Ганс Христиан Андерсен
Сказки из архивов города Оденсе
© Голушков Д.И., 2017
© Оформление. ООО «Переплёт», 2017
* * *
«Теперь мы точно знаем, почему Андерсен считал себя писателем для взрослых»
Торвальд Юсмен, редактор «Skoorveine»
«В последнее время было найдено много рукописей Андерсена, но это, без сомнения, самая поразительная находка»
Людвиг фон Штейермайер, ведущий литературного раздела «Die Deutsche Schneitztung»
От переводчика
Когда несколько лет назад мне позвонил из Дании мой друг Александер Бахур и сказал, что в Национальном архиве среди личных бумаг Г.Х. Андерсена были найдены рукописи вариантов сказок, которые существенно отличаются от того, что было ранее опубликовано, я сначала не придал этому большого значения. Литературоведам известно множество черновиков писателей, которые, будучи в творческом процессе, неоднократно меняли, добавляли, изымали какие-то эпизоды из своего сочинения. Всё это дело обыденное. Однако, получив копию одной из таких рукописей, – сказки «Русалочка», – я понял, что дело обстоит совершенно иначе. Прибыв в Оденсе, я прочёл остальной материал, и он поразил меня ещё больше. Как оказалось, многие сказки задумывались Андерсеном не такими, какими мы их знаем – концовки, персонажи, мораль произведений впоследствии были изменены настолько существенно, что мы вправе говорить, что сказки, существующие в черновиках и то, что вышло потом из печати – это абсолютно разные произведения. Некоторые сказки вообще не были опубликованы автором по причинам, которые пока остаются невыясненными.
Пока Александер Бахур подготавливает в Дании к печати критическое исследование этих находок, я посчитал возможным ознакомить русскоязычного читателя с содержанием самих рукописей, переведя их на русский язык, но не проводя при этом литературоведческого разбора материала.
Поскольку большинство сказок являются первоначальными вариантами переведённых на русский язык, то, следуя переводческой традиции, мною был взят за основу перевод Петра Готфридовича и Анны Васильевны Ганзен. В остальном перевод мой.
Денис Голушков
Русалочка
De profundis clamavi
ad te Domine
I
Далеко в море вода синяя-синяя, как лепестки самых красивых васильков, и прозрачная-прозрачная, как самое чистое стекло, только очень глубока, так глубока, что никакого якорного каната не хватит. Много колоколен надо поставить одну на другую, тогда только верхняя выглянет на поверхность. Там на дне живёт подводный народ. Только не подумайте, что дно голое, один только белый песок. Нет, там растут невиданные деревья и цветы с такими гибкими стеблями и листьями, что они шевелятся, словно живые, от малейшего движения воды. А между ветвями снуют рыбы, большие и маленькие, совсем как птицы в воздухе у нас наверху. В самом глубоком месте стоит дворец морского царя – стены его из кораллов, высокие стрельчатые окна из самого чистого янтаря, а крыша сплошь раковины; они то открываются, то закрываются, смотря по тому, прилив или отлив, и это очень красиво, ведь в каждой лежат сияющие жемчужины и любая была бы великим украшением в короне самой королевы.
Царь морской давным-давно овдовел, и хозяйством у него заправляла старуха мать, женщина умная, только больно уж гордившаяся своей родовитостью: на хвосте она носила целых двенадцать устриц, тогда как прочим вельможам полагалось только шесть. В остальном же она заслуживала всяческой похвалы, особенно потому, что души не чаяла в своих маленьких внучках – принцессах. Их было шестеро, все прехорошенькие, но милее всех самая младшая, с кожей чистой и нежной, как лепесток розы, с глазами синими и глубокими, как море. Только у неё, как, впрочем, и у остальных, ног не было, а вместо них был хвост, как у рыб.
День-деньской играли принцессы во дворце, в просторных палатах, где из стен росли живые цветы. Раскрывались большие янтарные окна, и внутрь вплывали рыбы, совсем как у нас ласточки влетают в дом, когда окна стоят настежь, только рыбы подплывали прямо к маленьким принцессам, брали из их рук еду и позволяли себя гладить.
