Габриэль Коста
Пой. История Тома Фрая
– Места роднее нет, чем мой гамак и поле хлопка на востоке[30], – пропел Том и продолжил есть свой рис с мясом. Джек с набитыми щеками посмотрел на него осуждающим взглядом.
– Опять ты поешь свои старые кантри-песни. Не дай бог вновь подкинешь Ричарду идею перечитать «Унесенные ветром», я тебя лично закопаю в красной глине Джорджии. – Джек доел гамбургер и начал разворачивать следующий. Том поднял брови и пожал плечами.
«Лучше закопать Ричарда».
– Капитан корабля разгневался несколько дней назад. Он так сильно орал, что крики чаек казались мне песнею девичьей. Сухопутная крыса донесла на нас как на полноценных зачинщиков побоища. У меня отобрали колдовскую штуку на эти трое суток. – Ричард ел свое манго словно разделывал тушку зайца. Он в принципе не отличался аккуратностью в еде, чем частенько бесил друзей. Том смотрел, как сладкий сок манго стекает по рукам Ричарда, и держался изо всех сил, чтобы не скривиться. – Матушка, пусть день ее будет светлый, пыталась встать на мою сторону, но капитан оказался непреклонен. Ох, знали бы вы – моя команда, как тяжка судьбинушка матроса без колдовской штуки.
– Твои слова влетают в ухо и вылетают из другого. Чувак, заканчивай плавить нам мозги и просто танцуй. – Том начал пританцовывать верхней частью тела и смотреть на Ричарда, так как не понял ни слова, зато нашел идеальную песню. – Все твои слова как плохо нарезанный салат, от него скрипят зубы. Что это? Смени пластинку, бро![31]
– Ну все, кто-то откопал свой старый магнитофон, – простонал Джек.
«Я еще его никуда не убирал».
– Он пытается сказать, что его отец, когда узнал о нашей потасовке с Аланом, отобрал телефон Ричарда и запер его дома. Ричард не мог читать с телефона, так что залез в свою библиотеку. – Джек напряженно вздохнул. – Как ты заметил, к нам вернулись времена пиратов.
– Свистать всех наверх! Поднять паруса, мы ловим попутный ветер и скоро отплываем! Главное, запастись пресной водой! – Ричард орал не своим голосом, представляя вместо манго кокос. Том пожалел об отсутствии в своих руках реального кокоса, в таком случае он бы уже запустил его в Ричарда. – Капитан и матушка пригласили моих верных товарищей на ужин! Моему барду вскоре будет восемнадцать лет! Мы обязаны закатить пир, каких портовый бар доселе не видел.
– Я убью тебя. – Том показал другу доску. Он специально не убирал ее дольше обычного и состроил свое самое кровожадное выражение лица. Даже с его опытом Тому не удалось подобрать нужную песню для передачи всей палитры эмоций. – Твой отец пригласил на ужин? – Том стер. – Ох, снова наряжаться.
– Не стоит! Вход на корабль свободный, – продолжал кричать Ричард, пока Джек наблюдал за уничтожением манго. От силы половина фрукта попала в рот друга, остальная часть равномерно распределилась между его одеждой и землей.
– Да, конечно, каждый раз, когда мы приходим к тебе, я повторяю правила этикета, и в особенности как пользоваться столовыми приборами. Твой отец повернут на манерах, Ричард, а мы с Томом там как две белые вороны. Помню, я уронил фрикадельку на пол. Ледники сходят тише, чем звук шлепка той фрикадельки. Поэтому мы придем, но костюм в химчистку я все же отдам. – Джек фыркнул и, вытерев руки салфеткой, собрал мусор в пакет.
До урока оставалось целых двадцать минут, а Джек уже все съел. Мир расколется пополам, если этот парень наестся.
– Ты лжешь, сухопутная крыса!
