Утром, когда Михаил проснулся в выспавшемся и освеженном теле, что отдохнуло и набралось сил, еще в полудреме услышал за стеной голос Азазеля, тот переругивается с демоном Сири, принуждая ее делать то, что она то ли не умеет, то ли не хочет, ссылаясь на какое-то программное обеспечение.
Михаил вышел, игнорируя душевую: настоящие мужчины не моются, а если очень уж их принуждают, то в самых крайних случаях, когда на кону судьбы мира. В гостиной на диване развалился, сидя, Азазель, закинув обе руки на толстые мягкие спинки, а на стене напротив на экране телевизора толпа молодежи окружила двух почтенного вида старцев и орут на них, бросают куриные яйца и осыпают какой-то дрянью вроде конского навоза.
Азазель оглянулся, лицо веселое, сказал с подъемом:
– Ты хотел узнать эту жизнь? Вот тебе шанс посмотреть на демократию в действии!
Михаила передернуло от его хамской улыбочки.
– Это не та жизнь, что создал Господь!.. Это Содом и Гоморра!
– Содом и Гоморру тоже создал Творец, – напомнил Азазель. – Пусть и руками потомков Каина. Кстати, уже совместно с потомками чистейшего и праведнейшего Сифа! Во всяком случае, как мне кажется, сотворение этих городов было в Плане. Там либо так было запланировано, либо пошло где-то под откос… Вообще в той долине было пять городов, все попали под огненную метлу, если ты еще помнишь.
– Как мог Господь такое запланировать? – сказал Михаил в великом возмущении.
– Вот видишь, – сказал Азазель с укором, – ты нашего Творца дураком обозвал, который сам не знает, что творит! А я вот верю в Его Великий План! Думаю, это нечто гениальное, мудрое и далекоидущее. А когда простому народу ангелов непонятно, начинаются всякие сомнения в гениальности и даже правильности расчетов.
– Я никогда не сомневаюсь, – отрезал Михаил, – хотя свободу воли человеку он дал зря.
– Ну вот!
– Это не просчет Господа, – повысил голос Михаил, – а его чрезмерная доброта и снисходительность! Я бы вас, гадов, всех держал в железном кулаке.
– Потому тебе и не быть выше, чем ты есть, – ответил Азазель. – А жаль.
Михаил воззрился на него в изумлении.
– Ты чего?
– Нравишься, – ответил Азазель, и Михаил не понял, где кроется подвох, Азазель говорил очень серьезным голосом и смотрел тоже серьезно и почти печально. – Да и вообще всем тупые и честные нравятся. На вас и у людей держится мир, в то время как подобные мне что-то изобретают, открывают, тянут в разные стороны… Иногда даже в правильную.
Михаил посмотрел на него с подозрением.
– Ты зачем мне все это рассказываешь?
Азазель ответил обиженно:
– Я думал, тебе интересно.
– С чего вдруг? – ответил Михаил. – У нас был замечен мощный всплеск, я сразу отправился делать выдирку. Вот и все. Ты сумел задержать на целую неделю.
– Оно того не стоило?
Михаил поморщился.
– Стоило, – сказал он без охоты, – вместо одного убрать из этого мира трех мерзавцев…
– Сразу мерзавцев, – укорил Азазель. – Пока только нарушителей. А насколько мерзавцы, а то и вовсе не мерзавцы, покажет наш самый как бы справедливый небесный суд!
– Не играй словами, – отрезал Михаил. – Этот мир только для людей!
Азазель сказал обвиняюще:
– Михаил, мне кажется, ты совсем не любишь человеков. А ведь Творец кол тесал на их головах с особой тщательностью.
– Я их охраняю, – ответил Михаил резко. – Это мой святой долг и обязанность.
– И даже смысл жизни, – поддакнул Азазель. – Правда, ты не знаешь, что такое смысл жизни, но это неважно. Красивые и высокие слова нигде не звучат так часто и громко, как там наверху… Сири, как насчет завтрака?
