Галина Гончарова
Отражение. Зеркало надежды
Герцогесса оказалась достойна своего титула, и этого Лорена ей простить не могла.
Ревность?
Зависть?
И это, и простая ненависть к той, которая не просто обладала какими-то благами по праву рождения, но и была их достойна. И Лорена не могла утешаться словами о слепоте судьбы. Раньше она мужественно боролась с обстоятельствами, сейчас же, на фоне Марии-Элены… она просто выгодно продавалась.
И ненавидела герцогессу за эту правду.
Не осознавала до конца своих чувств, не разбиралась в мотивах, но ненавидела. И сделала бы все, чтобы насолить Марии-Элене.
Еще и сделает, дайте только до столицы добраться!
Лорена знала, она не успокоится, пока не укажет мерзавке на ее место. Раз и навсегда.
Матильда Домашкина
– Я скоро из дома буду бояться выходить.
– Будем спускаться по веревочной лестнице с балкона?
– Ага… А может, отравить их всех к едрене фене?
– Маму? Родную?!
– Какая она мне мать!
Матильда и Малена красили глаза и привычно препирались.
С момента визита участкового прошла уже неделя. Даже побольше.
И… затишье.
Девушки не удивились бы скандалам под дверью, попыткам воззвать к совести, жалости или порядочности Матильды, попыткам вломиться силой…
Тишина пугала и настораживала.
Мысль о том, что любящая мамочка сдастся, обеим и в голову не приходила. Чушь какая! Стремление людей к халяве неизбывно и безгранично. И отказываются они от попыток, только крепко получив по морде. А пока этого не было…
Так где же мамочка?
Срочно уехала к другим деткам?
А на какие, простите, деньги?
Матильда поглядела в интернете, до нужного поселка было добираться больше тридцати часов в одну сторону. Поезд, еще один поезд…
Примерно треть Матильдиной зарплаты за месяц. Дорогое удовольствие. Просто так не наездишься, но чего теперь ждать самой Матильде? Боевых действий? Что мамаша так просто не сдастся, она и не сомневалась. И Параша куда-то запропала… точно, пакость готовят, стервы.
Стерва – это куча падали?
Очень точное определение в отношении этих двоих… стерв! Хоть мамаши, хоть Параши.
Матильда нервничала, а Малена ее успокаивала.
– Вот подожди, доберусь я до столицы – и мы поменяемся местами.
– Ты будешь нервничать, а я тебя успокаивать?
– Именно.
– Хорошо бы до этого времени разобраться с моей мамашей.
– Как прикажешь с ней разбираться, если она не показывается?
– Ждем-с…
Ожидание и выматывало хуже всякой войны. А уж когда к нему добавлялся господин Асатиани… черти б его побрали!
Вот и сейчас.
Опять цветы, опять игрушка, конфеты…
Малена скривила губы, но отправить все в комнату менеджеров не успела. Заявился Антон под ручку с давешней блондинкой.
– Марин, ты сядь, посиди пока, я кое-что сделаю, и поедем.
– Да, дорогой, – томно проворковала жертва косметики, опускаясь костлявым задиком на диван. Матильда посочувствовала мебели. Интересно, у блондинки на попе костяных гребней нет? А то ведь прорежет!
– Малена, сделай Маринке чай.
– Лучше кофе. Черный. С лимоном…
– С сахаром?
– Конечно нет! Я на диете!
«При таких костях? – ужаснулась Малена, уже осведомленная о забавах женщин нашего мира. – Да ей плюшки надо есть каждый день, по три раза в день!»
«Мало ли, может, она пособием готовится? В анатомический кабинет, скелетом работать?»
Малена перехватила управление у подруги и принялась заваривать кофе. Матильда тем временем комментировала прическу блондинки и полкило косметики, наложенных с утра.
Или не смытых с вечера?
Кто бы объяснил дурочкам, что вечерний макияж с утра – это не просто дурной тон, это еще и плохо смотрится при дневном освещении… тени в свете неоновых ламп углубляют глаза, но в дневном свете ты выглядишь как клоунесса.
«У нас вообще не красятся. Только продажные женщины».
«У нас примерно так же. Чем сильнее женщина красится, тем больше она хочет продаться».
«Я бы не купила».
