– Тогда вопрос второй, что хотели нападающие? За кем они пришли?
– Мерседес похитить, детей убить, Веласкесов тоже похитить.
– А потом убить. Понятно.
– А… ну да! – сообразил Амадо, у которого голова была занята не тем. Понятно же, Веласкесов обязаны были потом убить. Они же не станут сотрудничать с теми, кто убил их внуков? Нет, не станут… – тогда что могут знать Веласкесы?
– Или кого они могли потревожить за эти дни? – подкинула идею Феола. – Если сеньор начал вникать в дела сына?
Амадо посмотрел на девушку с уважением.
– Ты прелесть.
И сказано это было не ради пустого комплимента. А ведь действительно. Раньше просто старались похитить Мерседес. Сейчас же…
Убить детей, поджечь дом, убить взрослых… и что после такого собирались делать с Мерседес? А вообще-то вопрос серьезный.
Всю жизнь держать под замком?
Сообщить, что напали враги, а ее, вот, спасли, и теперь она по уши обязана прекрасному принцу?
Или… что-то поинтереснее?
Амадо серьезно задумался. А потом все же решился.
– Феола… я знаю, что мединцы никогда не связывались с шаманами. В Астилии эти твари есть, в других странах континента – вполне возможно. Или есть, или бывали, далеко от своей демонессы они старались не уходить. Но их никогда не было в Колониях. Почему?
– Потому что это – извращение естества, – Феола даже удивилась. – Ты же понимаешь, – как-то незаметно и у нее вырвалось это «ты», и было это очень естественно, – шаман не сможет такого стерпеть. Появись во владениях Адэхи хоть один мединец, он бы тут же его почуял. Они бы почуяли друг друга. А бороться с такими существами шаманы научены.
– Вот даже как…
– Если я определила, что Вирджиния не вполне человек, если ее мать… вот Мерседес – та уже почти человек. Хотя рожать я бы ей советовала только под присмотром мага. На всякий случай.
– Ты можешь узнавать мединцев?
– Вряд ли все население столицы пройдет передо мной строем, – фыркнула Феола. – И сколько мне придется на них смотреть?
Амадо понурился и расстался с очередной идеей. А как было бы приятно…
– Подожди! – вскинулась Феола. – А ведь было!
– Было?!
Феола закивала головой – и тут же охнула, упала обратно, схватилась за виски.
– Дура!!! – вырвалось у нее стоном.
Еще бы. Только что едва ползала, а теперь прыгать начала? Конечно, в такой ситуации поплохеет. Амадо молча протянул ей калебас с матэ.
Глоток, второй… вот, вроде бы и полегче стало, и подышать можно, и ноги теплые, и руки… сейчас-сейчас, все будет в порядке.
– Прости, – повинился Амадо. – Это я, дурак, не подумал…
Феола махнула рукой.
Я, он… сама перенапряглась – сама и виновата.
– Я сама не подумала. Не сообразила…
– Может, еще что-то нужно? Чтобы восстановиться?
– Нет, спасибо.
– Ты не думай, у меня отец – маг, мачеха тоже… я ко всему привык.
– Например?
– У нас одному магу помогали сигары. Только не курить, а жевать.
Феола фыркнула прямо в бомбилью.
– Нет, мне не надо. Я приду в себя и достаточно быстро. Я правда серьезно потрудилась сегодня ночью. Вроде и ничего такого не делала, а все равно… мой учитель справился бы за десять минут, а я… я пока еще ничего не могу толком.
– А учитель как бы справился? – поинтересовался Амадо. Пусть девушка чуть отвлечется.
– Приказал бы врагам умереть, – даже чуточку удивилась Феола.
– Просто приказал? И все?
– Он умеет. Я не умею, – опустила глаза Феола. – Адэхи… он Учитель.
Произнесено это было так, что Амадо пока решил в тему не вдаваться. Учитель – и учитель. Хорошо. А вот что Феола вспомнила такого? Что ей даже плохо стало?
– Феола?