Перед дворцом был большой сад, в нём росли огненно-красные и тёмно-синие деревья, плоды их сверкали золотом, цветы – горячим огнём, а стебли и листья непрестанно колыхались. Земля была сплошь мелкий песок, только голубоватый, как серное пламя. Всё там внизу отдавало в какую-то особенную синеву, – впору было подумать, будто стоишь не на дне морском, а в воздушной вышине, и небо у тебя не только над головой, но и под ногами. В безветрие со дна видно было солнце, оно казалось пурпурным цветком, из чаши которого льётся свет.
У каждой принцессы было в саду своё местечко, здесь они могли копать и сажать что угодно. Одна устроила себе цветочную грядку в виде кита, другой вздумалось, чтобы её грядка гляделась русалкой, и только у самой младшей грядка была без цветов, на ней были только водоросли, которые выросли там сами, как сорняки. Она очень хотела когда-нибудь посадить на своей грядке алые розы, но всё время не успевала к сезону. Странное дитя была эта русалочка, но при всём этом была она бойкой и смелой. Другие сёстры украшали себя разными разностями, которые находили на потонувших кораблях, а она только и любила, что смотреть, как её отец отдаёт приказания своим подданным, да ещё любовалась на красивую мраморную статую. Это был прекрасный мальчик, высеченный из чистого белого камня и спустившийся на дно морское после кораблекрушения. Возле статуи русалочка поставила скамеечку и днями напролёт сидела на ней, что-то записывая в свой дневник из морских ракушек.
Но больше всего русалочка любила слушать рассказы о мире людей там, наверху. Старой бабушке пришлось рассказать ей всё, что она знала о кораблях и городах, о людях и животных, о королях и принцах, о придворных и подлом люде. Особенно чудесным и удивительным казалось русалочке то, что цветы на земле пахнут, – не то что здесь, на морском дне, – леса там зелёные, а рыбы среди ветвей поют так громко и красиво, что просто заслушаешься. Рыбами бабушка называла птиц, иначе внучки не поняли бы её: они ведь сроду не видывали птиц.
– Когда вам исполнится пятнадцать лет, – говорила бабушка, – вам дозволят всплывать на поверхность, сидеть в лунном свете на скалах и смотреть на плывущие мимо огромные корабли, на леса и города!
В этот год старшей принцессе как раз исполнялось пятнадцать лет, но сёстры были погодки, и выходило так, что только через пять лет самая младшая сможет подняться со дна морского и увидеть, как живётся нам здесь, наверху. Но каждая обещала рассказать остальным, что она увидела и что ей больше всего понравилось в первый день, – рассказов бабушки им было мало, хотелось знать побольше.
Ни одну из сестёр не тянуло так на поверхность, как самую младшую русалочку, которой приходилось ждать дольше всех. Ночь за ночью проводила она у открытого окна и всё смотрела наверх сквозь тёмно-синюю воду, в которой плескали хвостами и плавниками рыбы. Месяц и звёзды виделись ей, и хоть светили они совсем бледно, зато казались сквозь воду много больше, чем нам. А если под ними скользило как бы тёмное облако, знала она, что это либо кит проплывает, либо корабль, а на нём много людей, и, уж конечно, им и в голову не приходило, что внизу под ними хорошенькая русалочка тянется к кораблю своими белыми руками.
И вот старшей принцессе исполнилось пятнадцать лет, и ей позволили всплыть на поверхность.
Сколько было рассказов, когда она вернулась назад! Ну, а лучше всего, рассказывала она, было лежать в лунном свете на отмели, когда море спокойно, и рассматривать большой город на берегу: точно сотни звёзд, там мерцали огни, слышалась музыка, шум экипажей, говор людей, виднелись колокольни и шпили, звонили колокола. И как раз потому, что туда ей было нельзя, туда и тянуло её больше всего. Как жадно внимала её рассказам самая младшая сестра! А потом, вечером, стояла у открытого окна и смотрела наверх сквозь тёмно-синюю воду и думала о большом городе, шумном и оживлённом, и ей казалось даже, что она слышит звон колоколов.
Через год и второй сестре позволили подняться на поверхность и плыть куда угодно. Она вынырнула из воды как раз в ту минуту, когда солнце садилось, и решила, что прекраснее зрелища нет на свете. Небо было сплошь золотое, сказала она, а облака – ах, у неё просто нет слов описать, как они красивы! Красные и фиолетовые, плыли они по небу, но ещё быстрее неслась к солнцу, точно длинная белая вуаль, стая диких лебедей. Она тоже поплыла к солнцу, но оно погрузилось в воду, и розовый отсвет на море и облаках погас.
