Галина Гончарова
Золотое лето
Илья отдал приказ: не жалеть никого. Убивать всех, кто сопротивляется. Разве что детей оставлять в живых. И то – если не стреляют во врага.
Боль и обида требовали выхода.
И заполыхали села и хутора Хормельской волости. Черным жирным пламенем понеслись в небо костры от горящих домов.
Илья не церемонился.
Что могут противопоставить регулярной армии отряды «счастливчиков»? Ну… могут.
Но не слишком многое. С дисциплиной у них проблема, с вооружением, с конями… Илья не стеснялся в средствах. Да так, что даже видавшие виды вояки отводили глаза. Кое-что и для них было слишком.
Ладно – захватить село. Но поля-то зачем вытаптывать? Избы поджигать? Демонстративно вешать всех мужчин от пятнадцати до пятидесяти? Отдавать баб на забаву?
Есть вещи, которые не одобряют даже свои. И чаша терпения даже самых стойких начинает переполняться. Они ведь не палачи, не убийцы. Они военные. А понятие «преступный приказ» есть в любом мире. Рано или поздно кто-то сорвется, и…
Но Илье все было безразлично.
Ему было больно, понимаете, больно! Его Анна! Его любовь!!!
За это предстояло кому-то заплатить. И плевать Илье было на Маргошу, которая ждала от него весточки. На всех плевать. А Яна даже и не думала о нем.
Может, настоящая Анна и написала бы.
Ну хоть повидаться. Хоть про сына сказать. Но Яна автоматически перенесла на Алексеева свое отношение к Цветаеву. Почему-то решила, что ему тоже не нужен ребенок, хоть это и было неправдой. И даже Валежному ни слова не говорила.
А тот и не напоминал – еще не хватало!
Молчать и молчать. А то еще захочет императрица чего-нибудь не того, а Алексеев… да ладно еще, что женат! И познатнее жены огурцами травились, к примеру. Или там с горы падали.
Но ведь и в императоры Алексеев не годится. Решительно. Так что – молчим от греха.
А Илья лютовал и зверствовал. И долго такое положение дел продолжаться не могло.
* * *
– Ой, горюшко! Ой, лышенько!
Валька голосила от души. И немудрено было…
То племянник! А то вся семья, считай! Стариков выкинули, отца и братьев вырубили, над сестрами-невестками надругались. Детей и тех не пожалели. Двоих конем стоптали.
Может, и не специально, да с того ж не легче!
Стоит ли удивляться, что Никон слушал этот вой, слушал донесения и наливался дурной кровью.
По его землям!
Шляется какая-то сволочь!
В своих симпатиях и антипатиях Никон был последователен. С Валежным он даже разговаривать не пожелал, впрочем, Валежный и не настаивал. И больше никого не присылал. Нечего людей губить.
Все сказано, все услышано… между людьми. Теперь заговорят снаряды и пулеметы.
С Пламенным Никон бы тоже не разговаривал – тварь та еще! Чего уж… не любил Никон власть в принципе. Его б воля, собрал бы он всех правителей-политиков-королей-царей да и утопил в одной бочке на глубоком месте. И чиновниками сверху присыпал.
Да, еще можно туда гранатку булькнуть. Парочку даже. Чтоб точно ничего не всплыло. Такая вот простая политическая программа.
Увы, видимо, она опередила свое время, и сильно. Никто из власть имущих на нее добровольно не соглашался, разве что удрать не успевали.
Но орать «По коням!» и мчаться на праведную месть Никон не стал. Вместо этого подозвал к себе одного из подчиненных.
– Давай-ка, направь разведку. Пусть посмотрят, кто там, сколько, какими силами…
И то понятно. Чего людей-то губить? Сначала осмотреться надо…
* * *
Донесение доставили на третий день, и Никон едва слюной от возмущения не подавился.
Полк?!
Всего лишь полк паркетных шаркунов?!
Ну, вы сами, твари, напросились… сколько вас там? Порядка пяти тысяч? А я могу втрое, вчетверо больше собрать… не видеть вам первого снега! И лета вы тоже не увидите…
Собирать людей даже и не пришлось. У Никона оказалось около двенадцати тысяч человек. Илья все за него сделал.
Сжег ты хутор? Куда люди пойдут?