– Я… я же на таможне видела девушку. У нее такое красивое имя… Эллота, Элона, нет, не вспомню. Но мне показалось, что с ней неладно. А потом я просто обо всем забыла. Меня же встречали с таном Анхелем, ну я и разозлилась.
– С этим уродом? – рыкнул Амадо. – Нет, ну чем твой брат думает?
Феола качнула головой.
– Лоуренсио хороший. Просто мы ведь росли на острове, все знакомы, все свои, как тут научиться отличать гадюк от полозов?
– Как ты?
Феола пожала плечами.
– Меня воспитывал Адэхи. Это немного другое.
В эту тему Амадо снова влезать не стал. Успеется. Вместо этого он поцеловал девушке руку и пообещал немедленно отправиться на таможню. Поискать девушку с именем на «Э».
Феола едва-едва успела остановить его.
– Тан… если она тоже… самоубьется?
Амадо резко затормозил.
А правда?
Он не маг, ничего сделать с мединкой не сможет, разве что оглушить? Но как тогда с ней беседовать?
До места-то доставить – ладно. А остальное?
Амадо искренне задумался.
Вот, у отца такое выходило преотлично. Некроманты еще и не то могли.
У Рейнальдо тоже… он никого не оглушал, но выудить информацию мог из любого. Причем человек даже не понимал, что проговорился. Просто не осознавал этого.
А вот как быть ему?
В этой игре высокие ставки…
Феола смотрела на него несколько секунд, потом качнула головой.
– Тан, дайте мне шкатулку из синего чемодана, пожалуйста.
– Откуда?
– Синий чемодан, в гардеробной…
Амадо послушно отправился за шкатулкой, и всего после получасового сражения с вещами, победил. И принес добычу.
– Эта?
Самая обычная шкатулка.
Из самого обычного некрашеного дерева.
Только вот в крышку вделан осколок обсидиана. Обработан он в виде глаза, грубо так, схематично, но выглядит словно живой. Так и кажется, что через этот кристалл смотрит на тебя недобрый и чуждый всему живому разум.
Очень-очень голодный разум.
– Спасибо, – поблагодарила Феола.
Ей-то крышка шкатулки подчинилась легко. А Амадо – нет, хотя он и пробовал открыть. Ладно-ладно, совершенно случайно! Просто рука соскользнула… любопытно же!
Все равно – не получилось.
Внутри шкатулки чего только не было.
Перья, бусины, какая-то трещотка, кулоны, бусы, браслеты… жемчуг перемешивался с деревом, перламутр с дешевой галькой…
Феола ловко достала трещотку.
– Один взмах – парализация на полчаса. Два – на час. Три – смерть.
Амадо поежился.
– Даже так?
– Ну… вы не шаман, потому так. Доставить ее в участок хватит, а дальше решайте сами.
Амадо кивнул. И благодарно поглядел на Феолу.
– Я верну, ритана.
– Да, пожалуйста. Это из моих первых работ, хорошая память. На один раз вам хватит, не больше. Потом ей еще долго заряжаться.
Амадо понимающе кивнул. И осторожно сунул трещотку в карман куртки.
Такая маленькая. Такая опасная.
– Один человек – или все, кто будет рядом?
– Если рядом будет больше – делите время на количество людей, – понурилась Феола. – я же говорю, первые опыты. Два человека? Один взмах парализует обоих, но на пятнадцать минут.
– А три?
– Все равно смерть.
– Три подряд? Или с перерывом тоже?
– Именно подряд, – Феола не собиралась скрывать. – И третий взмах будет тяжелым и для вас. Может даже обморок быть.
Амадо кивнул. Он понял и запомнил.
Феола проводила взглядом Амадо Риалона. И хорошо, что никто этого взгляда не видел, столько в нем было нежности.
Все, все она понимает!
Он женат, он старше, он…
А, неважно все это. Важно другое. Это – ее любимый мужчина. И никому она его не отдаст. Просто не сумеет. Рядом с ним становится легче. Просто сидеть рядом, держать его за руку… такое бывает, хотя и редко. Когда двое полностью совпадают, когда их ауры переплетаются друг с другом, когда растворяются…
Она не рассчитывала, что у нее будет так. Но вот – пришло. И случилось. И что теперь?