Ещё через год поднялась на поверхность третья сестра. Эта была смелее всех и проплыла в широкую реку, которая впадала в море. Она увидела там зёленые холмы с виноградниками, а из чащи чудесного леса выглядывали дворцы и усадьбы. Она слышала, как поют птицы, а солнце пригревало так сильно, что ей не раз приходилось нырять в воду, чтобы остудить свое пылающее лицо. В бухте ей попалась целая стая маленьких человеческих детей, они бегали нагишом и плескались в воде. Ей захотелось поиграть с ними, но они испугались её и убежали, а вместо них явился какой-то чёрный зверёк – это была собака, только ведь ей ещё ни разу не доводилось видеть собаку – и залаял на неё так страшно, что она перепугалась и уплыла назад в море. Но никогда не забыть ей чудесного леса, зелёных холмов и прелестных детей, которые умеют плавать, хоть и нет у них рыбьего хвоста.
Четвёртая сестра не была такой смелой, она держалась в открытом море и считала, что там-то и было лучше всего: море видно вокруг на много-много миль, небо над головой как огромный стеклянный купол. Видела она и корабли, только совсем издалека, и выглядели они совсем как чайки, а ещё в море кувыркались резвые дельфины и киты пускали из ноздрей воду, так что казалось, будто вокруг били сотни фонтанов.
Дошла очередь и до пятой сестры. Её день рождения был зимой, и поэтому она увидела то, чего не удалось увидеть другим. Море было совсем зелёное, рассказывала она, повсюду плавали огромные ледяные горы, каждая ни дать ни взять жемчужина, только куда выше любой колокольни, построенной людьми. Они были самого причудливого вида и сверкали, словно алмазы. Она уселась на самую большую из них, ветер развевал её длинные волосы, и моряки испуганно обходили это место подальше. К вечеру небо заволоклось тучами, засверкали молнии, загремел гром, почерневшее море вздымало ввысь огромные ледяные глыбы, озаряемые вспышками молний. На кораблях убирали паруса, вокруг был страх и ужас, а она как ни в чем не бывало плыла на своей ледяной горе и смотрела, как молнии синими зигзагами ударяют в море.
Так вот и шло: выплывает какая-нибудь из сестёр первый раз на поверхность, восхищается всем новым и красивым, ну, а потом, когда взрослой девушкой может подниматься наверх в любую минуту, всё становится ей неинтересно и она стремится домой и уже месяц спустя говорит, что у них внизу лучше всего, только здесь и чувствуешь себя дома.
Часто по вечерам, обнявшись, всплывали пять сестёр на поверхность. У всех были дивные голоса, как ни у кого из людей, и когда собиралась буря, грозившая гибелью кораблям, они плыли перед кораблями и пели так сладко о том, как хорошо на морском дне, уговаривали моряков без боязни спуститься вниз. Только моряки не могли разобрать слов, им казалось, что это просто шумит буря, да и не довелось бы им увидеть на дне никаких чудес – когда корабль тонул, люди захлёбывались и попадали во дворец морского царя уже мёртвыми.
Младшая же русалочка, когда сёстры её всплывали вот так на поверхность, оставалась одна-одинёшенька и смотрела им вслед, и ей впору было заплакать, да только русалкам не дано слёз, и от этого ей было ещё горше.
– Ах, когда же мне будет пятнадцать лет! – говорила она. – Я знаю, что очень полюблю тот мир и людей, которые там живут! Надеюсь, я буду самой красивой королевой и буду править как подобает! – мечтательно говорила она.
Наконец и ей исполнилось пятнадцать лет.
– Ну вот, вырастили и тебя! – сказала бабушка, вдовствующая королева. – Поди-ка сюда, я украшу тебя, как остальных сестёр!
И она надела русалочке на голову венок из белых лилий, только каждый лепесток был половинкой жемчужины, а потом нацепила ей на хвост восемь устриц в знак её высокого сана.
– Да это больно! – сказала русалочка.
– Чтоб быть красивой, можно и потерпеть! – буркнула бабушка.
– Прощайте! – сказала она и легко и плавно, словно пузырёк воздуха, поднялась на поверхность.