Да к своим, понятное дело, и по дороге вести о тебе разнесут! И тут уж каждый, кто может держать оружие, каждый в строй встанет! И плевать им на твои душевные страдания!
Так что примерно через четыре дня Никон выступил навстречу Илье.
Анна, Россия
Школа закончилась. И Гошка неожиданно для себя получил приличные оценки.
Но!
Мама попросила, да и Кира не была против… почему бы не позаниматься языками? Курсы работают, а языки, английский, немецкий и французский, всегда пригодятся.
Даже Кира согласилась. А поскольку раньше она игнорировала такие курсы, как «отстой» и «нудятину», занимались они вместе. Разве что в разных группах. Тут ведь деление не только по знаниям, но и по возрасту. Понятно же, дети пяти-семи лет и подростки пятнадцати-шестнадцати должны обучаться по-разному.
Анна и сама с удовольствием позанималась бы. Пока она обнаружила, что ламермурский язык имеет много общего с французским, а лионесский с английским, и иногда, вздыхая, проглядывала учебники.
Ей уже не пригодится.
А жаль, она бы с удовольствием их выучила. Когда знаешь больше пяти языков, дальше их учить легче и легче…
Гошка закончил занятия раньше и сидел на подоконнике. Делал домашнее задание по горячим следам, ждал Киру. И уж точно не ожидал какую-то постороннюю тетку, которая шла к нему с подозрительной решимостью.
– Ты – Георгий Воронов?
Гошка прищурился:
– Тетя, а вы кто?
Про незнакомых людей мама ему постоянно рассказывала. И учила, что надо орать громче и бежать быстрее. А если удрать не получится, так хоть кусайся. Человеческий укус – он хуже гадючьего бывает! Но эту тетку кусать не хотелось. Выглядела она так…
Гошка почему-то подумал о «железной леди». О роботе, что ли? Такое кусать, что металлический прут. Зубы обломаешь.
Ольга Сергеевна, а это была именно она, попробовала доброжелательно улыбнуться. Получилось отвратительно.
– Я – твоя бабушка.
– Мамина мама? – уточнил Гошка, который ту маму в глаза не видывал. Да и не хотел. Яна от сына ничего не скрывала, и что думал ребенок о бабе, которая бросила дочь ради любовника…
Это взрослые считают, что дети не поймут. И напрасно. Все они отлично понимают, особенно что такое подлость и предательство.
– Я – мать твоего отца. Сережи Цветаева.
Гошка фыркнул. Честно говоря, он Ольгу Сергеевну даже не узнал. Видел-то один раз, и то на похоронах, и вообще – не вглядывался.
Ну, вопила там какая-то… в черном. И чего? Каждую тетку запоминать? Ему намного интереснее было, когда все это закончится и он пойдет с мамой, дядей Борей и Кирой гулять. Тем более он не собирался признавать никакого отца – сейчас.
– И что? Я ему не был нужен, вот и все.
– Ты знаешь, что он умер?
Гошка фыркнул еще раз:
– Я его в жизни не видел. Чего мне плакать?
Спорить с этим было сложно. Дети… они ведь не понимают таких материй, как выгода и наследство. Они судят иными категориями и часто бывают безжалостнее иных палачей.
– Ты никогда о нем не думал? – пыталась пробить стену отчуждения Ольга Сергеевна.
– Мне некогда было. Я едва не умер.
Гошка уставился в учебник. Ну вот… сейчас эта тетка заведется на полчаса. Отец-дед-прадед, родная кровь – морковь – любовь… В результате он не успеет сделать задание, придется наверстывать вечером. А он хотел, чтобы мама ему почитала сказки.
Как-то у них так повелось…
Чтобы все вечером собирались в гостиной, чтобы дядя Боря разжигал камин, чтобы Анна устраивалась на диване, а Гошка и Кира подсаживались к ней с двух сторон и выбирали книгу. А Анна им читала.
Глупо? Отстой? И вообще, игры интереснее?
А вы попробуйте.
Игры – они пустые, холодные и безразличные. Ты можешь убить сто тысяч монстров, сохраниться, пойти дальше, можешь построить город на песке, но это – там. Не тут. Игрушке все равно, жив ты или умер, как ты себя чувствуешь, о чем думаешь, чего желаешь… это придуманный виртуальный мир.
