Галина Гончарова
Черная осень
Так и решили!
Яна отправилась в областной центр и подала документы на биофак. Прошла, кстати, с первой попытки. Память у нее была – изумительная, сдать смешные экзамены в тестовой форме – да хоть шесть раз! Это же не энциклопедические знания, это простой список тем. Выучил – и гони на конях…
Квартира была, деньги на первое время были – и началась студенческая жизнь.
Казалось, все будет хорошо и спокойно. А потом грянула первая любовь.
Он!
Красивый, умный, модный, одетый от-кутюр, богатый, единственный сын у своей матери…
Сережа Цветаев.
Что он нашел в Яне?
Скорее всего, экзотику. Девушка, которая может и убить и освежевать кабана, – редкость в институте.
Что в нем нашла Яна?
Так она же раньше никогда с такими не сталкивалась! Красивые слова, как в романах, цветы, подарки…
Любовь!
Секс, конечно.
И – беременность.
Прекрасный принц обернулся склизкой жабой ровно в тот момент, когда предложил Яне пойти на аборт. Яна послала принца – и уехала к отцу.
Что там было дальше – она не знала, она просто перевелась на заочный. А что такого? Если можно? В деканате ей пошли навстречу и стали высылать контрольные работы.
Яна поблагодарила и стала отсылать их обратно. А заодно прикладывала к работам дары природы. К примеру, копченую лосятину. Или кабаний окорок – если правильно приготовить, пальчики оближешь и язык проглотишь!
Так и училась, и неплохо училась.
Любовь?
Какая любовь?!
Гошка же!!!
Сын стал Яниной любовью с первого мгновения. Стоило только взять малыша на руки…
Яна сама кормила его, сама вставала по ночам, сама купала, пеленала… Ладно! Не пеленала! И малыш лягался и пинался в полную силу.
Дед тоже был счастлив. Георгий Петрович Воронов – плохо, что ли? Наследник, продолжатель династии…
Так что тут беды не было. А вот когда Гошке исполнилось четыре года…
Малыш простыл и заболел. Простуда перешла в пневмонию. Вроде бы вылечили, но Яна повезла его в областной центр – мало ли что? Вот в больнице анализы и взяли. И осложнением пошел порок сердца. Или не успели, или недолечили, или…
Кого тут обвинишь, кроме себя самой?
Состоялся семейный совет, на котором было решено следующее.
Лечение у нас, конечно, бесплатное. Деньги на счете есть, их не так мало, но этого не хватит. Потому – продаем квартиру и добавляем. Тогда уложимся.
Покупаем конуру для собаки – было бы где спать. Яна остается в городе рядом с малышом, носит ему передачки, зарабатывает, потом, когда лечение закончится, забирает его и уезжает в лесничество.
Да, отец остается работать лесником. Кому-то же и кормить всю компанию нужно?
Опять же, выйдет малыш из больницы, Яна его в охапку – и на природу. Ее на молоке да ягодах на ноги подняли – и мальца поднимем! Никуда не денется!
Так и оказалась Яна в этой хибаре.
А ее малыш лежал в больнице, был прооперирован, прошел курс дорогостоящего лечения, сейчас проходил второй, и врачи считали, что через полгодика его можно будет выписывать.
Если все пойдет хорошо.
Если не случится ничего непредвиденного.
Если…
Замечательное слово, не так ли?
Его отец? Какой, простите, отец? Цветаев? Нет у малыша отца. Точка.
А вот мать…
Яна винила себя в болезни малыша.
Она ведь росла «лесной девочкой». Она практически ничего не знала о женском организме. То есть, чем занимаются мужчины и женщины, она знала, и про беременность, и про роды – попробуй не узнай, в лесу-то! Но к себе это не применяла.
Отец ей объяснил про критические дни, краснея и заикаясь (нелегкое это было для него дело), Яна прочла про все остальное – и успокоилась. А студенческая жизнь крутила и вертела.
И водочка в ней была, и даже травка… Когда Яна узнала, что беременна, – она сразу это прекратила. Но узнала она об этом только на третьем месяце!
Токсикоз?
Да она слова-то такого не ведала!
И… критические дни один раз пришли. Такое тоже случается. Не сразу отключились, а со второго месяца, Яна и не поняла ничего. Как тут сообразишь? Яна искренне считала, что, веди она более здоровый образ жизни, Гошка был бы сейчас здоров. И судя по словам Хеллы… Похоже, это действительно так.