Конечно, можно себе сказать тысячу разных оправданий. И что ей всего семнадцать. И что еще столько всего может быть… хоть сто мужчин, всяких и разных, как в дорогой кондитерской, и что нельзя себя хоронить за первым встречным. Это бы ей наверняка сказала мать.
И Алисия…
Хотя мать за отца выскочила после пары встреч, и до сих пор жалеет только об одном. Надо бы – сразу! Чего это они целый месяц потеряли?
А Алисия… ну да! Анхель – не первый встречный, конечно…
Крыса!
Впрочем, долго ругаться Феола не стала. Потому что Висента вошла в комнату.
– Феола, ты сможешь встать?
– Могу попробовать. А что?
– Тебе телефонируют… некто сеньора Торо.
– Элена Фелиса?
– Д-да, кажется…
Феола протянула руку. И отметила, что Висента не отшатнулась назад. Может, у них будет еще одна подруга? Хорошо бы…
Интересно, что сейчас делают девочки?
А зачем звонит сеньора Элена?
– Ритана Феола, мне кажется, вы должны это знать.
– Это?
Записку-то Лоуренсио бросил на столе. И понять ее как-то иначе было сложно. Конечно, сеньора ее прочитала. И решила, что это самый натуральный шантаж. Что ж она, дура какая? Все ясно и понятно!
Феола решила то же самое.
– Аллея?
Чувствуй она себя хоть немного получше, она бы туда отправилась. И разузнала бы все сама. Но…
Боль снова рвала виски когтями. И голова кружилась, и Феола понимала, если она сейчас не вернется на диван, под пуховое одеяло, она просто свалится в обморок. И будет этому рада.
Обморок – хорошо.
Пока ты в обмороке, ты ничего не чувствуешь, а вот как выйдешь из него… о, там ты и получишь все богатство ощущений. Маги пропускают силу через свои каналы. А Феола… шаман – он же не щупальцами взаимодействует, если проводить аналогии. Он просто растворяется в окружающем мире. И требуется очень много сил, именно чтобы не уйти.
Не рассыпаться, сохранить целостность.
Магам – чтобы не пропустить избыток сил и не сгореть.
Шаманам – чтобы не раствориться.
Адэхи рассказывал, когда шаман готов умереть, он просто… рассеивается. На рассвете, как правило, его учитель ушел именно так. Его тело рассыпалось миллионами сверкающих искорок, и на небе появилась радуга.
Ненадолго. Но она – была.
Шаманы плоть от плоти и кровь от крови мира.
Феола тепло поблагодарила сеньору Торо и, опираясь на Висенту, отправилась обратно.
– Что-то случилось? – поинтересовалась подруга.
– Да, наверное, – вздохнула Феола.
– Я могу помочь?
Феола обдумала это предложение.
– Да, возможно. Скажи, есть ли у тебя возможность навести справки о некоем тане Анхеле Толедо?
– Я попробую. Нужно – что именно?
– Просто что это за гусь. Слишком уж он прилизанный, аж лоснится. Уверена – он дрянь. Просто я в столице чужая, не знаю, куда можно пойти и где спросить.
Честность Висента оценила.
– Я знаю. И спрошу. Меня бы сегодня ночью сложили, если бы не ты.
Феола кивнула.
– Спасибо. Если узнаешь о нем что-то – считай, в расчете. Семья для меня важнее всего, а он к семье лезет.
– Узнаю, – Винни такого тоже не понимала.
И получила в ответ улыбку.
Интересно, что сейчас делают девочки?
Лоуренсио медленно шел по кладбищу.
Кому-то, наверное, кажется возвышенной эта атмосфера. Все эти пихты, ели, кипарисы, ограды и обелиски, саркофаги и склепы…
Церковь, которая возвышается над всем этим полем смерти, поблескивая изящными стрельчатыми окнами.