«Думаю, Антон тоже ей не платит, – согласилась Матильда, окидывая блондинку нечитаемым взглядом и ставя перед ней кофе с лимоном. – За идею старается».
Мельком она заметила, что дверь в кабинет прикрыта неплотно, так что Антон может услышать их разговор. Есть у шефа такая привычка.
Ну и ладно, все равно она предельно вежлива со всеми его пассиями. То есть Малена. Пробить герцогессу на хамство было невозможно, хотя пытались многие.
Блондинка сощурилась.
– А вы тут секретарша…
– Да.
Малена поглядела на игрушку и цветы.
Сейчас отнести?
Придется подождать, не оставлять же эту блондинку одну в приемной?
Нет, никак не оставишь.
Блондинка проследила за взглядом девушки, и лицо ее стало гадко-ехидным.
– Я смотрю, Давид выиграл пари? Или пока еще примеряется?
– Пари? – удивилась Малена.
Улыбка у блондинки стала еще более пакостной.
– Между Давидом и Антоном.
Малена прищурилась в ответ, не показывая своих чувств.
– Я не в курсе условий… не посвятите?
– Кто быстрее затащит вас в постель, тот и выиграет. Давид, да? Вы ему скажите, пусть хоть на колечко расщедрится…
Дверь кабинета распахнулась.
Антон воздвигался на пороге, злой, как три черта.
– Маринка!
Блондинка захлопала глазами.
– А что не так?
Малена молчала, но столько всего выражал ее взгляд…
Сейчас Матильда и Малена ругались между собой. И слава богу, что телом не управляла ни одна из них, оно так и застыло со скрещенными на груди руками и приподнятой в насмешливом удивлении бровью. Кто бы сказал, что Малена из последних сил удерживает взбесившуюся подругу? А Матильда была не просто в бешенстве, она готова была убивать.
– Суки!!! Твари, сволочи!!! Пари?! Обоих зарою!!!
– Успеем. Пусть сначала объяснятся.
– Козлы!!! … и …!!!
– Она могла и соврать.
– Ты в это веришь???!!!
– Нет. Определенно не врет, просто укусить хотела побольнее.
– ВОТ!!!
Малена вздохнула.
– Матильда, милая, дай мне в этом разобраться. Ладно? Сестренка…
Матильда зашипела, но первый приступ ярости схлынул, миновал. Держаться стало легче. Сказывалось бабушки-Майино наследство, фамильная вспыльчивость. Но после первого приступа ярости становилось легче, Матильда уже могла размышлять здраво… только раньше у нее не было Малены.
Она бы треснула Антона по голове ксероксом, выдрала бы блондинке патлы и попала бы в милицию.
Она.
Малена же стояла, будто так и надо. И не при ней злой как черт Антон нависает над блондинкой с таким видом, словно сейчас ее сам препарирует.
– Ладно. Но если что – я им размножалки с корнем вырву!
– И я помогу.
– По рукам!
Диалог казался долгим, но в реальности занял меньше десяти секунд. Мысли же. Самое быстрое, что есть на Земле…
Антон едва успел отреагировать, стащив блондинку за руку с дивана, да так, что Марина плеснула на себя кофе и запищала.
– Ой! Кажется, я обожглась…
– Все. Вали отсюда.
– Тоша!
– Сказал, вали! – рявкнул Антон. И таким было у него лицо, что даже крашеная кукла что-то сообразила. К примеру, что сейчас вылетит в окно.
Чашка кофе полетела на пол, а блондинка попыталась повиснуть на любовнике.
– Тоша…
– ВОН!!! – взревел благородный герой так, что дрогнул светильник на потолке.
Малена выключила кофеварку и заняла свое место за столом. Блондинка вышла, виляя задом, а Антон сделал два шага по комнате.
– Малена…
Девушка молча смотрела на него.
– Я… мы не спорили с Давидом.
Малена с ним тоже не спорила. Пусть выговорится.
– Давид просто попросил меня оставить тебя в покое. Ты ему понравилась.
Молчание.
– У нас не было спора как такового, мы решили, что выбор предоставляется тебе.
– Это очень благородно с вашей стороны, Антон Владимирович.
Малена говорила тихо и глухо. Ей было больно, и Антон это понял.