Сейчас Яна делала для сына все возможное. Но лечиться ему еще долго.
А Анна…
Вот ведь проблема!
Жить-то Анне как?
Лишних денег у Яны не было вообще. Малыша хочется чем-то побаловать, подарок подарить, игрушку какую… а зарабатывать как?
В родном мире Анна ничего делать толком не умела.
Да, работала в госпитале. Но – как работала? Судна из-под раненых не таскала, полы не мыла, даже из операционной ее выгнали – дурно стало. Да и…
Анна сверилась с воспоминаниями.
В этом мире просто так работать в госпитале не пустят, нужен диплом. Как и в Русине, кстати говоря. Так что госпиталь отпадает. И платят там мало, едва ли на жизнь хватит, но уж точно не на сына.
Что она еще умеет?
У нее хорошие манеры. Она прекрасно танцует, поет, вышивает, разбирается в драгоценностях, умеет поддержать беседу…
По здравом размышлении Анна подвела печальный итог.
Ее готовили быть женой и матерью. А зарабатывать деньги ее попросту не готовили. Вообще. Никак. Банки, инвестиции… Ее потолок – благотворительный бал или вечер. Вот тут она в своей стихии. Она может идеально все организовать.
А вот вложить деньги, или как тут… кредит, заем… Нет, она с этим не сможет справиться.
Яна сейчас работала смотрителем полигона для страйкбола.
Следила за полигоном, выдавала оборудование, убиралась после игр в войнушку – да много чего надо было делать! Только вот получится ли у Анны?
С воспоминаниями Яны – получится. Криво ли, косо… вот именно, что криво и косо! Да и не заработаешь на этом достаточно, надо искать другую работу. Только какую?
Торговать? И навык нужен, и умение, и сноровка – Анна не обольщалась. Не умеет она это.
Но научится!
Понадобится – она всему научится! Ради своего сына…
Там, далеко, Яна позаботится о Жоржи. А она…
Анна вдохнула, потом выдохнула.
Ее сын – здесь.
Точка.
Ее ребенок, ее малыш, ее Георгий – он здесь. Из этого и будем исходить.
Ей надо сделать все для сына. Она справится.
Русина, окрестности г. Зараево
Яна пришла в себя рывком. Словно удар молнии.
– Проверь всех! Добей, если кто не сдох!
– А то! Ишь ты, кровопивец! Ты посмотри, сколько на нем всякого добра? Небось, в три слоя… нахапал у народа!
– А ты на баб глянь! Понятно, почему эту… штыком пришлось! На ней же как нагрудник из золота! И блестючки тут…
– Снимай и складывай в общую кучу. Потом опишем.
Голос был холодный и донельзя противный.
Яна рискнула приподнять ресницы.
Ага.
Она лежит головой к окну, голова, кстати, болит зверски, и не добили ее пока еще только потому, что она свалилась за кресло.
Удачно упала.
В комнате четверо.
Сколько в доме? Черт его знает… Одежда вся в крови? Не важно! Важно другое… револьвер!
У того, кто говорил, мужика в распахнутой кожанке, за поясом револьвер! И стоит-то как удачно, почти что в двух шагах, жаль, она пока дотянуться не может… Ничего, сможет!
Боже мой, почти револьвер Нагана!
Яна едва не расплакалась от умиления… ах ты моя прелесть! Попади ей в руки эта игрушка – она всех в расход выведет.
Спасибо, Хель!
А винтовки? Чем-то похожи на «мосинки», но немного другие. Форма? Отделка?
Дура, нашла время!
Главное, здесь есть огнестрельное оружие!
– Тут еще одна, за кресло завалилась. Щас проверю…
Кресло отодвинули в сторону, и к Яне начал наклоняться молодой (может, даже моложе, чем она) паренек. Совсем юный, еще молоко на губах не обсохло, лет двадцать сопляку. А на расстрелы уже берут.
На расстрел императора.
Проверенный, значит… Такого и убить не жалко.
Тело действовало как привыкло.
Дурашка, ну кто ж так поступает? Ногой бы перевернул… но тут неудобно, она лежит вдоль стены, на спину не перевернешь, если только пнуть… А он наклонился.
Дальше Яна действовала как автомат.