Когда она подняла голову над водой, солнце только что село, но облака ещё отсвечивали розовым и золотым, а в бледно-красном небе уже зажглись ясные вечерние звёзды; воздух был мягкий и свежий, море спокойно. Неподалеку стоял трёхмачтовый корабль с одним поднятым парусом – не было ни малейшего ветерка. Повсюду на снастях и реях сидели матросы. С палубы раздавалась музыка и пение, а когда совсем стемнело, корабль осветился сотнями разноцветных фонариков и в воздухе словно бы замелькали флаги всех наций. Русалочка подплыла прямо к окну каюты, и всякий раз, как её приподымало волной, она могла заглянуть внутрь сквозь прозрачные стёкла. Там было множество нарядно одетых людей, но красивее всех был молодой принц с большими чёрными глазами. Ему, наверное, было не больше шестнадцати лет. Праздновался его день рождения, оттого на корабле и шло такое веселье. Матросы плясали на палубе, а когда вышел туда молодой принц, в небо взмыли сотни ракет, и стало светло как днём, так что русалочка совсем перепугалась и нырнула, но тут же опять высунула голову, и казалось, будто все звезды с неба падают к ней в море. Никогда ещё не видала она такого фейерверка. Вертелись колесом огромные солнца, взлетали в синюю высь чудесные огненные рыбы, и всё это отражалось в тихой, ясной воде. На самом корабле было так светло, что можно было различить каждый канат, а людей и подавно. Принц пожимал всем руки, улыбался и смеялся, а музыка всё гремела и гремела в чудной ночи.
– Как, должно быть, хорошо быть принцем и наследником могущественного государства, – сказала сама себе русалочка. Уже поздно было, а она всё не могла глаз оторвать от роскошного корабля и от прекрасного принца.
Но вот погасли разноцветные фонарики, не взлетали больше ракеты, не гремели пушки, зато загудело и заворчало в глуби морской. Русалочка качалась на волнах и всё заглядывала в каюту, а корабль стал набирать ход, один за другим распускались паруса, всё выше вздымались волны, собирались тучи, вдали засверкали молнии. Надвигалась буря, матросы принялись убирать паруса. Корабль, раскачиваясь, летел по разбушевавшемуся морю, волны вздымались огромными чёрными горами, норовя перекатиться через мачту, а корабль нырял, словно лебедь, между высоченными валами и вновь возносился на гребень громоздящейся волны. Русалочке всё это казалось приятной прогулкой, но не матросам. Корабль стонал и трещал; вот подалась под ударами волн толстая обшивка бортов, волны захлестнули корабль, переломилась пополам, как тростинка, мачта, корабль лёг на бок, и вода хлынула в трюм. Тут уж русалочка поняла, какая опасность угрожает людям, – ей и самой приходилось увёртываться от брёвен и обломков, носившихся по волнам. На минуту стало темно, хоть глаз выколи, но вот блеснула молния, и русалочка опять увидела людей на корабле. Каждый спасался как мог. Она искала глазами принца и увидела, как он упал в воду, когда корабль развалился на части. Русалочка тут же вспомнила, что люди не могут жить в воде и он приплывет во дворец её отца только мёртвым. Нет, нет, он не должен умереть! И она поплыла между бревнами и досками, совсем не думая о том, что они могут её раздавить. Она то ныряла глубоко, то взлетала на волну и, наконец, доплыла до юного принца. Он почти уже совсем выбился из сил и плыть по бурному морю не мог. Руки и ноги отказывались ему служить, прекрасные глаза закрылись, и он утонул бы, не явись ему на помощь русалочка. Она приподняла над водой его голову.
– Пожалуйста, спаси меня! – принц очнулся, – Я не хочу умирать! Проси что хочешь!
– Я ничего от тебя не хочу, – ответила русалочка, – просто я очень люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж. Но я не знаю, согласишься ли ты…
– Я согласен! В горести и в печали… – принц не договорил, потому что большая волна накрыла их, и он потерял сознание…
К утру буря стихла. От корабля не осталось и щепки. Опять засверкало над водой солнце и как будто вернуло краски щекам принца, но глаза его все ещё были закрыты.
Русалочка откинула со лба принца волосы, поцеловала его в высокий красивый лоб, и ей показалось, что он похож на мраморного мальчика, который стоит у неё в саду. Она поцеловала его ещё раз и пожелала, чтобы он остался жив.