– Маринка – дура! Пойми…
– Я все понимаю. Давайте закроем эту тему?
– Ты не сердишься?
– У вас есть какие-то вопросы по работе?
Малена всем видом показывала, что это – не тема для обсуждений. И Матильда восхищалась сестрой.
Ах, как легко было бы сейчас сорваться в базарную истерику. Как просто…
И как невозможно для герцогессы. Малена так же не могла устроить скандал, как не могла бы пройти голой по улице (леди Годиву в пример не приводим, там были обстоятельства), не могла бить посуду, кричать…
– А жаль. Так было бы легче.
– И мне жаль. Что в нашем мире больше этого нет…
– Может, есть? Только мы не сталкиваемся?
– Может быть…
Антон хлопнул дверью кабинета. Вопросов по работе у него не было.
Малена посмотрела на кофейную лужу на полу, на чашку… и пошла убирать. Здесь замка с прислугой нет, здесь надо ручками.
Хорошо хоть, чашка не разбилась.
Малена взяла ее и отнесла в санузел, вымыть.
Там ее и нашла Женя.
– Малечка… ты как?
Раньше Евгения ревновала шефа. Потом поняла, что Малене он не нужен (герцогесса своего интереса никогда не показывала), и успокоилась. И даже хорошо относилась к девушке, особенно после появления Давида. Ясно же, друзья поделили поле боя, и Малена достанется Давиду, а на Антона никто не посягнет.
– Что? – спохватилась Малена. – А, да, все в порядке.
– Ты плачешь.
– Это от моющего средства. Оно в глаз попало.
Девушки так и не поняли, кто из них плакал.
Матильда?
Малена?
Горько, когда на месте рыцаря в сверкающих доспехах оказывается… его ишак. Или даже ишак его оруженосца. Горько и гадко.
Благородный человек никогда не позволит себе обсуждать женщину в таком ключе. Тем паче женщину, которая ему небезразлична. А если вот так, в мужской компании, как будто перебирают стати породистых кобыл… Малена никогда не позволила бы себе обсуждать любимого мужчину с другими. Никогда…
И уж точно не низвела бы свои чувства до… до такого.
Больно…
– Антон мне все рассказал.
– Да неужели?
– Маринка – тварь и гадина. Она и наврать могла.
– О чем?
– О пари.
– Могла. Но… не на пустом месте.
– В смысле? – не поняла Женя.
– Как ты думаешь, это порядочно – трепать мое имя перед каждой встречной?
Малена даже знала, когда это произошло. Когда она отказалась ехать с парнями, наверняка…
Гадко это. Словно мыла наелась… того самого, с мыловарни.
Больно и тошно было Малене, а Матильда разделяла ее эмоции. Сестра же страдает!
– Ну…
– Я не давала повода. И мне сейчас очень неприятно. Можешь так и передать Антону Владимировичу.
Женя вздохнула.
– Ладно… Ты справишься?
– Не дождетесь, – огрызнулась уже Матильда. – Из принципа переживу всех, особенно эту парочку ловеласов!
Женя фыркнула и вышла из санузла.
* * *
Антон больше ничего не говорил по этому поводу. С Давидом он, похоже, созвонился сам, потому что вечером перед конторой джипа не было.
– Отвязался? – не поверила в чудо Матильда.
– Благословением Сестры и Брата…
– Не было бы счастья, да несчастье помогло?
– Значит, это не несчастье, а предпосылка для счастья, – философски ответила привыкшая к софистике Малена.
– Аэссе.
– Аминь.
Его величество Остеон, Аланея
Король работал.
Упорно, серьезно, вдумчиво, он разбирал бумаги в присутствии канцлера. Что-то подписывал, что-то откладывал к рассмотрению, что-то кидал в корзину, когда…
– Ваше величество, беда!!!
Его величество проехался пером по столу и, конечно, сломал остро заточенный наконечник к шервулям[1]. И дернулся не только король.
Канцлер, который как раз подкладывал королю документ на подпись, аж чернильницу опрокинул, укоризненно глядя на Бариста Тальфера, который влетел (с его-то тушей только бегать!) в королевский кабинет.
– Что случилось?
– Степняки перешли границу и движутся вглубь страны! Голубь прилетел…
Канцлер, Леонар Тарейнский, забыл обо всем на свете. Иначе никогда не протянул бы руку вперед короля.
