, оттуда появляются и медленно опускаются словно продавливаются сквозь воду пруда, опавшие листья – пурпурные, желтые, оранжевые, багровые, и все таких чистых оттенков, что у меня защемило сердце от глупого и непонятного восторга.
И не сразу я увидел то, что должен бы увидеть в первую очередь: в глубине зала, где все так же никакой глупой роскоши, а изысканный и продуманный дизайн, три длинных стола с множеством реторт, колб, тиглей, больших и малых чаш с горящими углями, кипящей жидкостью, цветными камнями, если это камни, с толстыми пучками корешков и растворами в склянках…
В тонкостенных ретортах жидкость бурлит и клокочет, я даже на таком расстоянии ощутил сильнейший жар, но только под одной увидел жарко пылающие угли. Остальные тигли погашены, один так вообще даже не закопчен, хотя в нем плавится странный металл зеленого цвета.
Я посмотрел тепловым, в трех шагах от меня застыл в недвижимости багровый силуэт человека, меньше меня ростом, что естественно, конечности почти коричневые, зато голова полыхает оранжевым…
– Здравствуйте, – сказал я почтительно, – наслышан о вашей великой мудрости и поспешил поклониться вам, а также засвидетельствовать свое глубокое, даже глубочайшее почтение.
Вокруг багрового силуэта возникла дымка, я понял правильно и вышел из теплового режима зрения. Чародей покинул невидимость и неподвижно рассматривает меня все так же напряженно и с великим подозрением. Странное излишне вытянутое лицо, очень бледное и с нездоровой желтизной, абсолютно безбровое, что придает глазам добавочную живость и выразительность. Череп абсолютно голый, свет факелов играет зайчиками на мощном куполе в догонялки, все не в силах удержаться на скользком и постоянно срывается на узкие плечи в длинном традиционном для колдунов и волшебников халате, расписанном хвостатыми звездами.
– И только? – спросил он резким голосом.
– Это цель всей моей жизни! – заверил я жарко.
Он спросил еще резче:
– Что вас привело на самом деле?.. Не двигайтесь, Черное Жало уже касается вашей спины. Отвечайте честно или умрете.
Я застыл, чувствуя холодок смерти, едва проговорил дрожащими губами:
– Отвечаю честно, ибо умереть желания никакого нет… Кроме великого почтения к вашей мудрости… меня привела еще и жажда узнать, где находятся… огры.
Его глаза чуть расширились, он долго всматривался в меня, словно не верил, что видит, я видел, как его взгляд меняется, обшаривая меня с головы до ног.
– Да, ты не соврал… – пробормотал он озадаченно. – Удивительно!
– Что есть такие честные люди? – рискнул я спросить.
– Что ради такой ерунды…
– Знания, – сказал я, – сила.
– Гм, но почему огры?
– Тороплюсь, – объяснил я. – Если вы так легко определяете, когда человек говорит правду, а когда врет, то посмотрите на меня еще раз!
Он сказал с угрозой:
– Я все время на тебя, дикарь, так смотрю. И если станешь врать, замечу сразу. Даже по мелочи.
– Меня в самом деле интересует только места обитания огров, – сказал я. – Нет, это ложь, меня многое интересует, в том числе и вы, потому что я вообще любопытен, а к магам питаю величайшее уважение, как к людям, добывающим знания… но сейчас именно огры, да, у меня к ним дело.
Он слушал внимательно, скривился. На вообще-то неприятном лице отразилось колебание, словно не решил, что со мною делать и как умертвить, чтобы не забрызгать стены, наконец проговорил в сомнении:
– Я не жалую гостей. Ничего хорошего от них не бывает. Однако ты заинтересовал. Хорошо, заходи.
– Спасибо, – сказал я поспешно. – Я трепещу от почтения. Знаете, всегда восторгался магами, хотя сам по врожденной лени выбираю пути попроще.
– Иди вон туда, – прервал он.
– Да-да, – сказал я угодливо. – Я всегда говорил, что нужно слушать не сильных, а мудрых. За что и получал…
– Неудивительно, – буркнул он. – Топай, топай!
– Как скажете, господин…
Он сказал брюзжащим голосом:
– Иди прямо!
– Дорога мужчин! – сказал я с восторгом. – Мы всегда идем прямо и только вперед, как крокодилы, и не отступаем, хвост не дает…
Он прервал:
– Во-о-он тот стол, видишь? За него и садись. Никаких резких движений, моя охрана бывает чересчур бдительной.
