Fum Fum
Энтропия
Звездная пыль
Дорога до поля, где последнее время работали Эйден с другими учениками, занимала около часа. Половину этого времени надзиратель что-то вещал о воспитании и дисциплине. Эйден плохо понимал значения этих слов, поэтому его больше интересовал волшебнизм, видневшийся неподалеку.
Это был большой волшебнизм, который расчищал землю для заготовки звездной пыли. Обычно такие работы выполняли жители соседней деревни, но недавно в мастерскую привезли последнее передовое творение великих ремесленников.
Магистр ужасно гордился приобретением и устроил болшой пир по этому случаю. Во внутреннем дворе мастерской разместили столы с угощениями, а учеников пораньше отпустили с занятий, чтобы они могли сполна восхититься новинкой. Волшебнизм стоял на высоком постаменте у главными врат и был полностью скрыт под черным пологом. Ибо защита тайн волшебства была намного важнее праздного любопытства.
В тот день магистр провел во дворе мастерской несколько часов, рассказывая всем желающим о безграничных возможностях современного волшебного ремесла. К вечеру мужчина разговорился настолько, что даже поведал детям, как выглядел спрятанный от глаз волшебнизм и что назывался он Четра.
Теперь, проходя мимо, Эйден узнал Четру по описанию. Волшебнизм имел форму прямоугольника, который стоял на коротком ребре, и в высоту был сравним с крупным мужчиной. Как и любой большой волшебнизм, Четра был заключен в каркас, на который была натянута черная ткань. Снаружи оставалась видна только деревянная планка, размещенная под острым углом к земле. Когда волшебнизм, позвякивая и урча, продвигался вперед, планка срезала верхний плодородный слой почвы вместе с растениями.
Внезапно Четра резко взвизгнул и зарычал, а потом и вовсе стал издавать странные скрипы. Волшебнизм дергался, почти останавливался, но потом упрямым рывком продолжал движение, прежде чем окончательно замереть. Тент, закрывавший Четру с задней стороны, всколыхнулся, и наружу выскочил разъяренный мастера-заклинатель. Мужчина раздраженно махал руками, выплевывая вместе со злостью обвинения и ругательства. Он обошел волшебнизм вокруг и за ноги вытащил кого-то из-под передней деревянной планки.
Этим кем-то была болванка. На ее отполированной красной голове красовалась огромная вмятина, но в остальном она выглядела неповрежденной. Эйдену вдруг захотелось поежиться. Все-таки было что-то зловещее в этих болванках, словно ночью смотришь с моста в черную бурлящую воду реки. Жуть.
– Эйден, ты там звездную пыль пересчитываешь?
Резкий оклик мастера-надзирателя застал мальчика врасплох. Оказывается, он успел отстать от группы учеников на приличное расстояние. Дернув головой, чтобы стряхнуть оцепенение, Эйден со всех ног бросился вдогонку.
– На что ты смотрел? – громко шепнула Кассия, когда они поравнялись.
– Там был волшебнизм, тот самый, про который нам рассказывал твой отец. Он один расчищал поле, как десять тысяч деревенских мужиков.
– Ничего себе, какие чудеса!
– На самом деле, ничего чудесного, – возразил Эйден. – Я с одного взгляда понял, как он устроен.
– А мне расскажешь?
– Нельзя, – Эйден наклонил голову в бок и укоризненно посмотрел на Кассию, для этого он немного привстал на носочки. Идти так было не очень удобно, зато сверху его слова падали на девочки более весомыми аргументами. – Это строжайшая тайна, ты же сама знаешь.
– Ну, да. Я не подумали, прости, пожалуйста.
– А еще Четра сбил мальчишку из мастерской!
– Да ты что?!
– Он стоял посреди поля и глазел на Четру, – Эйден многозначительно хмыкнул. – Четра разогнался очень быстро, а потом БАХ! Врезался прямо в мальчишку! – для большей убедительности Эйден со всей силы хлопнул в ладоши. – От удара мальчишка отлетел на другой конец поля, вооон туда, – он неопределённо махнул рукой.
– Ничего себе! – Кассия была ошеломлена рассказом, – А что это был за мальчишка?
Эйден задумался. Он совершенно точно знал, что мальчишка был из мастерской, потому что все мальчишки, которых он знал, были из мастерской. А, следовательно, если он знал, что этот мальчишка из мастерской, то он должен знать, кем был этот мальчишка. Цепочка его рассуждений была прочной и надежной, тем не менее она предательски обрывалась на самом конце перед логическим выводом. Воспоминания о пресловутом мальчишке были похожи на комара в темной комнате, жужжали и раздражали, но поймать их не получалось. Так что это был за мальчишка?
– Тот, который похож на Вигго, – как только Эйден это сказал, он вдруг понял, что так оно и было. Да, все верно, иначе и быть не могло.
– С веснушками? – уточнила Кассия.
Эйден снова задумался, но в этот раз он не стал сильно стараться, поэтому ответ достался ему легко:
– Да, с веснушками.
Остальная часть пути прошла молча. Вокруг было много болванок. Они лежали на земле в странных, искалеченных позах, из-за чего пейзаж получался безрадостным и тоскливым. Некоторые болванки пробыли на одном месте так долго, что длинные узловатые тела покрылись золотой сеткой из пыли, которая забилась в мелкие трещинки на их поверхности. Когда группа добралась до нужного поля, мастер-надзиратель сразу отправил детей на работу.