Кинжал в руке приятно придавал уверенности. И разрез на горле у парня тоже придал ей уверенности. Ровный, точный, кровь потоком так и хлынула – и Яна оттолкнула сопляка, перекатилась по полу…
Чертово платье!
Жеваные мухоморы, в жизни больше эти тряпки не надену!!!
Ничего, и так сошло.
Это тело не было тренировано, но танцевать на балах тоже, знаете ли, подготовки требует. И жизнь принцессы вовсе не настолько уж легка и беззаботна, кое-какие спортивные навыки есть…
Яна выжала из тела все, что могла.
Крутанулась по полу, оказавшись вплотную с мужиком в кожанке, и подбила его под ноги.
Такого коварства от принцессы никто не ожидал.
«Кожаный» рухнул, словно дуб обвалился, а револьвер мгновенно оказался в руке у Яны.
– Тебе, Хель!
Выстрелы прозвучали негромко. Да и кто на них обратит внимание? Может, контрольные? Добивают кого? Они ждали, они наверняка на это рассчитывали…
Один труп, второй… «кожаный» неплохо приложился головой, но оставлять за спиной такого врага? Нет, Яна не могла так рисковать.
Третий выстрел, в упор. Вот так, отлично!
Эх, не сообразила она и первого Хель подарить! Дура! Ну ничего, авось не последние покойники…
Тело Яны было наполнено острой злой силой. Она медленно поднялась на ноги.
– Суки!
Пинок достался «кожаному», чтобы стравить адреналин.
Яна огляделась.
Так… в комнате четыре тела подонков (те, кто пытался ее убить, – по определению подонки) и своих… Петер, его супруга, четверо дочерей. Шестеро своих.
Где остальные негодяи?
Хотя и так понятно. Контролируют окрестности и уничтожают прислугу. Не сами ж императоры за собой ухаживали.
От окна раздался слабый стон.
Яна выругала себя дебилкой – и бросилась туда.
Кто-то жив?
Отец…
То есть – Петер Седьмой.
Все верно, и император, и его супруга, и принцессы – все таскали на себе «золотой запас». Этакие жилеты с подшитыми в них драгоценностями. Только вот не всем повезло.
Императрице пуля пробила горло – тут не поможешь. А отец…
Яна опустилась на колени, бросила взгляд на рану…
Тоже не жилец. Чудом еще дышит…
– Ан… на…
– Я жива. Сейчас разберусь с подонками.
– Ос…
– Остальные? Прости, пап. Не успела, – Яна говорила как привыкла, но император не удивлялся. Сейчас, наверное, его бы и Господь Бог не удивил, разве что воскресить изволил бы.
– Моя воля, – император говорил почти шепотом, невнятно. – Кольцо… наследуй…
Кольцо на нем было только одно.
Здоровущий перстень – черный камень в звериных лапах. Что за камень?
А кто ж его знает?
Яна коснулась его руки.
– Клянусь. Они не уйдут безнаказанными.
Глаза Петера закрылись, словно ему безумно тяжело было держать веки открытыми. Потом медленно открылись – и поглядели на Яну.
И столько любви в них было.
Столько боли…
Нельзя сказать, что Петер Седьмой был плохим государем. Скорее – никаким. Ни плохим, ни хорошим, ни… Просто – никаким.
Но отцом он точно был хорошим.
Секунда – и из глаз ушло это выражение. И что-то еще… Душа.
Яна прикусила губу.
Всего одна секунда. Всего. Одна. Секунда.
И все же этот человек стал ей не чужим. Спи, Петер, я за тебя отплачу. С лихвой отплачу.
Яна прошла по комнате, быстро проверяя пульс у «сестер».
Три – мертвы. Четвертая…
Повезло самой младшей. Нини. Она же – Зинаида.
Яна пригляделась к ране. М-да… Повезло? Пуля на что-то наткнулась, отклонилась и все равно ранила мелкую, но не смертельно. Рикошет.
Крови много, а помереть – вряд ли… Болевой шок, похоже. Если пуля в плече… лишь бы в кости не застряла.
Ладно, потом разберемся. А пока…
Яна ухмыльнулась. Наклонилась к Аделине Шеллес-Альденской, нынче – мертвой императрице, и зачерпнула уже холодеющей крови.
– Уж простите. Надеюсь, вы меня поймете правильно… а эти придурки примут за восставшего мертвеца.