– КАК?!
Барист сунул в протянутую руку скатанную в крохотную трубочку бумагу.
Его величество перехватил донесение в воздухе, проглядел…
И медленно, словно в дурном сне, начал оседать на ковер, под взглядами стряпчего и канцлера.
– Ваше величество!!!
Канцлер едва успел подхватить короля и осторожно уложить на ковер.
Каким чудом Барист успел прикрыть дверь, знал только он сам.
– Лекаря!!! – едва не в голос взвыл канцлер.
Вроде бы толстяк неуклюжий, малоподвижный, но Барист мигом оказался рядом с Леонаром, стиснул его руку.
– Нет! Капли в ящике стола!
– ГДЕ?!
Барист ловко вытащил ящик, вытряхнул на ладонь пузырек темного стекла, накапал капли прямо в кубок с вином и принялся осторожно, явно привычно поить короля.
Канцлер поддерживал его величество под плечи.
– Что с ним?
Стряпчий посмотрел на канцлера и решил махнуть рукой на тайну. Такое не скроешь… пусть его величество сам потом разъясняет… или казнит.
– Его величество болен.
– Что говорят лекари?
– Простите, ваша светлость, я ничего не могу сказать без разрешения его величества.
Канцлер поглядел весьма многообещающе, но Баристу было не до того. Он даже не заметил, потому что вливал в губы короля вино с настоем.
Остеон пошевелился, глубоко вздохнул… На серые щеки начал возвращаться румянец.
– Кто здесь?
– Лежите, ваше величество! – Канцлер чуть потеснил Бариста, наклонился над королем.
– Кто… знает?
– Обещаю, я буду молчать.
Остеон медленно прикрыл глаза. Силы возвращались к королю.
– Кто-то меня видел? Сейчас?
– Нет, ваше величество.
– Никто не должен знать… – в голосе короля звенела сталь, обещая мучения и смерть любому проговорившемуся. – Никто.
Это явно относилось не к Баристу, и канцлер отвечал:
– Клянусь, ваше величество!
– Дайте донесение.
Мужчины замялись, но… выбора не было.
Второй раз король пробежал его глазами уже более спокойно, протянул Леонару.
Канцлер прочитал несколько строчек и едва не улегся рядом с королем.
– Степняки? Взяли Инкор? Собрали большое войско, чуть ли не сорок тысяч человек, и теперь движутся вглубь Аллодии, вдоль Интары! Брат воинственный!
– Это-то понятно, где бы они еще прошли!
Остеон переключился на более важное. С самочувствием все ясно, лучше уже не станет, только хуже, а значит, и волноваться не о чем. Интара была достаточно глубокой речушкой. А что главное для войска?
Вода.
Надо поить людей, надо поить коней, степнякам последнее особенно важно…
– Откуда у них такое войско?
Канцлер сжал в кулаке бумажку.
– Если этот… еще не сдох, то я ему помогу. Обещаю, ваше величество.
– А разъяснить? – Остеон уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы вернуться в кресло.
Леонар фыркнул, словно кабан в камышах, и принялся объяснять.
Последнее время на границе со Степью царило просто умилительное спокойствие. Прямо-таки восхитительное. Набеги почти прекратились, вылазки стали редкими… народ порадовался.
Рид – насторожился. Так уж был устроен маркиз Торнейский, что везде видел в первую очередь подлость, а потом…
Рид поговорил со своими подчиненными. Сотник Ренар Давель командовал разведчиками, он и отправлял их в Степь… он уверял Рида, что все в порядке. Просто у степняков сменился каган, старый умер, новый воссел на трон, ну и… естественный процесс. Пока внутренних врагов не перережет и друзей не наградит, ничего серьезного ждать не стоит.
А поди ж ты…
Маркиз Торнейский написал в столицу и говорил при встрече с канцлером, но… ничего не было известно. Тишина и покой.
Леонар с себя вины не снимал, но клялся и божился, что разведка ничего не доносила. Хотите, ваше величество, рубите голову, а только есть у нас предатели, есть…
Его величество это ожидаемо не утешило, но менять сейчас канцлера? Вводить нового в курс дела?
Некогда! Не до того…
И его величество принялся отдавать приказания.
