Галина Бутырева
Наедине с Россией
Россия – континент,
тщательно замаскированный
под страну…
Ритмы реки
Впервые в Усть-Цильму я попала ещё в 70-е годы прошлого века. Вместе с нашими друзьями из Эстонии мы поехали на Пижму. Это приток Цильмы, которая в свою очередь впадает в Печору.
До райцентра можно было добраться только на Ан-2, были такие самолёты. Кстати, довольно надёжные, но и с ними я припоминаю пару трагических случаев…
Вам не доводилось летать на этом «биплане»? Мне – да. Ещё в 6-м классе.
Нашему директору Ёртомской школы позвонили из райцентра: есть одна путёвка в Артек, даём вам, кого пошлёте?
Из двоих учениц нашего 6-го класса выбор пал на меня. Боюсь, что дело было вовсе не в моих особых заслугах. Просто за поездку надо было платить. О какой сумме шла речь, уже не припомню, но не будь в то время дома моего сводного брата, шахтёра-отпускника, – не видать мне Артека… А гость из Заполярной Воркуты решил мою проблему в два счёта: сколько? едем!
И вскоре я была доставлена в райцентр Кослан, а оттуда в Княжпогост, где формировался состав с вагонами для будущих артековцев из Коми… Летела в Княжпогост я как раз на Ан-2. Долетела. Но какая? – никакая…
Поэтому всю артековскую смену я горевала о предстоящем возвращении домой на злополучном Ан-2…
Однако, к своему немалому удивлению, обратно из Княжпогоста в Кослан я летела почти нормально!..
* * *
Маршрут Сыктывкар – Усть-Цильма обычно Ан-2 преодолевал чуть ли не за три часа. И за это время, конечно, многие не выдерживали болтанки и густого запаха керосина (или бензина? – не помню…).
Увы, я тоже.
Ну да не будем об этом. Малоприятно читать описание состояния человека, покидающего чрево Ан-2…
Лето 1979 года выдалось, видимо, особенно комариное: наших эстонских гостей ещё в поезде так покусали жадные кровопийцы, что даже смотреть на бедных братьев Халлопов без содрогания было нельзя…
Сидя у костра и оглядывая свою искусанную грудь, младший Халлоп, Хейно, горько шутил: «Как мы обратно поедем, такие опухшие? Что люди о нас подумают, куррат?!.» («Куррат» по-эстонски – чёрт.)
Из Усть-Цильмы мы должны были сделать ещё один перелёт, до деревни Замежное, тоже на Ан-2…
Дальше – на моторной лодке! Точнее, на двух лодках: на одной – моторист и наш груз, а сзади, на такой же длинной деревянной лодке, – все мы, аж восемь человек!..
Через год, во время моего второго пришествия на Пижму, я попросила своих спутников сделать привал как раз на месте нашей бывшей коми-эстонской стоянки – 79. Там, где я впервые в руки взяла спиннинг и навсегда заболела рыбалкой…
Старший Халлоп, Эрнст, учил меня спиннинговать на Пижме и позже, под Таллинном, куда мы приезжали с ответным визитом…
Второе путешествие на Пижму тоже начиналось в Усть-Цильме, откуда нас забросили в самое верховье вертолётчики-пожарные (спасибо Владимиру Игнатьевичу Сопелкину!..).
Пижма, наверное, единственная река, которую я проплыла от самого её начала и почти до устья!..
В отличие от других рек Пижма начинается широко, раздольно, как некое продолжение Ямозера.
Из иллюминатора вертолёта Ямозеро и его окрестности производят впечатление несколько мистическое… Может быть, так выглядит какая–нибудь безлюдная планета где-нибудь во Вселенной… С зияющим посередине оком – кратером давно потухшего вулкана, до краёв заполненным водой…
Вертолёт приземлился почти рядом с низенькой избушкой–банькой, где обитала бригада рыбаков, промышлявших на Ямозере…
Пилоты-вертолётчики пообедали с нами, покатались на байдарке, которую уже успели собрать наши ребята. И улетели…
А мы собрали остальные две байдарки и решили сами опробовать их – до сих пор никто из нас шестерых не плавал на байдарках…
Ощущения были, мягко говоря, необычные: как будто сидишь не на дне лодки, а прямо… в воде. Это позже мы приспособили вместо сидений слегка надутые матрасы, сложив их как кресла, и всё путешествие восседали на них как королевы (и короли…), а на Ямозере изрядно помучались. Но и наловили тоже! Таких щук поймали!..