«Ричард, нет, Джек абсолютно прав. Твой отец – хуже всех аристократов вместе взятых. Мистер Альварес стал наследником семейного бизнеса по производству шин и машинного масла. Их дело перекочевало лет пятьдесят назад из Мексики в США. Джек не захотел снова затевать спор про заметную и пугающую схожесть отца Ричарда с мафиози. Иначе это не закончилось бы ничем хорошим. Даже в младших классах парни никогда не дрались, но эта тема могла привести к серьезным последствиям. Ни я, ни Джек, не хотим идти к Ричарду в гости, а ему почему-то необходимо присутствие друзей в его доме. Как по мне, это еще один отголосок культуры больших мексиканских семей с их парой тысяч друзей и знакомых. К сожалению, семья Ричарда не такая большая, как в стандартных сериалах про мафию и Мексику. У него есть сестра младше его на год, родители и бабушка. Ричард с отцом по характеру полные противоположности, лишь темные глаза и кожа напоминают о родстве. Я у них всегда ощущаю себя зверушкой в цирке».
– Как я вижу, ты прочел не много. – Джек вздернул брови и взмахнул рукой. – Уж больно скуден твой словарный запас.
– Я занимался интригами, некогда было в каюте книжки листать, малец. – Ричард моргнул и пристально уставился на друзей. – Мой враг, гонец моря, снова вышел в свободное плавание. Объявление войны стало неожиданностью, но я успел увернуться от пушечного ядра и захватить один корабль.
– А можно по-человечески, Ричард, что стряслось-то? – Джек вздохнул. – Я обещаю подыграть тебе, если ты расскажешь.
– Будешь моим попугаем. – На слова Ричарда Джек кивнул. – Это не вопрос, салага! Выполняй приказ, зеленая курица!
– Я тебе сейчас манго в глотку запихну, – прорычал Джек, а потом отвел взгляд в сторону. – Или на крайний случай съем.
– Конечно, тебе интересно мое манго. Все птицы любят фрукты, – с видом знатока прошептал Ричард. Том поднял свою доску с надписью «тебе конец», намекая, что у Джека кончается терпение. – Хорошо, хорошо, я расскажу своей команде о последней грандиозной битве. Я помню каждое мгновение, будто это было вчера…
«Потому что это и было вчера!»
– Как вы знаете, я жду много писем из университетов и колледжей. Жду не я один, но и мой отец тоже. Он планирует отправить меня в Йель и сделать адвокатом. Не знаю, почему все хотят сделать из меня какого-то клерка, – начал по-нормальному говорить Ричард. «Все» – это его семья. – Мне пришлось подкупить почтальона, чтобы он приносил письма из университетов отдельно от остальных. Причем сразу мне в руки. Я пригрозил ему подать в суд за распространение личной информации, что само по себе бред. В любом случае наш почтальон вряд ли умеет читать…
– Ты угрожаешь почтальону иском… Постоянно споришь и копаешься в мелочах, может, по этой причине твой отец нацелен на Йель? – Джек говорил шепотом, и все же Ричард услышал его. Еще одна острая тема.
– Книги по юриспруденции скучные. Они переполнены повторами, однозначными оборотами и при всем объеме текста содержат каплю информации. – Ричард говорил уверенно, даже как-то грубо. – Вы прекрасно знаете, что я ненавижу подобное. Я прочитал «Остров сокровищ» и «Корабль-призрак», и сейчас, как обычно, несу бред, но… – Он замолчал, поджал губы. Друзья видели в нем внутреннюю борьбу. Ричард посмотрел на Тома.
«Ох… Ясно»
– Кем я стану после прочтения подобных книг? Фемидой? Обычным клерком? Кем угодно, самым скучным человеком на Земле, но только не Ричардом Альваресом…
«Каждый раз, когда он говорит о себе подобное, мое сердце разрывается. Ричард никогда не позволяет себе дома болтать, как чокнутый. Он мил, вежлив и рассудителен, всегда общается с родителями в уважительном тоне и голос повышает лишь в спорах о футболе, да и то по причине громко работающего телевизора. Родители знают о его любви к книгам, но не придают этому особого значения. А к своим восемнадцати годам Ричард уже написал два романа, которые продолжает редактировать. Даже нам, близким друзьям, не позволяет их читать, лишь пару предложений обронил однажды. Джек утверждает, что Ричард работает еще и над сборником стихов. Ему приходится вести двойную жизнь и, в отличие от меня, свобода после окончания школы Ричарду не светит. Его ждет либо Йель, либо Массачусетский, либо Гарвард, либо улица. Ричард уже давно перешел ту грань, когда быть умным – не почетное преимущество, а настоящее бремя ответственности».