Нежный голосок почти пропел:
– Все, что скажете, мой повелитель. Но вы ничего не сказали…
Азазель буркнул:
– Видишь, Мишка, что делает с женщинами одно только обещание богатого подарка?… А дай ей тело, сразу пойдет по рукам.
Михаил спросил озадаченно:
– А разве твой демон не привязан заклятиями к твоей квартире?
Азазель вздохнул.
– Видел бы ты столько, как и я, фильмов про водопроводчиков, что в отсутствие мужа приходят прочищать трубы! Фаллопиевы. Сири, ты тоже слушай. Тело буду покупать тебе вместе с поясом верности. А пока сделай по большому бифштексу для мужчин нашей комплекции, без салатика обойдемся, но кофе большие чашки. Мишке можешь сливок, он такой нежный…
– Это кто нежный? – буркнул Михаил. – Мне черный, сахара четыре ложки.
– Столовых?
– Чайных, – ответил за него Азазель. Он морщился, как от зубной боли, двигал плечами, будто их сковало льдом, а когда в духовке пикнуло, быстро перенес на стол две большие тарелки с свежеподжаренными бифштексами. – Лопай, потом скажу…
Михаил ухватил вилку и нож, уже втайне гордый, что умеет пользоваться, поинтересовался:
– Что?
– Ешь, – велел Азазель, а когда Михаил отрезал первый кусок и отправил в рот, выговорил будто с трудом: – Знаешь, Михаил, мы всегда были врагами… Но сейчас, похоже, я готов указать тебе на еще одного сбежавшего из ада.
Михаил едва не подавился куском, едва сумел проглотить, просипел полузадушенно:
– Чего вдруг? Хочешь продлить свое пребывание здесь еще на неделю?
– Да, – подтвердил Азазель. – Видишь, какой ты умный? А то все дурак, дурак… Сразу все сообразил и меня раскусил, как спелый орех без скорлупы!
Михаил прожевал, отрезал второй кусок, но в задумчивости покачал головой.
– Что-то не так. Если бы только ради продления, ты бы предложил выдать своего дружка на седьмой день и вообще в последнюю минуту, а сейчас начинается только утро второго моего дня здесь! В чем дело?
Азазель ел неспешно и словно бы нехотя, а когда поднял на Михаила взор, в глазах читалась смертная тоска.
– Ты сильнее всех архангелов, – сказал он, – не мне с тобой бороться. Но я всегда понимал больше… и сейчас встревожен, Михаил. Мой дружок, как ты его называешь, хотя я его вовсе не знаю, начал переходить границы.
Михаил насторожился, задержал нож и вилку в бифштексе, а на Азазеля посмотрел со всей строгостью.
– Давай подробнее.
– Ты до сих пор не понял, – сказал Азазель, – а мы поняли уже давно, что этот мир неприкосновенен. Творец не позволяет нам вредить своим любимым людям. И вообще ничего в нем менять нельзя. Мир должен развиваться, как развивается. Мне кажется, Творец знает, каким он будет в конце, когда будет выполнена последняя часть Великого Замысла… Или каким он должен стать.
– Ну-ну?
– И малейшее изменение, – сказал Азазель терпеливо, – сразу же замечается… Давай объясню на простом примере, чтобы даже ты, такой по-солдатски умный, понял. У людей есть так называемая иммунная система. Следит, чтобы организм развивался согласно замыслу Творца, создавшего Адама. И если в организм человека попадает какая-то инфекция, это зараза такая, начинается болезнь… сразу же некие спящие или сторожевые силы в теле набрасываются на болезнь, бьют ее и выбрасывают заразу, скажем, в виде гноя из нарывов. Или как-то иначе, неважно, а иммунитет крепнет и удваивает защиту. Главное в том, что в человека встроены защитные силы. Так вот, Михаил, ты и другие архангелы и ангелы – такие же защитные силы, что сохраняют человечество и следят, чтобы ему ничто не мешало развиваться согласно Великому Плану Творца.
