Галина Чередий
Сойкина Ворона
Глава 3
Сойка
– Воронова, – кратко, но с чувством объявил выход на сцену моей цели последних двух месяцев Кот – Костян Котов, а я уже и так ее увидел.
Льдина шагнула с улицы, толкая двери, и на мгновенье остановилась, вместе с моими сердцем и членом. В смысле сердце грохнуло и замерло, а член встал навытяжку, приветствуя ее, что тот солдат почетного караула царственную особу. Потому что хоть убейся, а так и есть – Евгения Воронова – единственная особа, правящая моим членом, пусть пока ей плевать, и она ни черта для этого не делает. Ходит, смотрит, дышит и еще на спаррингах меня по матам размазывает, причем не важно кто из нас сверху в тот момент. Плющит всегда меня, парадокс, сука.
Без шапки, зараза такая безбашенная, морозный декабрь так-то на дворе, черные-черные гладкие волосы как всегда собраны в тугую косу, но в первые секунды усыпаны белыми перьями снежинок, как роскошными невесомыми серебряными украшениями. Клянусь, когда у нас дойдет наконец до секса, я первым делом расплету эту ее долбанную косу до самой задницы, потому что прям п*здец как хочу увидеть эти волосы свободными, до адского зуда в пальцах, которыми их загребу.
Высокий лоб, и эта извечная строгая складочка между бровями, из-за которой она на первый взгляд кажется старше. И так золотистой коже искусственное освещение в офисе придало еще больше сияния, а капли от уже растаявших снежинок искушающе сверкнули. Одна, самая наглая, скатилась на ее верхнюю четко очерченную от природы губу, и я услышал, как гулко сглотнул рядом Кот, явно испытывая то же самое сейчас, что и я. Отлезь, придурок, самому глазами лапать места мало! Резковатые очертания скул, чуть впалые щеки, изящная шея, к которой я хочу присосаться, что тот вампир, по-наркомански жадно напасаясь ее ароматом. Я уже знаю его отзвуки – яблоки, мята, что-то пряное и самое главное, беспощадно-возбуждающее – она сама.
– Доброе утро, Евгения! – опередил меня в приветствии кто-то из оперов, и остальные дружно его поддержали.
– Доброе утро, – сухо-льдисто, как всегда, ответила она, глянув безразлично на всех ярко-синими, отчетливо намекающими на азиатщину в корнях своим разрезом, глазами и прошла через холл, скрывшись в коридоре, сопровождаемая двумя десятками взглядов.
– Бля, хоть застрелите, но я не понимаю, че вы на нее ведетесь! – ляпнул Игорь Лапин, запуская один из уже тоже почти ритуальных процессов. – Тощая, как палка. Еще и длинная, как жердь.
Традиционно у нас все поделены на три партии: такие, как я, кто жестко прётся от Вороны, те, кому она не заходит категорически и женатики, кому типа пофиг. Но, думаю, это чистая брехня. Ну вот предположим, что я женился, так к этому же слепота и ежеутренние дозы брома не прилагаются, так? Ну, и какие тогда варианты, что я хотя бы чисто гипотетически перестану член к любой красивой заднице прикидывать?
– Что бы ты понимал! – огрызнулся я. – У нее сиськи просто о*уенные!
Небольшие, как крепкие яблочки, вот прямо самый цимес, и так торчат дерзко под спортивным топом, что я за малым не спускаю, чисто глазами облизывая. И то, что ростом она всего сантиметров на пять ниже меня, тоже вставляет. И то, что мускулатура у нее вся проработанная, рельефная, у меня перекос крыши вызывает. Гибкая, что живая вода и сильная, верткая – хрен в захват возьмешь. И сама иногда так прикрутит на спарринге, что будь я чуть пожиже и просил бы через раз пощады у нее.
– Ага, Сойка у нас знает, о чем говорит, – ехидно заржал Витек Щавлев, – На каждой тренировке позволяет ей себя по матам повалять от души, пока втихаря сам щупает везде.
Смотри, глазастые какие придурки. Засекли, что я поддаюсь иногда, особенно когда поединок в партер переходит, искушая Воронову распластать меня как следует. От нее таким жаром в эти моменты прет, так и чудится, что достаточно будет вывернуться из-под нее, подминая, и пойдет у нас совсем другая борьба. Хоть помечтать пока. Только, сука, от этих долбаных мечт сразу встать потом не вариант, потому что как раз стоит намертво.