Объявить всеобщую мобилизацию.
Подтянуть войска к границе.
Перехватить, остановить, не пустить…
Разослать голубей по всем крепостям. И…
Маршала к королю!!! Немедленно!
Канцлер вылетел из кабинета, словно под зад пнутый. Слуги метнулись на поиски маршала. А его величество посмотрел на Тальфера.
Вообще, король должен быть несгибаем и властен, но…
Принц был где-то в городе, а король – тоже человек. Он не может быть символом двадцать четыре часа в сутки, ему иногда тоже надо выговориться. Перед человеком, которому все безразлично, кроме обожаемых цифр.
– Мы справимся? Что у нас по финансам?
Набег – это ведь в первую очередь расходы. На войска, на продовольствие, фураж… на все.
Барист принялся излагать все цифры, которые знал на память. Он понял, что королю это не так важно, просто его величеству надо собраться с духом… и высказать что-то такое. Что-то, на что не хватает сил даже у короля.
Вторжение?
Да, это бы подействовало на короля, но не так сильно. Аллодия сильна, и они бы справились… маркиз Торнейский…
Восьмилапый!
Барист сообразил, в чем дело. Но…
А, семь смертей не увидать, а одной не миновать.
На плечо королю, который сидел за столом, сгорбившись в кресле и прикрыв лицо, легла мягкая ладонь. Барист Тальфер обычно не позволял себе таких вольностей, но сейчас…
– Он справится, ваше величество. Ваш брат – умный и опытный полководец.
– Сорок тысяч человек. Сорок. Тысяч.
– Это степняки. Они не умеют воевать, государь.
– Сорок тысяч. А у него сто человек. Может, еще что-то из ополчения будет… полководец, да. Но без полка!
Что мог сказать Барист? Да только одно.
– Ваше величество, давайте созывать войска. Раньше начнем, раньше поможем маркизу.
Остеон с трудом вытащил себя из кресла, подошел к окну. Проклятая слабость после приступа, и виски до сих пор ломит…
Сто человек гвардии. Маркиз…
Маркиз где-то там, где едет Шарлиз Ролейнская, где идут сорок тысяч степняков, где граница…
Брат воинственный, Сестра милосердная, сберегите моего брата!!!
Остеон знал Рида. Маркиз не полезет в лобовую атаку, а попытается задержать врага, измотать, дать время…
Интара – подлая речушка, она течет по оврагу, по полям, лесам, перелескам, там подходящие места для партизанской войны. Рид обязан уцелеть, должен!
Война…
Никогда не знаешь что, как, где… ночной налет, шальная стрела, Рид не станет отсиживаться в тылу, он первый пойдет навстречу опасности.
Брат, Сестра, спасите его!
– Где маршал?
– Я сейчас, ваше величество…
Барист выглянул за дверь и заговорил со слугами.
Остеон молча молился.
– Ваше величество?
Маршал, Артан Иллойский, вошел быстрым шагом.
– Мне сказали… ваше величество?
Остеон кое-как взял себя в руки. Кто бы сомневался, весь дворец уже в курсе.
– Маршал, если вы уже знаете про степняков… объявляйте мобилизацию, собирайте войска…
– Да, ваше величество.
– Выступайте как можно скорее.
– Слушаюсь, ваше величество.
– И… возьмите.
Король открыл стол.
– Ваше величество!
Маршал ахнул, увидев эту вещь.
– Приказ отдаст Барист.
Вещь в руках у короля была личной королевской данзой[2].
Золотая пластинка, выполненная в форме королевского герба Аллодии. Единственное отличие – громадный черный камень, вделанный посередине в золото. Своего рода отличительный знак, благодаря которому данзу нельзя было подделать или подменить. Таких камней и было-то всего шесть штук. Корона, скипетр, кольцо, нагрудный медальон короля и две данзы.
Золотые пластинки? Нет. Не только.
Неограниченная власть на территории королевства.
Человек, которому доверили данзу, мог распоряжаться так, словно сам король стоял на его месте. Ему не могли отказать ни в чем, кто же отказывает королю? Более того, он мог начать или закончить войну, казнить или миловать… он был волен в жизни и смерти людей, как сам король. Одно слово…
– Это вам, маршал. Единственный, кому вы ее можете отдать – маркиз Торнейский.