– И почему же я усомнился в способности нашего почтальона читать? А все потому, что он смешал счета и письмо из Йеля. – Лицо Ричарда побледнело, насколько это вообще возможно с его цветом кожи. – Каким-то чудом я первый залез в ящик и успел стащить его. Парни…
– Дай угадаю, тебя взяли.
– Они готовы помочь мне переехать в кампус уже в июне. – Ричард говорил это мертвецким голосом. Том, положил руку Ричарду на плечо. – Вы знаете… Мой отец заставил при нем заполнять письма, следил как стервятник и лично проверил документы. Он собственноручно собрал все мои достижения. Файл для отправки весил, как статуя Свободы.
«Жаль, слово “Свобода” сейчас лишь фигура речи».
– С меня сошло семь потов, но я все же перехватил письмо, пока его никто не увидел. Однако отец не дремлет. Необходимо подделать ответ и попросить почтальона занести позже. – Ричард криво улыбнулся. – Мой план прост: перехватить письма из еще пары университетов и в итоге заявить отцу, что я планирую поступать в самый дорогой. Ему вряд ли захочется платить за Гарвард бешеные деньги, тогда я предложу годок посидеть дома.
– Уверен, что получится? – Джек старался говорить спокойно, не нервируя друга. – Если нужна помощь, ты обращайся. Мы с Томом будем твоими соучастниками, нам не сложно. Главное, все спланировать.
«Ты уже подписался быть попугаем, соучастник хренов».
– Рука помощи тянется к тебе! Не отталкивай ее! Будь благосклонен хотя бы к собственной судьбе… – пропел Том. Ричард удивленно уставился на него, не понимая. – О, позволь подставить нам свое плечо![32] – Том продолжил с другой строчки песни, но друг так и сидел в недоумении.
– Думаю, Том просто соглашается с моими словами. – Джек усмехнулся, пока Том активно кивал головой. – Вы не находите странным, что я единственный, кто полностью понимает вас и при этом говорит как человек?
«Ты попугай».
– Ты попугай! – усмехнулся Ричард. – В любом случае приходите, пожалуйста, на обед. Я постараюсь подкинуть отцу письмо после дня рождения Тома и сказать о своих планах за ужином. Будете отвлекать отца и сочувствовать. Вру я, как вы знаете, не очень хорошо. Мне нужна ваша поддержка.
– Без проблем, дружище. – Джек улыбнулся.
– Ну что, Фицджеральд, поделиться с тобой этим отвоеванным в последнем набеге манго? – Ричард вернулся к своему незаконченному образу пирата, естественный оттенок кожи и улыбка вновь появились на его лице. Джеку не оставалось ничего другого, как продолжить игру и, кивнув, отобрать манго в качестве награды за терпение.
– Кстати, насчет моего дня рождения, – написал Том на доске и показал друзьям. Стер. – Мама хочет устроить вечеринку. – Стер. – Но не дома. – Снова стер. – Мы должны определиться. – Стер. – Куда хотим пойти. – Стер. – В мой день рождения.
– А как же вечер пиццы?! – взревел Джек. Конечно, он разочаровался. Он был из тех людей, которые бьются насмерть за последний кусок. В самом что ни на есть буквальном смысле. Том обреченно выдохнул.
– Ты пойми, я не успеваю. Все несется, как тайфун. Жизнь летит, а мы за гранью[33]. – Он прервался.
– Чужое судно по правому борту! По правому борту! – Джек отмахнулся от Ричарда. – Какой-то ты неправильный попугай! Ты ужасно отыгрываешь свою роль! – Ричард продолжал указывать куда-то вправо. – Ты обещал!
– Пошел к черту, – безэмоционально ответил друг.
– Но Джек!
– Пошел к черту, – повторил тот и улыбнулся.
«Ничего такой попугай. Справляется».
– Ой… Тут кто-то есть? У вас свободно? Не помешаю? Я тут просто пообедать хочу, – послышался голос справа.