Я не видел никакой охраны, но это не значит, что ее нет: маги помешаны на безопасности. Чем больше человек приобретает знаний и опыта, тем больше страшится потерять накопленное от удара дубинкой дурака или ножа пьяного прохожего.
Стараясь двигаться осторожно и не делать резких движений, я тихохонько двигался в глубь зала. С середины зала под ногами зашуршали эти странные опавшие с каменного потолка листья, все такие же золотые, багровые, пурпурные, оранжевые…
Маг, шикарно блестя голым черепом, двигался в сторонке, лицо недовольно-презрительное, вдруг спросил раздраженно:
– Чем тебе так не нравится моя лысина?
Я охнул.
– Что вы! Совсем наоборот! Лысина – это полянка, вытоптанная мудрыми мыслями. Вы же знаете, как это обычно бывает у нас: в голову мысль пришла, но никого не застала. Или кому-то в голову явилась, а там уже была одна – подрались. Но потом помирились, теперь у такого их две…
Он покосился на меня все еще с раздражением, но смолчал, а я шел и едва ли не по детской привычке загребал ногами листья. За толстенной колонной, закрывающей вид, открылся весь зал. Свод теряется в звездной высоте, по обе стороны вдоль стен исполинские статуи. Таких изысканно сложных чудовищ я не мог и вообразить. А вдали нечто вроде гигантского камина, перед ним к нему спинкой трон на возвышении с тремя ступенями. Над камином нечто вроде застывших складок исполинского занавеса из красного камня, по бокам черные выпуклые круги, похожие на щиты великанов.
Листья продолжали медленно опускаться на пол. Я протянул ладонь и поймал один – еще сочный, пурпурно-красный с оранжевыми прожилками, живой, но уже с отпавшим корешком.
Маг поглядывал с интересом.
– Мне кажется, – сказал он неожиданно, – тебе нравится ходить вот так по лесу, загребая ногами листья?
– Угадали, – ответил я с неловкостью.
– Почему? – потребовал он.
Я пожал плечами.
– Не знаю. Дурак, наверное.
Он фыркнул.
– Что-то слишком легко признаешься в дурости!
– Но не в слабости же? – воскликнул я бодро. – Дуракам везде счастье! В жизни за все приходится платить, но дуракам – скидки. Пока дурак встанет на ноги, скольким он переломает шею – разве это не счастье? У нас, дураков, дорога всегда прямая и проторенная. Дай нам, дуракам, точку опоры, и мы сумеем поставить в дурацкое положение весь мир. Так что дураком быть здорово… А как мудрым стать, у нас каждый дурак знает!
Он ошалело таращил глаза, даже потряс головой, стряхивая умности, наконец проговорил в некотором недоумении:
– Да-а, впервые вижу такого… дурака.
– Нет ничего разносторонней, – сказал я хвастливо, – чем интересы дураков. Я слышал, что самые умные мысли приходят в голову именно при наблюдении за дураками! Потому что дураки и мудрецы похожи – мы не такие, как люди средние и ограниченные.
Он посматривал внимательно, мою браваду просек, за личиной дурака прятаться удобно, но трудно, опытный глаз раскусит притворство быстро, а этот маг, похоже, меня переоценил еще раз.
– М-да, – согласился он, – мы на них не похожи. Более того, они всех нас одинаково считают дураками.
Мимо нас проплывают стол с колбами и тиглями, закопченные котлы, одни из сырого чугуна, другие из незнакомого металла и настолько изысканной формы, что какие к черту котлы, это что-то иное, приспособленное под дикарские котлы…
Справа и слева между статуями зашипело. Кверху выстрелили струи пара, маг не обратил внимания, мне даже показалось, что чуть-чуть поморщился, я тут же спросил:
– А что это значит?
Он отмахнулся.
– Я не уверен, что это сделал я. Если я, то побочный эффект, а скорее всего, так происходило и раньше. Да-да, этот зал не я создал! Просто занял и кое-что приспособил.
Справа от трона в стене бушует огненная дыра, в которую проскочила бы повозка с двумя лошадьми. Я смотрел с содроганием, такими должны быть внутренности Солнца, звездный жар которого сожжет неосторожно приблизившуюся Землю, как муху.
Слева от трона так же аккуратно очерченная, словно циркулем такого же диаметра, абсолютно черная дыра, где исчезают все тени, отблески, искры, а также беспечно залетающие туда опадающие листья.