На закате Ямозеро ещё больше стало напоминать что-то похожее на лунный ландшафт. Вода казалась бездонной, и было немного страшновато выплывать на середину озера, поэтому мы ловили, не удаляясь далеко от устья Пижмы (вот написалось – устья! А ведь это был исток!..).
Слава и Шура Куликовы и вовсе не отрывались, кажется, от берега…
* * *
В эти дни в Москве открылись летние Олимпийские игры. У нас, кажется, не было даже радиоприёмника, но мы, приблизительно помня, когда проходят соревнования по гребле, тоже соревновались – чья лодка раньше приплывёт к следующему повороту, например…
Однажды, разогнавшись, мы с моим парт-нёром первыми выскочили к повороту и чуть не наткнулись на огромного лося, который, видимо, спасался в воде от оводов… Как он рванул от нашей байдарки к берегу! – в два прыжка одолел высоченную кручу и скрылся в лесу. Только мы его и видели…
Коми охотники больше страшатся встречи не с медведем, а с лосем! Даже пословица есть: идя на лося, приготовь гроб… Слава богу, лось так перепугался, что сам убежал…
Позже мы встретили двух молодых лосят, которые, наверное, пришли к реке на водопой. Увидев нас и нашу палатку, они так и не решились выйти из кустов, робко поглазели на нас и скрылись…
А однажды наблюдали такую картину: по берегу Пижмы, заросшему высокими травами, не бежал – пролетал – волк! Он и правда буквально взлетал над берегом, взмывал… Нет, не серый волк, почему–то светло–коричневый… Как в замедленной киносъёмке…
* * *
Пижма – очень красивая река, с множеством перекатов и даже порогов. А какие зеркальные спуски к этим перекатам и порогам: издалека, широко и раздольно, спускается речная гладь и ничто, кажется, не предвещает ничего опасного… Но вот река начинает сужаться, словно берега наступают, выдавливая воду, и вот она уже бурлит… И не зная, каков на самом деле этот перекат или – хуже – порог, лучше тормознуть, присмотреться и уже потом править на «слив»… Но нам повезло – вода была большая (хотя, с другой стороны, плохо: где камень?!. – не видно…). И мы без потерь проплыли все «узкие» места…
* * *
В третий раз мы оказались в Усть-Цильме всё той же компанией, как и в Олимпийском 80-м. На этот раз – несколько лет спустя. Но уже не на Пижму лежал наш путь, а на Тобыш!
Нас опять должен был забрать вертолёт, который делал облёт по району. Пожаров не было, поэтому вертолётчики улетели то ли в Ухту, то ли в Печору. Мы два дня сидели в Усть-Цильме. Жили у знакомых, уехавших в отпуск. Хозяева оставили в холодильнике печорские деликатесы: здесь я впервые в жизни попробовала строганину из пеляди. Чудо-рыба! Нет слов… Солёную, свежую, сушёную, копчёную, вяленую я пробовала, а вот строганину – впервые в жизни! Это о-очень вкусно!
Чтобы не бездельничать, мы ходили на Печору, рыбачили. А свой улов – сорожек, окуней – носили (трёхлитровыми бидонами…) соседней бабушке. Она жила через дорогу, в избушке на курьих ножках… Лет, наверное, за девяносто ей было… Хорошая бабушка, правда, странноватая может быть. В сенях её домика жила ворона! – почему–то привязанная за ножку к лестнице… Кто знает, может быть, с этой вороной тоже была как-то связана история, которую мы слышали здесь от кого–то. На краю села было кладбище. И на одну из могил (якобы убийцы…) постоянно кто-то подбрасывал мёртвую ворону. Только родственники уберут – тут же на могиле появляется другая… Уж не наша ли бабушка занималась этим жутковатым делом?!.
Но кто ей ловил ворон?!.
Когда мы попытались что-то выведать у бабушки, она тут же «оглохла» и стала абсолютно глухой (из плохо слышащей…).