– Да, ваше величество.
Остеон помолчал пару минут.
– Он сейчас там.
Маршал дураком не был.
– Ваше величество, я все сделаю, чтобы ему помочь.
Остеон молча кивнул. Горло перехватило.
Маршал вышел. Барист, незаменимая голова, уже подготовил проект приказа. Остеон пробежал его глазами: все правильно. Мобилизация, война, большая королевская печать, осталась подпись…
– Прикажи отдать секретарю, пусть перепишут начисто, я подпишу.
А оставшись один, опять уставился в окно.
Брат светоносный, Сестра милосердная, спасите моего брата…
Аллодия, неподалеку от реки Интары
Каган Хурмах оглядел свое войско.
Как и положено кагану, он передвигался на платформе, которую тянули вперед быки. Испокон веку так заведено, нищета и рвань пешком, простые степняки, чикан, верхом, знатные, дакан, в колесницах, а каган – на платформе. Вызолоченной и разукрашенной, чтобы все видели его знатность и богатство.
И – бесстрашие.
Ясно же, что на платформе передвигается каган, сюда будет нацелен удар врага, но правитель страха не ведает. Хотя это было сказано не о Хурмахе.
Он знал, что такое страх. Не за свою жизнь, нет… За другое.
Хурмах был третьим из шести братьев. И где теперь остальные сыновья его отца?
Нет их…
Ушел в небытие книгочей Бурат, ушли в небытие сладострастники Чихей и Журмей, погибли храбрые Арват и Санат. Всех унесли кого клинки, кого болезни. Всех…
И даже своей подушке не признавался Хурмах в том, что причиной трех смертей был он сам.
Хурмах хотел величия для своей страны.
Прекрасна и многообразна Степь, обильны в ней поля, тучны стада, изобилен приплод в них, но кто сейчас считается со Степью?
Никто.
Их превратили в собак, сидящих в конуре, загнали, как волков, и не выпускают за кольцо сторожевых крепостей. Хурмах искал способ изменить ситуацию – и нашел союзника.
Всегда, везде два понимающих человека смогут договориться.
Вот он, человек, который его понял.
Сотник Давель.
Сейчас он не сотник, он личный кал-ран[3] самого кагана. И когда наступит момент дележки добычи, Хурмах щедро одарит союзника.
Давель неглуп, именно он привез наложницу, прекрасную, словно луна, но больную дурной болезнью, для Журмея, он помог устроить засады, в которых сгинули Арват и Санат…
Именно он.
Кое-что сделал и сам Хурмах, но это сейчас неважно. Важно то, что его признал Круг. Его имя выкликнули перед кострами, как и полагается по старинному обычаю, на его призыв откликнулись храбрые воины, и сейчас он собирается пощупать мягкое подбрюшье Аллодии.
Пройти до берега моря и омыть ноги в соленой воде.
И это – справедливо.
– Давель!
Кал-ран отозвался почти сразу. Позвали.
– Мой каган!
Хурмах цыкнул на наложниц, чтобы скрылись с глаз долой, кивнул Давелю на подножие трона. Кал-ран понятливо вскарабкался на платформу.
– Ваше величество?
Титул согрел душу. Но…
– Рано меня еще так называть.
– Ваше величество, вы уже король. Степи. А Аллодия ждет своей очереди.
– Ты уверен, что нас не остановят?
– Вы взяли Инкор почти без потерь. И другие крепости падут вам под ноги…
Каган поморщился.
Инкор они взяли потому, что сотник с верными людьми просто открыл ворота своему кагану. И степняки ворвались в крепость. А вот дальше…
– Король соберет войска…
– Король стар, принц глуп.
– Есть еще Черный Волк, – прошипел каган.
Маркиза Торнейского в Степи называли именно так.
Черный Волк.
Есть такое предание, и когда его рассказывают, дети степняков жмутся к кострам, не смея отойти от них до самого утра, а их родители вспоминают свои страхи и подбрасывают в огонь кизяк. Это – не просто страх.
Это – волк.
Черный, кривой на один глаз и хромой на одну лапу, он бродит по степи. И нет того, кто его одолеет. Красны его глаза и белы его клыки, и падает с них на землю густая пена, а там, где касается она земли, вырастает белена.