А реальный…
Реальный – это когда тепло, тихо и уютно. По-настоящему. И мамин голос, и рука, которая обнимает тебя за плечи, и странички, которые ты переворачиваешь, потому что другой рукой мама обнимает Киру, и дядя Боря, который считает что-то важное или читает какие-то сводки, но – рядом. Вместе.
И утверждает, что ему ничуть не мешают приключения Марьи Моревны или Ивана – крестьянского сына. Даже наоборот. Им всем спокойно и уютно.
И тетя Роза, которая приносит всякие вкусняшки и смотрит такими теплыми глазами…
И Смайлик, который обожает семейные вечера, приходит и устраивается на ногах у дяди Бори. И мурчит. Тоже греется. И греет…
Семья. Настоящая. А не суррогат из чужих людей под одной крышей, игрушек и ток-шоу.
Ольга Сергеевна, заметив, что мальчик ее просто не слушает, попробовала кашлянуть. Потом тряхнула его за плечо.
– Георгий! Послушай меня! Твоя мать лишает тебя блестящего будущего!
А в следующую минуту…
– А ну отойди от моего брата!
Кира выглядела так, что с ней побоялся бы связываться даже медведь-шатун. Борис Савойский, при всей его мягкости с родными и близкими, добрым и безобидным существом не был. И пара трупов как финансовых, так и обычных, за ним числилась.
Кира и это унаследовала от отца. Только еще сама об этом не знала. Не приходилось применять. Но вот сейчас все аж всколыхнулось внутри…
Ее. Брату. Угрожают!
Да кто такое спустит с рук?!
В отличие от Гошки, она помнила эту тетку. И помнила гадкий скандал, который та пыталась устроить. Пусть получилось-то все хорошо, но благодарить не тянет. Разве что стукнуть чем потяжелее.
Ольга Сергеевна посмотрела на Киру как на особо тупого таракана.
– Не мешай мне. Кыш.
Зря она это сделала. Потому что Кира перешла от слов к действиям.
Если кто сталкивался с газировкой (вредно, но вкусно же! И тянет! И вообще иногда можно!), тот знает. Не надо взбалтывать еще не открытую бутылку.
Кока-колу Кира купила. Но до занятия выпить ее не успела, чтобы не расстраивать Гошку. Тому тоже хотелось, а нельзя. После операции еще какое-то время ему надо будет соблюдать диету.
После?
Тоже некогда. Домой хочется. К папе и к Ане. А там еще вкусняшки в холодильнике, и свекольник… ум-м-м! И квас такой… куда там газировке из химикатов?
– Пш-ш-ш-ш-ш! – сказала кока-кола.
– Б…!!! – эмоционально высказалась обтекающая Ольга Сергеевна.
– Гошка! – рявкнула Кира.
Объяснять было некогда, но мальчишка к ней рванул, словно скаковая лошадь. Спрятался за спину и сразу успокоился. Сестра же!
Кира его в обиду никому не даст!
– ПОЖАР!!! ГОРИМ!!!
Опешили все. Но что еще было кричать Кире?
Охрана? Пока еще дозовешься, да и наверняка охраннику перепало на лапу, чтобы он эту выдру в Центр детского творчества пропустил.
Учителей? Так кто еще отзовется, и когда, и вообще? Это как не надо, их не распихаешь. А как понадобится, так учителей днем с фонарем не разыщешь.
А вот на вопль «Пожар!» народ отлично высыпал. После некоторых событий это больной вопрос. Что горит, где горит – и куда удирать? Сразу же в коридоре стало не протолкнуться.
Ольга Сергеевна безнадежно завязла в потоке детей. А вот Кира и Гошка не растерялись. Кира схватила брата за руку – и рванула к противопожарному выходу, продолжая орать, словно сирена.
Ничего! Переживут! Сами эту пакость впустили, пусть сами и расплачиваются!
* * *
Роман не задерживался никогда. Не задержался он и в этот раз. И даже в лице переменился, узнав о случившемся.
– Так… ребята, срочно к Борису Викторовичу.
– Зачем? – заныла Кира, понимая, что ей сейчас и дадут благодарностей, и добавят. За все хорошее.
– Потому что ситуация может повториться. Хорошо, сейчас эта тетка пыталась поговорить. А если бы мальчика хотели похитить? Это вполне реально. И могло осуществиться даже сейчас. Сегодня уже.