– А листья откуда? – спросил я.
Он пожал плечами.
– Мог бы соврать, что это я так создал, но на самом деле… листья всегда вот так. Всегда! Но никогда слой на полу не становился слишком… неэстетичен. А только вот так: красиво, торжественно, слегка грустно, осень все-таки…
– Вечная осень?
– Красивая пора, – сказал он.
– Осень этим летом удалась на славу, – согласился я. – Вообще осень – это постаревшее и поумневшее лето. Ценю ваш вкус!
Он промолчал, мы подошли к дальнему столу, там пусто, я вопросительно посмотрел на мага, тот кивнул, я опустился на стул. Чуть не подпрыгнул, чувствуя, что задница погружается в жидкую теплую глину, однако та моментально затвердела, я ощутил, что еще никогда не сидел на таком удобном сиденье. Даже подлокотники молниеносно подстроились под высоту, длину и ширину моих рук.
Маг прошелся вдоль стола взад-вперед, будто не решаясь сесть или не выбрал место, стул двигается вдоль стола, словно намагниченный, и когда маг остановился, с готовностью забежал сзади и даже боднул под колени.
– Значит, – проговорил маг, – ты добрался сюда… ага, превратившись в птицу. Ну, что-то вроде птицы. Любопытно, не чувствую остаточной эманации… Какой-то новый вариант… И вообще…
Я сказал скромно:
– Хоть я и молодой маг, но какие-то мелочи освоил.
– Это не мелочи, – пробормотал он, – но, с другой стороны, в самом деле не знаешь и не умеешь многих мелочей, которые обязательны даже для учеников мага…
– Я самоучка, – сказал я еще скромнее. – Из медвежьего угла. Меня зовут Рич, я человек простой и простодушный.
Он оглядел меня оценивающе, странное ощущение, когда вот так упорно смотрит безбровое лицо, даже ресниц нет, а сетчатка постоянно меняет цвет.
– Меня зовут Сьюмас Макманус, – произнес он.
– Красивое имя, – сказал я, от лести еще никто не умирал. – А фамилия еще лучше.
– Это не фамилия, – сказал он небрежно.
– Прозвище?
– Да.
– Что-то значит?
– На древнем языке, – ответил он сухо. – Итак, Рич, я вижу, вы молоды и сильны… Гм, достаточно странное сочетание для мага.
Я отметил, что маг перешел на «вы», похоже, начинает уважать, рискнул поинтересоваться:
– Почему?
Он хмыкнул.
– Для вас новость? У кого сила – идет путем силы. Дорога славы с мечом в руке, копьем, боевым топором… Магами становятся либо старики, либо увечные. Чтобы путь мага выбрал молодой… гм… нужно, чтобы он был хил, тщедушен, болен, подвергался насмешкам за слабость и неумение дать сдачи…
– А-а-а, – сказал я, – вы гений, сказали все точно! Я именно такой. Там, глубоко внутри. Хил, слаб и тщедушен. Это называется комплексами. Я тоже, кстати, ни разу не видел молодого мага. А если увижу… то это будет либо трус, либо подлец.
Он хмуро усмехнулся.
– А вы, будучи магом, хотите сохранить несвойственные магу ценности? Характерные для прошлой жизни?
Я сказал очень осторожно:
– Чтобы отказываться от прошлых ценностей, нужно увидеть преимущества новых… А я их пока вообще не увидел.
– Преимуществ?
– Вообще ценностей. Если не считать ими постоянное расширение кругозора.
Он пробормотал:
– Странный вы человек… А что нужно еще?
– Разве это ценности? – спросил я. – Ценности – это… рыцарская честь, верность слову, доблесть, готовность к подвигу, любовь к женщине… Да-да, я понимаю, что это не ценности для мага, но… они же должны быть? Что-то взамен?.. Вы не против, что я со своим угощением?
Глава 7
Он промолчал, я сосредоточился, на столе начали появляться деликатесы, в которых я уже наловчился и умением создавать которые бессовестно пользуюсь. Запахло тонко, изысканно, я сам остро ощутил нежность сыра, возбуждающую сладость ветчины и карбонада, аромат медовых пирогов.
Сьюмас не шевелился, но я чувствовал, с каким напряжением работает его мозг, стараясь уловить следы магии, создавшей все это, и по ним постараться определить, как это делается. Зрачки расширились, возможно, тоже перешел на иное зрение, дыхание пошло чаще, на висках вздулись синие вены, потемнели, ставши похожими на сытых пиявок.
