Галина Федоровна Бек
Тихоня
Глава 11
Дела давно минувших дней
Вениамин оказывал поддержку и помощь Анастасии Федоровне в уходе за отцом автоматически: он делал все, что она просила, не вдаваясь в подробности. Его сознание работало рефлекторно, он находился в каком-то ментальном ступоре. В течении последних трех лет успешной, но жестокой борьбы за выживание его характер претерпел ряд серьезных изменений: его эгоизм эволюционировал в эгоцентризм, а уверенность в своих силах в высокомерное пренебрежение к окружающим. Теперь его тщеславие из последних сил сопротивлялось попаданию в пыточную камеру самоедства, и этот страх рефлексии лишал его возможности здраво мыслить и рассуждать. Возвращение Любы с дочерью домой обрадовало его и вернуло способность к здравомыслию. Он вдруг понял, что главным в помощи отцу, является не сопереживание и сострадание, а уменьшение влияния болезненных симптомов на качество жизни последних месяцев его пребывания в этом «лучшем из миров». Он всю неделю, до приезда Любы, наблюдал за уколами, которые делала генералу приходящая медсестра, и видел, что снижение боли от того морфия, который ему прописывали врачи, было недостаточным, но только теперь сообразил, что его приятели, бандиты могут достать ему любой наркотик. Вечером того же дня, когда Вениамин решил воспользоваться своими связями в криминальной среде, его отцу начали делать дополнительные инъекции, настолько улучшившие его состояние, что он начал даже шутить над своим плачевным состоянием. Одновременно с обезболиванием, дополнительные инъекции заставляли генерала расходовать его жизненные силы активнее и вместо полугода, которое ему пророчили врачи, он прожил всего месяц, но месяц спокойной жизни без боли в кругу любящей семьи.
Похороны генерала прошли торжественно, в присутствии большого количества как милицейских, так и бывших партийных чинов. Его брат Геннадий Григорьевич, произнося прочувствованную речь, не удержался от слез. Многие бывшие коллеги по работе вспоминали о честности и принципиальности генерала. Выступил даже один из криминальных авторитетов, сказавший, что только благодаря встрече с Петром Григорьевичем, он смог поверить в существование справедливости и в существования людей готовых ее защищать.
Татьяна Марковна с сыном также присутствовали на похоронах и Вениамин, наконец, встретился лицом к лицу с побежденным им в свое время соперником. Анастасия Федоровна представила ему Тихона Алексеевича как известного врача-психиатра. У Вениамина при взгляде на Т.Т. мелькнула в мозгу шальная фраза из какого-то фильма:
– Так вот ты какой, северный олень, – но вслух он произнес, – приятно познакомиться. На что, улыбнувшийся мысли Вениамина, Т.Т. ответил:
– Взаимно, хотя повод к встрече не из приятных. Соболезную вам и вашему семейству.
Вениамин поблагодарил и, тоже улыбнувшись, сказал:
– Повод нормальный, в конце концов, мы все там будем.
Во все время этого разговора он все пытался найти какой-нибудь изъян во внешности или поведении Т.Т. – но все было напрасно, его двоюродный брат ему нравился.
– А ты хорош, теперь понимаю, почему Люба отвечала тебе взаимностью, – подумал Вениамин.
– До тебя мне далеко, – чуть не произнес вслух Тихон Алексеевич.
Наблюдая за поведением Любы, Т.Т. заметил беспокойство, которое она испытывала всякий раз, встречаясь с его взглядом. Это ему не понравилось, поэтому он уговорил Татьяну Марковну не оставаться на поминки. Тихона Алексеевича абсолютно не привлекала роль разрушителя семейных уз и, главное, он не хотел быть причиной рецидива Любиного депрессивного состояния. Единственное, что ему было интересно, это как Вениамину удалось вырвать Любу из ее глубокой, психической заторможенности, в которой она пребывала в то время, когда он считал ее своей невестой, не подозревая, что она, также как и он, не вполне отдавала себе отчет в происходящем. Анализируя, тогдашнее свое сумасшедшее увлечение Любой, Т.Т. пришел к выводу, что он, впервые тогда, встретил человека, реально нуждающегося в его помощи и это окрыляло его. Его всегда тянуло к людям, страдающим и несчастным: ему жизненно необходимо было растрачивать излишки своих нервных сил. Он, только много позже, понял, что ему, по каким-то причинам было даровано невероятное количество психической энергии, требовавшей постоянного расходования – он, можно сказать, родился нравственным антивампиром. Осознавая, теперь профессионально, глубину психологической травмы, нанесенной Любе арестом ее родителей, он был приятно удивлен тем, как она изменилась, благодаря встрече с его братом.