И мы, принося рыбу, старались больше не заходить в сени, где жила ворона…
* * *
Вертолёт прилетел через два дня. Не из Ухты и Печоры, а почему–то из Сыктывкара. Хотя там их обычно не бывало. Но какая разница…
Вместе с пожарными мы совершили облёт по району, пожаров не выявили, и вертолётчики наконец нас оставили на нашей реке. Якобы реке. И якобы – Тобыше. Потому что почти три дня мы плыли, точнее продирались, сквозь карликовые берёзки и кустарники… Далеко не уверенные, что плывём по Тобышу…
Начинался Тобыш с узенького ручейка, заросшего тундровым ивняком. Мы собрали наши байдарки, не совсем представляя себе, как будем продираться сквозь эти дебри: байдарки еле помещались в берегах (если это можно было назвать берегами – мхи почти наравне с водой…). Были места, где мы руками хватались за кусты, слева и справа одновременно, и протискивались вперёд…
Слава богу, это продолжалось не очень долго. Ручеёк вскоре стал ручьём, а чуть позже и вовсе небольшой речкой. Но ещё дня два мы о рыбалке и не мечтали даже. Главной задачей было найти местечко для привала – днём по-обедать можно и в байдарке, а вот на ночь всё же хотелось вытянуться в палатке… Не в лодке же ночевать сидя…
Карта, которая была у нас (нарисованная от руки…), указывала на какие-то повороты, однако привязаться более или менее к определённым речным изгибам пока не удавалось, вплоть до того места, где Тобыш соединялся с какой-то речкой…
Там, где воды этой речки соединялись с водами Тобыша (но не смешивались!..), открывалась такая картина: течёт уже одна река, но чётко поделённая на две разные полосы – светлую, чистую до дна, и почти коричневую, мутную, непроницаемую…
В эту поездку мы опять наловили хищников, причём больше, чем на Ямозере. Мне даже надоело вытаскивать их в лодку, да и боязно немножко было: байдарка-то резиновая, а вдруг эти «крокодилы» прокусят нашу лодку и мы со всем нашим скарбом уйдём на дно взбаламученного дождями Тобыша?..
Ни в одном из наших путешествий по рекам республики не было столько дождей, как на Тобыше (не путать с Тобысем, что недалеко от Ухты…). Плыли почти две недели, и не было дня, чтобы над нами не пролилось какое-нибудь облако. Мы дружно орали наши детские «молитвы»: «Шондiöй, шондiöй, лок татчö! Кымöрö-кымöрö, мун татысь!..» (Солнышко, солнышко, иди к нам! Облако, облако, уйди прочь!). И солнце и вправду появлялось, но, увы, ненадолго. А мы и этим передышкам были рады. Особенно перед тем, как надо было устраиваться на ночлег.
На одной из стоянок мы с Мариной не успели поставить палатку до начала дождя (можно сказать, ливня!..), и в результате она промокла почти насквозь… Спать в ней было проблематично. И Марину приютили в своей палатке братья Пендо. У Куликовых палатка была не больше, чем наша двухместная, но я уже не стала их стеснять, решила пересидеть ночь у костра. А что? Очень даже романтично… (Кстати, кроме этой бессонной ночи, потом была ещё одна – уговорила всех сплавляться ночью, чтобы досыпать уже прямо на аэродроме, в ожидании самолёта. И ведь уговорились и поплыли! И благо ночи были ещё светлые, и к тому же луна в полнеба была… Однако, как потом признавались мои спутники, некоторые чуть пару раз не нырнули, задремав в лодке… А мне было хоть бы что! Сидела на корме, слегка подгребала и любовалась полнолунием…)
Ночь у костра была бы не менее романтичной, если бы… Но обо всём по порядку.
Сижу, подбрасываю в костёр дровишки. И мне даже нравится моё одиночество на краю палаточного городка – в ряду остальных и наша тут стоит сохнет…
Вдруг что-то как шмякнется в воду! Что?! Или кто?! Уж не медведь ли переходит речку на мой огонёк?.. Должна признаться, я порядком струхнула, схватилась за топор… Но, слава богу, медведь не появлялся, и всё вокруг снова затихло. Я отложила топор.