– О*енные – это у Светки Мироновой, – мечтательно закатил глаза Лапин. – Такие прям… уххх! У меня реально фляга свистит, как ее в зале в маечке этой гребаной в полосочку вижу.
– Да ладно, все в курсе, что свистит у тебя не фляга! – хохотнул Усов, – Но как по мне – и Светка – девка супер, и Воронова. Только Женька больно уж холодная. Как к такой подкатить, если как зыркнет – так оторопь берет.
– А вы и не подкатывайте, без вас есть кому, – посоветовал я, поглядывая в сторону коридора, где моя Льдина скрылась.
– Ага, Сойку вон оторопь у нас не берет, у него наоборот колом встает, хромать начинает, – дальше грохнул дружный ржач, который тут же оборвался при появлении других девчонок из группы тельников и новых сменщиков.
– Евгения красивая, – со вздохом тихо сказал Кот. – А вы все дебилы.
Вот тут согласен по обоим пунктам. Она не просто красивая. Она нахрен лучшая. И я эту лучшую завалю. Задолбался я одноглазого душить, представляя как она подо мной кончает. А дебилы пусть все и дальше стебутся.
Дверь в офис резко распахнулась, и внутри ввалилось бобровое семейство. Оксанка – как всегда с широкой приветливой улыбкой, на которую просто не вариант не откликнуться своей, а братья Бобровы – с мрачными рожами, обшарили нас подозрительно-предупреждающими взглядами, отвечая на приветствие.
– Бля, вот они же и не скрываются даже, – ляпнул, как в лужу пернул, Ванька Пинштейн, и мы все на него уставились. – Что? Ну это разве норм, что они вдвоем одну бабу шпилят.
Пинштейн был у нас из новеньких и еще, походу, не проникся главным орионовским духом – у нас за спиной своих не обсуждают. Не, девчонок языками облапать – это святое дело, но если бы кто рискнул гадость какую сказать – огреб бы мигом и лучшим бы счел сразу бежать увольняться.
– Ванек, они эту женщину вдвоем любят до фейерверков в башке, а кто кого и как шпилит – ни хера не наше дело, пока все добровольно и подержать свечку не зовут, – выразил я общую мысль.
– Да я же… – тут же смешался парень. – Я не в том смысле… Просто… Ну бывает же, что любят, да, но девушка же выбирает кого-то одного…
– А если выбрать не вариант? – ухмыльнулся Усов. – Если выбрать – братьев разосрать между собой навсегда?
– Ну это же… Что же, поэтому она должна с обоими…?
– Ванька, кончай ты блеять. Прямо говори: тебя волнует больше как им с ней вдвоем или как это ей с двумя? Если второе, то это, как минимум, странно, – не скрывая ехидства, сказал я не в меру любопыствующему, и все опять заржали.
– Да иди ты, Сойка! – огрызнулся парень и так заполыхал ушами и щеками, что развеселил нас этим еще больше.
А у меня внезапно родилась мыслишка, не факт что гениальная, но мало ли, и я решил не откладывать ее в долгий ящик.
В дверь общей для всего начальства приемной постучал погромче и ломиться не стал, пока не услышал «Войдите», в мои планы выхватывать от Бобров сегодня не входит.
– Мужики, Оксана, привет еще раз! – махнул рукой, старательно игнорируя, как у девушки пылают зацелованные в затянувшемся прощании аж до вечера губы.
– Тебе чего? – не слишком дружелюбно спросил Лекс.
– Да я к Оксане с очень интимной просьбой, – таки не удержался я от того, чтобы не дернуть братьев за больное.
– Чего-о-о?! Ты пьяный или бессмертный, Сойка? – мигом набычился Александр.
– Не-е-е, я влюбленный просто, – ответил, оскалившись в улыбке, осознавая, что хорош, а то мне сейчас живо зубной ряд проредят и глаз бесстыжий на жопу натянут. – Оксан, а есть вариант как-то личное дело Евгении Вороновой почитать? Я же знаю, что Боев на всех у нас очень подробно все собирает.
– Миш, ну ты что, с ума что ли сошел? – возмутилась, хоть и с ноткой сочувствия Боброва. – Что значит почитать? Тут же не библиотека, и личные дела – личные и есть и предназначены исключительно для внутреннего пользования руководством.
– Да понимаю я, Оксан. Ну, а если одним глазком, а? С меня магарыч.
– Сойка, если девушка говорит нет, то это не всегда значит «может быть». Отвали, – фыркнул Лекс.