Гошку аж затрясло, и Кира сгребла его в охапку.
– Цыц! Я в следующий раз ее вообще хлоркой оболью! Не бойся!
– Следующего раза быть не должно, – увесисто сказал Роман. – Кира, ты понимаешь, что, если Георгия вывезут за границу, вернуть его будет практически невозможно? Люди годами судятся, чтобы увидеть своих детей. Годами…
Дети вцепились друг в друга еще крепче.
– Русских за границей не слишком-то любят. И поверь, частенько – заслуженно. Есть отношение к местным, и есть к тем, кто «понаехали тут»… не всегда, но частенько[5].
Кира фыркнула. Зло и ядовито.
– И взаимно. Нам знаешь, что историк сказал? Что Россия – действительно отсталая страна. Вот Англия концлагеря выдумала. Франция – гильотину. Германия впервые применила боевое отравляющее вещество. Есть им чем гордиться, определенно[6].
Роман качнул головой:
– Кира, это история. И ты меня отвлечь не пытайся. Факт прост. Георгия надо защищать. А что там еще изобретут просвещенные страны – их проблема. Лишь бы нас жизни учить не лезли.
Кира надулась. Фокус не удался.
А вот с математичкой можно было только начать говорить о политике – и все! Урок сорван! С Романом такой номер не прошел. Увы…
* * *
– Что эта старая… так, дети, заткните уши!
Дети переглянулись с видом «чего мы там не слышали».
Борис Викторович скрипнул зубами. И набрал номер Якова Александровича. Погоди, зараза! Я тебя колой обливать не буду! Ты не могла не наследить! Сейчас изымем все записи, возьмем показания, что там еще надо… Да тебя к ребенку на километр не подпустят! И надо охрану.
Надо… надо защищать свою семью!
Только вот как это Анне рассказать? И ведь не скроешь, не получится ее защитить.
Вопреки его предположениям, Анна восприняла спокойно.
– Боря, наверное, мне надо с ней поговорить. Еще раз. В присутствии юриста.
– Не думаю, что это поможет.
– Мне надо определиться, – честно сказала Анна. – Я не понимаю, чего она хочет. Увезти Георгия? Получить права на опеку? Что именно?
Савойский пожал плечами. В его представлении, такая дама, как Цветаева, могла хотеть и всего – и сразу. Такой характер. Что может дать Анне этот разговор?
– Я и сама не знаю, – призналась она.
Или знала?
Просто боялась сказать?
Анне было очень страшно. Сделать еще один шаг… и превратиться в чудовище. Но ради сына она станет кем угодно. Ради… да, и ради дочери.
Ее дети, ее муж, ее семья должны быть в безопасности. Даже когда ее не станет.
Глава 4
Свисали в тарелки цветы и плоды
Ида, Свободные герцогства
У Федора Михайловича было замечательное настроение. Бывают такие дни, когда хорошие новости плотненько одна к другой ложатся, что те кирпичики в мостовую, и не подковырнешь.
Приятно…
С утра ему позвонили из лечебницы.
Доктор Ромарио не просил – требовал новую партию чудо-лекарства.
Не на всех детей оно действовало. Но двое из уже обреченных начали… выздоравливать? Ромарио не мог пока в это поверить, но кашель затихал, кровохарканье уменьшилось, у детей, которым оставалось жить считаные месяцы, появился… шанс?
Маленький, но вполне реальный. Если продолжать прием лекарства.
Еще у двоих такого резкого улучшения не наступило, но ведь и ухудшения не было! А это замечательно! Просто замечательно!
Так что – лекарство!
Или – рецептом поделитесь?
Вообще Меншиков склонялся к последней версии. Взять патент, и пусть доктор земляных сверчков разводит. Это ж время нужно, место, опять же, условия для обработки… постоянно этим заниматься?
Фабрику покупать?
Можно и так, конечно. А можно и доктора в долю. И ведь тайну лекарства не убережешь, не получится. Рано или поздно разгадают.
Даже рано.
Поди полови медведку в промышленном количестве! И заметят, и быстро поймут, и научатся…
Патент, доля – и никаких проблем. Успеет он сливочки снять, пока остальные еще не поняли.