К трём часам утра мне захотелось спать. Рядом в палатках сладко похрапывали мои спутники. Я поклевала носом над костром, но заснуть мне не удалось. Что-то тяжёлое опять упало в воду. Может, щука? «Подожди, я тебе покажу, – ворчала я, отгоняя сон. – А то ещё и не утро. Но и не ночь…»
Посидев ещё с полчаса у костра, я взяла спиннинг и пошла на охоту за этой наглой щукой. Наверняка это была щука, шугала кого–то на другом берегу… А кто ещё?!.
Спустилась на песчаный берег и давай кидать блесну в сторону коряги на противоположном берегу. Кидала, наверное, минут пятнадцать–двадцать почти в одно и то же место – и ведь взяла!..
Щука тянула килограммов на пять, может быть. Как глянула на меня своим холодным оком, у меня даже мурашки по спине побежали. Не по себе стало: а вдруг щука–то не простая, а колдовская…
И что вы думаете? Назавтра я утопила свою шведскую катушку-красавицу, столько лет радовавшую меня своей безотказностью. Когда её в моих руках увидел наш патриарх коми поэзии Серафим Попов, заядлый рыбак, он чуть не заплакал: всю жизнь Серафим Алексеевич ловил на огромную открытую катушку и всю жизнь разматывал «бороду», в которую превращалась леска (не раз и не два за одну рыбалку!).
А моя красавица была закрытая, мне и в страшном сне не снились никакие «бороды» – и вот теперь ищи-свищи её в мутных водах Тобыша…
Валентин, мой напарник по байдарке, несколько раз нырял рядом с лодкой, но, увы, совершенно напрасно!.. Река от дождей так разбухла, что стала абсолютно непроницаемой…
Несмотря на то что катушка была ярко-красной, несмотря на то что она была на удилище, Валентину ничего не удалось разглядеть под водой. Не удалось её «сбагрить» и большой тяжёлой блесной с тремя огромными крючьями на конце. Не боясь потерять блесну, я буквально тащила её по песчаному дну, но тоже напрасно. И вдруг что-то зацепила–таки! «Есть!» – кричу. И вытаскиваю… огромного язя… С досады чуть обратно не выкинула его из лодки… Так что щука моя и впрямь, наверное, обладала какой-то колдовской силой…
Вообще сама река и её берега, казалось, внушали некий трепет и необъяснимый страх.
Мы знали, что где-то здесь будем проплывать одно удивительное место – старинное кладбище. И очень боялись пропустить его. Помогла наша самодельная карта. Подплывая к намеченному на ней кресту, мы все устремили свои взоры налево – и ведь не пропустили это место.
Что мы знали о нём?
Якобы очень давно сюда приплыли древние новгородцы, староверы, и обосновались здесь в надежде, что никто уж их тут не потревожит. Жили они чуть выше, на сосновом бору. А вот кладбище обустроили почему–то ниже, почти у самого берега. Что случилось, доподлинно неизвестно. Якобы напал на поселенцев какой-то мор. Все они умерли. Умирали целыми семьями, так и похоронены рядом: отец, мать, дети… судя по величине домовин, срубленных из сосен; наверное, уже недавно обновлённых кем-то… Домовина побольше, затем поменьше и совсем небольшие… Была церковь, которая сгорела. И здесь же, рядом с кладбищем, могила и над ней крест с надписью: «Тут похоронены сгоревшие при пожаре иконы…» Когда? Не написано.
Уже в наши дни за кладбищем построили новую церковь. В небольшой избе на полках – различные иконы. В том числе деревянные, резные, совершенно почерневшие от времени.
По большой воде сюда до сих пор наведываются староверы из Усть-Цильмы, поклониться мёртвым, помолиться. Хотя до этих мест путь ох какой неблизкий. Наверное, около двухсот километров будет от Усть-Цильмы, а до ближайшего населённого пункта? – теперь уже и не припомню сколько…
Обходя кладбище, стоя у церкви перед иконами – везде я ощущала присутствие ещё кого-то невидимого… Может, тех, кто жил когда-то здесь?.. А может, просто кто-то жил и нынче там, но, увидев нас, спрятался и теперь наблюдал за нами из своего укрытия? Как бы там ни было, мне хотелось поскорее покинуть это место… И мы не стали особенно задерживаться тут, поплыли дальше.