Поэты могут тут прогуливаться, бледные, в блузах и со взором горящим. Потом сочинят вдохновенные стихи, зарифмовав «любовь» и «кровь», и ощутят, что выполнили свое предназначение.
Или художники…
Для творческих личностей такая атмосфера идеальна. Мрачная, торжественная…
Лоуренсио это решительно не нравилось. Его все угнетало… в Колониях, на его родном острове, умерших хоронили в океане. Выходили в море на плоту, отходили подальше от берега, читали молитву… могли плот поджечь, а потом уплыть от него на лодке, могли не поджигать, а просто сбросить умершего в воду…
Дальше обо всем заботились море и рыбы. Кстати, потом и рыбы было больше, и улов лучше.
Обычный похоронный обряд, не хуже и не лучше других.
Сжигать на костре? И где на острове столько деревьев набрать?
Хоронить в земле?
Теоретически – можно. Практически… вы знаете, какова площадь острова, и как часто могут умирать люди? Ладно, на плантации Ксаресов такое случалось крайне редко, но на других-то? А когда пройдет пятьдесят лет? Сто?
Это попросту нерационально, так расходовать землю, на которой можно что-нибудь посадить.
На материке землю не ценят. И разбазаривают под кладбища. И ходят сюда… зачем? Тело – только оболочка, а душа уже улетела, и ей все равно…
Ты хочешь показать, что помнишь и любишь?
Но зачем это показывать кому-то? Любимые и так рядом с нами. Всегда… в душе, в сердце, даже если сейчас они далеко, они все равно с тобой. Потому что ты – всегда мысленно с ними.
Потому что ты их любишь…
Впрочем, Лоуренсио не формулировал четко свои мысли, хотя думал именно так. Ему просто было неприятно. А еще непонятно.
Вот где искать эту аллею нищих? Где их вообще хоронят?
А, вот, минуту… кажется, это местные рабочие? Будь это кто-то из родственников или друзей усопших, они не были бы такими замызганными…
Лоуренсио шагнул вперед и повертел между пальцами серебряную монету. Недолго, секунды три. Потом реал исчез, словно и не было его никогда. Растворился…
– Чего надоть, тан?
Мужчина, который задал вопрос, выглядел так, что ночью Лоуренсио к нему не подошел бы. Точно. Вот в той таверне он казался бы на месте. А здесь…
Здесь он тоже на месте, учитывая неприязнь Лоуренсио к кладбищам.
Гадкое место, гадкий человек. Фу.
Весь толстый, какой-то бесформенный, словно свеча оплывшая… неприятный. И взгляд у него такой липкий, противный.
– Мне нужно знать, где аллея нищих.
– Это показывать надоть. Так не дойдете, тан. Заблудитесь.
– Покажите. И кто последний там похоронен – тоже.
Командный тон Лоуренсио на Слизня не произвел никакого впечатления.
– Добавить бы надоть, тан…
– Сколько?
– За желтяк я ваш на целый день.
Лоуренсио покривился. Так много ему было не нужно. Но…
– За… желтяк ты забудешь, что меня тут видел.
– Я уже забыл. И ребята тоже, – оглянулся Слизень на двух могильщиков, которые стояли рядом с ним.
– Пока не забыли, – протянул один из мужчин, показывая, что зубов у него осталось штуки три, и те черные.
Лоуренсио скрипнул зубами, но еще три серебряных монеты достал. Те тоже растворились в воздухе и явно обеспечили кому-то амнезию.
Если больше не предложат, конечно…
Слизень сделал полупоклон и повез Лоуренсио по одной из аллей.
Скоро тан Ксарес вынужден был признать, что песета… ладно, это много, но будь он один, он бы отсюда до утра не вышел. С пути он сбился еще на четырнадцатом повороте. А потом перед ним открылось совсем другое «Сан-Хосе».
Кладбища – они ведь тоже бывают разные.
Есть чинные, солидные, достойные, с мощеными дорожками, пихтами и памятниками истории.