И Яна щедрой рукой ляпнула кровь на платье, потом на лицо…
Макияж в стиле «вамп». Стильно, дешево, быстро.
Проверила револьвер, перезарядила, без малейших угрызений совести вытащив патроны у «кожаного», сунула остаток патронов к себе в карман – и приоткрыла дверь комнаты.
Пока – щелочку.
Никого?
Тогда мы идем к вам!
* * *
Яна еще не знала, что в эту секунду глухо и протяжно зазвенел Царь-колокол.
Император умер – один звон.
Он плыл над столицей, густой, малиновый, протяжный и тоскливый. И выходили из домов люди, и жом Тигр ухмыльнулся, глядя в окно, а жом Пламенный прервал свою речь…
Колокол протяжно прозвенел – и стих.
Император умер.
Но прежде, чем кто-то успел сказать хоть слово…
Второй звон. Третий. Четвертый…
Да здравствует… император?!
Один удар колокола – на смерть. Три – наследник вступил в свои права.
Но – кто?!
Как?!
Корона и все регалии – здесь, ЗДЕСЬ!!! В столице, в Звенигороде, под присмотром… И короновать наследника никто не мог. Их вообще должны были убить всех!!!
КАК?!
Ответа не было. А слухи – слухи, считай, уже пошли.
Император умер.
Да здравствует император!
* * *
Кого бы ни ждали убийцы…
Яна делала ставку на страх.
Все же не хрен собачий – императора убивать пришли. А значит, ждут всего самого неприятного.
Чего? А не важно, чего!
Это же император!
Он по условиям задачи настолько же далек от народа, насколько народ – от тараканов. Ладно, ладно, пример не совсем качественный, все же живут они рядом… но таракану до человека не дотянуться. Это уж точно.
Да и церковь тут какая-то есть, тоже свою функцию выполняет на совесть, учит людей прогибаться во всех интимных позах.
А теперь представьте.
Вот пошли ваши товарищи убивать царя. А тут спускается привидение, морда в крови, руки в крови, стонет, зубы скалит, к вам руки тянет…
Хоть на секунду рука дрогнет?
Однозначно.
А Яне больше и не надо было.
Трепет?
Угрызения совести?
Да вы, господа, смеяться изволите! Она в лесничестве росла, а там водятся такие животные – браконьеры называются. Твари опаснее волчьей стаи. Промахаешь ушами – и над тобой лопухи зацветут.
Яне и стрелять доводилось, и на мушке подонков держать, и кровь видела. До этого дня, правда, не убивала, ну так что же?
С почином, значитца.
А все остальное в пользу мертвых.
Первой жертвой Яны стал мужчина лет сорока, который стоял в конце коридора. При виде девушки он дернулся, едва папиросу не проглотил… Нет, не папироса. «Козья ножка», самокрутка. И, кажется, не с табаком. Яна всю наркоту не знала, но анаша похоже припахивала.
Замечательно! Наширялись – и на подвиги!
Револьвер послушно выплюнул пулю, помогая негодяю открыть «третий глаз».
Глаз открылся.
Яна даже головы не повернула, прошла мимо. Беспечность, конечно, но после пули в голову и так не живут.
Дом был не слишком большим, двухэтажным. Первый этаж – большая гостиная, столовая, библиотека, подсобные помещения: людская, кухня, кладовки…
Второй этаж – восемь комнат. Спальни, спальни… хватило на всех. И на императорскую семью, и на личного доктора его императорского величества, который так и не покинул своего монарха, и на верную мамину подругу, и на нескольких слуг… Слуги, правда, жили на чердаке…
Да, чердак и подвал.
Слуг согнали на первом этаже. Императорскую семью – на втором.
Яна помнила устройство этого дома, хотя отродясь в таких домах не бывала. Память Анны. Ее разум, ее знания.
Дверь в библиотеку была открыта. И шум оттуда слышался – туда Яна и пошла.
– …Все?
– Да уж точно, небось слыхал стрелялки?
– Ага. Страшно-то как, дядька! И девки там молодые, зря их…
– Девки! Анператорские дочки то, а не девки!
– Ну так можно б их сначала повалять, а потом стрельнуть!
– Ты молчи, дурак! Дойдет до Тигреныша – кровью умоешься!
Яна так поняла, что Тигренышем прозвали «кожаного». А что, похож чем-то. Глаза такие, медовые, волосы черные, кожа смуглая… Кавказец?