«Знаете, есть такие моменты в жизни, которые не забудешь никогда. Их на самом деле полно, и иногда они не вяжутся ни с какой логикой. Кто-то помнит, как впервые взял своего ребенка на руки, кто-то – новый велосипед, машину; кому-то врезается в память первая ночь с любимым человеком или чья-то смерть, а у кого-то не выбить из головы вкус первой жвачки. Мы заполнены этими мгновениями, и именно они делают нас уникальными. Так и я сейчас. Стоило только послушать Ричарда и оглянуться. Наверное, я выгляжу, как идиот. Объективно признать красоту может каждый. Тут не важен пол, род деятельности и в целом иногда ты сам. Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет[34]. Красота – она и объективна, и в то же время субъективна. Некий кот Шредингера. Вы можете назвать красивой женщину, яблоню, камень или случайного незнакомца. Он будет прекрасен для вас и, возможно, ужасен для всего остального мира. Однако красота, как она есть, бросается в глаза. Я никогда не забуду этот момент. Он роковой. Песня роковая».
– Я застыл… И разве есть на свете то, что может заменить тебя? О, статуя Венеры без изъянов, ты так хрупка на вид и так прочна на ощупь. Ты есть суть слова «красота», и я хочу… – раздался в тишине голос Тома. Он пел так, как ни пел никогда до этого, словно пытался уместить океан чувств в стакан. Удержать баланс было почти невозможно. Но душа Тома пела, а он не знал других слов помимо музыки, – украсть тебя.[35]
Весь мир затих. Казалось, все остальные школьники следили за Томом. И пусть между ними, по ощущениям, сотни километров, Том пел чересчур громко и искренне, раскрывая всего себя, и мотыльки просто не могли не полететь в сторону такого яркого пламени. Парень, которого никто из троицы не видел прежде, застыл с открытым ртом. Его пепельные, явно крашенные, уложенные волосы обрамляли лицо по бокам. Чистая, нетронутая пубертатом кожа, казалась идеальной. По мнению Тома, парень был одет в лучшую футболку в мире, с принтом обложки «Поющие под дождем»[36], и обычные, превосходно сидящие серые джинсы. В каждом ухе блестело не менее трех колец, на пальцах их было штук пять. Том пребывал в необъяснимом шоке.
«Джек, ну спаси же меня! Скажи хоть что-нибудь! Где моя проклятая доска?!»
– Привет, чувак, понимаешь… Наш друг Том, он… – Джек не успел договорить.
– Но цена шедевра бывает высока… – запел вдруг парень, а Том… В ту самую секунду Том забыл все свои песни… Никто и никогда не отвечал ему пением. – Красота слепит… не ослеп ли я?[37] – закончил незнакомец и улыбнулся Тому.
«Это. Что. Сейчас. Было?!»
– Укуси меня каракатица, – промямлил Ричард. – Молния ударила в наш городок дважды? Или это падающие звезды?! Джек! Джек! А ну, ущипни меня! – Ричард подставил ему руку.
– Иди к черту, – повторил друг.
– Моя просьба стала моим проклятием… – драматично заключил Ричард, который от шока выпал из своей роли. – Прости нас за реакцию. Мой друг, Том, обладает некой особенностью… Он может изъясняться только с помощью песен. Надеюсь, мы не очень тебя напугали. Конечно, ты можешь поесть под этим деревом. – Он улыбнулся. – Даже, если захочешь, с нами. Меня зовут Ричард, а это Джек.
– Почему бы и нет, я все равно никого здесь не знаю. – Парень пожал плечами и сел на траву рядом с троицей, доставая из рюкзака контейнер и пару бутербродов. Голодные глаза Джека загорелись огнем.
«Кажется, Джек сейчас его сожрет…»
– Меня зовут Дилан, Дилан Мун, рад познакомиться. Моя семья часто переезжала в этом году и, как я ни уговаривал потерпеть, переехала снова. Подумать только, конец года, а я сменил школу. – Он улыбнулся и принялся есть тушеные овощи из контейнера. Кажется, этот Дилан никогда не переставал улыбаться.
«Его зовут Дилан… Дилан Мун – имя звезды!»
– Ты поешь, как бог, – сказал Дилан и изучающе посмотрел на Тома. Тот заметил в глазах новичка какой-то странный огонек. Восхищение? – Никто и никогда не приветствовал меня песней Элизабет Рай. Драматично… Очень драматично. Но! Я бы послушал тебя в записи.