А есть и вот такие. Где могилы натыканы чуть не сплошняком, где никаких деревьев не растет, да и с дорожками беда, где ноги вязнут в жирной густой глине… и почему она такая? Вроде и дождей-то не было? А она цепляется за ботинки, норовит жадно засосать ноги по щиколотки, добраться до носков (между прочим, шелковых, два реала пара!), до брюк…
Да и саркофагов тут нет. Стоят кресты в два ряда, спинами друг к другу, и на каждом номер. Кое на каких таблички с именами, но и только, а так номера, номера…
– Почему так? – не выдержал Лоуренсио.
– Вы кресты-то поглядите, тан.
– А что с ними не так?
– А вот то… сбиваем, из чего придется, хоть бы и из старых заборов. Кто может, и сам крест поставит, и имя напишет, а мы, грешные… Это ж благородных хоронят, как положено, а всякую шелупень… вот, смотрите. Самоубийца лежит.
– Я думал, их в неосвященной земле хоронят?
– Да кто там разбираться-то будет, тан? Освященная она или еще какая… понятно, для благородных и священник с кадилом пошагает, и молитовку честь по чести. А для нас – нет. Это еще из свежих кресты, старые-то вообще стоят, шатаются.
Лоуренсио сам видел. Старые кресты были полностью черными. Дерево гнило на глазах, пару-тройку лет – и от них ничего не останется. Снеси деревяшки в огонь и хорони заново.
– А там раньше… там поле?
– Да что вы, тан. В два-три ряда хороним. Тут земля такая… года три, четыре – и можно опять копать. А бывает и такое, что старые могилы разрывают, кости в ров, что останется… если останется, и хоронить по новью.
– А родственники? Не возражают?
– Какие у нищеты родственники, тан? Кто другой и сам здесь очутится к тому времени.
Лоуренсио поежился.
Такой от этого всего веяло безнадежностью, такой тоской…
– А там что?
– А, из недавних. Вот, бедолага, сивухой траванулся. Говорят, ажно синий весь был…
– Бывает…
Лоуренсио силой задавил вопрос, в каком именно кабаке траванулся несчастный. Было у него одно подозрение… учитывая ТУ сивуху.
– А вон там парня мобилем размазали. Да непростого.
– Мобилем размазали? – поглядел Лоуренсио на свежую могилу.
– А то! Такая история, тан! Хочь, расскажу?
– Расскажи. – Еще одна монета поменяла владельца.
Слизень приосанился и провел рукой по жидким волосам.
– Это такое дело было. Говорят, кто из благородных на мобиле гонял, да и сбили парня молодого. В канаву оттащили, как собаку… совсем недавно, пару дней тому назад дело было. Знаете, есть у благородных такая забава, на мобиле по ночам рассекать… людям есть нечего, а они жирують!
Лоуренсио ощутил в горле твердый ком. Тяжеленький такой, словно чугунное ядро скушал. Даже сглотнуть попытался, чтобы это прошло, но слюна как-то разом пересохла и не проталкивалась внутрь.
– Во! А парень тот был не из простых свиней свинья.
– Не понял?
– Каракатий то парень был!
– Чей?
– Вы, тан, что ли, с неба свалились, Караката не знать?
Лоуренсио замотал головой, показывая, что не знает. Ни Караката, ни таракана. Про каракатиц слышал, но при чем тут одно к другому?
– Каракат под собой много кого держит. Из главарей он, понятно? – оглянулся по сторонам Слизень, хоть и не было никого рядом.
– А-а… – дошло до Лоуренсио. – Понял.
О нравах городского дна он немного был осведомлен тем же Анхелем. А то мало ли, попадет провинциал не туда, и лишится тан Толедо удобной дойной коровушки… так что Лоуренсио знал, что столица поделена бандами на несколько частей, что у каждой банды есть свой вожак, который и порядок обеспечивает на данной территории, и спрашивает чего, и доит тех, кто у него живет…
Не танов, понятно. Но всякую шелупень – почему нет?