Я в завершение создал целую горку мороженого с шоколадом, ягодами и орехами, в том числе и самыми экзотичными, включая папайю, киви и манго.
– Даже насекомые ходят друг к другу с подарками, – пояснил я, – а мы еще те насекомые, всем насекомым насекомые, любого перенасекомим и занасекомим.
Он быстро осмотрел сыр и мясо, на сладости не обратил внимания, придвинул блюдце с мороженым, всмотрелся. Под его взглядом появилось заметное углубление, я думал, что маг так начинает есть, но он неторопливо поднял ладонь и пошевелил пальцами, блеснула изящная серебряная ложечка.
Я затаил дыхание, наблюдая, как он смакует, потихоньку создал еще ванильное, сливочное и ягодное, однако маг даже не повел в их сторону взглядом, что и понятно, это всего лишь частности, неторопливо ел, даже смаковал, а когда закончил, поднял на меня жутковатый взгляд безбровых и потому особенно выразительных глаз.
– Удивительно. Мелочь, но как-то прошла мимо меня.
– В нашем медвежьем где, – сказал я несмело, – знают такое, что не снилось горациям.
Он кивнул, не обратив внимание на упоминание каких-то горациев.
– Так бывает. Старинные заклятия горцев, передающиеся из поколения в поколение…
– Истинно так, – поддакнул я.
– Важного в них обычно нет, – пояснил он, – иначе они бы вышли из ваших медвежьих… хотя есть возможность…
Он задумался, глядя на меня пытливо. Я вздрогнул и вперил взгляд через его плечо, из колбы с бурно кипящей зеленой жидкостью начало выкарабкиваться нечто ярко-изумрудное, блестящее, словно ртуть.
Сьюмас проследил за моим напряженным взглядом, оглянулся.
– А-а, вам мой ньюбик приглянулся? Нет, не отдам, самому нужен…
Зеленый ньюбик, похожий на жабу и осьминога разом, проковылял по столу до следующей колбы, где точно так же бурлит на жарком огне синяя жидкость. Я не отрывал взгляда, пока он протискивался через узковатое для него горло.
До нас доносилось пыхтение и сопение, лапки ньюбика дрожат от усилий, наконец он плюхнулся в кипящую жидкость и блаженно растянулся на дне колбы поближе к огню.
– Что он делает? – пробормотал я.
Сьюмас отмахнулся.
– Трансформируется. Не все же могут с помощью магии, как вот вы… Не встречали таких? Странно, они как раз только в медвежьих углах и сохранились. Вот здесь описание с иллюстрациями.
Он поднялся, взял с соседнего стола обеими руками книгу, я сперва принял ее за мраморную плиту, поднял с кряхтением и, тяжело ступая мелкими шажками, перенес к нам на стол. Тот качнулся и просел, как гуттаперчевый, под внезапной тяжестью.
– Что-то слабею, – проворчал маг. – Раньше по две такие брал.
Я сказал:
– Могли бы меня попросить…
Он посмотрел несколько странно, мне впервые почудилось мрачное веселье.
– Правда?
– Ну да…
– И вы перенесли бы?
– Конечно, – ответил я с достоинством. – Старость надо уважать… вроде бы. Дураки вон точно уважают! И варвары всякие. А я и дурак, и варвар, полная гармония.
Он хмыкнул.
– Ну, тогда перенесите обратно.
Недоумевая, я взялся за книгу, в самом деле весит, как плита мрамора, приподнял чуть, но пальцы разжались, книга осталась на месте. Я напряг плечи, задержал дыхание, книга оторвалась от столешницы, в глазах мага мелькнуло удивление, но мои пальцы снова не удержали тяжесть, а мышцы рук заболели от сверхнагрузки.
Он сказал весело:
– Не тужьтесь. Дело не в том, что велика… страницы из шкуры ягордиса, а они даже выделанные тяжелее золота.
Я пробормотал ошарашенно:
– Но вы же… перенесли?
Он сказал так же весело:
– Просто я посильнее вас, не в обиду будь сказано. Но пусть это вас не терзает! В состязаниях за невест участвовать не стану… ха-ха.
Я пробормотал:
– Вы и это знаете?.. Откуда?
– Королевство Тиборра, – сказал он, – разве вы не оттуда? Там уже готовятся к схваткам, а вы, как вижу, вполне призовой боец… И шансы у вас высоки.