Здесь это называется «горец». И горы – не Кавказ, а Ферей. Ферейские горы, и здесь не кавказцы, а фереи.
Впрочем, мысли никак не мешали Яне. Шаг вперед, еще один – и упасть на колени в дверном проеме.
Риск, конечно. Но если она так не сделает…
Черт, ну не икс-вумен она! А как хорошо было бы! Пришла, всех перебила…
– Тебе, Хелла!
Пистолет не дрожал.
Их было двое. Всего двое. Мало.
Яна выглянула в окно.
Ага, а вот и автомобили. Местные, как принято здесь – больше похожи на кареты с колесами. Один, два… не так много!
Яна обратилась к воспоминаниям Анны.
Была охрана?
Была. Общим числом восемь человек плюс приехавшие.
Считаем.
Четверо наверху, двое внизу, а в каждом автомобиле может поместиться минимум четверо человек. Еще десятерых надо где-то найти.
Яна быстро оглядела комнату.
Бедный доктор Шеин. Бедная Санна. И слуги… дядька Архип, Венна, Тайра…
– Сенька, я тут…
Что он тут – договорить мужчина не успел. Яна стреляла без предупреждения.
– Тебе, Хелла.
И еще один труп валится на пол.
А где могут быть остальные бравые рыцари Освобождения?
Дура.
Наверх пошли самые проверенные. Это понятно. Чуть менее доверенные остались со слугами. Несколько человек – хотя бы двое должны остаться в машинах. А есть еще конюшня, есть еще территория…
Это что – ей тут перестрелки устраивать? У Яны аж волосы на голове зашевелились от ужаса. Она не потянет! Она просто не справится, а умирать-то и нельзя. Никак нельзя…
Ладно.
Вряд ли кто пошел на территорию. Конюшня? Да, безусловно. И есть же еще храм…
Для начала надо обойти дом. А там разберемся, что делать дальше.
Яна злобно ухмыльнулась и принялась перезаряжать оружие. Интересно, не найдется ли у покойничков патронов для ее револьвера? Еще одного?
Если будет – она готова их даже простить… немножко. И лично помолится за усопших. Можно даже два раза.
А если нет?
Хелла, приятного аппетита.
Показалось Яне – или она услышала рядом знакомый ледяной смешок?
Не важно!
Ага, а вот и еще один револьвер, правда, другой модификации, Яна с такими раньше не встречалась. Небольшой, явно для скрытого ношения…
Ладно.
С нее две молитвы.
* * *
В доме оказалось еще четверо негодяев. Два в кабинете, один на кухне, еще один в ватерклозете. А что – герои не люди, что ли? Живот прихватило у подонка от сильных чуйств!
Проблем у Яны не возникло ни разу. Она просто шла и стреляла.
Невероятно?
Вот что значит – инерция мышления! Даже убийцы от нее не застрахованы!
Император паршивый! Сам сдох, как баран на скотобойне, свою семью за собой утащил… и ведь все это восприняли как должное!
Этакое…
Благородная дама должна быть гибридом между трепетной нимфой и ледяной статуей, вот императорских дочек так и воспринимали. Скользили по дому этакие тени, которые даже по морде в ответ на наглость дать не могли.
Яна вспомнила, какими взглядами провожали девчонок охранники, – и взбеленилась.
Ненадолго, правда.
Она еще в лесничестве одного такого едва в болоте не утопила – природу пожалела. Еще змеи передохнут, лягушки потравятся, да и пиявок жалко.
А тут…
Ты – мужик!
Отец, наконец!
Да Янин отец, когда ему на Яну тот козел жаловаться начал, только и сказал: «Дочка добрая. У меня б не вышел ты из леса». Доходчиво получилось настолько, что ублюдок еще до конца дня уехал, половину барахла забыл, пришлось почтой отправлять. А тут что?!
Мало того, семью на убой притащил, так еще и рот открыть боялся?!
Ничтожество!
Яна быстро пересчитала убитых.
М-да, с Хеллой она уже расплатилась. Четверо есть, даже с перевыполнением плана. Всего десять человек, отлично.
А сколько надо?
Если б она знала, сколько приехали на авто! Но память Анны молчала…
Попробовать сравнить убитых с воспоминаниями?
Нет, бессмысленно. Анне так по мозгам шарахнуло, что картинки как сквозь кривое стекло видны. Ладно.