Наконец она завидела сушу, высокие синие горы, на вершинах которых, точно стаи лебедей, белели снега. У самого берега зеленели чудесные леса, а перед ними стояла не то церковь, не то монастырь – она не могла сказать точно, знала только, что это было здание. В саду росли апельсиновые и лимонные деревья, а у самых ворот высокие пальмы. Море вдавалось здесь в берег небольшим заливом, тихим, но очень глубоким, с утёсом, у которого море намыло мелкий белый песок. Сюда-то и приплыла русалочка с принцем и положила его на песок так, чтобы голова его была повыше на солнце.
Тут в высоком белом здании зазвонили колокола, и в сад высыпала целая толпа молодых девушек. Русалочка отплыла подальше за высокие камни, торчавшие из воды, покрыла свои волосы и грудь морскою пеной, так что теперь никто не различил бы её лица, и стала ждать.
Вскоре к утёсу подошла молодая девушка и поначалу очень испугалась, но тут же собралась с духом и позвала других людей, и русалочка увидела, что принц ожил и улыбнулся всем, кто был возле него. Принц был очень рад, что остался жив, но тут ветер донёс с моря слова: «Помни о своём обещании!», и принц сразу помрачнел. Он вспомнил, как он упал в воду, и как какая-то девушка подобрала его, и как он наобещал ей с три короба того, чего совсем не хотел делать…
Сёстрам русалочка ничего не рассказала, отделавшись общими фразами о море, волнах, кораблях и прочих всем известных вещах. Однако часто по утрам и вечерам приплывала она к тому месту, где оставила принца. Она видела, как созревали в саду плоды, как их потом собирали, видела, как стаял снег на высоких горах, но принца так больше и не видала и возвращалась домой каждый раз всё печальнее, потому что не знала, как заставить принца выполнить своё обещание…
Наконец она не выдержала и рассказала обо всём одной из сестер. За ней, как водится, узнали и остальные сёстры, но больше никто, разве что ещё две-три русалки да их самые близкие подруги. Одна из них тоже знала о принце, видела празднество на корабле и даже знала, откуда принц родом и где его королевство.
– Поплыли вместе, сестрица! Мы заставим его выполнить своё обещание! Ох уж, эти мужчины! – сказали русалочке сёстры и, обнявшись, поднялись на поверхность моря близ того места, где стоял дворец принца.
Дворец был из светло-жёлтого блестящего камня, с большими мраморными лестницами; одна из них спускалась прямо к морю. Великолепные позолоченные купола высились над крышей, а между колоннами, окружавшими здание, стояли мраморные статуи, совсем как живые люди. Сквозь высокие зеркальные окна виднелись роскошные покои; всюду висели дорогие шёлковые занавеси, были разостланы ковры, а стены украшали большие картины. Загляденье, да и только! Посреди самой большой залы журчал фонтан; струи воды били высоко-высоко под стеклянный купол потолка, через который воду и диковинные растения, росшие по краям бассейна, озаряло солнце.
Теперь русалочка точно знала, где живёт принц, и точно знала, что не отступится от своего намерения, чего бы ей это не стоило. Ни одна из сестёр не осмеливалась подплывать к земле так близко, ну а она заплывала даже в узкий канал, который проходил как раз под мраморным балконом, бросавшим на воду длинную тень. Тут она останавливалась и подолгу смотрела на юного принца, а он-то думал, что гуляет при свете месяца один-одинёшенек.
Всё сильнее тянуло русалочку к людям; их земной мир казался ей куда больше, чем её подводный; они могли ведь переплывать на своих кораблях море, взбираться на высокие горы выше облаков, а их страны с лесами и полями раскинулись так широко, что и глазом не охватишь!
– Если люди не тонут, – спрашивала русалочка, – тогда они живут вечно, не умирают, как мы?
– Ну что ты! – отвечала старуха. – Они тоже умирают, их век даже короче нашего. Мы живём триста лет; только когда мы перестаем быть, нас не хоронят, у нас даже нет могил, мы просто превращаемся в морскую пену.
– Хотела бы я стать человеком, – проговорила русалочка.
– Вздор! Нечего и думать об этом! – сказала старуха. – Нам тут живётся куда лучше, чем людям на земле.
– Значит, и я умру, стану морской пеной, не буду больше слышать музыку волн, не увижу ни чудесных цветов, ни красного солнца! Неужели я никак не могу пожить среди людей?
