Фрэнсис Хардинг
Колодец желаний
Глава 3. Пещера
Спустя три часа после инцидента с зеркалом Райан позвонил Джошу, но гудка не было, так что Райан набрал номер Челли.
– Алло? – По телефону голос Челли звучал еще тоньше и звонче.
– Челли, привет. – Райан просто не мог сразу заговорить о главном. – Челли… Я опрокинул пуансеттию. Это не страшно, потому что я сам упал, ударился головой и обжегся, попав рукой в кастрюлю с кофе, так что меня не слишком ругали.
Если честно, маму взбесила не неуклюжесть Райана, а собственная непредусмотрительность. Она хотела самолично отвезти его в травмпункт и прикидывала, то ли отменить интервью, то ли попросить отца сообщить журналисту, что она – ужасная мать, готовая сварить собственного сына в ванне с кипящим кофе. Но Райан видел ее досаду, а потому, восхищаясь твердостью собственного голоса, убедил маму, что ожог не сильный. В конце концов та согласилась не отменять интервью.
– Короче, Челли, такой вопрос: можно сегодня прийти к тебе? И Джоша позови, пожалуйста.
Инцидент с зеркалом надо обсуждать при личной встрече.
Челли побежала спрашивать у мамы и мигом вернулась к телефону.
– Мама разрешила. Говорит, что я не буду путаться у них под ногами, когда в гости придет мисс Госэмер.
Мисс Госэмер была старой подругой бабушки Челли. Когда бабушка тихо покинула этот мир, мисс Госэмер ловко заняла ее место в семье. С одной стороны, родители Челли показали свою доброту, приняв ее в дом. С другой – ситуация напоминала кошмарный сон, где родного человека подменяет чужак. Райан не обсуждал с Челли эту тему, но девочка наверняка чувствовала то же самое.
Мама Райана, терзаемая чувством вины, подвезла сына на машине, и ему не пришлось идти пешком через парк.
Дом Челли ничем не отличался от соседних. Высокие узкие окна, широкие подоконники, на которых обожали спать кошки. Как часто бывает в старых домах, в передней части дома находились вход в подвал – квадратная дыра с лестницей – и крыльцо с двумя ступенями. Подвальные окна расположены ниже уровня земли. В одном из них Райан увидел Челли. Девочка с улыбкой помахала ему. В этот миг открылась входная дверь.
– Здравствуй, Райан, – сказала мама Челли, скользнув по нему взглядом, и уставилась на машину. – Твоя мама не зайдет на чашечку чая?
– Простите, у нее, хм, буквально сейчас назначена встреча.
Мама Райана помахала из машины рукой. На ее лице застыла ясная, широкая улыбка, предназначенная для тех, кто ее раздражал, вроде мамы Челли, обожающей расспрашивать о знаменитостях.
– Жаль… – сказала мама Челли, рассеянно оглядев мальчика, будто проверяла, правильный ли товар ей доставили.
Маму Челли звали Мишель. В детстве ей нравилось, когда ее называли Челли, и она именно так написала в свидетельстве о рождении третьей дочери. Она и в жизни производила впечатление женщины, способной дать ребенку свое уменьшительное имя.
Обладательница больших рассеянных глаз и широкой рассеянной улыбки, она вечно суетилась, как моль в абажуре. Заслышав, как одноклассники дочери обзывают ее инфузорией, она говорила что-нибудь вроде «забавные детишки, правда?».
Вслед за Мишель Райан зашел в дом, и ручка зонта мисс Госэмер по традиции клюнула его, как попугай.
Дом Челли всегда был наполнен звуками, на которые, к удивлению Райана, никто не обращал внимания. В кухне надрывалось радио, в пустой комнате журчал телевизор. Наверху кто-то с кем-то спорил. Каждые пять минут кто-нибудь топал по лестнице.
Челли ждала его в кухне. Ее приветствие потонуло в шуме спора, вспыхнувшего наверху. Целеста, старшая сестра, на ходу надевая мотоциклетный шлем, вихрем пронеслась к дверям. Ее оппонент, средняя сестра, Кэролин, громко хлопнула дверью у нее за спиной.