– О, уверен, ты сделаешь это! Наш Том хочет стать звездой Бродвея! В отличие от меня он пока не стремится никуда поступать. Так что, считай, ты знаком со звездой. – Джек улыбнулся и похлопал друга по плечу. Дилан округлил рот. – У тебя бутерброды с чем? Ты уверен, что съешь оба? – Новый знакомый молча протянул один Джеку. – Ты мне уже определенно нравишься…
«Продался за бутерброд!»
– Я тоже собираюсь переезжать в Нью-Йорк и пробоваться на роли, но, может, и поступать тоже. Хотя, наверное, для этого поздновато… – Дилан вздохнул, так ни разу и не отведя взгляд от Тома, а тот лишь гипнотизировал свою доску. – Это крутая идея, Том. Думаю, у тебя точно все получится. – Том поднял глаза на Дилана.
Джек и Ричард переглянулись. Их друг занимался в театральном кружке, хоре и все же никто и никогда не заканчивал за ним песни. Это оказалось так приятно, что Том боялся разрушить момент какой-нибудь нелепой фразой. Возможно, первый раз в жизни ему стало важно произвести хорошее впечатление. Том кивнул Дилану в знак благодарности и откинулся на ствол клена, позволяя Ричарду и Джеку говорить. Несмотря на нового знакомого, друзей, птиц вокруг… Том никак не мог выгнать из головы чертову песню Элизабет Рай – Искусство есть дьявол. То, что началось, как песня, может закончиться…
«Искусство есть дьявол? Я проклят им. Ему я повинуюсь».
Том открыл глаза.
Около школы, где никто не видит, стоял Алан и смотрел на них.
E
С приближением каникул ученики начали расслабляться. Многие находились в ожидании ответов от университетов, колледжей или собирали деньги на первый год обучения. Поэтому трель звонка с последнего на сегодня урока наполнила стены криками, смехом и радостными воплями.
Пятница – всем не терпелось вернуться домой, принять душ, переодеться и пойти искать приключения на свою пятую точку. Клубы, кафе и другие места, запрещенные для школьников, вновь закрывали глаза на поддельные документы. Том в потоке учеников старался удержаться на ногах и не пройти мимо своего ящика. Джек, который обычно играл роль некоего ледокола в толпе, направился в противоположную сторону к кабинету тренера. Ричард, наоборот, остался в классе обсудить пару тысяч своих эссе по литературе. В общем, все друзья покинули Тома, оставив его один на один с заедающими ящиком и чересчур радостными школьниками.
«Ладно, на сей раз прощу им предательство, как-никак именно я в нашей компании самый понимающий друг, у которого сегодня нет ни репетиций, ни нотаций от мамы, ни подготовок к переезду, ни подкарауливания почтальона с письмами из университетов! Неужели мне реально нужно обдумать свое выступление для видеовизитки и набросать план? Почти уверен, моя мама подговорила всех, в том числе и мир, чтобы выгнать меня из дома. Эх, еще надо не забыть найти какие-нибудь скидки в наших торговых центрах, накормить Джека и забронировать дорожки хотя бы на пару часов. И еще предстоит взять у мамы деньги на якобы боулинг и потом подбрасывать ей их по частям весь месяц. А может, стоит купить новые кеды? Еще немного, и мои начнут черпать воду из луж».
Том встал напротив шкафчика с номером сто двенадцать и вздохнул. Ровно столько попыток необходимо, чтобы открыть кодовый замок. Том подозревал, что механизм проклят, и каждый раз воображал себя Ларой Крофт, разгадывающей шифр. Том достал из сумки небольшой блокнот и начал прикидывать, какую комбинацию выбрала Вселенная сегодня. На семнадцатой попытке его нервы закончились, и началась вторая часть плана по ограблению собственного шкафчика: колотить и пинать его, пока не откроется. Когда силы Тома иссякли, он стал задумываться о вечном. Так ли сильно нужна ему эта тетрадь? Ручка? Что конкретно должна написать эта самая ручка на листе из тетради, запертой в шкафу? Итоговый тест по биологии, который Том обязан сдать хотя бы на «D», оказался под угрозой срыва из-за заевшей дверцы.