– Миш, ну что ты рассчитываешь найти в личном деле-то? Там же только общая информация, как это тебе помогло бы, даже согласись я, чему не бывать.
Ага, как же, общая. Слыхал я о том, что в делах этих новых тельников, которых лично Корнилов отбирал, есть еще и его подробный психологический отчет или типа того.
– Ну мало ли… – пожал я плечами и сделал максимально несчастное лицо. – Значит, категорически нет?
Непруха, конечно. Всегда, когда касается Вороновой только одна она и есть. В кино на премьеры звал – только головой качала. С ресторанами, выставками, театром – такая же петрушка. Хотя с двумя последними и слава те хосподи, ходил бы там дурак-дураком.
Пиццу-бутеры-пироженки из кафе таскал, угощал чтобы типа заобщаться под чаек-кофеек – все трескают и болтают, а она одна в кухню офисную зайдет, глянет, яблоко из холодильника возьмет и уходит.
Припер с дачи целый мешок гребаных яблок – народ как чайки налетели расхватывать, а она хоть бы одно взяла.
В поход агитировал народ в выходные специально громогласно и даже со списком ходил, кто не против писал, как олень какой-то общественно-озабоченный, а Ворона опять головой качнула и «я не поклонница загородного отдыха» ответила, ну и у меня весь пыл пропал. Нахера оно мне, если не работает?
Ладно, херня-война, главное маневры – организовал движняк с выходом кучи парней и всех девчонок-тельников в парк с последующими посиделками в кафе. Не любишь лес – вот тебе досуг культурный городского типа. Общий же коллектив, и не грех бы поближе перезнакомиться. Чисто общение, никакого интим-криминала для начала. Все-все пошли и только Льдина – нет. Другие планы. Даже подорвало тогда слегка и спросил не свидание ли? В ответ – «я не склонна делиться подробностями личной жизни». Нормально, а? Я ведь седалищем чую – ну нет у нее мужика, нет! Потому что… бля, да что за похеристом нужно тогда быть, чтобы такую, как она, отпустить работать в наш заповедник непуганных членоносцев, где на нее готов дрочить каждый второй. Короче, нет там никакой личной жизни, по крайней мере, такого ее вида, которая для меня что та стена будет. Тогда что?
Ведь у любого человека должно быть что-то. Книги, кино, гребаное вязание салфеток крючком, разведение рыбок или сраных какусов, бег трусцой, шоппинг, битье гопников, выпечка, фехтование, диггерство… ну хоть что-то! Я же себе уши размером с ведра отрастил, слушая болтовню других девчонок между собой. Ни одну тему моя Льдина не поддержала. Ни разу, сука! Ни малейшего интереса, ни попытки пообщаться поближе хоть с кем-то. Ни-че-го. Чем ее зацепить? Где та самая уязвимая точка, через которую наше соприкосновение наконец перерастет из исключительно молчаливого сопения на спаррингах уже в танго горизонтальное совсем не рабоче-прикладного типа?
– Вот ты тугой! – явно потеряв терпение, закатил глаза Александр.
– Нет, Миша, – обломала мои надежды на корню жестокая женщина Боброва. – Ну подумай, вот сам бы ты как отнесся к тому, что кто-то бы в твоем личном деле с нерабочим интересом копался?
Если бы узнал, что это моя Льдина таким занялась – охренел бы от радости.
– Ладно. Простите все за беспокойство, – повернул я на выход, пока, и правда, не выпинали отсюда.
– Ми-и-и-ш! – окликнула тихо Оксана, когда дверь уже открыл. – Ты же в курсе, что у нас новогодний корпоратив послезавтра?
– Угу. Предлагаешь испытать удачу там?
Учитывая, как все идет до сих пор – без вариантов.
– Нет. Просто поделюсь тем, что секретом не является. Евгения туда не пойдет. Она сама вызвалась подменить нашего офисного дежурного на этот вечер.
– А-а-а-га-а-а, – протянул я, расплываясь в дурацкой улыбке. – Оксана, я тебя прямо люблю, знаешь?
– Я тебя сейчас так отлюблю, Сойка! – рявкнул Лекс, но я уже закрыл дверь с обратной стороны и ломанулся на улицу из офиса – перехватывать начальство на подлете и желательно без свидетелей.
Глава 4
Ворона
– Слышь, мужики, а всех посмотреть можно будет? – услышала я незнакомый мужской голос, подойдя к немного приоткрытой двери кабинета Корнилова.
Покосилась на Оксану, и она скорчила гримасу, будто ее тошнит и прошептала:
– Мерзкий тип.