Прихватив напитки, Райан с Челли спустились по узкой лестнице в Пещеру.
– У тебя под повязкой жуткий ожог? – Райан начал разбирать нервную болтовню Челли, лишь когда за ними закрылась дверь. – Нет, не показывай, ненавижу всякие раны, у меня от них в животе все переворачивается…
Подвал достался Челли в безраздельное владение, поскольку сестрам не нравились ни окна, куда почти не проникал свет, ни надоедливое тиканье лампы, ни желтые разводы непобедимой сырости на стенах. Челли обожала свой обширный прохладный каземат с такой страстью, что сестры, узнай они о том, лопнули бы от зависти.
Подвал идеально подходил для тайных сборищ. Райан любил смотреть в окно на ноги прохожих, не подозревающих, что за ними наблюдают снизу.
– …сложно, потому что от нее всегда такое чувство, но знаешь, как бывает, когда за тобой следят, это вот ощущение, будто за ворот сыпанули сухих листьев…
Райан вообще не понимал, о чем говорит Челли. К счастью, девочка не требовала от слушателей внимания. Достаточно привыкнуть к трескотне, и можно воспринимать ее как ненавязчивый фон для размышлений.
Когда Джоша не было рядом, Райан с Челли чувствовали обоюдную неловкость и в то же время спокойствие, ведь Джош был как петарда: никогда не знаешь, когда рванет. Без него они общались свободнее, причем часто их мнения совпадали. Чтобы заполнить пустоту на месте Джоша, оба старались ярче себя проявить, но пугались собственной смелости. Тогда они спрашивали друг друга, что сказал бы по этому поводу Джош, радостно переключались на разговор о нем, и отсутствующий товарищ занимал свое законное место.
Райан ждал, что скоро прозвучит имя Джоша, но сначала он хотел выяснить, что думает сама Челли, а не что, по ее мнению, думает Джош.
– Поначалу я решила, что это радио, а оказалось, что это я, вообще не помню, о чем говорила.
Челли скорчила рожу, и Райан воспользовался паузой, чтобы влезть в монолог.
– Челли, послушай, хочу рассказать, почему я упал в ванной.
Челли, забыв о собственной истории, превратилась в слух.
– Мама с папой думают, что я без очков ничего не видел, а пол был скользким из-за пара, но все было по-другому. Челли… Я отпрыгнул от зеркала, потому что увидел там кое-что. Я как раз надевал линзы. Допустим, я действительно был без очков, и там действительно был пар, но я все равно видел свое лицо в зеркале. Только это было не оно.
– Что не оно?
– Не мое лицо.
Повисшую тишину нарушало лишь тиканье лампы. Челли ловила воздух ртом.
– Оно вроде бы было моим, – продолжал Райан, ощущая, как голос дает петуха. – Мои волосы, мои веки, но ведь невозможно увидеть в зеркале собственные веки? У меня-то глаза были открыты. А потом отражение тоже открыло глаза, и оттуда полилась вода. Не слезы, а настоящий поток, причем цветом совсем не похожий на слезы. У слез вообще не бывает цвета.
– Стремная история, – прошептала Челли. Она не стала обвинять Райана, что он все выдумал, и мальчик облегченно вздохнул. – Эх, был бы тут Джош.
– Он придет?
– Да, но позже. Прикинь, его посадили под домашний арест. Он пришел домой перепачканный и отказался говорить, где был.
Родители Джоша считали, что лучшее наказание за проказы – трудовая повинность, призванная исправить дурной нрав подростка. Обычно его отправляли к престарелым теткам, которых мать Джоша ненавидела, чтобы он ухаживал там за садом и прибирал в сараях. Вообще-то, домашний арест подразумевает, что тебя не выпускают из дома. Джоша, наоборот, не пускали в дом. У него отбирали ключ и не позволяли забрать свои вещи, пока он не отбудет срок.
– На все готовы, лишь бы избавиться от меня, – как-то сказал Джош. – Будь у них чек, сдали бы меня по гарантии.