Тогда я уж точно не думала, что когда-нибудь ещё раз попаду в эти места, что захочу попасть… Но никогда не говори «никогда»!
Спустя более десяти лет я прилетела на Тобыш, именно на это кладбище, ещё раз. Вместе с группой гостей Усть-Цилемской горки.
Усть-Цилемская горка – это весенне-летний обрядовый праздник. Так называемый Заветный праздник.
В день апостолов Петра и Павла, 12 июля, вся Усть-Цильма (а на праздник собираются и из других деревень, а теперь уже и из Печоры, Ухты, Сыктывкара) водит «горку». По правилам – до трёх раз в день. И девушки три раза меняют свои наряды. А наряды – это особая песня! Всё из штофа, или шёлка, или парчи! Думаю, таких нарядов на Руси уже нигде и нет, да и вряд ли ещё где-то сохранился сам праздник, как символ вершины трудового года… Я была на нём дважды. Это очень красивое зрелище! И не менее красивое зрелище – подготовка к празднику, а самый главный момент – одевание…
Я уже упоминала, что водили «горку» три раза в день (не знаю, как сейчас): в первый раз, утром, «горку» водили молодёжь и подростки; во второй раз, днём, после обеда, – замужние женщины; в третий раз – все вместе, в т.ч. и зрители…
Сама «горка» – это вокально–танцевальная композиция из нескольких ритуальных фигур. Это столбы, круг, на две стороны, на четыре стороны, вожжа, плетень и плясовая…
Закончили «горку» водить и с песнями расходились по домам…
Вот после одной такой «горки» я и оказалась на Тобыше ещё раз.
Глава района Валерий Выучейский воспользовался тем, что в гости на вертолёте прилетели то ли нефтяники, то ли лесники, и организовал для гостей «вылазку» на Тобыш…
Вертолёт приземлился недалеко от избушки-церкви. Гости разбрелись кто куда. Я зашла в церковь, постояла у могил-домовин на берегу Тобыша. Вспомнила наш первый поход на байдарках по этой реке, первое посещение этих мест… То, что я испытывала тогда, увы, теперь не испытала – ни особенного волнения, ни тревоги, ни тем более какого-то мистического внутреннего трепета. Да это, наверное, и понятно: нас нынче тут было чуть меньше орды… А такие места – для уединения, для исповеди… Через пару дней после возвращения из Усть-Цильмы, уже в Сыктывкаре, мы узнали, что скоропостижно скончался Валерий Выучейский. «Боже мой, – подумала я, – а ведь он, наверное, чувствовал, что больше уже никогда не попадёт на Тобыш, поэтому так и стремился туда, – видимо, хотел в последний раз поклониться предкам, проститься с этим местом…»
А всем нам, кто в тот день был с ним на Тобыше, выпало проводить его до начала того долгого пути, который ему предстоял в мир иной…
* * *
Как-то летом мы с Любой Розе и её супругом собирались на Мезень. Я уже договорилась почти насчёт лодки и т.п. Но! Удора нынче «горела» – полыхали леса… И я подумала, что, наверное, всем там сейчас не до нас, стоит ли их напрягать ещё и своими проблемами…
Тогда Люба предложила ехать в Усть-Цильму, а оттуда – дальше по Печоре.
Я согласилась.
И вот я уже лечу на Ан-24 (все старые Ан-2, их в Коми было около сорока, в начале перестройки перепродали соседним регионам, и теперь в нашем небе почти не осталось «аннушек», для патрулирования пожаров приходится заказывать на стороне…) над Печорой, над старинными сёлами. В душе я, конечно, побаивалась садиться в этот самолёт, поскольку буквально на днях точно такой же Ан-24 разбился где-то в Сибири… Но! Охота же пуще неволи…
На аэродроме меня встречали Люба с Центом (это Виталий Филиппович Цент, супруг Любы). Они приехали из Ухты своим ходом на новеньком джипе. Выглядели такими уставшими, словно пешком одолели эти сотни километров до Усть-Цильмы (в обратный путь я отправлюсь с ними и пойму почему…).