– Господин Некрасов, напоминаю: здесь не бордель, а охранное агентство, – сухо и холодно ответил ему шеф. – И вы нанимаете именно личного телохранителя для разового сопровождения, а не выбираете девушку по вызову. Если у нас какое-то недопонимание в этом вопросе, то давайте разберемся во всем сейчас, и у вас еще будет время получить именно те услуги, за которые готовы платить. Но не у нас в «Орионе».
– Да не, ну ты че, мужик, я же не тупорез какой и все понял, в натуре! У вас тут эти… солдатки Джейн типа, а не путаны безотказные. Чисто профи, не прошмандовки какие-то. Но и ты меня пойми, мужик. Я же приехал на сходняк… то есть… ну типа собирушку одноклассников, понимаешь? И мне надо, чтобы все прямо оху… в ауте были. Поняли, что я не лох какой-то вчерашний и нищеброд, а прямостоячий реальный пацан! И типа у меня бабок, что блох на Барбоске, и могу их на любую блажь кидать. Сечешь?
– Я прекрасно понял с первого раза, что ваша цель не столько обеспечить свою безопасность на мероприятии, а по большей части обозначить свой финансовый статус для других участников этой встречи.
– Че? – явно подзавис на пару секунд мой будущий объект охраны. – А, да, точняк! Финансовый, такой, что прямо пиз… ого-го я какой и могу себе позволить красивую телку в водилах и тельниках держать. Оно же понятно, что для охраны это беспонту и сразу все всосут, что, мол, бабла видать столько, что девать неку…
– Господин Некрасов, наши личные охранники в высшей степени профессиональны и максимально эффективны безотносительно их половой принадлежности, – без малейшего раздражения, но очень твердо поправил Корнилов.
– Чего?
С трудом удалось удержаться от гримасы. А объект намечается у меня прямо вершина эволюции тупизма, похоже, но тут же и одернула себя. Нельзя так позволять себе относиться к нему, каким бы ни был, иначе лучше сходу отказаться от работы с ним.
– Девушка, которой мы поручим выполнение данного задания, ничем не уступает мужчинам-телохранителям, а некоторых даже превосходит, – терпеливо пояснил Михаил Константинович и уточнил. – Некоторых у нас в «Орионе», а в других агентствах – большинство, могу ручаться.
– По серьезке? Зуб даешь?
– Легко. В случае с Вороновой моим зубам точно ничто не угрожает.
Приятно такое услышать от босса о себе, но стоять тут и дальше уже как-то неуместно.
– Ну, оху… круто тогда. А она смазливая?
– Господин Некрасов… – неумолимо ровным тоном начал шеф.
– Не-не, я без всяких там мыслей… В том смысле, ништяково, что она вся из себя спецназовка, но мне надо чтобы еще и такая, что все глянули и оху… сердце вставало и все остальное. Ну, это же не в кассу будет, если она страшная. Надо, чтобы пацаны остальные прямо на слюну изошли на нее, а она только мне там дверь открывает, смотрит эдак… ну типа «чем тебе угодить, хозяин» и хвостом ходит, глаз не отводя.
– Возможно, вам все-таки стоит обратиться в агентство по обычному эскорту?
Я чуть толкнула дверь, давая Корнилову увидеть, что хочу войти, но он пока медлил.
– Да ну-у-у… Этих же шалав оттуда сразу видно. Кто наскреб бабосов – тот и снял. А мне надо, чтобы все охренели с того, какой я солидный, аж трандец, и реально богатый перец.
– Тогда давайте договоримся, что вы предоставите нашей девушке работать так, как необходимо, и на этом закончим препирательства?
– Ну ладно. Так чего там, смазливая хоть?
– Евгения, входите, – велел наконец шеф, и посетитель резко обернулся ко мне. – Судить вам.
– А… о… – Некрасов вскочил, давясь словами и не в силах сформулировать нечто связное, его лицо пошло пятнами, а глаза забегали. – Присаживайтесь!
С первого взгляда стало понятно на кой черт этому типу понадобилось обратиться в «Орион». Субъект отчаянно пытающийся закосить под эдакого прибандиченого нового русского со всеми полагающимися атрибутами в виде малинового пиджака, цветастой уродливой рубашки с расстегнутыми верхними пуговицами, чтобы видать было толстую золотую цепь с крестом. Явно зоновской работы четки и массивные перстни. Только на нем все это выглядело нелепо и как-то инородно. И пиджак мешком, и четки теребит нервно, а не вальяжно, да и все движения, мимика выдают отчаянно пытающегося придать себе несуществующей уверенности человека. Предполагаю с большой вероятностью, что в школьные времена он был тем самым ботаном, которого постоянно чморили, макая в унитаз, и он желает годы спустя утереть нос своим обидчикам, козырнув финансовой состоятельностью и обретенной брутальностью, но не факт, что выйдет. Вот меня бы он ни за что не убедил.