Райан даже вообразить не мог, что бы чувствовал сам, если бы родители выгнали его из дома. Джош, воспринимавший наказания со свирепым весельем, от пребывания в Мерибелс – доме, где жили тетки, – приходил в состояние раскаленного безумия. Теток он презирал, но, выполняя их приказы, зловеще помалкивал, иначе ему продлили бы срок. Зато разговор с другими людьми превращался для собеседников в минное поле.
В доме зазвонил телефон, и у входа в Пещеру раздались шаги. Кэролин, сестра Челли, сунула трубку в открытую дверь.
– Это Джош. Уложись в пять минут, ладно? Мне должны позвонить.
Челли дождалась, чтобы Кэролин закрыла дверь, и лишь потом поднесла трубку к уху.
– Привет, Джош, мы как раз думали, когда ты придешь… Тут у Райана кое-что приключилось… Нет, он рядом.
Райан взял трубку, и сердце ухнуло вниз. Если Джош не дает Челли вставить лишнее слово, он изрядно сердит.
– Чтобы не терять времени, сразу говорю с тобой, – с места в карьер начал Джош. Слова летели, как удары в боксерскую грушу. Фоном тихо гудела стиральная машина. – Я у теток. В Пещеру не приду. Если что важное, выкладывай быстрее, пока они не вернулись.
Райан повторил свой рассказ, сократив по возможности, чтобы не раздражать нетерпеливого Джоша.
– Звучало бы круче, если бы один глаз выпал и повис, как на веревочке, – сказал Джош, не впечатленный историей. – Так, все, тетки вернулись.
Райан вдруг осознал, что его нервируют не только и не столько резкие слова Джоша. Что-то еще вызывало дрожь, как пальцы, царапающие шею сзади. Не сразу он понял, что привычное тиканье над головой звучит гораздо быстрее.
– Я пошел. Если боишься собственной рожи, не подходи к зеркалам.
– Джош…
Тик.
Тик.
Тик
Тик.
Тик. Тик. Тик. Тик-тик-тик-тиктиктиктиктик…
Раскаленная нить пульсировала в такт щелчкам. Когда Джош повесил трубку, лампа ослепительно вспыхнула и погасла. Лишь остывающие обрывки нити тускло светились во мраке.
Глава 4. Минус часы
В ту ночь Райан спал плохо. Стоило закрыть глаза, как возвращался невидимка, царапавший шею, когда перегорела лампочка. Теперь, сидя на кровати, он царапал пятнышко между костяшками пальцев обожженной руки. Райан рефлекторно отмахивался от щекотки. Пальцы сами находили нарост на коже и расчесывали его.
Было слишком жарко. Стоило задремать, руки превращались в раскаленные плюхи, и в них, как лампочка в Пещере, полыхал зуд. С каждым ударом пульса повязка все туже перетягивала ожог. Не выдержав, Райан пошел в ванную и заглянул под бинт.
Наросты совсем не походили на ожог. Белые уплотнения больше напоминали укус крапивы, разве что нехарактерно бугрились, словно капли росы. Их венчали тонкие разрезы, похожие на щель в кожуре каштана, а вокруг топорщились черные волоски. С каждым ударом сердца они трепетали.
Райан включил холодную воду и сунул руку под кран. «Я вижу то, чего нет, такого просто не бывает, я просто сплю, не надо туда смотреть, пусть исчезнут…» Ужас сдавил горло. Лишь когда рука до боли онемела от холода, он осмелился вынуть ее из-под струи. Между костяшками торчало пять белых сморщенных бородавок, и больше ничего.
«Ну вот, я видел то, чего нет». Райан вернулся в постель, решив никому не рассказывать, что произошло. Обожженную ладонь он опустил в кружку с водой. Ему говорили, что если руку спящего человека сунуть в воду, тот намочит кровать. Плохо, если это правда.
На следующий день ночные видения никак не шли из головы.
– Молодец, – сказала мама, увидев, что он разложил на столе учебники.