В этот же день, пообедав у знакомых моих друзей, мы отправились в сторону Бугаево. Люба, Цент и я – на джипе. А на «Волге» – устьцилёмы, Юра и его друг. Дорога была не самая плохая, а местами даже вполне приличная. А ведь это была самая что ни на есть глубинка…
Наш путь лежал на Якшино, деревню, которой, увы, на карте республики уже не было. Её так часто и сильно заливало, что в конце концов многие жители перевезли свои дома в близлежащие деревни, а кто-то просто оставил дома на опустевшем берегу Печоры… Половодье даже на небольших речках, как моя Вашка, приносит немало бед, тем более такая река, как Печора…
Здесь такие заторы по весне бывают, что того и гляди вместе с домом уплывёшь… Но самое обидное для якшинских переселенцев, наверное, было узнать, что теперь их бывшую деревню уже не заливает! «Почему?» – спрашиваю я усть-цилёмов. Оказывается, нынче изменилась структура льда – она стала рыхлой – и вода сама справляется с льдинами, без минёров… Вот так вот! И на реках, и на озёрах сейчас, говорят, совсем другой лёд, чем раньше. А всё дело, оказывается, в том, что нарушена экология!..
* * *
Наша изба, точнее Юрина, стояла поодаль от бывшей деревни, на высоком берегу.
Сюда мы добрались на моторной лодке, оставив машины на берегу напротив Бугаево (километров за пять от избы). Там уже стояло около пятнадцати–двадцати машин: как переедешь в деревню? – ни моста, ни парома…
Мы тоже примостились невдалеке, перегрузились в лодку (мотор Юра привёз с собой) и спустя полчаса, чуть больше может быть, были на месте…
Печора здесь была разделена на две части довольно большим, заросшим лесом островом. Каждая из частей реки была куда больше, чем Вашка, раза в три-четыре, может быть…
Вообще Печора в этих местах уже внушает некий трепет душе, выросшей отнюдь не на таких речных просторах, где, говорят, волна поднимается такая, что может запросто переворачивать даже небольшие катера!..
Слава богу, мы приехали по маленькой волне. И погода стояла замечательная!
Одним словом, мы, почти счастливые, что выбрались из своих городов (я из Сыктывкара, а мои друзья из Ухты), потихоньку обживали своё новое жизненное пространство…
Избушка (Юрина!) была рассчитана на человек пять–шесть (а то и на все десять…). С печкой, с газовой плитой, сзади избы хозяин даже баню собирается пристроить…
Юра с товарищем всю ночь где-то рыбачили, а мы, поужинав, устроились на ночлег. Люба с Центом – на широкой лавке, я – на узенькой, завернувшись в свой спальный мешок…
В избе было тепло. И слегка дымно – от антикомарина. Зато без этих кровопийцев!
* * *
Утром нас отвезли на каменистый мыс Печоры с другой стороны острова, который можно было принять из окошка нашей избы за берег. Но настоящий берег был за островом. Там уже кто-то рыбачил. Нас оставили между теми, кто был выше по реке и кто ниже…
Юра поехал с другом испытать удачу на другом месте. А мы с Любой и Центом остались на мыске, присматриваясь к соперникам слева и справа. Но они держали дистанцию, не подходили к нам. Было где развернуться на просторах Печоры… И нам, и им тоже, думаю, места хватало сполна. Ох и накидались за день–то… Хариуса не было. Сёмги тоже. Зато шла довольно крупная другая рыба – и щука, и окунь, и сорога, и язь. Ничего, тоже рыба… Мы не гордые, и эта сойдёт.
День выдался по–летнему солнечный и даже жаркий. Люба с Центом разделись и загорали, я, известная мерзлячка, только скинула тёплую куртку и свитер.
Накидавшись, наловившись, я решила перекусить. А мои друзья, казалось, и не вспоминали об отдыхе и еде.
Облюбовала большой плоский камень и устроилась пообедать, но одной было скучно, поэтому ограничилась бутербродом с колбасой и запила вкуснейшим киселём, который Люба привезла аж из Ухты…
Кидать спиннинг, кажется, уже не было сил, разболелось плечо и спина заныла (как она болела на Мыдмöсе! – я буквально стиснув зубы справлялась с веслом и спиннингом…), поэтому решила побездельничать, благо погода к тому располагала. Взяла Любину свободную удочку (червей она унесла с собой, а до неё, ушедшей почти до двух соседок-рыбачек, идти, конечно, не хотелось…), кусок мягкого усть–цилемского белого хлеба (о-о-очень вкусного!) и устроилась на большом валуне у самой воды. И что вы думаете? В этот день клевало, кажется, на всё! На хлеб я поймала столько рыбы, что уже и засомневалась: а нужно ли нам столько?