И просто хорошо – дети выздоравливают! Страшная это штука – кровавый кашель. Хорошо, что найдено… не то чтоб лекарство, но хоть какое спасение. Приятно!
А еще удалось заключить два выгодных договора на поставку пшенички. И склады арендовать по дешевке.
И с детьми все в порядке, и Мишка делом купеческим интересуется, вникать пытается… разве не радость для деда? И Машенька за ним тянется… С одной стороны, не стоило бы девочку такому учить, а с другой… страшное сейчас время. Все знания в копилку будут.
Все было просто замечательно. А потом скрипнула дверь. В «Талларен» вошла дама с собачкой.
Нет, не карманной собачкой, которых носят вместо дамской сумочки. Или в сумочке. Рядом с девушкой вышагивал здоровущий пес дворянской породы. Холеный, ухоженный, в ошейнике, глядящий по сторонам с полной уверенностью в себе и в мире.
Он хозяйский.
Он нужный.
Он заступится за хозяйку, хозяйка заступится за него, вот все и будет в порядке. Правда-правда.
Не верите? А у нас зубы есть! А еще – лапы и хвост.
Зинаида огляделась по сторонам, но ни спросить не успела, ни даже начать искать кого-то глазами. Сбоку приблизился Гошка, который был внизу, в общем зале. Не сидеть же мальчишке в комнатах весь день?
– Зинаида Петровна?
Иного вопроса Иде и не потребовалось. Да и мальчик… Он был удивительно похож на Анну. И на Илью Алексеева тоже, но нос у него точно был от матери. И улыбка. И нечто неуловимое, движения, умение себя держать…
– Георгий? Георгий Воронов?
– Да!
– А…
– А это мой друг. Потап.
Топыч поглядывал исподлобья и осторожничал. Мало ли какая там тора бывает! Это сначала она хорошая, а потом еще как повернется! Тора Яна, конечно, за нее поручилась, но мало ли что и кто?
Долго ему размышлять не дали.
Зинаида сгребла обоих мальчишек в охапку и разрыдалась от счастья.
Она не одна!
И Яна… Анечка в порядке! Иначе бы…
Подскочил с места Меншиков, заметались слуги…
Полкан, единственный, кто сохранил спокойствие и достоинство, занял выжидательную позицию, Кусаться он не собирался, но преградил посторонним доступ к хозяйке. И вежливо сказал: «Гав». Негромко так, интеллигентно.
Дайте, торы и жомы, людям пообщаться! Сейчас чувства схлынут, и они смогут все объяснить. А пока – не мешайте. Я вас убедительно прошу.
Получилось так убедительно, что Ида и поплакать успела целых пять минут, и Гошку расцеловать, и Потапа стиснуть так, что бедняга с минуту просто вдохнуть пытался.
Сильная это штука – любовь.
* * *
Когда стихли первые восторги и начались расспросы…
Вот это уже все происходило не в общем зале. В номере уважаемого жома Меншикова. Нечего тут всяким-разным уши греть!
Федор Михайлович думал даже сына не допускать, но, как на грех, Михаил Федорович как раз был в общем зале. Так что мимо него не прошло бы…
Лучше сразу все прояснить, чем потом мучиться.
Первой слово взяла Ида. После трех фраз обязательных раскланиваний и беседы о погоде она уверенно перешла к делу. А и чего тянуть?
– Сестра мне написала и попросила позаботиться о племяннике. Вот я и приехала.
Написал ей Георгий, а Яна просто просила позаботиться о ее сыне, но какая разница? Это уже детали. Смысл все равно не поменяется.
– За Георгием? А сестра-то родная? Али как?
Федор Михайлович и сам видел, что родная. Или?..
Родная, чего уж там. Просто Анна старшая из княжон, а перед ним сейчас младшая. Вот ее он, кстати, узнал бы сразу. Ни темные волосы не спасли, ни нарочито простая прическа, ни мешковатая одежда. Аделина Шеллес-Альденская, как она есть!
Вот как в газетах печатали!
– Родная, – отрезала Ида, понимая, что врать не стоит. И то… Она по паспорту Зинаида Петровна Воронова. Яна ей специально такой достала.
А чего скрывать?
Петер – обычное имя. А ворон по Русине летает – не переловить. Никому и в голову не пришло ее подозревать. Здесь, в Герцогствах, и подавно до нее никому дела не было.