Именно поэтому, через пару недель после похорон генерала, Тихон Алексеевич созвонился с Вениамином и напросился на встречу. Когда он появился в фирме Вениамина, то вызвал неподдельный интерес к нему всех находившихся там агентов. Он выбивался из общей массы посетителей выражением своего лица, лишенного какого-либо беспокойства и каких-либо признаков агрессии: от всего его облика веяло покоем и миролюбием. Вениамин попросил всех удалиться из своего кабинета и спросил Т.Т.:
– Что привело светилу отечественной психиатрии в мое скромное пристанище?
– Безвозвратно потерянная мной любовь к твоей жене.
– Ты хочешь опять полюбить ее или ты хочешь, чтобы она опять полюбила тебя?
– Бог с тобой, зачем мне так усложнять жизнь себе и вам, тем более, что Люба никогда не любила меня. Дело в том, что я, наконец, понял, почему потерял ее. Я не буду вдаваться в специальные термины, но ты смог, каким-то непонятным мне образом, вырвать ее душу из сковавшего ее сознание мрака отчаяния и одиночества. Она в то время жила, как бы, понарошку, не взаправду – все, что происходило с ней, было для нее отчасти сном, и только отчасти реальностью. Сейчас у меня есть пациентка с такими же симптомами: она вроде бы жива, а на поверку она блуждает в лабиринте своего несчастья.
– То есть, ты пришел проконсультироваться со мной по поводу своей лечебной практики, – с самодовольной усмешкой произнес Вениамин и продолжил, – а тебе не приходила в голову, такая простая мысль, что я гораздо более привлекательный мужчина, чем ты?
– Приходила, мало того, я уверен в твоем превосходстве надо мной в вопросах обольщения женщин. Но я прошу рассказать мне историю вашей любви. Пойми, от этого зависит жизнь человека.
Вениамин подумал несколько минут, затем налил себе и Т.Т. коньяку, выпил и рассказал, все как было, не утаив даже, что из-за своего желания разрушить Любины отношения с Т.Т., он не стал разубеждать Любу в ее бесчестье.
После того как Вениамин закончил свою историю, Т.Т. сказал:
– Я не осуждаю тебя за то, что ты утаил правду от Любы, «в любви, как и на войне, все средства хороши». Ты очень помог мне. Желаю вам с Любой долгой и счастливой совместной жизни.
Вениамин, после разговора с Т.Т. задумался о том, что в настоящее время, Люба совершенно не волнует его и все его мысли заняты любовницей.
Теперь Т.Т. знал, какие именно темы необходимо обсуждать в беседах с его новой пациенткой, чтобы она опять начала жить настоящим, а не прятаться от поработивших ее страхов в прошлом. Эта пациентка прибыла к нему из Франции.
Как-то в мае 1994 года, еще до похорон отца, Т.Т., проверяя свою почту, обнаружил письмо от некоей госпожи Горяевой В.А.. В этом письме она обращалась к нему с просьбой помочь ее дальней родственнице, избавиться от депрессии. И, поскольку, эта родственница живет далеко за границей г. Горяева В.А. хотела бы договориться с ним о возможности и условиях лечения. В письме был указан номер телефона, по которому с ней можно было бы связаться, если Т.Т. соблаговолит ответить на ее нижайшую просьбу. Т.Т. позабавили эти обороты речи, и он позвонил. Ответила на его звонок, судя по голосу, немолодая женщина, и, когда он представился, то услышал облегченный вздох со словами: «Слава Богу, я уже не надеялась, что вы откликнитесь. Когда мы можем к вам приехать». Они договорились о дне встречи в его клинике в начале июля, после получения родственницей въездной визы.