Посуда, которую мы взяли, быстро наполнилась, а вскоре уже и некуда стало заталкивать жирных печорских окуней и сорог, столь крупных, каких я ещё и не видывала ни на Нившере, ни на Мыдмöсе. Только, помнится, на Тобыше, в устье какой-то маленькой речушки, мы однажды ловили на спиннинг таких же окуней… У меня даже фотография где-то должна быть. Женя Пендо держит в руках красавца–окуня, а на его фоне – спичечный коробок… Малюсенький… Печорские были, кажется, даже покрупнее. Но вскоре и удочка мне уже показалась непосильно тяжёлой, и я тоже отложила её в сторонку. Пошла фотографировать прибрежные камни…
В этот день мы наловили всего и вдоволь! Кажется, даже Люба была готова уже вернуться в избушку. Обычно это проблема – оттащить её от реки…
А вот Юра вернулся огорчённый. Не поймав нормальной рыбы (нашу он явно к этой категории не относил…), решил вернуться в Усть-Цильму, что время зря терять. Поэтому наш Виталий Филиппович поплыл с ним – ведь надо было вернуть лодку, куда мы без лодки?
* * *
Весь вечер прошёл за чисткой рыбы, засолкой, готовкой ужина, самим ужином… И спать мы легли уже ближе к двенадцати ночи, наверное…
А с утра снова в лодку и снова на свой, уже такой родной мысок!
Но второй день уже разительно отличался от первого. Да, клевало, да, ловилось, но не как вчера!.. К тому же дождичек время от времени брызгал… Недолго нас баловала Печора…
Вечером, когда наши соседки слева поплыли домой, они пристали к нашему мыску. Мы познакомились. Все четверо были из Бугаево (там, где мы оставили машину). Сюда приезжают за морошкой. Двое идут по ягоды, а двое остаются у лодки – рыбачат.
Мы договорились, что завтра они нам купят в магазине вёдра и привезут морошку, по ведру, а заодно и сахарный песок, чтобы уже здесь нам посыпать ягоды сверху для пущей сохранности (как будем таскать вёдра с морошкой и рыбой от лодки до машины почти метров 300, а то и больше, по пескам… мы тогда не подумали, конечно…).
На третий день погода и вовсе испортилась, и дождь уже не просто побрызгает и перестанет, а почти льёт, и ветер набирает силу… И сидим мы, завтракаем и решаем, плыть или не плыть на наш мысок. А если наши бугаевцы привезут морошку, а нас не будет? – нехорошо ведь получится…
Одним словом, мы гадали недолго, поплыли, и правильно сделали, потому что бугаевцы (тоже, кстати, посомневавшись) приплыли и морошку нам привезли…
В этот день рыба уже и вовсе на нас чихать хотела… Можно сказать, почти ничего не поймали.
Люба пошла выше (оттуда рыбаки уехали), где когда-то было устье какой-то речушки, ныне почти высохшей… Цент ушёл ниже. Я одна осталась на нашем месте. Ловила. Фотографировала камни, которые под дождём стали особенно красивыми (как мне показалось), опять ловила что-то время от времени.
Стою в воде на камнях, забрасываю спиннинг, но блёсны (как всегда! – конечно, не те взяла…) летят недалеко, а мне кажется, что если бы половить с лодки… Но Цент уплыл на ней. Лодки нет. Ну и ладно. Бросаю спиннинг уже, кажется, машинально, без азарта – рыба–то где?!. Нет рыбы! Не нравится ей погода, вот и всё…
И вдруг!
Я даже вскрикнула: «Ой!»