– О, и если ты считаешь меня огоньком, дружок, подумай еще раз, я вулкан! И сегодня твоим Помпеям конец[38], – запел Том и еще раз ударил по дверце, оставляя на ней очередную вмятину. Безрезультатно. Он сделал шаг назад, чтобы перейти к фазе третьей – таран.
«Время подвинуть планету Земля».
В ту самую секунду, когда Том разогнался достаточно, чтобы пробить стену и раскрошить каждый кирпич в школе, а попутно и собственные кости, огромная рука легла на его замок от шкафчика. Том остановился и удивленно уставился на знакомую ладонь. Алан без особого труда сорвал замок, лишний раз доказывая, что ему под силу размазать трех друзей по стенке, как назойливую мошкару. Дверца, погнутая от многолетних избиений, наконец-то смогла высказаться и, противно заскрипев, открылась. Конечно же, нужной тетради в шкафчике не оказалось. Зато теперь Том стоял один на один с Аланом. Обычно тот подходил с недовольным выражением лица, по которому сразу становились ясны все его намерения.
– Как вижу, ты сегодня в голосе? – низкий, наполненный какими-то недобрыми нотками тембр пустил дрожь по позвоночнику Тома.
«Так, а это что еще за презентация силы? Тебе, конечно, спасибо за помощь, но как мне теперь спасти свои ненужные книжки от воров? Голос у Алана, черт возьми, отменный. Уверен, такие, как он, футболисты с рельефными мышцами, искрящимися светлыми глазами и гитарой в руках, легко крадут сердца и разбивают их. Его баритон с уклоном в сторону баса вскружил бы голову многим. Особенно в совокупности с его волевым подбородком, ровным носом, кожи цвета слоновой кости и темными немного волнистыми волосами… Странно, но я ни разу не слышал о его второй половинке. Да, за ним увязываются толпы последователей и подпевал вроде Итана, однако этот громила всегда входит и выходит из школы в одиночестве. Словно мир, в котором Алан общается с людьми, ограничивается школой, а за ее пределами задиры и не существует вовсе. Откуда и почему в интонации Алана спряталась угроза, мне не известно. Он может скрывать это, сколько хочет, но меня, человека, живущего на уровне водных знаков и скрытых смыслов песен, провести не получится».
– Я перезвоню… Дай ранам затянуться. Я перезвоню завтра, а быть может, никогда[39], – усталым голосом пропел Том. День, и правда, пестрил заботами, и, хоть вечер обещал быть непринужденным, встревать в очередную разборку не хотелось. Том сверлил Алана взглядом, моля понять и отпустить хотя бы сегодня, но молчание начало затягиваться, напрягая еще сильнее. Песен для школьных задир Том знал немного, поэтому потянулся в сумку за доской, досадно вздыхая. И все в одночасье рухнуло, когда Алан перехватил его руку.
– Не надо, я понял тебя. – Он сверлил Тома взглядом убийцы. Надави Алан чуть сильнее, и кисть Тома разлетелась бы на составляющие, как лего. И все же старый враг не переставал удивлять. Он медленно разжал ладонь. – Я не такой дурак, как ты думаешь. Я понимаю все, что ты хочешь сказать, в том числе и шпильки.
– Отпусти птицу и не бойся. Небо поможет ей взлететь. Просто отпусти ее[40], – пропел Том и с удивлением посмотрел на Алана, не понимая, что вообще происходит.
«Надо спросить у мамы, не объявляли ли по новостям вспышек на солнце? Иначе с чего бы Алану общаться со мной, как с равным? Нет, лучше пусть пояснит мне, когда научился адекватно толковать смысл, который я пытаюсь донести песней. Давай еще скажи, что ты все подстроил: слышал, как учитель говорит Ричарду задержаться, знал, что у Джека тренировка. Скажи это, и я начну волноваться всерьез. До образа Джокера, как гения злодейских планов, тебе еще очень далеко, но «Пугало» выйдет неплохое. Это вообще нормально, что меня интересует причина, по которой Алан заговорил со мной? Из школы я отправлюсь в психушку. Теперь-то я не очень уверен, что это просто стечение обстоятельств. Алан?».
– Есть разговор. – Он говорил тихо, низким голосом. Тому приходилось прислушиваться к каждому слову.