– Мы… мы польщены… такая честь…
Жом Михаил попробовал встать и проблеять нечто невразумительное. Отец едва не за шкирку усадил его обратно. И правильно, ничего умного сын сейчас не сказал бы.
Ида сразила его наповал.
Яна – та титулом, все же не каждый день с вами императрица путешествует.
А вот Ида…
Красивая, нежная, вся словно фарфоровая куколка… Не видел он, как фарфоровая куколка, с руками по локоть в крови, ассистирует на операции. Или судно выносит из-под лежачего больного.
– Ваше… – начал было купец. Потом осекся.
– Тора Зинаида, – подсказала Ида. – Или тора Ида.
– Тора Ида, я вам детей так доверить не смогу.
Раньше Ида бы разгневалась. Но больница отлично учит и терпению и смирению.
– Почему?
– А что я торе Яне скажу?
– Правду.
– Тора Ида, тора Яна мне хоть и объяснила, что детей надо с вами отпустить, а все одно. Не могу я так, – развел руками Меншиков. – Не зная, где они, не зная, как живут… родные они мне, уж простите, коли обидел.
Ида махнула рукой.
Не обидел. Наоборот. Хорошо, что так получается. И купец готов защищать мальчишек любой ценой. Не только от нее, от любого защищал бы. Это правильно.
Она еще колебалась, стоит ли приходить или просто так детей увезти, но потом решила не привлекать к себе излишнего внимания. Мало ли с кем Меншиков знаком. Мало ли кто к нему приехал?
И детей он может отпустить к знакомой, почему нет? Детям материнская ласка нужна, женское воспитание, чтобы перегибов не было.
Ида понимала, что может привлечь к себе ненужное внимание, но… это и так может случиться. В любой момент. Она слишком похожа на мать. И ведет себя достаточно своеобразно. Хватит одного человека с хорошей памятью, и ее инкогнито рухнет.
– Все хорошо, жом. Ваши предложения?
– Я могу вас проводить, к примеру. И наведываться, коли позволите. Хоть иногда.
Ида задумалась.
– Вы серьезно намерены жить в Герцогствах?
– Да, тора Ида.
– Тогда нам найдется, что обсудить.
Ида знала, что в ее городке продается несколько неплохих домов. Почему бы жому Меншикову и не прикупить один? Купец на месте сидеть не будет, ему надо лавки открывать, торговлю налаживать, но и за домом кто-то приглядывать должен, и за детьми.
Одних их не оставишь, и на сына рассчитывать сложно.
А так… они решили бы сразу несколько проблем.
Ида может пожить на два дома, к примеру. Пока купец в отъезде – у него, в остальное время у себя. Гошка тоже может жить, где ему понравится, и с друзьями не расстанется. Вон как с мальчиком сдружился. А девчушка и вообще в него вклещилась, не оторвешь.
Зачем огорчать детей? Им и так уже сколько бед выпало в их коротенькой жизни…
Дети были только рады предложению. И жом Михаил рад. Очень. И Ида довольно улыбалась.
Охрану купца она успела оценить. Армандо против этих вояк – щенок сопливый. Разгонят его только так, хоть вправо, хоть влево. А нет?
Может, они с жомом Михаилом взаимоуничтожатся? Вдруг ей повезет?
* * *
К чести Федора Михайловича, переехать он согласился не раздумывая.
Но сначала уточнил, водится ли на тех полях медведка. Очень полезное животное оказалось, за чудо-лекарство готовы были золотом по весу платить! Меншиков был не против. Но вот обнародовать главный компонент…
Страшновато как-то.
Узнают люди, что именно им скормили… может, и заплатят.
А может, и побьют. Больно. Ногами. Уж очень тварюшка неприглядная.
Русина, Хормельская волость
– Что Заручко?
Конечно, Никон не стал ожидать, пока Илья уйдет с его земель. Собрал людей и атаковал. А вперед себя послал отряд податамана Заручко.
Хороший вояка, и конник добрый… Задача была – налететь, потрепать, вывести из равновесия, разведать да и доложить. Сколько там, кого, чего ждать…
Так и получилось.