Михаил помотал головой.
– Б-р-р-р… Ничего не понял. А что эти силы делают, когда нет болезни?
– Просто дежурят, – сказал Азазель. – Как ты. А всякая зараза, попадая в тело человека, частенько живет там долгие годы, а то и всю его жизнь, оставаясь незамеченной. А замечают ее не раньше, чем она обнаглеет, начнет вредить телу человека… Ты понял?
Михаил покачал головой.
– Ты вроде бы намекаешь, что такой заразы, как ты, в человечестве немало? Но все ведут себя тихо и потому их не видно?… Но кто-то один начал чересчур…
Азазель сказал в подчеркнутом восторге:
– Михаил, я не ожидал от тебя такой сообразительности!.. Ты гениально прав. Потому я и сказал, что ты просто обязан сделать еще одну выдирку. Выдернуть из человечества одного такого.
– Кто он?
– Скажу лучше, – ответил Азазель, – что натворил. Но ты ешь, а то вдруг потом расхочется.
Михаил торопливо отрезал кусок побольше, подцепил на зубья вилки и отправил в рот.
– Ну-ну?
– Выходки его становились все заметнее, – сказал Азазель с неохотой, – а полчаса тому воздвиг для себя на одном пустынном островке громадный дворец и пригласил туда самых красивых женщин.
Михаил вскочил.
– Да как он посмел!..
– Не ори, – бросил Азазель мрачно. – Спеши выдрать. Иначе такое начнется… И все мы исчезнем.
– Кто мы?
– Все, – сказал Азазель уклончиво и отвел взгляд. – Даже ты, если Творец решит закрыть этот мир так, что даже бестелесным ангелам все перекроет. Вполне возможно, что Он вообще эту вселенную смахнет как пылинку и создаст что-то совсем иное. Или не создаст, будучи занятым чем-то иным, нам непостижимым… Потому этот мир должен быть открытым, но неизменным в своей основе. Так что, если понял, займись…
Михаил, похолодев, поднялся из-за стола, оставив на тарелке половину бифштекса и полную чашку кофе. Он сам чувствовал, что от лица отхлынула кровь, а колени сами собой задрожали и готовы в любой момент подогнуться.
– Запомни координаты, – сказал Азазель.
Михаил уже повернулся было в сторону двери, но вдруг резко повернулся к Азазелю и смерил его злым и полным подозрения взглядом.
– Погоди… Но ты же сам в состоянии остановить этого мерзавца?
Азазель ответил с заминкой:
– Он не мерзавец, а просто дурак. Не осознающий, что делает. Таких эгоистов полно. Но пока они грузчики да укладчики асфальта, вреда от них мало, но если у них Сила…
– Ты не ответил, – напомнил Михаил с нажимом.
– А почему это сделать не тебе? – спросил Азазель. – Все равно без дела. Дни и часы считаешь до момента, как ухватишь солдатскими пальцами за горло мою песню свободы! А я гуманист, волнуюсь за тебя, вдруг сопьешься от скуки, снаркоманишься или вообще пойдешь по рукам. Ты же такой красивенький… красавчик!
Михаил продолжал сверлишь его злым взглядом.
– Скажи правду!
– С чего вдруг? – спросил Азазель оскорбленно. – Обидно даже. Как будто я к стене приперт. Сперва припри!
– Но хочешь, чтобы его выдернули?
Азазель ответил настолько чистосердечно, что даже и менее подозрительный, чем Михаил, заметил бы откровенную брехню:
– Да, конечно!
– Скотина, – процедил Михаил сквозь зубы. – Не понимаю, почему не сам?… Или что-то мешает своих бить по голове? А мне как бы можно? Или надеешься, что он сильнее? Признавайся, он приготовил для меня какую-то ловушку?
Азазель выставил перед собой обе ладони.