Эйден рано узнал, что такое ненависть. И пусть Вигго говорил, что это очень сложное слово, для полного понимания которого нужно прожить не один десяток лет, Эйден был с ним не согласен. Он прекрасно во всем разобрался с первого стакана теплого молока. Молочная пенка. Она была настолько ужасна, что сильнее нее возможно было ненавидеть только скучную работу. А если где-то в словаре существовало слово, способное описать отвращение лучше, чем ненависть, то именно это слово Эйден испытывал к скучной работе, которая у него к тому же не получалась. К сожалению, большая часть его жизни состояла из такой работы.
Сбор и заготовка звездной пыли были внеурочной обязанностью учеников. Рано утром ветер поднимал в небо ярко сиявшие облака и гнал их по миру. Золотые вихри высоко кружились над головой, даря свет и тепло. К вечеру ветра утихали, звездная пыль оседала перламутровой дымкой, и наступала холодная, темная ночь. Все в мире было пропитано волшебством, однако добывали его из земли.
Волшебство было великой тайной. Изначальной загадкой мироздания, ответ на которую мог даровать силу вершить невозможное: сдвигать тысячелетние горы, повелевать ветрами и чихать с открытыми глазами. Как именно? Никто не знает. Ведь сакральный секрет веками бережно охранялся мастерами. Под страхом сурового наказания непосвященным было запрещено прикасаться к волшебнизмам, корпус которых для большей надежности всегда красили черной краской. Таким образом, сама ночь, являвшаяся прародителем смерти, помогала оберегать таинство сути волшебства.
Завесу мистерии для учеников мастерской тоже поднимать не спешили. Дети долго и усердно работали, чтобы их неокрепшие души смогли принять тяжелое бремя жизни священнослужителя. К своим десяти годам Эйден держал в руках не более десяти волшебнизмов, одним из которых был сепаратор.
Сепаратор относился к простейшим волшебным механизмам и использовался для заготовки звездной пыли. Он состоял из круглой стеклянной колбы и маленько черной крышки. Размещать в подобном банальном предмете волшебство было почти неприличным.
Эйден вздохнул и вытащил свой сепаратор из заплечной сумки. Мальчик зачерпнул пригоршню земли и слегка расслабил ладонь, позволив темно-серой сухой струе осыпаться сквозь сжатые в кулак пальцы. Пыль, да и только. Хоть бы искорка проблеснула. Но нет, земля стекала в банку, оставляя на руке Эйдена запах грязи и обиды. Дурацкая звездная пыль и дурацкий сепаратор, белая риска на стеклянном боку которого просила заполнить емкость ровно до середины. Эйден захлопнул крышку прибора и с силой его встряхнул. Ничего. Лишь колба слегка помутнела от пыли.
– Дай я тебе помогу, – громко шепнула Кассия.
Доброта Кассии была невероятно проворной, поэтому в следующую секунду сепаратор Эйдена очутился в руках девочки. В стеклянной колбе заплясал хаос: емкость заволокло серой пеной, но через мгновение в центре миниатюрной бури вспыхнула и погасла золотая искра. Словно кошка подмигнула в темной комнате. Очень грязной и пыльной комнате, в которой бушевал веник. Прошло еще немного времени и золотых проблесков появилось намного больше.
Сепаратор и должен был так работать. От тряски верхний слой почвы разделялся на тяжёлую землю и летучую звездную пыль, которая, освободившись, начинала сиять. Земля толстым слоем оседала на дно колбы, и золотой вихрь кружил над ее поверхностью. Совсем как в реальном мире.
В руках Кассии сепаратор жалобно звякал, моля о пощаде всеми железными винтиками своей отсутствующей души. Работа была давно сделана – за прошедшее время из земли можно было вытрясти не только звездную пыль, но и тайны сущего вместе с рецептом шарлотки. Тем не менее остановить Кассию, вставшую на путь бескорыстия, было практически невозможно.
– Эй! Эйден, вторник на твою голову! Почему ты бездельничаешь?
Громкий резкий звук голоса надзирателя мгновенно поймал внимание Эйдена, которое замерло в страхе и совершенно потеряло из виду Кассию. И это было большой ошибкой. Ошибкой, которая больно ударила мальчика в бок и с громким звоном разбилось о камень. Сепаратор. Точнее его осколки веером разлетелись по земле, выпуская на волю золотистый туман.
– Не волнуйся мой мальчик, вещи, в отличие от стереотипов, имеют обыкновение ломаться. В этом нет ничего страшного, я прекрасно понимаю, что материальные ценности – это всего лишь иллюзия контроля над эфемерным времени. Как бы то ни было, следует понимать, что без денег непредсказуемая длительность твоего существования становится прогнозируемо короткой величиной. Иными словами, сепаратор – вещь дорогая и с ним нужно обращаться бережно, – так, или почти так, мог бы сказать Эйдену мастер-надзиратель, будь он человеком склонным к праздному времяпрепровождению в размышлениях.
Однако надзиратель был человеком трудолюбивым, поэтому любые лишние мысли в системе его убеждений приравнивались к пьянству, личностному росту и прочим аналогичным грехам. Впрочем, в силу возраста, Эйден вряд ли бы понял идею бренности материализма в масштабах души, но ценности имущества для бренного тела. Подзатыльник, доставшийся мальчику, вполне доходчиво объяснил обеим сторонам конфликта, кто был не прав в данной ситуации.