– Можешь, – сказала бабушка, – но этому не бывать никогда! Будем жить – не тужить! – сказала старуха. – Повеселимся вволю, триста лет – срок немалый… Сегодня вечером у нас во дворце бал!
Русалочке в этот раз очень не хотелось идти на подводный бал, но у неё возникла кое-какая мысль, и нужно было кое-что взять из дворца, а сделать это было легче, пока все танцевали и развлекались.
Подводный бал – вот где было великолепие, какого не увидишь на земле! Стены и потолок танцевальной залы были из толстого, но прозрачного стекла; вдоль стен рядами лежали сотни огромных пурпурных и травянисто-зелёных раковин с голубыми огоньками в середине; огни эти ярко освещали всю залу, а через стеклянные стены – и море вокруг. Видно было, как к стенам подплывают стаи больших и маленьких рыб, и чешуя их переливается золотом, серебром, пурпуром.
Посреди залы вода бежала широким потоком, и в нём танцевали под свое чудное пение водяные и русалки. Таких прекрасных голосов не бывает у людей. Русалочка пела лучше всех, и все хлопали ей в ладоши. На минуту ей было сделалось весело при мысли о том, что ни у кого и нигде, ни в море, ни на земле, нет такого чудесного голоса, как у неё; но потом она опять стала думать о надводном мире, о прекрасном принце, и ей стало грустно. Вдруг сверху донеслись звуки валторн, и она подумала: "Вот он опять катается на лодке! На все бы я пошла – только бы мне быть с ним. Пока сёстры танцуют в отцовском дворце, поплыву-ка я к морской ведьме. Я всегда боялась её, но, может быть, она что-нибудь посоветует или как-нибудь поможет мне!?"
И русалочка поплыла к бурным водоворотам, за которыми жила ведьма. Ещё ни разу не доводилось ей проплывать этой дорогой; тут не росли ни цветы, ни даже трава – кругом был только голый серый песок; вода за ним бурлила и шумела, как под мельничным колесом, и увлекала за собой в пучину всё, что только встречала на своём пути. Как раз между такими бурлящими водоворотами и пришлось плыть русалочке, чтобы попасть в тот край, где владычила ведьма. Дальше путь лежал через горячий пузырящийся ил, это место ведьма называла своим торфяным болотом. А там уж было рукой подать до её жилья, окружённого диковинным лесом: вместо деревьев и кустов в нём росли полипы – полуживотные-полурастения, похожие на стоглавых змей, выраставших прямо из песка; ветви их были подобны длинным осклизлым рукам с пальцами, извивающимися, как черви; полипы ни на минуту не переставали шевелиться от корня до самой верхушки и хватали гибкими пальцами всё, что только им попадалось, и уж больше не выпускали.
Русалочка в испуге остановилась, сердечко её забилось от страха, она готова была вернуться, но вспомнила о принце и собралась с духом: крепко обвязала вокруг головы свои длинные волосы, чтобы в них не вцепились полипы, скрестила на груди руки и, как рыба, поплыла между омерзительными полипами, которые тянулись к ней своими извивающимися руками. Она видела, как крепко, точно железными клещами, держали они своими пальцами всё, что удалось им схватить: белые скелеты утонувших людей, корабельные рули, ящики, кости животных, даже одну русалочку. Полипы поймали и задушили её. Это было страшнее всего!
Но вот она очутилась на скользкой лесной поляне, где кувыркались, показывая противное желтоватое брюхо, большие, жирные водяные ужи. Посреди поляны был выстроен дом из белых человеческих костей; тут же сидела сама морская ведьма и кормила изо рта жабу, как люди кормят сахаром маленьких канареек. Омерзительных ужей она звала своими цыплятками и позволяла им ползать по своей большой, ноздреватой, как губка, груди. А что уж вытворяли ужи на её груди, в сказках точно не рассказывается!
– Знаю, знаю, зачем ты пришла! – сказала русалочке морская ведьма. – Глупости ты затеваешь, ну да я всё-таки помогу тебе – на твою же беду, моя красавица! Ты хочешь отделаться от своего хвоста и получить вместо него две подпорки, чтобы ходить, как люди.
И ведьма захохотала так громко и гадко, что и жаба и ужи попадали с неё и шлепнулись на песок.