В назначенное время, дверь его кабинета открылась и в комнату вошла молодая, дорого и стильно одетая женщина. Если бы Тихона Алексеевича спросили о том, красива ли она, он не смог бы ответить. Главное его впечатление от первого взгляда на нее, было то, что он ее уже знает. Отстраненно задумчивое выражение лица и печаль в ее глазах напомнили ему образы иконописных святых. Тихон Алексеевич был поражен встречей с ней, как ни с кем другим: ее облик вызвал в его мозгу цепную реакцию неведомых прежде мыслей и чувств – он как будто проснулся от долгой спячки. Наконец, слегка оправившись от охватившего его удивления и восторга, Т.Т. встал, поздоровался и спросил имя посетительницы. С некоторой задержкой она ответила на ломаном русском языке:
– Графиня Изабелла Монтени-Ферстен, с вами договаривалась о встрече г. Горяева. Это она настояла, что мне необходимо встретится с вами. Говорят, что вы творите чудеса.
Тихон Алексеевич ответил ей на хорошем французском:
– Это сильное преувеличение, делаю, что могу, – и спросил, не будет ли ей удобнее общаться на французском языке. В ответ на что, гостья благодарно кивнула.
– Итак, что вас беспокоит?
– Дело в том, что меня ничто не беспокоит, мне все безразлично. Жизнь удивительно однообразна и скучна.
– И давно жизнь стала для вас такой невыносимо унылой?
– После гибели моего мужа.
– Как давно это произошло?
– Три года назад. Вроде бы я должна примириться со случившемся, но мне не хочется с этим соглашаться.
– Видимо, вы его сильно любили…
– Не знаю, это было сумасшествие. Мы с ним встретились в Египте. Мы с подругой поехали на прогулку по морю на катере с группой ныряльщиков. Она любила нырять с аквалангом. В месте, где наш катер остановился, было еще много разных яхт и катеров. Я просто наблюдала с верхней палубы как ныряльщики один за другим уходят под воду, и тут вдруг наш катер резко развернуло, и меня выкинуло за борт. Я умею плавать, но от неожиданности меня охватила паника и я пошла ко дну. Очнулась я уже на яхте: вокруг меня хлопотали какие-то иностранцы. Как потом выяснилось, эта яхта врезалась в наш катер на полном ходу. Меня доставили в госпиталь. С собой у меня не было ни денег, ни документов и я не понимала ни слова из того, что говорили арабские врачи. Наконец меня поместили в палату, поставили мне капельницу и дали успокоительное лекарство. Когда я проснулась, около моей постели сидел господин Ферстен, владелец международной, судоходной компании. Родом он был из Австрии, но после того как разбогател, предпочел жить с семьей в замке, на берегу Средиземного моря, в Италии. Он спросил меня, говорю ли я на немецком, или английском языках.
К счастью для меня, я неплохо говорю по английском, хотя во Франции, где я выросла, не очень жалуют англичан. Моя мама была из дворян, дочерью эмигрантов из России, а отец французом, наследником обнищавшего графского рода, он был инженером на том же автомобильном заводе, на котором мама работала в отделе проектирования и дизайна. Так что по праву рождения я стала носительницей графского титула. Получив сертификат об успешном окончании экономического курса в университете, я нашла работу в агентстве по туризму. И мы с подругой, благодаря дешевым, горящим путевкам, получили возможность путешествовать по миру.
Господин Ферстен рассказал мне, что это его яхта врезалась в наш катер, он правда тут был не причем – он был под водой. В это время его сыну пришлось маневрировать, чтобы увернуться от несущейся на них парусной яхты, он не справился с управлением и врезался в ближайший катер, с которого я и свалилась. Несмотря на то, что виновником инцидента был яхтсмен парусника, все расходы по лечению, и компенсацию за причиненные неудобства пассажирам нашего катера г. Ферстен взял на себя. «Ну и то ладно» – подумала я и опять заснула. На следующий день ко мне зашла моя подруга попрощаться, так как срок нашей турпутевки закончился. Через два дня меня выписали, около госпиталя меня ждал лимузин, который доставил меня в гостиницу. Там меня проводили в роскошный номер, где уже были мои вещи. Гостиница была оплачена на неделю вперед со всеми завтраками, обедами и ужинами. На следующий день я загорала и купалась до обеда, после обеда отдыхала в номере, потом пошла на ужин. В холле гостиницы я встретила г. Ферстена, который пригласил меня в известный в Шарм-аль-Шейхе ресторан. Я начала отказываться, так как считала, что он уже расплатился за все неприятности, которые произошли со мной по вине его сына. Он продолжал настаивать. В это время к нам подошел красивый, молодой человек моего возраста – это был его сын Франц. В общем, дальше рассказывать нечего, так как мы понравились друг другу с первого взгляда. После ужина Ферстен старший отправился спать, а с младшим мы прогуляли всю ночь. Вся неделя пролетела как один день. Потом были бесконечные разговоры по телефону, а потом бракосочетание во дворце в Риме. Мои свекор со свекровью были не лишены тщеславия. Чтобы сохранить графский титул настояли на том, чтобы я, кроме фамилии мужа оставила и свою фамилию. Мы прожили счастливо четыре года, я была на третьем месяце беременности. К нам в гости приехали мои родители. Из-за беременности меня постоянно мутило и поэтому, когда все семейство отправилось покататься на яхте, меня оставили дома. С утра тот день был погожим, и ничто не предвещало беды. Однако после обеда погода испортилась, начался шторм. Яхта налетела на скалистый берег и взорвалась. В живых из пассажиров и команды никого не осталось. От нервного потрясения у меня случился выкидыш. Море, которое подарило мне счастье, забрало его у меня с процентами.