– Ты что, разве коварство в моем духе?… Ну ладно, в моем, но с чего бы я стал подводить тебя, ты же так нежно ко мне относишься!.. И жаждешь для меня только хорошего, светлого, доброго, чистого, вечного… Уверен, ты справишься. Кроме того, что очень важно, тебя поощрят, а мне что? Всего лишь восстановленная справедливость, а зачем она мне? С несправедливостью жить веселее и смешнее, а я такой веселый, что сам от себя со смеха катаюсь. Только не забудь – поменьше всплесков! Но раз без них не можешь, павлин ты наш, то по минимуму!
Михаил посмотрел с подозрением.
– Почему изымать тайно?… Если явлюсь в блеске молний и страшным в праведном гневе, разве не устрашит больше?
Азазель сказал со вздохом:
– Михаил, несмотря на твой выдающийся для солдата ум, ты все еще не понял. Или не совсем все понял. Такое появление чревато слишком большими потрясениями!.. Это хуже, чем ввести военно-полевой суд в безмятежное гражданское время. А если Творец сочтет, что ситуация вышла из-под контроля, и решит… ты знаешь, как Он решает!
– И что, – сказал Михаил, – выпалывать таких по одному?…
– Вот-вот, – сказал Азазель горько, – теперь скажи, кто из нас двоих больше любит людей?
– Ты не людей любишь, – сказал Михаил.
– А что?
– Их удобный для тебя мир, – ответил Михаил. – Тот, который они за это время создали. Этот уют…
– А разве этого недостаточно?
Михаил помолчал, обдумывая. Ситуация вообще-то ясна, но это значит, что дело гораздо серьезнее, чем он полагал, если даже сам Азазель начинает тревожиться насчет появления сбежавших из ада демонов.
– Хорошо, – сказал он, – никаких всплесков.
– За всплесками я прослежу, – пообещал Азазель. – Посмотрим, насколько ты успешен…
Он не договорил, Михаил исчез, оставив на своем месте только скрученную в тугой жгут струю воздуха.
Михаил отсутствовал около получаса, затем в центре комнаты на краткий миг возник столб белого плазменного огня. Изнутри его раздвинул, как занавес, и тут же вышел Михаил, мрачный, сразу метнул в сторону Азазеля ненавидящий взгляд.
– Сири, – сказал Азазель громко, – кофе и пирожные белому господину!.. Самые нежные и сладкие!.. Он устал и печально грозен.
Михаил тяжело прошел к дивану, все еще весь в себе, опустился в кресло. На стене напротив огромный экран телевизора по жесту Азазеля сразу вспыхнул, звук Азазель уменьшил до шепота, Михаил невольно поднял взгляд, прослеживая за перемещением там фигурок.
Азазель взял с поддона две чашки кофе, одну протянул Михаилу. Тот помотал головой.
– Эта черная жидкость у меня уже из ушей плещет. Как ты столько пьешь?
– Сейчас пью вдвое больше, – заверил Азазель. – Как обычно, а еще и с тобой за компанию. Прошло терпимо? Ты был, как положено при исполнении, суров и безжалостен? Несмотря на униженные мольбы?
Михаил поднял на него злой взгляд.
– Я исполнил свой долг, – сообщил он кратко. – Через семь дней исполню то, из-за чего прибыл. Даже через шесть с половиной.
Это прозвучало настолько зловеще, что повисло в воздухе, как огненная надпись «Мене, текел, фарес», что когда-то проступила на стене во время пира Валтасара.
– Молодец, – сказал Азазель, не моргнув глазом и не меняя интонации, – на свободу с чистой совестью!.. Хотя у солдат всегда чистая, верно?… Правда, ты небесный стратиг, сам посылаешь на задания, но в данном случае послал самого себя, далеко послал, и подчиняешься этому придурку?… Ну-ну, не сверкай глазами, в командовании все придурки, не знал разве? А гении, что все знают и всем раздают мудрые советы, работают таксистами да парикмахерами, а еще укладчиками асфальта… Ну, и нижние чины, естественно, что знают, как выиграть любую войну.