Я пробормотал:
– Высоко сижу, далеко гляжу?.. Но тогда, наверное, знаете, что и я участвовать не буду.
Он окинул меня оценивающим взглядом.
– Странно, вы могли бы.
– Приз для меня не ценен, – пояснил я.
Он кивнул.
– Вообще-то, уже верю. Вы успели познать радости слаже, чем женские постели.
Он тщательно протер столешницу чистой тряпкой, идеально ровная, как стекло, требовательно и не глядя на другой стол, протянул в его сторону руку. Там приподнялся и перелетел по воздуху небольшой кувшин с изящной скромной чеканкой. Глаза мага таинственно поблескивали, кувшин влип ручкой в требовательно растопыренные пальцы и замер.
Другой рукой маг открыл книгу, отыскал нужную страницу.
– Ну, кобольдов, дварфов и прочих цвергов опустим, – пробормотал он, – верно?
– Истинно, – сказал я подобострастно.
– Это хорошо… вас они интересуют не больше, чем прошлогодние листья… А вот это интересно…
Я зачарованно смотрел, как он бережно налил на столешницу жидкости, она образовала небольшую лужицу, на миг отразились камни потолка, почему-то очень близкие, затем заволокло чернотой ночи, мелкие звезды начали сбиваться в кучу…
Маг тихо и внушительно произнес короткое заклинание. Лужица засветилась, продолжая растекаться по ровной поверхности тончайшим слоем. Появились тени, стали резче.
Я охнул, узнавая очертания города с высоты птичьего полета.
– Здорово…
Он отмахнулся.
– Пустяки.
– А что тогда не пустяки? – вскрикнул я. – Вы великий маг!
Он проворчал польщенно:
– Смотрите, смотрите.
Изображение смазалось, будто карту внизу с силой дернули в сторону. Появилась громада Великого Хребта. Замерев на секунду, словно показывая себя, вот я, Хребет, картинка быстро пошла в сторону, будто побежала по вершине Хребта, тот все уменьшался, наконец с двух сторон обступило море, но он упорно шел по воде еще много миль, пока волны не сомкнулись над его острыми вершинами.
– Здесь и живут огры, – сказал он.
– В воде?
– В Хребте. Той части, что опускается к воде.
– Почему там?
Он поморщился.
– Какие бы зверства им ни приписывали, но огры Гандерсгейма живут почти исключительно ловлей рыбы. Ну и тем, что помимо рыбы вылавливают в море.
– Помимо рыбы?
Он поморщился.
– Кальмары, осьминоги, морские змеи и прочая гадость, больше похожая на исполинских жаб, чем на рыб. Хотя это вам неинтересно…
Он сделал паузу и взглянул коротко, словно пронзил меня дротиком, и я понял, что прикидываться дураком все труднее, прекрасно видит, что мне интересно. И даже то, что я не начал расспрашивать, что такое осьминоги и кальмары, опытному человеку говорит о многом.
В колбе с синей жидкостью началось шевеление. Ньюбик, если это еще он, уже не зеленый, а золотистый, безуспешно карабкался по гладким стенкам. Маг следил за ним с ленивым интересом, ньюбик начал бросаться на них, колба сильно накренилась, но не упала. Ньюбик с трудом протиснулся на свободу, отряхнулся и расправил удивительно тонкие, почти прозрачные кожистые крылышки с четко выступающими толстыми жилами и мелкими косточками.
Маг произнес тихо что-то ласковое, я не расслышал, крохотный золотой дракончик подпрыгнул и, быстро-быстро махая крылышками, тяжело перелетел к нему. Сьюмас подставил ладонь, но дракончик промахнулся и бухнулся мордочкой на стол, обиженно раскрыл пасть с крохотными зубами.
Сьюмас сунул ему палец, дракончик ухватил передними лапками и начал жадно сосать.
– Кушать просит, – сказал маг растроганно, – никак не запомнит, дурашка…
Он сунул ему в пасть узелок из тряпочки, дракончик принялся сосать еще усерднее.
– А он не только родился? – спросил я.
Маг покачал головой.
– Нет, так омолаживается. Жаль, всякий раз меняется.
– Все равно, – пробормотал я, – что заводите нового щенка, в которого переселяется душа вашей старой умершей собаки.
Сьюмас посмотрел на меня внимательно.
– Верно. Приучать его что-то делать заново не приходится. И все его привычки я уже знаю наперед… Сейчас пробую на нем… и частично на себе, как бы нам научиться обходиться без сна!