– Во! У Караката как раз дочка замуж за парня собиралась! Говорят, рыдает день и ночь, Каракат поклялся, найдет, кто его в канаву… того, скинул – кишки по веткам размотает.
Чугунное ядро в горле Лоуренсио увеличилось в размерах.
– А… кишки?
– Вы, тан, не местный. Не знаете, как оно… того, бывает…
Уж что-что, а языком болтать – не лопатой махать. Слизень рассказывал вдохновенно. И о том, как людей находили без кожи, и завернутыми в содранную кожу, и сожженными заживо…
Те, кто работает на кладбище, такого порассказать могут… авторы ужастиков тихо заплачут, посыплют пеплом голову и удалятся под одеяло. Бояться.
Лоуренсио исключением не оказался. Песету он Слизню отдал, и еще пару реалов добавил. Но когда он дошел обратно до мобиля, его серьезно пошатывало. И тошнило.
И страшно было не на шутку.
Чего уж там, жить хотелось тану Ксаресу, жить… с не-размотанными по кустам кишками. А как уладить эту ситуацию?
Он и не знал даже.
Надо посоветоваться с Анхелем. Может, друг чего подскажет?
И… придется отдать деньги. Во всяком случае – пока.
Ой, мамочки, как же страшно!
– Не знаю, – честно ответил сеньор Веласкес на вопрос, кого он потревожил за эти два дня. – Знакомых и партнеров сына обзванивал, было…
– Список составляйте, – распорядился Амадо. – Подробный.
– Да, конечно. Тан Риалон, спасибо вам.
– Это моя работа, – отмахнулся от благодарностей Амадо.
Гонсало покачал головой.
– Тан Риалон, вы ж не понимаете. Кто другой не подумал бы, и нас бы приговорили, и кого угодно, и вообще… если б не ритана Ксарес, нас бы ночью порешили. Я-то понимаю… поговорил с людьми. Нас убивать шли. Это понятно и видно.
– Вот тем более, думайте, раз поняли, – распорядился Амадо.
Сеньор Веласкес кивнул.
– Да, конечно, тан. Скажите, а чем бы можно ритану Ксарес поблагодарить?
Амадо даже не задумался.
– Не запрещайте им с Мерседес дружить. Мне кажется, для нее это ценнее золота. Кто у нее там, на островах и был-то? Считай одна сестра. А сейчас она себе подруг нашла.
– Не запрещу, конечно! – аж вскинулся сеньор Гонсало. – Как вы могли подумать!
Как-как! Молча!
Что Амадо, слепой, что ли? Не видел, какими вы глазами на Феолу смотрели? Боитесь вы ее, видно же, и от своей семьи постараетесь держать подальше! Но проводить разъяснительную работу он не станет, еще не хватало.
Так что тан Риалон еще раз повторил свою просьбу и по списку, и по дружбе, и вежливо поинтересовался, как там Мерседес.
– Отлично, – сообщил сеньор Веласкес. – Проснулась, позавтракала, говорит, что сидит и рисует. А тан Мальдонадо рисует ее.
– Сеньор, вы понимаете, что никому…
– Слово даю, – поклялся Веласкес.
– Даже жене. Даже подушке ночью.
– Я понимаю, тан Риалон. Во что-то мой несчастный сын вляпался, иначе и не скажешь.
Амадо кивнул.
И не скажешь, и не надо ни о чем таком говорить… вляпался? Он и всю семью втянул, и под удар подставил… чем, ЧЕМ ты думал, идиот?! Денег хотелось? И побольше, побольше… ну, забери их с собой, на тот свет! В гроб подложи для весомости!
Что вот твои родные делать теперь будут? Как расхлебывать? Чтобы их за тобой следом не отправили?
А что еще тан Кампос скажет? Накануне коронации такое…
Никаких слов, кроме матерных, у Амадо не было. И надо было ехать в порт. Вдруг да повезет?
Некроманты могут работать на выезде. Но предпочитают они свой уютный морг, интимную рабочую обстановку, комфортное окружение…
У Хавьера Карраско все это и было.