Райан не стал объяснять, что пытается выбить математикой ненужные мысли. Спокойные, ровные ряды чисел всегда действовали на него гипнотически, и он забывал обо всем на свете. Но сегодня даже математика излучала нервозность. Стоило ему кое-как сосредоточиться, зазвонил телефон. Из трубки полился пронзительный скрежет, вонзившийся в мозг, как шило.
– Наверное, это факс, – сказала мать. – С утра на автоответчик записалось три таких звонка.
Райан решил открыть окно. Листья на деревьях сверкали, как монетки. Невидимка шел за ним следом и царапал перевязанную руку.
– Райан! – позвала мать. – Тебе Челли звонит.
Когда он прижал трубку к уху, оттуда полился бессвязный поток слов.
– Челли, давай помедленнее, – попросил Райан со всей возможной учтивостью.
– Это снова случилось! Только гораздо хуже, потому что там была мисс Госэмер, и она смотрела на меня, наверняка решила, что я говорю о ней… А я вообще не помню, о чем говорила. – Челли дышала с присвистом, значит, от волнения у нее опять разыгралась астма.
– Челли, что там снова случилось?
– Ну, помнишь, я же тебе вчера рассказывала…
С тошнотворным чувством вины Райан понял, что вчера подруга поведала ему нечто важное, а он все пропустил мимо ушей.
– Давай подробности, как все было в этот раз, – ласково попросил он.
– Да так же, мы пошли по магазинам, и тут моя метла как понесет, всю очередь обругала, один меня толкнул, у другого жирная задница…
«Опять двадцать пять. Интересно, если бы я вчера ее слушал, я бы что-нибудь понял?»
– …я звонила Джошу, но в трубке стоит шум, как отбойный молоток, и голос не разобрать, что говорит и чей, но вроде Джоша. «Кажись, надо успеть, пока не выросла вторая голова», – потом он понял, что я ничего не слышу, и повторял «Мерибелс», чтобы до меня точно дошло.
– Он до сих пор у теток.
– Райан, – прощебетала Челли, – как думаешь, что он хотел-то?
– Надо с ним поговорить. – Райан задумался. – Выдвигаемся в Мерибелс. Действуем по плану «Водяные часы».
Перед выходом Райан украдкой проверил автоответчик и обнаружил еще одну запись ушераздирающей статики. Но через серый шум действительно пробивался голос.
– …не смешно… – Похоже на Джоша, только растерявшего привычную самоуверенность.
Через час Челли с Райаном аккуратно карабкались по громадным часам.
Семья Джоша жила в саду под названием «Гавань». На одном конце сада стоял особняк его родителей, на другом – бунгало Мерибелс. Райан для себя решил, что Гавань скорее парк, чем сад. В саду люди заняты делом. В парк ходят себя показать и на других посмотреть. В саду есть местечки: солнечное местечко, где загорающие пролежали плеши в цветах, и тенистое местечко, где земля вспахана ножками шезлонгов. В парке нет местечек, там достопримечательности.
В Гавани одной из таких достопримечательностей стали Водяные часы, копия известной скульптуры в Мюнхене. Можно было заглянуть внутрь, где из высокого бака по сложной системе стекали в бассейн сияющие струйки воды. Корпус Водяных часов был изготовлен из патинированной бронзы. Райан знал, что патина, или ярь-медянка, – это зеленоватый налет, которым покрывается бронза, если на нее годами действуют влага и воздух. Красивое слово для красивого цвета, который на деле представляет собой обычную ржавчину. Искусственное патинирование, в свою очередь, – это дорогая подделка ржавчины. Мистер Латимер-Стоун, отец Джоша, очень ею гордился. Центральный столб часов ходил вверх-вниз, как будто сбивал масло, и двигал шестерни, проворачивающие барабан. Из него то раздавался звон колоколов, то выезжали танцующие фигурки.
– Если я когда-нибудь ограблю банк и мне дадут десять пожизненных сроков в Мерибелс, организуйте побег, – говаривал Джош. – Найдите машину, припаркуйте у стены, где в нее встроены Водяные часы. Потом залезьте на часы и сбросьте мне напильник, или автомат Калашникова, или что придумаете. Только посигнальте зеркальцем, чтобы я вас заметил.