Заручко налетел, Илья его атаку отбил, но перейти в наступление не решился. Егор Заручко боя не принял, отступил через реку, по имени которой и волость название получила. Хормель…
Не то чтобы Хормель был широкой или глубокой рекой, нет. Но вот что пакостной, то пакостной. Местами глинистой, местами илистой, и коню в ней ногу сломать было – что всаднику с табачку чихнуть. Мост за собой под- атаман разрушил, и Илья как ни скрипел зубами, а переправляться не решился. Ну его… от греха!
А вот Заручко как раз речку знал.
И где можно переправиться, и как, и когда… и желательно следов не оставить.
Пару переправ он таки осуществил. Его люди, с пулеметами, нанесли Илье… не то чтобы значительные потери, но неприятно же!
Это и докладывали сейчас Никону.
Счастливый слушал и радовался. Пока все шло правильно.
А еще правильнее то, что Илья разозлился. И его полк послушно шел туда, где его и хотел видеть Никон: в ловушку под селом Егорьевка.
Хотя этого села им так и так не миновать было. Все ж транспортный узел.
Один из? Но важный.
Справятся ли? Посмотрим… пока все шло по плану.
* * *
Вечером следующего дня Илья Алексеев с отвращением смотрел на Егорьевку.
И это – село?!
Похабень какая-то, сплошные хатки, и те соломой крыты. Единственное здание под черепичной крышей – вокзал. Объяснять Илье, что солома соломе рознь, а глины тут в окрестностях нет, и черепица золотой получится, коли ее откуда везти, никто не стал. Да и к чему?
Пусть фыркает, его дело.
Илья фыркал, но задачи офицерам ставил. Хотя какая там задача?
– Я атакую вниз по холму. На всякий случай, вдруг у них есть пулеметы или еще что, рота Изместьева должна выйти к железнодорожному полотну и взорвать его. Рота Белкина – то же самое. С другой стороны. Что говорит разведка?
Разведчиков Илья не слишком любил – за независимость и высокое самомнение. Но понимал, что без них никуда.
Разведчики отвечали ему полной взаимностью, особенно их начальник, жом Мельников. Ну да, так получилось, что он своим умом и трудом выбился из простых.
Не тор.
Зато майор.
И Алексеев время от времени поглядывал на него… своеобразно. Вслух ничего не говорил, но ведь разведка же! Сложно ли узнать, что твой генерал тебя считает выскочкой и пролазой, который незаслуженно занимает свое место? И приятно ли?
Учитывая, что разведчики примерно такого же мнения и о генерале были. Вот уж кого бы в жизни генералом не сделали, когда б не война. А так не было у Валежного выбора. Только Илью это не оправдывало.
Шаркун паркетный. Тьфу!
– Никон идет к селу, – отчитался разведчик. – Будет уже завтра, тор генерал. А пока там человек сто… может, сто пятьдесят. Не больше. И те… счастливчики, одно слово. Сброд с бору по сосенке, таких разметать – плевка не стоит.
О том, что Никон уже в селе, он говорить не стал. Ложная информация?
Да, вот так.
Но тут уж виноват сам Илья.
Жом Мельников и так поглядывал на сторону освобожденцев, а после того, что творил генерал в несчастной волости…
Есть пределы всякому терпению. А поскольку подчиненных разведчик подбирал под себя, они и думали примерно одинаково. Можно убивать ради защиты. Но ради забавы?
В каждой чаше есть последняя капля. И если чаша переполняется, тут уж плевать на все. На любые слова и на любые дела.
В глазах Мельникова Алексеев перешел некую грань, за которой нельзя оставаться человеком…
Децимация[7] была последней каплей. Эти места надолго запомнят Алексеева и надолго его возненавидят. Здесь детей не будут называть Илюшками.
– У них точно нет пулеметов, майор?
– Клянусь, тор генерал! Мы едва успели, но пока… там едва ли сотня человек. Ружья какие-то есть, как бы не прадедовских времен, это ж самое сердце волости, считай. Чего им тут защищаться? На границе у них патрули, а здесь-то, они считают, безопасно. Таких сел по волости много.
Илья глубокомысленно кивнул. Сомневаться ему и в голову не пришло. К чему?
Мысль, что Никон не дурак, тоже не приходила. Чего ей в пустоте делать? Хотя мог бы и подумать, что если имеется транспортная развязка, то защищать ее будут серьезно.
Не подумал.
– На рассвете – атакуем.
* * *
Говорят, белки чувствуют непогоду.