Михаил не слушал пустопорожний треп, приподнялся и ухватил чашку с кофе. Горячий напиток ожег горло, Азазель явно приготовил к его появлению, как знал, однако с первым же глотком в голову пришла ясность и чистота мышления, и он продолжил отхлебывать уже мелкими осторожными глотками, не спуская взгляда с новостной передачи.
Азазель протянул ему тарелочку с пирожными. Михаил метнул в его сторону полный подозрения взгляд, нет ли ехидства, но на лице Азазеля ничего, кроме странного сочувствия, потому нехотя взял, откусил сразу половинку.
– Что-то врешь, демон, – произнес он. – То ты сразу засек мое появление, то никто прибытие в этот мир демонов не зрит…
– Демоны являются без фанфар и барабанов, – ответил Азазель с иронией. – Для них этот мир под запретом, потому научились маскироваться, входить на цыпочках, а где и ползком… За шесть тысяч лет поднаторели!
Михаил невольно передернул плечами.
– Шесть тысяч лет, – пробормотал он. – Шесть тысяч лет вы уже здесь…
– Только немногие, – заверил Азазель великодушно. – Основная масса хлынула в последнее время. Когда люди по совокупной мощи сравнялись с демонами.
– Потому вы начали новоприбывших ограничивать? – спросил Михаил. – Чтобы не делиться здешними благами?
Азазель поморщился.
– Чтобы не разрушили этот мир. Он слишком хрупок. Не знаю, был ли таков замысел Творца или же получилось само, но он весь стеклянный, а мы все с молотками… Тебе не странно, что мы, демоны, защищаем этот мир от других демонов?
Михаил произнес надменно:
– Свиньи всегда толкаются у корыта и отпихивают более слабых.
– Хорошее сравнение, – согласился Азазель. – Тем более, что новые свиньи могут съесть не только весь корм, но и корыто, а также разнесут до основанья тесный хлев, что вызовет вполне ожидаемое недовольство хозяина. А что он тогда сделает, не знаешь? Вот и я не знаю. Потому лучше не рисковать… Бери остальные, Сири сама готовит на месте, в далекий магазин посылать не придется. Нет, на кухне она еще не мастер, но принтером пользоваться умеет.
Он улыбнулся, когда Михаил принял из его руки тарелку с остальными пирожными, а сам вернулся к столу с большим дисплеем на нем, чернота мгновенно сменилась синим фоном, на нем побежали странные буквы и значки, перемежаемые арабскими цифрами.
– Та-ак, – проговорил он медленно, – островок на месте, но никакого дворца там нет… Даже пальмы полегли… А вон те вовсе с корнем выдраны. А их зачем?
Михаил ответил с неохотой:
– Ты же сказал, чтобы не осталось следов… Я того дурака просто обратил в пыль, а чтобы убрать дворец, создал большую волну в океане и прокатил ее через островок. Она снесла все, даже часть деревьев.
Азазель посмотрел с уважением.
– Мудро. Правда-правда. В той части океана цунами случаются часто. Ты сделал самое лучшее, что можно было. Михаил, ты в самом деле умеешь поступать, как стратиг!
– Да иди ты, – ответил Михаил.
Закончив с пирожными, он пересел на диван перед огромным экраном телеприемника на стене, повторил жест Азазеля для включения. В комнату ворвался грохот стрельбы из автоматов, бабахнула пушка, а на экране от рамки до рамки вспыхнула яркая и устрашающая картина великой битвы.
В огромном городе идут жестокие бои на улицах и в переулках, из окон рвутся языки пламени, на дорогах трупы, а бронемашины двигаются прямо по ним, не разбирая, где убитые, где только раненые.
В двух местах ярость сражения дошла до такого накала, что, истратив все патроны, группы воинов сошлись врукопашную. Михаил, как ни всматривался, все не мог отличить воинов одной армии от воинов другой.