Надо бы наведаться к машинам и в часовню. А как? Идти по пересеченной местности? На виду у всех?
Хотя зачем же такие проблемы? Есть черный ход.
Вот туда Яна и отправилась.
О, замечательно!
У черного хода стоял еще один человек с оружием. Стоял, поглядывал по сторонам, остро так, серьезно…
Яна поступила, как рассказывали. Взяла в углу швабру, толкнула дверь, а сама отступила в темноту. В угол…
Мужчина поступил так, как она и предполагала. Повернулся, потом оглядел окрестности, толкнул дверь…
Ага, и прекрасно был виден черный силуэт на фоне светлого прямоугольника. Яна всадила в него две пули, как в тире – в живот и в голову.
Даже не задумалась.
Седьмой, девять осталось. Примерно.
Теперь в часовню.
* * *
Конечно, идти по прямой Яна не могла. Да и не собиралась. Она тут что – в мишени нанималась? До часовни было метров двадцать, не так много, но ведь пройти расстояние надо.
Яна плюнула – и принялась избавляться от юбок.
От лифа не надо – под ним жилет с драгоценностями. В изгнание император и его семья тащили на себе несколько килограммов ценных побрякушек. Чтобы уж точно не жить бедными родственниками.
Панталоны? Да по меркам двадцать первого века – это полноценные шорты-бермуды! Сойдет! Только вот… разрез, конечно. Да на самом интересном месте… ноги выше головы лучше не задирать.
Память услужливо подсказала Яне, как они приехали в этот дом. Их специально решили поселить на отшибе, чтобы народ не расправился с семьей бывшего императора…
М-да.
Когда они вышли на вокзале, их встретила толпа. И не с цветами – в императора полетели гнилые овощи и тухлые яйца. И люди кричали, грозились их убить, говорили о своей ненависти…
На Анну это произвело тягостное впечатление.
Яна даже плечами не пожала. Такие митинги она и сама могла организовать. «Флешмоб» называется. День дайте – и соберем толпу, которая будет кричать хоть «долой царя», хоть «свободу попугаям». Не знаете вы, что такое пиар-технологии!
Дом был удобен тем, что стоял на отшибе. Чей он был? Кто построил и дом, и часовенку?
Яна не знала. Не знала и Анна.
Повезло – рядом, в пределах видимости, жилья не было. Из города сюда надо было ехать где-то полчаса.
Вокруг дома – здоровущий сад. Яблоки, между прочим, хоть ты собирай да суши, а то компоты, варенья… да и на зиму сложить…
Яблоки Яна любила. Особенно «Жигулевские». Ты ж моя прелесть! Ладно, потом поедим. Рот аж слюной наполнился при мысли о сочном зеленом яблочке. Но это – потерпит.
Итак, надо добраться до часовни.
Пешком – никак. А вот ползком, чтобы не увидели…
Яна сможет проползти. Тут как раз еще изгородь зеленая, живая, удобная, пока не облетевшая…
Она улеглась на живот и поползла, матерясь на с-собачьи ветки и сучки. Ничего, тут недолго. Зато со стороны ничего не видно.
Так она и думала. Стоит у двери часовни мужик и…
ГАДЫ!!!
Нагло хрупает яблоком!
Дожевал, отшвырнул огрызок, едва не попав по голове ее высочеству, кстати говоря, и скрылся внутри.
– Вы тут закончили, …?!
Ага.
Сколько Яна помнила, церкви страдали вот не особо за веру. А за церковную утварь. Это еще Генрих Тюдор обнаружил, что из крестов и чаш прекрасно получается золотая и серебряная монета. Ну а здесь – продолжили.
Кому-то крест – предмет культа, а кому-то и полкило драгоценного металла, за который колбаску купить можно. Второе Яне было ближе. Крест, если что, можно и из двух веточек связать – Господу оно без разницы. Он – услышит.
Яна протянула руку, нашарила яблоко – и бросила в часовню. Ну и попала, конечно. Прямиком в дверь.
Долго ждать не пришлось, вскоре мужчина выглянул наружу.
Тишина.
Скрылся.
Следующее яблоко опять полетело по назначению. И еще одно…
Четверо в церкви.
Священника там, кстати, не было. То ли сбежал по-умному, то ли помер по-глупому. Яна это и узнавать не собиралась.
Опа!