Т.Т. смотрел на нее с искренним сочувствием и графиня, встретившись с ним взглядом, вдруг всхлипнула и разрыдалась. Т.Т. усадил ее в кресло, дал носовой платок и терпеливо ждал, когда она успокоится. Наконец она перестала всхлипывать, подняла на него свои грустные глаза и извинилась за то, что не смогла сдержаться. Потом добавила, что первый раз со времени трагедии расплакалась. Т.Т. сказал ей, что это уже прогресс. Потом он предупредил ее, что восстановить ее психику полностью ему не удастся, слишком разрушительный удар она получила. Но он сделает все, что в его силах. Он дал ей успокоительное средство на ночь и назначил следующую встречу у себя дома.
В восемь вечера следующего дня горничная проводила графиню в кабинет Т.Т. Он появился через минуту, слегка озабоченный и не излучающий уже такого безмятежного спокойствия как при первой встрече. Т.Т. поздоровался, предложил ей сесть в удобное кресло, а сам расположился за компьютером. Быстро заполнил ее анкету, спросил, помогли ли ей данные им таблетки и, наконец, повернувшись к ней начал задавать вопросы: В восемь вечера следующего дня горничная проводила графиню в кабинет Т.Т. Он появился через минуту, слегка озабоченный и не излучающий уже такого безмятежного спокойствия как при первой встрече. Т.Т. поздоровался, предложил ей сесть в удобное кресло, а сам расположился за компьютером. Быстро заполнил ее анкету, спросил, помогли ли ей данные им таблетки и, наконец, повернувшись к ней начал задавать вопросы:
– Вы верите в Бога, в высшие силы или считаете, что жизнь человека это игра случайностей?
Она подумала и сказала, что если бы она не верила в то, что жизнь имеет какой-то высший смысл, ее бы уже не было в живых.
– Хорошо, тогда ответьте: какой высший смысл в том, что у вас отняли горячо любимого мужа?
– Не знаю, но какой-то смысл должен быть, я просто не могу его найти, – после этой фразы Изабелла отвернулась и смахнула слезы.
– Считаете ли вы, что это случилось с вами из-за ваших грехов, из-за зависти ваших подруг или из-за того, что род вашего мужа или ваш были прокляты, или потому, что у вас есть какая-то другая миссия?
– В разное время все эти мысли посещали меня, но ни одна из них не стала единственной.
– Вы согласны, что стихийные бедствия как-то связаны с настроением людей?
– В такой же степени, в какой я согласна с тем, что существуют высшие силы.
– Тогда, может быть, вы не были уверены, что эта сказка была реальностью? И вы сами спровоцировали этот катаклизм?
– Ну, знаете, это уже перебор, я не управляю стихиями.
– Кто знает…
– Эти вопросы, почему вы задаете их мне? Вы как будто прочли мои мысли, это меня пугает.
– Хорошо, на сегодня хватит. Не останетесь ли с нами на ужин? Было бы неплохо и мне, и вам узнать друг друга лучше для устранения страхов и недоверия.
– Я, с удовольствием, останусь. Благодарю вас. В номере гостиницы тоскливо по вечерам.
Ужин состоял из греческого салата, супа-пюре со шпинатом и сливками, куриных котлет по-киевски с овощным гарниром и белого сухого вина. На десерт были поданы чай, бисквитные и заварные пирожные, и фрукты.