Азазель долго сидел за своим столом, не поворачиваясь, наконец до Михаила сквозь треск автоматных очередей донесся его раздраженный голос:
– Что… снова?… Это уже ни в какие ворота не лезет…
Михаил сообразил наконец, что передача с места событий идет в реальном времени с помощью беспилотников, те подают картину с разных высот и разных углов, потому зрелище получается красочное и волнующее, римлянам с их гладиаторскими боями, даже массовыми, такое и не снилось, там все ограничено ареной Колизея, а здесь в роли Колизея целые города, а то и страны.
– Что там не лезет? – спросил он несколько запоздало. – Помочь затолкнуть?
В стереодинамиках гремят реалистичные и даже объемные выстрелы, словно перестрелка идет в соседней комнате. На пыльных дорогах, выжженных яростным южным солнцем, догорают разбитые автомобили, уже отброшенные к стенам полуразрушенных домов бронетранспортерами, из которых вон три подбиты и горят зловещим багровым огнем…
Азазель ответил, не поворачиваясь и не отрывая взгляда от дисплея компьютера:
– Третья авария за три дня!.. На одном и том же участке дороги… На Симферопольском шоссе, разворот на Мелихово, не доезжая до бензоколонки, съезд с трассы, там шиномонтаж, дальше направо по проселочной…
– Авария что, серьезная?
– Да мне на любые начхать, – заявил Азазель, – но там гибнут люди и даже человеки уже три дня подряд.
– Ну-ну, – сказал Михаил. – И что так не нравится демону? Люди гибнут вам в радость.
Он с усилием оторвал взгляд от экрана телевизора, повернул голову в сторону Азазеля. Тот двигает пальцами изображение на своем дисплее, увеличивая, рассматривая под углами, и даже со спины видно, что зол и раздражен.
– Не смешно, – отрезал Азазель. – По той проселочной автомобили проходят редко, дорога хорошая, откуда аварии? Во всяком случае, не три подряд!.. По одной в десять лет еще поверю, но чтоб вот так… Полиция наверняка уже поднята на ноги. Там чего только сейчас не думают, прорабатывают версии от серийного маньяка до группы террористов…
Михаил наконец заставил себя подняться и повернулся к Азазелю, хотя и жаждется наблюдать за масштабными сражениями. Странное пьянящее чувство, когда наблюдаешь за боями даже не с высоты птичьего полета, а словно с крыш их невысоких домиков.
– Подозреваешь…
– Какое подозрение, – ответил Азазель оскорбленно, – я почти уверен!.. Ты чего встал? Сядь, а еще лучше ляг. Ты же устал от выполнения воинского или какого там у вас, белокрылых, долга. А я смотаюсь туда, посмотрю своими глазами.
Михаил с хмурым видом помотал головой.
– Я с тобой.
– А ты мне зачем, такой нарядный?
– Присмотрю, – пояснил Михаил, – чтоб не сбежал.
– Серийный убийца?
– Ты.
– Юморист, – буркнул Азазель. – Признайся уж, чувство юмора, как и чувство прекрасного, недоступно там наверху. Вы только петь умеете, да и то репертуар у вас, скажем мягко, бедноват… Ладно, я пошел, а ты можешь догонять, если не передумаешь. Да, кстати…
Он повернулся к столу, выдвинул нижний ящик. Михаил нахмурился, узнал так часто мелькающий в телепередачах пистолет, оружие намного более удачное, чем нож, меч или даже лук.
Азазель нагнулся, взял с широкой улыбкой на лице, словно уже стал воином, чувственно взвесил на ладони.
– Ну как можно не любить так тщательно сделанное орудие убийства?… Сколько умения, таланта и любви вложено в это почти ювелирное изделие? Разве вот так не понятно, что именно люди обожают делать больше всего?… Во что вкладывают не только талант, но и душу, как здесь говорят?
Михаил буркнул:
– Господь велел размножаться.
– Размножаться, – согласился Азазель, – и убивать.
– Господь этого не говорил!