Волк уносит детей, режет скот, и даже воины склоняются перед ним. Перед его мощью и силой…
Так прозвали и Торнейского.
– У вас есть союзники в столице, ваше величество. Торнейский не придет. Или придет, но почти без войска. Человек пятьсот, семьсот… что он сможет сделать?
Хурмах поежился, сотворяя знак, отвращающий зло.
Что может сделать Черный Волк?
Об этом узнает тот, кто попал ему в зубы. Но – поздно. Слишком поздно.
Только вот каган не должен ведать страха. Хурмах оглянулся на свое войско.
Степняки с арканами, степняки с копьями, с саблями, все смотрят на него, все готовы умереть за своего кагана…
– Пусть приходит Торнейский. Мы его встретим.
Аланея. Дом на окраине
Высокий светловолосый мужчина проглядел донесение с границы и довольно улыбнулся.
Замечательно. Пока все идет по плану.
Что нужно для смены власти?
Первое – опасность. Когда волк угрожает овчарне, овцы становятся послушными.
Второе – пастух. Его надо или убрать, или скомпрометировать… с Остеоном разберемся, руками его же сына.
Лэ Стиорта уверяет, что настой скоро будет готов, принцу она его всучит, за хорошие деньги, кстати, деньги лишними никогда не бывают, – и Найджел бодро побежит травить отца.
Не сразу, конечно. Но где-то через полгода-год, в зависимости от везения и крепости здоровья, Остеон скончается, и Найджел займет трон.
Попробует.
К тому времени в битве на границе погибнет Торнейский, а сам заговорщик…
У него уже готово войско, которое не только вышвырнет кагана из Аллодии, но и отвоюет изрядный кусок Степи.
Хурмах – трус и сволочь, но не дурак, поняв, что для его драгоценной шкуры есть угроза, он предпочтет договориться.
Договориться можно вообще с любым человеком. И светловолосого поддерживала примерно пятая часть дворянства, а это много.
Очень много…
И в результате победитель вернется в столицу. А тут к его услугам и принцесса, и трон. Кому будет нужен Найджел, к которому приклеится ярлык отцеубийцы? Да никому. Палачу разве что…
Заговор вступал в решающую стадию.
Полгода, максимум – год, и в Аллодии сменится король. Разумеется, для блага самой страны. Как истинный патриот Аллодии, он просто не мог допустить, чтобы на ее троне сидел подлец, убийца и дурак впридачу.
Светловолосый вообще был за мирное решение проблем, он бы и с Торнейским договорился… Но маркиз был слишком предан своему брату. Это и Диана отметила в своих донесениях. Пусть покоится с миром. Спишем маркиза в расход…
Мирная картина, не правда ли?
Мужчина, с бокалом красного вина, в уютном кресле, у камина…
А если заглянуть в его разум?
Клубок змей – намного более приятное зрелище, чем его мысли. И менее ядовитое, кстати. Как часто внешнее оформление и внутреннее содержание не совпадают?
Это вопрос философский. Светловолосого волновали вопросы житейские. Согласится ли Риний отдать за него Дилеру? Что делать с Шарлиз? Как поступить с Сорийскими?
Как договориться с Тальфером? Убивать стряпчего не хотелось, слишком он умен и полезен Аллодии, а вот поставить себе на службу… как?
На все эти вопросы ему предстояло еще найти ответы. Но он ведь умный и хитрый. Он справится, он все просчитает и выберет лучший вариант развития событий. Для себя лучший, конечно.
Не пройдет и двух лет, как на его чело опустится корона Аллодии. Не пройдет и двух лет.
Человек в кресле грезил о своем будущем величии…
Матильда Домашкина
– Пора праздновать?
– Думаю, да…
Давид не появлялся вот уже третий день. Ни игрушек, ни цветов, ни джипа…
Надоело? Или понял, что здесь не обломится?
Антон же решил свести все отношения к вежливому общению начальника и секретарши.
Устраивало ли это Матильду?
Да более чем. А вот Малена вздыхала. Но сестра нашла, чем ее развеселить.
– Мы сегодня после работы идем в бассейн.
– Здорово… а куда?
– В клуб «Атлант». Там первое занятие бесплатно, а потом купим абонемент, если захотим.
– Давай сходим!