Трупы из дома Веласкесов все доставили ему. И мужчина расставлял свечи.
Тереса внимательно наблюдала за процессом.
Хавьер уже успел обнаружить, что трупов его помощница не боится, крови тоже… прелесть что за девушка! Бесценная подруга для некроманта.
– Свечей маловато. Я дам денег, сходи, купи. Ладно?
Тереса кивнула.
В работе тан Карраско начал обращаться к ней вполне непринужденно, но она не поправляла и не возмущалась. Это видно!
Человек работает, человеку не до того, человек увлечен… он бы и королеве реал сунул.
– Свечи так дорого стоят?
– Из черного воска? Да… возьми две коробки. Если останется сдача – сладостей. Лавка Мендеса, это на калле Тарло, там найдешь.
Все же присутствовать при некромантских ритуалах девушке не стоило. Пока – точно.
Вот позднее, когда Тереса ко всему привыкнет, когда он будет точно уверен, что некромагия не оказывает на нее разрушающего воздействия, тогда… тогда – как сама пожелает! Захочет, пусть сидит в уголочке. Да, вот еще, если в обморок падать не станет, визжать и хватать его за руки. Работа же! Понимать надо!
А пока ей и остаточных эманаций от ритуала хватит.
– Да, и каменной соли купи. Килограмм. Лучше – два.
Тереса кивнула.
Ну, каменная соль не редкость. Правда, частенько морскую продают, выпаренную, и кто победнее ее берет…
– Каменную? Не морскую?
– Каменную. Она лучше действует.
– Хорошо, – коротко ответила Тереса, взяла деньги и удалилась.
Хавьер проводил ее взглядом, прикрыл дверь за девичьей фигуркой, а потом размял пальцы жестом вдохновенного музыканта.
– Приступим, сеньоры!
И потащил в пентаграмму первый труп.
Эллора заполняла документы.
Рутинная работа ее ничуточки не напрягала. Даже наоборот…
Было в ней что-то такое, размеренное, успокаивающее, спокойное, даже уютное.
Когда идеальные буковки ложатся на бумагу, когда все скучно, разумно, так обыденно, что поневоле расслабляешься. И не думаешь ни о чем.
Ни о Дарее… ох, сестренка, вляпалась же ты…
Ни о маминой тревоге – и кто бы не волновался на ее месте?
Ни о Кармело…
Ах, милый, милый Кармело… и букетик из хризантем, который он ей подарил. Осенние, тревожные, пахнущие дымом цветы… получится ли у них что-то? Будут ли они счастливы?
Эллора настолько была в своих мечтах, что даже не увидела, как открылась дверь, и на пороге вырос решительный темноволосый тан.
– Сеньорита Эллора?
– Да… – с удивлением откликнулась девушка. – Простите, тан…
– Мы не знакомы. Мое имя Амадо Риалон. – И уже ее начальнику: – Сеньор Лопес, оставьте нас. Наедине.
Эллора с удивлением увидела, как сеньор Лопес поднялся с кресла. И он, и все остальные…
Но почему?
Что такого в этом мужчине?
Эллора подняла брови, но спросить не успела, мужчина представился первым. Достал из-за воротника жетон на цепочке, взмахнул им и убрал.
– Полиция. Следователь Риалон.
– Эммм, – пробормотала Эллора, соображая, что ей надо сделать.
Соображать получалось плохо.
Чем она могла заинтересовать следователя?
Что она могла сделать?
Садизмом Амадо не страдал, а потому и вступать в дискуссии не стал. Просто достал трещотку и взмахнул ей. Один раз.
Эллора осела словно подкошенная, а Амадо развел руками, убирая опасную игрушку.
– Простите, сеньорита. Моя знакомая сказала, что вы из мединцев, а потому… сейчас мы проедем в управление. Если я неправ – извинюсь. Честь по чести. А если прав… будем беседовать.
И, глядя на выражение глаз Эллоры, уже понимал, что прав. Он действительно прав…
Феола, ты не девушка! Ты настоящее сокровище! Скорее, в участок!