Удача!
Двое мужчин вышли с ящиком в руках, явно тяжелым. Интересно, что там такое? Хотя нет.
Неинтересно.
Интересно убить их так, чтобы не увидели. А то…
Не с ее талантами и оружием перестрелку устраивать. Ей бы калашников да от пуза веером полоснуть – тогда бы по-другому поговорили. А с парой пистолетов много не навоюешь. Ладно, револьверов.
А как тогда?
Яна решила, что двоих в церкви пока можно оставить, – и медленно, прижимаясь к земле, поползла за теми, кто тащил ящик.
Есть!!!
Когда они подошли к машинам, из жутких повозок вышли еще двое – и начали помогать загружать добро. Как – помогать? Сначала открыли ящик и посмотрели…
Яна прикусила губу.
Четверо. Она одна. Сможет? А что, есть выбор?
Сначала надо валить того, который ближе всех к машине, потом того, кто рядом с ним… Должна справиться.
Револьвер удобно лег в руку – и Яна тщательно прицелилась.
Выстрел. Не в голову, чтобы точно не промазать – в грудь. Потом контрольные проводить придется. И следующий выстрел.
Двое падают, третий пытается уйти в перекат, но Яна его достала. Четвертый… Всех бы так! Застыл на месте и оглядывается с открытым ртом. Да ты кто такой-то? Кто тебя вообще воевать взял? Пристрелить – секунда. Яна и не колебалась.
– Тебе, Хелла.
Почему-то Хелла произносилось легче, чем Хель. И верилось больше.
И…
Страшновато было даже вспоминать богиню. Это не тот кошмар рогатый, который снимали в кинофильме про богов. Она была реальная. И холод от нее шел… Жуткий…
Еще четверо. Осталось трое? Или сколько? Двое еще в храме…
Яна прикусила губу.
Выбора нет, надо брать «языка». Еще не хватало пулю в спину получить…
А скажет?
На «полевой допрос» времени нет, а жаль. Она бы с удовольствием кое-что опробовала из того, о чем говорили ребята на кордоне. Не одни ж богачи на природе отдыхают! Бывали у отца и спецназовцы… К Яне они отнеслись как к ребенку полка, накормили мандаринами и травили при ней байки. И делали так каждый раз, когда приезжали… Так что наслушалась.
К машине она ползла.
Двое были готовы. Еще одного она лично дострелила, приставив пистолет к голове. Четвертый лежал и стонал.
Яна пригляделась и злобно оскалилась. Ага, пуля в кость попала. И у гада болевой шок.
Пинок по голове отправил мужика в беспамятство. Яна выдернула ремень из штанов, спутала ему руки, потом подумала, спутала и ноги… И закатила под машину. Не пришла еще пора спортивных машин, под которые никого не запинаешь.
Остались двое в церкви, потом можно вернуться и провести допрос. Сейчас некогда.
Яна поползла к церкви.
Сегодня ей кто-то ворожил. Может, Хелла?
Стоит у церкви мужчина, курит. И рядом с ним стоит еще ящик… Яна заколебалась, но тут и второй появился. Мужчина, не ящик. И что-то показал на ладони…
Ну как тут устоять?
Три выстрела – два трупа. Подойти поближе – и еще два контрольных. Перезарядить револьвер и проверить церковь.
Никого.
Яна медленно и осторожно поползла опять к машине. Не побежала, не пошла, а поползла, прячась от постороннего взгляда. Вдруг она чего-то да не знает?
К ее возвращению «язык» в себя еще не пришел. И Яна поступила весьма негуманно. Конвенции ее бы осудили, но она по-простому завязала негодяю рот курткой – и врезала ногой по ране.
Пришел в себя как миленький. И нашатыря не понадобилось.
Сначала смотрел непонимающе. Потом в глазах появилась злость, ярость даже.
Яна улыбнулась.
– Вот ты что думаешь, я с тобой разговаривать буду? Наивный человек, глупый даже… Зачем мне с тобой разговаривать? Вы мою семью убили, вы меня убить хотели… Видишь кровь? Поэтому я с тобой разговаривать не буду, я тебя резать буду. Медленно…
Яна как могла кровожадно улыбнулась – и одним движением вырезала на штанах мужчины «окно в наследство».