Малена проявляла столько искренней радости, что Матильда готова была прослезиться. А и правда, не учат приличных девушек с монастырским воспитанием плавать в бассейнах. И в море им поплавать не дадут, и по песочку босиком побегать…
Малена и не страдала от этого, она же не знала, чего лишается. А вот когда ей показали да рассказали…
Теперь Малена требовала бассейн, и в пакете дожидались своей очереди заботливо сложенные купальник, шапочка, полотенце и тапочки. А то ж!
Вечером девушка вышла из конторы и направилась к клубу.
Не понравилось ей там сразу. Матильде.
Малена не видела разницы между марками автомобилей, различая их пока по цвету-размеру, а вот Матильда прекрасно понимала, сколько стоит «Кадиллак», сколько «Мини-Купер», сколько «БМВ», пусть не в подробностях, но все же!
Эти машины на стоянке были представлены. А вот «Жигулей» не было. Почему?
Наверное, не приглашали. Но ладно…
Пусть это все останется на совести владельцев. И стоянка, забитая элитными машинами, и роскошные стеклянные стены клуба, через которые видно роскошную барную стойку и сидящих за ней девиц, и крупные позолоченные буквы «Фитнес-центр «Атлант»…
Матильде все это решительно не нравилось, просто потому, что продав свою квартиру, она могла бы купить себе как раз половинку во-он той машины.
Ненависть победившего пролетариата к проигравшим буржуям, не иначе.
– Я бы помогла, но…
– Все в порядке, – успокоила Матильда сестру. – Бывает.
И решительно толкнула дверь клуба.
Почему-то в эту минуту она себя чувствовала как грязное пятно на ковре. Очень неудобно. Очень неприятно. Особенно под взглядами девиц в мини-костюмах, которые тут же захихикали и начали перешептываться между собой. Но кое-чему Матильда уже успела научиться у сестры.
– Я – Домбрийская!
И никак иначе. Неважно, что Матильда де-факто не была одной крови с Маленой, они все равно были ближе родных. И девушка, подняв голову и расправив плечи, улыбнулась окружающим.
Спокойно, снисходительно…
Аристократка никогда не будет принимать во внимание разговоры скотников. Она не станет ими брезговать, но…
Не тот круг. И обсудить им нечего.
Матильда медленно, держа спину, прошла к стойке администратора – красотки лет двадцати пяти, в белоснежной блузке. И конечно, с идеальной фигурой, волосами, зубами…
Живая реклама центра. И улыбается так… выученно. Жаль, что одними губами, глаза остаются холодными.
Матильда окинула ее внимательным взглядом.
– Ну да, будь на моем месте тот же Антон…
– Она не замужем, – заметила Малена.
– Может, просто кольца нет. Но в любом случае…
– Думаю, она бы и на Давида согласилась.
– Тут главное – большой и толстый…
– Мотя!
– Бумажник! Малечка, исключительно бумажник. А ты о чем подумала, насмотревшись интернета?
– Зараза.
Матильда улыбнулась. Ей доставляло удовольствие поддразнивать сестренку. Как и сестричке – троллить ее отсутствием манер.
Но стоит обратить внимание и на окружающий мир.
– Добрый день, – Мотя ответно улыбнулась девушке за стойкой. Так же – одними губами.
– Здравствуйте. Я могу вам чем-то помочь?
– Можете. Запишите меня на пробное занятие в бассейн.
Девушка тоже пригляделась к Матильде и улыбнулась уже адресно. Исключительно вежливо и равнодушно.
Интересно, где их такому обучают? Разговаривать как с человеком, а смотреть как на помойку?
– Тильда?
Малена привычно перехватила у сестры контроль. И в следующий миг девушка за стойкой поежилась. Таким на нее арктическим холодом повеяло от невысокой фигурки, что рука сама собой дернулась за шубой.
Ледяные серые глаза, осанка, приподнятая бровь…
В своем мире Малене было сложно, а вот здесь, где никто не имел представления о хороших манерах, принимая за них то избыток высокомерия, то отсутствие воспитания…
– Д-да… К-когда?
– Можно прямо сейчас, – милостиво разрешила Малена.
– Конечно… Ваш паспорт?
На стол легла маленькая книжечка. И красотка принялась заполнять строчки.