И вот они забрались на стену.
– Уверен, что это хорошая идея? – спросила Челли, но ответа ждать не стала.
«Джош разберется, что делать», – наверняка решила она, и этой мысли ей хватило, чтобы, вцепившись в сплетения ломоноса, достать зеркальце.
– Как вообще понять, что я пускаю зайчик в дом? Ладно, буду водить туда-сюда, глядишь, попаду. Ага, вот и он…
Показался Джош в резиновых сапогах. Его руки украшали три зеленые полоски, похожие на камуфляж, – наверное, испачкался в саду. Глаза прятались за черными очками. Оглядевшись, он поднял голову. На лице застыло решительное выражение.
– Плохо дело. Там, в колодце, что-то было. Подозреваю, туда выбросили радиоактивные отходы. Смотрите, что творится. Видите, сломались. – Он снял с руки электронные часы и помахал ими. Ребята поверили, хотя с такого расстояния не могли видеть экран. Джош швырнул часы в бассейн, и они исчезли с укоризненным плеском. – Вот с тех пор я… испускаю какую-то радиацию… и лампочки взрываются, и у телевизора половина экрана розовая, половина зеленая. Почему-то все решили, что я это делаю нарочно…
– Надо рассказать… – начал было Райан.
– Нет! – оборвал его Джош. – Я все решил. Мы ничего рассказывать не будем, иначе нас больше никогда не отпустят вместе. Надо самим разобраться. От радиации помогает молоко. Будем пить больше молока. И чаще мыться под душем. Чего как, звоните мне, договорились?
Из бассейна поднялся пузырь, будто часы Джоша долго задерживали дыхание и наконец сдались. Райан решил, что видит под водой их призрачный образ, но на поверхности играли солнечные блики, так что разглядеть ниего не удалось.
Райан моргнул, испытав приступ тошноты. Струя, ударившая из трубы, засверкала металлической дугой. Капли, полетевшие из-под шестерней, казались такими тяжелыми, что должны были упасть на землю с грохотом и звоном. Райан прикрыл глаза и сквозь ресницы увидел, как все вокруг засыпают золотые диски, похожие на плывущие монеты. Джош стоял посреди призрачного клада, и на глазах у него блестели желтые пенсы.
«Джош, уходи оттуда», – подумал Райан.
– Джош! – взвизгнула Челли. – Уходи оттуда!
Столб в сердце часов задергался. Шестерни механизма сочувственно подпрыгнули и с лязгом опустились на место, утратив стройность рядов. С хлопком вылетел из гнезда винт. Джош еле успел отпрыгнуть, как на то место, где он стоял, упал здоровенный поршень. Трубы зашипели, и во все стороны брызнула вода.
– Мы ничего не делали! – завизжала Челли.
– Я ничего не трогал! – в один голос с ней заорал Джош.
Сползая по ломоносу, Райан слышал, как Джош убегает, гроко пришлепывая резиновыми сапогами. Челли с Райаном спрыгнули на землю и быстро пошли прочь, чтобы никто не связал их присутствие с гибелью Водяных часов.
Глава 5. Стеклянный дом
На ужин была лазанья. Она ложилась на язык как цемент, но Райан проталкивал ее в горло, щедро заливая молоком.
Он не знал, помогает ли молоко от радиации, а медицинская энциклопедия, как назло, пряталась под чужой личиной. Маму раздражало, что суперобложки книг рвутся, поэтому она снимала их и убирала в ящик. Когда в дом приходил важный гость, она второпях надевала суперобложки на книги как придется, лишь бы размер соответствовал. Так что энциклопедия могла скрываться, скажем, под маской «Заката и падения Римской империи».
За едой Райан размышлял о радиации. Может, все наладится само собой и не надо будет никому рассказывать… Он хотя бы не взрывал лампочки и не ломал телевизоры. Правда, он и в колодец не спускался… Зато помогал Джошу выжимать куртку. Наверное, тогда у него на руке и появились странные бородавки. Вилка нагрелась от пальцев. Райан положил ее на стол. Если человек радиоактивный, будет ли он заражать все вокруг? Мальчик, терзаясь душевными муками, посмотрел на беседующих родителей.