Нижнего белья он не носил. Мылся при рождении, не иначе. И впечатления не производил. Никакого. Сжался даже…
– Хочешь петь фальцетом? Если что – будешь пользоваться большим спросом. А еще есть такая полезная профессия – евнух… Отрезают все под корень. Между прочим, те, кому отрезали вообще все, ценятся больше. Можно только бубенчики отрезать, а можно вообще все хозяйство… Но мы с тобой спешить не будем. Мы будем резать постепенно, сначала одно яйцо, потом второе, а уж потом, медленно, по сантиметру…
Яна подняла кончиком ножа означенный причиндал.
– А хочешь – развлечемся? Берется тоненькая палочка, запихивается в твой организм… догадываешься – куда? Можно спереди, можно сзади, можно сразу и туда и туда, для остроты ощущений, – и поджигаешь. Так здорово будет, ты не представляешь!
– М-м-м-м-м-му-му-му-му-му-у-у!!!
– Неужели ты против? Странно, а когда моих родных убивали, тебе это нравилось! И учти: ты – последний. Больше никого не осталось. Иначе я бы не уделяла тебе времени.
– М-м-м-м-м-му-му-му-му-му-у-у!!!
– Ты так хочешь со мной пообщаться? Ладно, я послушаю минуту. Но если услышу то, что мне не понравится… ты меня понимаешь? Вот и веточка подходящая лежит, грязновата, правда, но это уже мелочи. Заразу ты все равно никакую не подцепишь, какая у покойников зараза?
Сломался.
Яна была неотразимо убедительна, да и не делали так в этом времени.
Мужчина запел так, что в хор имени Пятницкого его бы взяли – влет.
Яна слушала, размышляла.
Итак, у нас в столице – Звенигороде – есть некий Комитет Освобождения. И там есть некто жом Тигр. Здесь, в Зараево, семью императора сопровождал его младший брат… или еще какой родственник, у них, у фереев, не поймешь. Но за свою родню они держатся крепко.
Янин собеседник, некто Михай Протасов, – из крестьян. Сбежал из деревни, потому как житья никакого не стало, кругом враги, денег нет, жизни нет…
Яна прослушала цикл жалоб на злого «анператора», который всю землю дворянам отдал, то есть торам, а те за аренду ломят…
Подумала, что надо бы узнать точнее. Может, здесь как в России? Сделали земельную реформу так, что хоть повесься – хоть утопись? Могли…
Хотя ей-то зачем? У нее задача проще. Не порядок наводить в Русине, а забрать сына и уехать. Уехать туда, где тихо и спокойно, поселить его у верных людей – и пусть живет.
Даже без мамы.
Увы – без мамы, так что людей надо подбирать очень верных.
Но в Звенигороде ему не место.
Яна историю знала в основном по романам Пикуля, но отлично понимала, что при революции в городе будет твориться бардак. Полный и окончательный.
Маленьким детям там не место.
Но о сыне она потом подумает, а пока…
Вот сегодня с утра на телеграф сообщение и пришло. Так и так, мол, стреляй их, братка! Всех, гадов, наглухо… Что при них найдешь – вези мне, в Звенигород, да смотри, чтобы никто не ушел!
– Какой милый человек, – хмыкнула Яна. – Ну ладно – отец и мать. А Зинаида? Ей же пятнадцать лет всего!
– А все одно – стрелять!
– За что?
– За то, что анператорская дочка! Такая же кровопивца вырастет!
И отвечал-то уверенно, без сомнений…
Яна прикусила губу. Вот сколько она родную историю помнила – Николай всех достал так, что явись там лично Христос, и то бы стрельнули…
Ну, может, помолились бы, а потом все равно стрельнули. А Петер?
Да кто ж его знает… потом подумаем. Массив информации, полученный от Анны, ломился в голову, стучал в виски, но не время расслабляться! Яна собрала себя в кучку и принялась задавать конкретные вопросы.
А именно: сколько охраны?
Кого ей еще ждать?
Где ближайший город?
Кто в управе поддерживает Комитет, а кто – императора?
Что творится в окрестностях города?
Она отчетливо понимала, что упустит половину всего важного. Да наверняка! Все не предугадаешь и не предусмотришь, и вообще, грамотно заданный вопрос уже содержит в себе половину ответа. Но его ведь надо грамотно задать!
Яна что-то может знать из личного опыта. А Анна? Тепличное нежное растение, которое и на бунт-то решилось один раз… Тоже мне – бунт!