После ужина Т.Т., Изабелла и Татьяна Марковна прошли в гостиную и продолжили разговор, начатый за ужином.
– Изабелла, почему бы вам не переехать из гостиницы к нам? – Спросила графиню Татьяна Марковна.
– Я не хотела бы причинять вам беспокойства.
– Ну что вы, какое беспокойство. Я недавно потеряла мужа и никак не привыкну к одиночеству: целыми днями слоняюсь без дела. Мне была бы приятна компания такой милой и очаровательной гостьи.
Изабелла вопросительно посмотрела на Тихона Алексеевича, он, глядя на нее пристально и нежно, утвердительно кивнул.
– Хорошо, завтра я перееду из гостиницы к вам, – ответила Изабелла и поблагодарила Татьяну Марковну. Прощаясь, она опять встретила на себе пристальный и ласковый взгляд Тихона Алексеевича. В ее мозгу промелькнула мысль, не ускользнувшая от внимания Т.Т.:
– Этот доктор, в отличие от других, какой-то очень странный и очень симпатичный.
В душе Тихона Алексеевича замерцал крошечный лучик надежды, что, может быть, в этот раз, его увлечение не окажется ускользающим миражем.
На следующий день, после обустройства Изабеллы в комнате для гостей, Татьяна Марковна пригласила ее на прогулку и рассказала историю своей семьи. Очень подробно она описала графине, как они с ее мужем Алексеем Федоровичем в течении двух последних лет, занимались подготовкой к изданию его книги по психическим болезням и способам их лечения. Как ее муж в одночасье умер от инфаркта, узнав, что его книга после выхода из печати имела громадный успех и ему пришли заказы от зарубежных издательств. Алексей Федорович прожил очень тяжелую, трудовую жизнь, в которой все победы доставались непросто и этот неожиданный, головокружительный успех был последним, хотя и радостным, ударом по его уставшему сердцу. После прогулки они пили чай, и Изабелла поделилась историей своей несчастной жизни с Татьяной Марковной, они обе всплакнули – каждая о своем горе. Потом Татьяна Марковна показала ей альбом с семейными фотографиями и фотографиями, которые Т.Т. привез из Франции. Оказалось, что Изабелла была знакома с одной из внучатых племянниц бабушки Марии, а Татьяна Марковна знала мужа г. Горяевой, он преподавал на той же кафедре, что и она.
Вечером во время сеанса психотерапии Тихон Алексеевич беседовал с Изабеллой об искусстве, политике и кулинарных предпочтениях. Графиня в этот день была более спокойной, но временами на ее лице опять появлялось скорбное выражение, которое она изо всех сил пыталась скрывать. Тихон Алексеевич, в свою очередь, старательно скрывал от своей пациентки, вспыхнувшие в нем нежные чувства к ней.
Дни проходили одинаково. После завтрака Изабелла и Татьяна Марковна гуляли в ближайшем парке, затем у них бывало небольшое застолье, в котором принимала участие и прислуга. Затем они разбредались по комнатам для отдыха. Вечером Тихон Алексеевич беседовал с Изабеллой, причем всегда на разные темы и с разным подтекстом: иногда стараясь вызвать в ней гнев, иногда страдание, иногда веселость. Изабелла не понимала цели этих бесед, но, тем не менее, ей с каждым разом становилось все любопытнее, о чем они будут говорить в следующий вечер. Как-то, они с Татьяной Марковной обсуждали меню ужина и вместе решили устроить его в виде шведского стола. Они, на предоставленной им Тихоном Алексеевичем вместе с шофером машине, объездили множество магазинов, накупили разных деликатесов в виде нарезок колбас, балыков и сыров, а также маринованных перца и патиссонов, черной икры и свежего хлеба, изготовленного с использованием хмеля, и вернулись уставшие, но довольные добытой снедью. После сеанса Тихон Алексеевич задержался в кабинете из-за нескольких телефонных звонков. Когда же он вошел в столовую то увидел, улыбающихся Татьяну Марковну и Изабеллу, которые, расставив закупленные ими продукты в живописном порядке на столе, не могли налюбоваться на это изобилие. Этот неожиданный, непривычный ужин понравился всем участникам. Татьяна Марковна высказала сакраментальную мудрость, что хорошая еда – это лучший помощник в поправке психического и физического здоровья. Тихон Алексеевич взглянул на Изабеллу, она выглядела веселой и вполне довольной.