– Но и не запрещал, – напомнил Азазель. – Это люди уже сами додумали и расширили повеление насчет размножения. Ты же понимаешь, Всевышний дает заповеди, а толкование их оставляет людям. Вот люди и толкуют… иногда так интересно, закачаешься! Я вообще обожаю людей, заметил?
– Ну-ну?
– Для размножения, – напомнил Азазель, – нужно убирать всякие помехи, а их так много… Бери-бери! Эта штука помогает убирать всякие досадные и прочие помехи.
Михаил покачал головой.
– А мне зачем?
Азазель сказал со вздохом:
– Ты своими всплесками поднял тревогу… в определенных кругах. Тебя еще не вычислили, но попытаются отыскать и понять, кто ты и зачем так бултыхнул.
– Не выйдет, – отрезал Михаил. – Отбудем раньше.
– Кто знает, – ответил Азазель, – успеем ли. Здесь… весьма серьезно. И кольцо вокруг тебя будет сжиматься быстро. Так что бери пистолет и готовься в случае чего.
– К чему?
– Действовать, – ответил Азазель с нехорошей усмешкой. – Эта штука решает большинство проблем. Не самых важных, но жизнь состоит из мелочей, не так ли?
Он протянул Михаилу пистолет рукоятью вперед. Усмешка стала шире, а в глазах что-то вроде ожидания, как этот надменный архангел опозорится.
– Я видел эти штуки, – ответил Михаил, он взял пистолет, повертел, рассматривая. – Это создал Сатан?… Много людей уже погибло.
– Можно считать и так, – произнес Азазель медоточиво, – но у меня другое предположение.
– Говори, демон.
Азазель сказал с некоторым раздражением:
– Господь не станет больше прибегать ни к потопу, ни к огненному апокалипсису. У людей теперь есть оружие, которым можно истребить человечество хоть все разом, хоть вот так поодиночке с помощью личного оружия. Потому бери.
Михаил протянул пистолет обратно.
– Хотя это и создали люди, но по наущению дьявола.
– Даже если так, – ответил Азазель медленно, – то откуда у тебя уверенность, что дьявол не действует по наущению Создателя?… Ты слишком непочтительно относишься к Господу.
Михаил чуть не задохнулся от такого подлого удара под дых.
– Я?… Я непочтительно отношусь ко Всевышнему?…
Азазель картинно вскинул брови и вопросил патетически:
– А кто предположил, что Сатан может с Ним соперничать на равных или почти на равных?… Я полагаю, все в этом мире идет и развивается, следуя Великому Плану Господа. И если бы Всевышний пожелал, чтобы этого пистолета в мире не было, он бы не появился.
Михаил со стесненным сердцем взял пистолет из протянутой руки, передернул затвор, заглянул в ствол.
Азазель наблюдал со сдержанной усмешкой.
– Магазин пуст, – сказал он, – а то разнесешь здесь все. Вот обойма, вот еще две в запас, положи в карманы или в сумку. Стрелять научить?
– Я видел, – отрезал Михаил, – как это делается. Целое утро смотрел! Варвары…
– Думаешь, – спросил Азазель с сомнением, – смотрения достаточно?
– Я воин, – напомнил Михаил. – Все, что касается оружия, схватываю быстро. Это если насчет движения небесных светил – лучше к Закариелю. Или Теонелю.
– Хорошо, – сказал Азазель. – Вот потайная кобура. Хотя можно носить и за поясом сзади. Без всякой кобуры. Но не слишком долго, а то не заметишь, как потеряешь, ты же не мелочный, верно?
– Здесь оружие носят все?
– Не все, – заверил Азазель, – но тебе лучше носить. Помочь надеть кобуру?
– Убери лапы, содомит, – сказал Михаил строго. – Сам разберусь.
– Сири, – велел Азазель, – проследи за ним, чтобы и дверь закрыл, и ширинку застегнул.
Ее тонкий голосок угодливо пискнул:
– Я сама закрою и сигнализацию включу!
– Но ширинку пусть застегивает сам, – сказал Азазель строго. – Ты мне гостей не балуй.