Буквально передо мной, правда на довольно большом расстоянии, я увидела горбатую спину огромной печорской сёмги! На вид, как я теперь думаю, килограммов так на тридцать-сорок… Показалась голубушка, и всё! Ушла куда-то в верховья…
Я много раз видела и на Вашке, и на Мезени, как прыгает сёмга, как резвится на перекатах, но такую большую – впервые в жизни…
Надолго мне хватило этого чудного мгновенья – всё переживала, что только я это видела: ни Любы, ни Цента не было рядом…
Не дай бог, такая взяла бы мою блесну – и меня бы за собой утащила… вот если хотя бы килограммов так на десять, ну пятнадцать… Может, и вытащила бы…
А эту… Не-ет, не надо. С этой можно инфаркт получить – от расстройства, когда уйдёт, всё переломав…
Когда мои друзья вернулись, я почти взахлёб долго описывала явление мне сёмги…
* * *
Утром следующего дня разыгралась настоящая буря! Берёзки, которые росли перед нашей избушкой, буквально прибило к земле. Печора потемнела, недобрая сразу стала, неприветливая…
Опять пришлось голову поломать – плыть или не плыть? Не на рыбалку, конечно, куда там!.. Какая может быть рыбалка в такой почти шторм…
А домой?! – если погода будет ещё хуже и будет это надолго, мы тут и застрянем…
Думали-думали и решили плыть. Домой! Собрали вещи, загрузили всё в лодку, закрыли избушку, и… вот наша «казанка» уже на печорской волне… Нам надо было обогнуть песчаный зыбучий полуостров перед избой и выйти к берегу другого полуострова, под которым, наверное, сумеем спокойнее выбраться на фарватер…
Я сидела спиной к носу, передо мной Любина спина, за ней, у мотора, – Виталий Филиппович…
Плывём. Я на всякий случай посматриваю на берег: если перевернёмся, найду ли за что зацепиться…
А Люба, оказывается, даже сапоги поснимала, чтобы в случае чего легче было выбраться из воды. В её большой рыбацкой биографии уже было несколько серьёзных происшествий. Об одном мы даже писали в нашем журнале «Арт» в пересказе ухтинского литератора Дмитрия Кривцова.
Я читала про себя «Отче наш».
Люба тоже молилась. И даже плакала! – оказывается…
Потихоньку, потихоньку наша лодка выбиралась из хаоса, который бурлил вокруг нас. Взбаламученное штормом побережье осталось позади, мы прибились к другому, более спокойному берегу, и лодка сразу пошла и легче, и быстрее…
Слава богу, плыть нам надо было не очень далеко. А вскоре и вовсе показалась стрела крана на левом от нас берегу Печоры: здесь кто-то заготавливал лес, видимо. Рядом стояли лесовозы. Чуть поодаль – пока полупустая баржа…
* * *
А теперь предстояло всё, что наловили и «насобирали» (бачки с рыбой и два десятикилограммовых ведра морошки плюс два килограмма сахара), перетащить из лодки до машины по зыбучим пескам всего «чуть–чуть» – так с полкилометра, наверное…
А ведь ещё был мотор, который весил более сорока килограммов…
Погрузили его на носилки, и Люба с Центом пошли… Я честно предлагала свою помощь, чтобы сзади вместе с Любой бы мы несли, но зря… не допустили. Картина – даже не подберу названия…
Что–то из жизни рабов… Рабов своих страстей… Когда я тащила ведро с морошкой, увязая в песке, – в который раз! – я думала: «Тебе это надо?!.»
А надо! Это вот и называется, когда «охота пуще неволи…». Ведь как стремится душа в такую вот «дикую» поездку, ну да, жалеет потом и всё проклинает, и так бывает. Но пройдёт какое-то время, и душа опять соблазнится, обязательно соблазнится, когда кто-нибудь позовёт куда–нибудь на Печору, или на Мезень, или Мыдмöс, или Йöвву…
Вот на днях заехал двоюродный брат в гости, рассказал, как рыбачили на Йöвве (приток Вашки), и мне так захотелось на Йöвву… Тем более что однажды мы уже сделали попытку попасть туда с Мезени… не получилось. Надо, чтоб получилось!
* * *
Вернувшись из Якшино, мы переночевали в Усть-Цильме. Наш хозяин Юра затопил баню. А мы с Любой пошли на Печору, благо она тут рядом. Не сидеть же без дела…
У реки уже стояли несколько рыбаков. Среди них я разглядела двух женщин, которые уютно расположились на небольшом каменистом мыске. Приди мы раньше, тоже бы выбрали это место…