Каждый день он пытался от них убежать: от толстой строгой женщины, выдающей себя за мать (он-то знал, что никакая она не мать – в лучшем случае тетка), от каких-то ее родственников, сильных румяных улыбчивых парней, которые вдвоем запросто с ним справлялись, отнимали чемодан, давали кефир с булкой и включали телевизор: смотри и не балуйся.
А что там смотреть-то! Одни новости и все непонятные.
Зато сегодня он проснулся раньше всех, еще во сне озаренный гениальной мыслью: все дело в чемодане! Бежать надо без него. Тогда, во-первых, он не будет шуметь, собираясь, и не разбудит их, а во-вторых, легче будет справиться с дверным замком, когда руки чемоданом не заняты. Да и что там в чемодане нужного: чистая пара белья все равно назавтра станет грязной, Веркины фотографии – он ее и так помнит, карту железных дорог можно сложить и спрятать в карман брюк. Чемодан – одна обуза. Запыхаешься таскать.
Он хотел было пнуть ногой чемодан, так долго мешавший осуществлению его дерзких планов, но вовремя опомнился: мстительный чемодан загремит от удара и придут парни с матерью.
А так они еще поспят. Поспят-поспят, проснутся – нет его! И след простыл. Загорюют небось! Принесут кефир с булкой, поставят перед телевизором – а кушать-то некому! Дядька из телевизора булку не съест. Он только смотреть на нее может. А взять не может, даже если ты даешь, угощаешь. Глазами водит вслед за булкой, а руку протянуть не смеет: все равно стекло помешает. Так и будет кефир стоять себе, стоять, а они тоже встанут и пригорюнятся! Вспомнят тогда, как чемодан отнимали. Пусть вот теперь остаются с чемоданом. А он уйдет на свободу жить. Будет делать все, что захочет, а не то, что велят.