– Твои слова – смерч, но вместо взлета я лежу лицом в земле![41] – удивленно пропел Том. Он таращился на пустой коридор, не понимая, какой черт может заставить Алана бояться и искать уединения. Его слова пригвоздили Тома к полу.
«Зачем? Куда? Да ты же Сатане рога обломать можешь!».
– Разговор не для всех, – продолжал зловещим тоном Алан.
– Просто скажи, куда я иду? Эта дорога усыпана розами? – Нервы Тома сдавали. В голову лезли определенно не самые лучшие песни. – Мне страшно наступить на шипы![42]
«А правда, кого боится Алан?»
– Будешь смеяться надо мной – песни начнешь выбирать из дискографии Брайна Блека[43], уяснил? – зарычал Алан и ударил по дверце шкафчика. После этого он явно больше никогда не закроется. – Если я сказал нужно поговорить, значит пойдем поговорим. Не усложняй жизнь ни мне, ни себе. – Том смотрел, как Алан задышал подобно быку на корриде.
– Мне страшно наступить на шипы![44] – повторил уже спетую строчку Том.
«Да, я знаю, что мне не хватило грудного звука. Да как тут вообще можно концентрироваться на песне, если медведь пытается утащить тебя в берлогу? Лили[45] всемогущая! Ты куда меня отвести хочешь? А главное, зачем?!»
– Я не собираюсь заставлять тебя петь и не буду бить, просто хочу поговорить наедине. – Том упрямо оставался на месте. Под упрямством в этом случае подразумевались страх и шок от нормального разговора с Аланом. – Хорошо. Тебя стоило прозвать не драным котом, а упертым бараном.
«Точно все рассчитал! Каков подлец!»
– Я хотел поговорить о Дилане.
«Богиня Элизабет Рей[46]! Спасите меня!»
– Он перевелся к нам полторы недели назад и уже успел со всеми подружиться. Я видел, что вы с ним пару раз общались. – Алан еще раз оглянулся, а потом посмотрел на перепуганного Тома так, будто собирался оторвать ему голову, если тот попытается сбежать.
Дилан обожал общаться. Он был абсолютным экстравертом, у которого везде и всюду появлялись друзья. Том мог их понять: стоило Дилану улыбнуться, и диалог клеился непроизвольно. Даже странно, что в первый школьный день Дилан подошел именно к ним. Наверно, единственным, с кем он не успел или не смог подружиться, стал Алан. Даже свита школьного задиры тянулась к Дилану. Том и Дилан общались после знакомства всего пару раз, и каждый раз Том ловил на себе странные взгляды от новичка. Том так же смотрел на слона, когда впервые пришел в зоопарк. Нет, по сравнению с родителями Ричарда, которые разве что не хлопали в ладоши от его пения, Дилан смотрел на него с неподдельным восхищением. Вероятно, в день их знакомства манера Ричарда говорить, подражая охотникам на китов, рассуждать о вкусе их вяленых плавников отпугнула Дилана. Кто мог подумать, что Моби Дик станет камнем преткновения. Том перевел взгляд с волос Алана на пуговицы его синего поло.
– Ходят слухи, что он не тот, за кого себя выдает, – ровно, уже без шепота и страха сказал Алан.
«Да за кого он вообще себя выдает? Мы разговаривали-то пару раз! Что за шпионские игры, Алан?»
– Я просто не знаю. Я просто не знаю то, о чем ты говоришь, то, что я хотел бы слышать.[47] – Том попытался ответить на вопросы Алана, но одноклассник долго смотрел на него, соображая.
– Значит, не понимаешь, о чем я… – Алан сжал кулаки. – Зачем ты ошиваешься около него? – Вопросы вылетали, как из пулемета. Однако ничего внятного Том ответить не мог. От шока у него отключились и память, и воображение. – Держись от него подальше. Ты меня понял?