– Ну ладно, ты пришла в самое время! – продолжала ведьма. – Приди ты завтра поутру, было бы поздно, и я не могла бы помочь тебе раньше будущего года. Я изготовлю тебе питьё, ты возьмешь его, поплывешь с ним к берегу ещё до восхода солнца, сядешь там и выпьешь всё до капли; тогда твой хвост раздвоится и превратится в пару стройных, как сказали бы люди, ножек. Но тебе будет так больно, как будто тебя пронзят острым мечом. Зато все, кто тебя увидит, скажут, что такой прелестной девушки они ещё не встречали! Ты сохранишь свою плавную походку – ни одна танцовщица не сравнится с тобой, но помни: ты будешь ступать как по острым ножам, и твои ноги будут кровоточить. Вытерпишь всё это? Тогда я помогу тебе.
– Да! – сказала русалочка.
– Помни, – сказала ведьма, – раз ты примешь человеческий облик, тебе уж не сделаться вновь русалкой! Не видать тебе ни морского дна, ни отцовского дома, ни сестёр! А если принц не сделает тебя своей женой, ты погибнешь; с первой же зарёй после его женитьбы на другой твоё сердце разорвется на части, и ты станешь пеной морской.
– Пусть! – сказала русалочка спокойно. Она смело смотрела ведьме в глаза, и взгляд ведьмы на мгновение дрогнул, она подумала, что, быть может, эта русалочка затеяла недоброе. Но русалочка была так молода и наивна, что ведьма отбросила эти глупые мысли.
– А ещё ты должна заплатить мне за помощь, – сказала ведьма. – И я недёшево возьму! У тебя чудный голос, им ты и думаешь обворожить принца, но ты должна отдать этот голос мне. Я возьму за свой бесценный напиток самое лучшее, что есть у тебя: ведь я должна примешать к напитку свою собственную кровь, чтобы он стал остёр, как лезвие меча.
– Если ты возьмёшь мой голос, что же останется мне? – спросила русалочка.
– Твоё прелестное лицо, твоя плавная походка и твои говорящие глаза – этого довольно, чтобы покорить человеческое сердце. Ну, полно, не бойся: высунешь язычок, и я отрежу его в уплату за волшебный напиток!
– Хорошо! – сказала русалочка, и ведьма поставила на огонь котёл, чтобы сварить питьё.
– Чистота – лучшая красота! – сказала она и обтёрла котёл связкой живых ужей.
Потом она расцарапала себе грудь; в котёл закапала чёрная кровь, и скоро стали подыматься клубы пара, принимавшие такие причудливые формы, что просто страх брал. Ведьма поминутно подбавляла в котёл новых и новых снадобий, и, когда питьё закипело, оно забулькало так, будто плакал крокодил. Наконец напиток был готов, на вид он казался прозрачнейшей ключевой водой.
– Бери! – сказала ведьма, отдавая русалочке напиток, – и отдай мне свой голос!
Ведьма взяла со стола острое лезвие и подошла к русалочке, намереваясь отрезать язык. С ухмылкой протянула она руку к красивому рту русалочки и вдруг замерла. Глаза её округлились, изо рта поползла серая пена. Она посмотрела вниз: в животе по самую рукоять торчал трезубец, а из раны хлестала чёрная кровь, клубами разливаясь по поляне.
– Трезубец Тритона?! Где ты взяла его? – прохрипела ведьма.
– Во дворце своего отца. Ты, наверное, думала, что можно делать с глупой русалочкой всё что хочешь? – в голосе русалочки чувствовалась сталь, – и ты поплатилась за своё безрассудство!
– Ах ты, ведьма! Мерзкая русалка! – вскрикнула ведьма.
Русалочка выдернула трезубец, ведьма с диким воплем рухнула на землю и поползла в свой дом из белых костей. Русалочка приставила трезубец к её рыхлому горлу:
– Что нужно добавить в напиток, чтобы я не ступала как по острым ножам и мои ноги не кровоточили?! Отвечай и, может быть, я сохраню твою трижды никому не нужную жизнь!
– Я всё скажу, только оставь меня в покое! Нужно добавить в напиток три капли томатного сока, перемешать, но не взбалтывать…, – ведьма пыталась уползти от русалочки: – Ты обещала отпустить меня!
– Я сказала «может быть», – ответила русалочка, и голова ведьмы покатилась вниз по холму.