Некрасов суетливо пододвинул мне свой стул, но я качнула головой, оставшись стоять.
– Здравствуйте. Нам лучше сразу привыкать к рабочему взаимодействию. Согласно сценарию по осуществлении вашей охраны это я буду передвигаться и стоять за вашей спиной в помещении, проводя мониторинг на предмет возможной угрозы.
– Офигенно! – пробормотал мужик и сверкнул радостно глазами на Корнилова, будто поверить еще не мог в свою удачу. – А это… в платье такое… ну чтобы в облипку и плечи со спиной голые можно надеть? Я плачу!
– Господин Некрасов, и снова напоминаю вам, что сейчас декабрь, и мы не агентство, в котором вы можете нанять и экипировать спутницу на свой вкус, – Михаил Константинович – кремень.
– Ладно-ладно, я не тормоз же совсем в натуре. Ну хоть, очки ей такие зеркальные, типа авиаторы, кобуру на виду и губы намазюкать ярко-красным – вариант?
Зеркальные очки? На вечернее мероприятие? Зимой? Да… уж…
– Евгения, в этих моментах вам решать, – обратился ко мне Корнилов.
– Не думаю, что очки и яркий макияж станут для меня помехой в работе, – безразлично пожала плечами.
– О, ну ништяк-ништяк. Че, давайте подмахну ваши писульки тогда, – обрадовался бывший мальчик для битья.
Он еще минут десять трещал, громко и ненатурально корча из себя развязного мачо, но наконец свалил, дважды напомнив, что в шесть вечера заедет за мной в наш офис, и утопал в бухгалтерию. Корнилов же указал мне взглядом на стул перед своим столом.
– Евгения, вы чувствуете в себе уверенность выполнить это задание? – спросил, дождавшись, пока сяду.
– Да, Михаил Константинович.
– В чем-то усматриваете возможные трудности?
– Да. Если объект переберет с алкоголем на мероприятии и решит проявить агрессию на фоне явно имевших место старых обид и придется нейтрализовать его самого во избежании получения травм.
– Согласен, такое развитие событий считаю вероятным, – деловито кивнул Корнилов. – Нужна подстраховка?
– Нет. Я не намерена доводить подобную ситуацию до реально опасного уровня. Главное, чтобы объект потом не пришел в «Орион» с претензиями, что его веселье оборвали в разгаре, и он рассчитывал, что я по его указанию обидчикам школьным навалять должна.
– Вы же знаете, Евгения, о таком переживать не стоит. Мы своих всегда прикроем, а к рассмотрению принимаем только сколько-нибудь обоснованные претензии. Еще что-то?
– Да. Но это не относительно данного задания.
– Слушаю.
– Я бы хотела впредь не попадать на тренировках в пару с Михаилом Сойкиным.
– Причина?
– Сугубо личная.
Корнилов очень внимательно, прямо-таки въедливо посмотрел на меня, заставив таки поменять позу, откинувшись на спинку и выдав нервозность.
– Раз уж вы подняли эту тему, то могу я говорить прямо, Евгения? – я кивнула. – Я обратил внимание, что между вами и Сойкиным есть некое не рабочее напряжение. Обоюдное.
Надо же, заметил. А я думала, что идеально это удается скрывать.
– А так же, я уверен, что данное напряжение не сказывается негативно, а наоборот работает в качестве эволюционного фактора в вашем самосовершенствовании как личного охранника. Тренирует вашу устойчивость к любым вторжениям в личное и способность управлять собственными эмоциями, трезво решая позволить ли его и до какой степени. Но если вы считаете, что вам это не нужно или происходит нечто чересчур…
– Нет, ничего чрезмерного. Просто мне казалось, что личное отвлекает.
– Безусловно. Мы ведь не набрали роботов, вы все живые люди, и у вас всегда будет нечто личное и отвлекающее.
– Ок, я поняла, Михаил Константинович. Снимаю свою просьбу.
– Хорошо, Евгения. Тем более, что вам есть что почерпнуть, как рукопашнику исключительно спортсмену от носителя более… хм… упрощенного и близкого к уличному стиля. Как и ему от вас поучиться хорошей технике.