Я пробормотал:
– Но… зачем?
Он посмотрел в удивлении.
– Как зачем? Вы словно еще не встали на путь мага… Хотя да, молодость, молодость… Если без сна, то могу работать день и ночь!.. Это же такое счастье – работать, узнавать, добиваться, находить новые пути, отказываться от старых, знать все больше и больше… Никакие удовольствия от обладания женщинами с ним не сравнятся!.. Хотя, признаюсь, женщин тоже не избегал, еще как не избегал, за что и расплатился бесцельной потерей многих лет…
Его указательный палец почесывал спинку дракончику. Тот урчал, не отрываясь от соски, жмурился и тискал ее крохотными лапками.
Маг смотрел на любимца ласково, я поинтересовался:
– Он ближе к собакам или… к прочим?
– Все верно, – согласился Сьюмас, не отрывая взгляда от дракончика, – все животные делятся на подобных собакам и всех прочих. Но кому нужны прочие?
– Женщинам, – предположил я. – Мужчины заводят собак. Женщины… гм… все прочее. У вас эта стена теплее, чем та…
– Будет еще жарче, – обронил он равнодушным голосом.
Правая стена ощутимо накаляется, волна жара стала отчетливее, затем камень разогрелся до темно-вишневого цвета. Я начал морщиться, закрылся ладонями.
Сьюмас сказал сочувствующе:
– Ничем не могу помочь.
– Побочный эффект?
– Да.
– Но как… вы?
Он отмахнулся.
– Проще оказалось найти заклятие, чтобы не чувствовать этого жара.
В стене косматого огня появилось яркое оранжевое пятно еще более жаркого пламени. С бешеной скоростью замелькали призрачные тени, я почти успевал увидеть какие-то образы, но запомнить не удавалось, хотя мозг моментально разогрелся от попыток ухватить и запечатлеть.
– Сейчас прекратится, – сказал маг успокаивающе.
– Жаль, – сказал я. – Это прекрасно.
Он покосился в мою сторону с изумлением.
– Находите?
– Ну, – сказал я, – это же как грозная музыка в стуке копыт, в фырканье разгоряченных коней, в гремящих и веселых голосах сильных и суровых людей…. Прекрасно!
Он поморщился, сказал кисло:
– Да-да, очень образно.
Оранжевое пятно расширилось до размеров тоннеля. Мельтешение призрачных теней стало жестче и настойчивее. Оранжевая плоть огня вздрагивала, то и дело возникали выпуклости, словно от локтей или кулаков. Сами тени стали четче, гуще, и все пытались, как мне почудилось, выйти в наш мир.
– А что они… – начал я и устрашенно умолк.
Ровная стена с силой натянулась, я со страхом рассмотрел давящую с той стороны пятипалую ладонь размером с сиденье стула. Она становилась все четче, раздался хлопок, волна жара ударила в лицо. Лопнувшая стена огня сомкнулась, однако с той стороны в комнату с грохотом вышел закованный в латы древнего образца гигант в два моих роста и впятеро шире. Морды не видно из-за литого шлема без намека на прорезь для глаз, на левой руке щит странной формы, а в правой – жуткая помесь меча, топора и палицы.
Я застыл, как жаба перед удавом, а гигант нетвердыми шагами двинулся от стены. Нас он не замечал и ничем не интересовался, пол вздрагивает под тяжелыми шагами, стальные доспехи поскрипывают, как если бы десяток наковален терлись друг о друга, спина вся литая, непонятно, как он в такие доспехи влезает…
Он прошагал через зал наискось и ударился в стену напротив. Гранитные глыбы дрогнули, но гиганта не отбросило, как я ожидал, его рука с усилием вошла в стену из прочнейшего камня. Он навалился всем телом, вдвинулся, преодолевая сопротивление. Блеснули в ярком свете металлические плечи, последней исчезла пятка со шпорой в виде хвостатой звезды.
Жар начал спадать, оранжевое пятно превратилось в пурпурное, темно-вишневое, затем стена приняла обычный вид, но я теперь понял, почему в том месте голо, как в выжженной катаклизмом пустыне, ковров или гобеленов не напасешься.
– Как вы здесь работаете… – пробормотал я. – Ходят тут всякие, топают… отвлекают, наверное.
Он поморщился.
– Да, сперва мешало. Потом привык. К вам разве не залетают мухи?
– Муху могу выгнать, – возразил я.
Он отмахнулся.