Скачет рыжуха по веткам? Все будет хорошо. Даже если небо все в тучах, скоро и разветрится, и снега не будет.
Спряталась в домик?
Жди беды. Уж морозов – всяко.
Женя Белкин тоже предчувствовал.
Вот как хотите… свербело!
Мозжило, тянуло, давило, плющило… сколько слов ни подбери, все одно – тяжко на душе. Нехорошо, неправильно.
Подошел денщик, присел рядом.
– Тор полковник, разрешите…
– Без чинов, Пахом, – отмахнулся Женя.
Какие там чины? Всю войну вместе, считай, под одним одеялом… последним куском хлеба делились. Давно уже не хозяин и слуга. Давно уже друзья, крепче некуда. Пахом своего полковника опекает, что та нянька.
Женя никому не позволял и косо взглянуть на хромого вояку. Подумаешь, колено не гнется? Передвигаться быстро не может, только в седле себя хорошо чувствует… и что? Зато не предаст. А это куда как ценнее проворства.
– Соврал Мельников. Что хотите со мной делайте – соврал.
Женя насторожился.
– С чего ты решил?
– Я ведь деревенский, тор. Не забыл еще старых ухваток. Пошел сегодня на речку, рыбки половить, а река-то мутная.
– Илистая…
– Илистая, да не такая. Словно ее поверху где взмутили, а вниз облако пошло…
Женя кивнул:
Допустим. Река мутная, но тому могут быть и естественные причины. Необязательно ее кто-то вброд переходил или еще чего…
– Рыбы, почитай, нет. Словно распугали.
– Или сама ушла. Тоже бывает.
– Птиц не видно.
Женя вздохнул:
– Понимаешь, Пахом, сказать это Алексееву я могу. И добавлю, что беда идет. Неладное что-то. Знаешь, что он скажет?
– Знаю. Посмеется.
– То-то и оно. Приказ я получил, выполнять надо.
– Надо, тор. А нельзя ли его как-то иначе выполнить? Чтобы мы уйти успели? Ежели чего? Или не в том месте к насыпи выйти… не моего это ума дело, а все же…
Женя задумался.
Железнодорожное полотно через Хормель прокладывалось с учетом рельефа местности. Холмистой. И речка еще.
Поэтому Егорьевка была построена неподалеку от реки. А вот железнодорожная ветка огибала один холм, второй, некоторое время шла вдоль реки, пересекала реку… вот если там?
Илья отдал приказ перерезать пути, обойдя село слева. В принципе, Белкин так может и поступить. Обойти село, но пойти не к железнодорожным путям, не сразу… просто выйти придется на час раньше или чуточку задержаться с приказом…
Получится?
Должно.
Женя задумчиво кивнул и сам осознал, как ему стало вдруг легче. Теплее, что ли?
– И когда я так промерзнуть успел?
– А вот я сейчас чайку согрею, тор, у меня и заварка припрятана хорошая, еще с ранешних времен… не извольте беспокоиться, и медку ложечка найдется…
Пахом, которому тоже полегчало, захлопотал вокруг и тоже подумал, что вечер какой-то сырой.
Промозглый, что ли?
Или это Хелла взгляд бросила? Вот душа и заледенела? Впрочем, на войне не до таких материй.
* * *
Рота Изместьева шла, как приказано.
Им надо было обойти село справа, выйти к железнодорожной ветке и перерезать ее. Так уж оно было расположено. Холм, ветка, которая его огибает как раз справа, потом переправа через реку, еще один холм, на этот раз слева – и в долине, собственно, Егорьевка.
Идти им предстояло достаточно долго – часа два-три, поэтому шли ходко. Им бы надо еще в час Волка выйти, да не получилось.
Разведка донесла, что все спокойно, подвоха никто не ждал… И когда сухо захлопали выстрелы, сначала даже не осознали, что происходит.
Потом уже, через пару минут… да, бросились на землю, отстреливались, но поздно, непоправимо поздно.
«Счастливчики» расстреливали противника, словно в тире. Они-то эту местность знали, устроились заранее, засаду подготовили, окопались…
И палили по живым мишеням.
Никон хоть и был за анархию, но не у себя в войске. И если кто решился бы ослушаться его приказа… этим людям не посчастливилось бы. Рука у атамана была тяжелая.