– Ладно. Я поняла. Могу идти?
– Еще одну минуту и замечание, которое вы имеете полное право проигнорировать. Евгения, думаю, нет особого смысла говорить вам, что внутренние и внешние запреты чаще всего и являются источником копящегося напряжения для людей, не так ли? – я опять кивнула. – Не сочтите меня беспардонной сводней, боже упаси, но напомню вам, что в «Орионе» нет никакого запрета на личные взаимодействия между работниками. В разумных пределах, само собой, и до того момента, когда это не способно стать причиной конфликта.
Это, блин, что? Мой шеф советует мне без прикрас трахнуть Сойкина и тем самым избавиться от того самого зуда запретного плода? Или намекает, что мне в принципе неплохо бы позволить себе оттяг, а то на лбу надпись «баба неудовлетворенная» проступать начинает?
Годовалой почти продолжительности отношения с Павлом завершились со скандалом через неделю после начала еще моего обучения в «Орионе». Стоило ему узнать именно о составе коллектива, не особенно даже интересуясь будущей спецификой моей деятельности, и он категорически потребовал моего отказа от трудоустройства в «рассадник голодных кобелей».
– Это позор какой-то, а не работа для порядочной девушки. Забудь и думать об «Орионе»!
Смешно. Девушек, что, залив слегка глаза для меньшей взыскательности, снимают мужиков в барах исключительно для удовлетворения физиологических потребностей организма обычно порядочными не называют. И что-то его моя прежняя пахота в качестве уборщицы совершенно не беспокоила.
– Послушай, у нас не те отношения, чтобы ты мог что-то требовать. Напоминаю: ты сам женат, и мы встречаемся один-два раза в неделю исключительно ради секса.
– Ах вот в чем дело! – взвился Павел. – Я так и думал, что это начнется рано или поздно! Вы, бабы не можете без этого.
Уточнить – без чего конкретно – я тогда не успела, оглушенная многозначительным хлопком двери за ушедшим. Звонить или писать не пыталась. А шесть дней спустя обнаружила любовника на лестничной площадке под своей дверью в компании с большим чемоданом.
– Жень, я все обдумал, объяснился с женой и пришел к тебе насовсем, – заявил Павел, потянувшись обнять меня.
– Зачем? – удивилась, отступая от него.
– Ну не злись, Жень, я же все понимаю. Я год тянул, и это было некрасиво по отношению и к тебе, и к Асе. И ты молодец, что дала мне четко понять все этим своим «Орионом».
Угрызений совести за то, что спала с чужим мужем, не испытывала. Я никакими обязательствами не связана, ни на что не претендовала, так что моральные аспекты этого не ко мне. Познакомились когда-то в баре, свое семейное положение Павел не афишировал, я – не интересовалась, потому что планов на его счет не имела, так что плевать.
– Паш, я хочу работать в «Орионе» потому что действительно этого хочу, никак с тобой данный факт не связан и ни от каких действий твоих не изменится. И совместную жизнь с тобой я не планирую.
Вслед за этим последовала безобразная сцена, с истерическими обвинениями меня в разрушении его привычной жизни и почему-то в меркантильности. В конце он даже попытался меня ударить. Естественно очутился лежащим на щербатом кафельном полу лестничной площадки, где я его и оставила, уйдя в квартиру. С того момента Павел больше не звонил и не появлялся.
Трижды после этого я выходила в бар с целью одноразового знакомства, но черт знает почему ничего не срасталось даже на одну ночь, хотя подходящих вариантов хватало. Неужто дело как раз в том, о чем и сказал Корнилов? В том, что мой внутренний запрет в отношении Сойкина работает как запрет всего в принципе и ведет к накоплению напряжения и раздражения? Ну почему на Сойке-то сошлось? Я же не романтичная малолетка, чтобы верить в возможность внезапной влюбленности с первого взгляда или с десятого, да хоть с сотого. Я вообще не влюблялась в этой жизни, натура не та. Тогда откуда этот конфликт животной тяги, реализовать которую проще простого с… чем? С пониманием того, что для Сойкина это тоже исключительно сексом и будет? Ну так того и надо, казалось бы. Тогда почему стоп? Ладно, об этом я подумаю после задания.
– Могу я идти, Михаил Константинович? – спросила, стряхнув задумчивость.
– Да, конечно. Удачи, Евгения. Я и все остальное руководство, и опер-группа всегда на связи для вас, если что.