«Во-первых, какое тебе дело, с кем я провожу время, Алан? Во-вторых, Дилан говорил с нами от силы несколько раз. И при каждой его попытке пообщаться кто-то из нас вел себя, как идиот. Да Дилан сверкает пятками каждый раз при виде нашей троицы! Вот чего мне реально не хватало в жизни – вопросов, на которые ответов не существует. Такие, как Алан запихивают нас в баки с мусором. Дилан прекрасен и внешне, и, кажется, внутренне, но он птица не нашего полета. Не нужно просить избегать его: он и сам с этим неплохо справляется. Я просто хочу завершить этот чертов год, поработать летом, собрать сумку и уехать в Нью-Йорк. Не нужно усложнять мне жизнь. Пожалуйста!»
– Я слышал, он тоже, как и ты, собрался покорять Бродвей. – Алан начинал злиться, за годы «дружеского» общения Том научился замечать предвестников бури, прежде чем град начинал сыпаться на голову. Том посмотрел вперед – на выход из школы. – Пойдем выйдем отсюда. Поговорим.
– Время истекло, и я возвращаюсь домой[48], – пропел Том в надежде сбежать.
«Я хочу домой. Давай потом. Я даже могу пообещать тебе как-нибудь поговорить. Но сейчас…»
– Я провожу. – Алан положил руку ему на плечо, заставив Тома занервничать. Ладонь была горячей и влажной. – Пошли.
– Мне кажется, он не хочет идти с тобой, Алан.
Том постарался заглянуть за плечо своего конвоира, но роста не хватало. Через пару мгновений он увидел Дилана, который положил руку на плечо Алану, без слов пытаясь заставить его отпустить Тома. Между ними завязалась зрительная борьба. Как оказалось, Дилан был не особо ниже Алана, хотя и уступал в ширине. Вряд ли кто-то из драмкружка мог соперничать в комплекции с футболистом, однако Дилан выглядел уверенно. Он улыбался, но на его лице нельзя было найти ни капли озорства, лишь холодное предупреждение о надвигающихся проблемах. К сожалению, он не знал, что такое поведение, наоборот, приводит Алана в абсолютную ярость. Тот не привык, когда с ним спорят, и за короткий, возможно, первый нормальный разговор в жизни, Том понял: Алан злится, потому что по каким-то причинам не может прямо сказать, о чем думает.
Тем временем Алан отпустил Тома, переключая внимание на Дилана. Схватил его за ворот рубашки и потянул вверх. Дилан же, к удивлению Тома, остался на месте.
– Кукушка пробила ровно десять, пора спать![49] – Том встал между ними, заставляя Алана разжать руки. Парадокс, но тот внял невербальной просьбе.
«Молодец, Том! Ничего более подходящего, чем Келли Си, ты не нашел! Упаси господь, хоть не выбрал из ее репертуара какой-нибудь тупой клубняк! Всегда начинаю под них танцевать. Только моих подергиваний на фоне драки Алана и Дилана не хватает. Все, парни! Пора по домам, хоть в песне и не об этом!»
– Держись от него подальше, – прорычал Алан, полностью игнорируя Тома. Он словно объявлял вендетту Дилану. – Я говорю тебе это один раз. Потом будет совсем другой разговор. Ясно?
– Я сам решу, с кем мне общаться. И Том тоже.
– Не произноси…
Алан сделал шаг вперед, двигая и Тома, и Дилана назад. Не ожидав такой прыти, парни опешили. Первый, как самый осведомленный, среагировал Том. Он уперся руками в грудь Алана, между ними осталось сантиметров десять, не больше. Сейчас в голове Тома не нашлось ни одной подходящей песни, поэтому он понадеялся на свои глаза. Том поднял голову и пристально взглянул в голубую радужку напротив. Алан наконец-то обратил на него внимание. Запаниковав, Том и не заметил, как скомкал идеально выглаженное поло. Громила мог раскатать их двоих и заставить уборщика возиться с останками до конца дня. Том не знал, какой там козырь прятал в рукаве Дилан, но проверять не хотелось. И, словно прочитав его мысли, Алан сжал руку Тома и оторвал от своей рубашки. Мгновение спустя он сделал шаг назад и, развернувшись, пошел к выходу из школы. Парни наблюдали за ним, пока двери с громким хлопком не закрылись.
– Прости, что вмешался. Мне показалось, ты не хочешь с ним разговаривать. Я слышал… Алан достает вашу компанию все время? – Дилан помог Тому прикрыть его ящик. – Если ты не против, я могу проводить тебя до остановки. Или, может быть, до дома?