– Я сегодня лягу пораньше. – Райан скрипнул стулом.
Родители прервали беседу и посмотрели на него.
– В чем дело? Заболел? – Мама потянулась к Райану проверить температуру, и тот отшатнулся.
– Все в порядке, устал просто.
Следовало сказать, что ему надо делать домашку. Поднимаясь по лестнице, Райан обратился к богу: хорошо, делай меня радиоактивным, только родителей не трогай. Но в глубине души он понимал, что рассчитывает впечатлить бога своей смелостью, чтобы тот передумал делать радиоактивным такого храброго мальчика.
Райан долго стоял под душем. Бородавки щипало от мыла. Он заметил, что на другой руке тоже появился нарост. Замотав ладони мокрыми бинтами, Райан лег в кровать.
Как ни тяжко было лежать с открытыми глазами, когда сонный разум перестал контролировать течение мыслей, стало еще хуже. Тело как будто исчезло, остался лишь пылающий зуд на руке. Был момент, когда ему казалось, что, если открыть глаза, раскаленные бородавки будут светиться в темноте. К чесотке добавилась крепнущая уверенность, что он забыл выключить душ.
Надо бы сходить проверить, потому что дом наверняка наполнен паром и вода течет по коридору в спальни. Не открывая глаз, Райан сел и опустил ноги на пол. Ступни коснулись ледяной, невероятно гладкой поверхности. В тот же миг Райан понял, где находится.
Он открыл глаза. Естественно, перед ним предстал интерьер Стеклянного дома.
Голые ноги оставляли на запотевшем полу следы. Сквозь них Райан видел гостиную, где на стеклянном диване сидел отец, переворачивая страницы стеклянной книги. Райан не рискнул кататься по стеклу. Он дошел до ванной, где из душа текли струи пара, и закрыл кран.
Сквозь потолок он видел туманное переплетение стропил, а за ними – небо цвета старой бумаги. Через ступеньки проступали очертания пылесоса и серванта, стоявших под лестницей. Воздух пах теплицей и сыростью. Мама у себя в крошечном кабинете вырезала статью из газеты, прозрачной настолько, что буквы словно висели в воздухе.
Дверная ручка скользила в пальцах, но Райан сумел ее ухватить. Наконец дверь открылась. За домом не оказалось сада. Вместо него расстилалась заасфальтированная площадка – то ли парковка, то ли школьный двор. Краски окружающего мира выцвели и поблекли, как на фотографиях викторианской эпохи. По периметру площадки шла стена, и Райана накрыло тошнотворное чувство, что земля за ней просто обрывается. Вереница скованных тележек слабо извивалась в цепях, и Райану показалось, что он заметил две-три темные фигуры, безнадежно бьющиеся в том же плену.
Он подошел к стене, подтянулся и лег грудью на край. По ту сторону его встретил заросший склон, как в Беломаге, только деревья казались другими, древними, изъеденными грибком. У него на глазах желтый мох стекал по стволам, как пудинг, и вновь отрастал на коре. Качаясь на ветру, ветви теряли мертвые листья и волшебным образом вновь ловили их в полете.
Далеко в глубине чащи он видел черную яму. Явно тот самый колодец. Туда, как в сливное отверстие, втягивался водоворот теней и листьев. Рядом с колодцем кто-то неподвижно сидел. По длинным волосам Райан решил, что это женщина. Лица не было видно, значит, она повернулась к нему спиной. Рядом с ее головой что-то шевелилось, плавно и гибко. Скорее всего, это ветер взметал волосы, словно водоросли под водой. Лишь когда женщина опустила голову на грудь и начала поворачиваться к нему лицом, Райан осознал, насколько она большая.
Он спрыгнул со стены и развернулся к дому. Райан видел стены, видел крошечные фигурки родителей внутри, но дом казался хрупкой стеклянной игрушкой в сердце непроходимых джунглей.
Летящая газета прилипла к ноге, это прикосновение разбудило Райана.
После кошмара он всегда исполнял ритуал, убеждаясь, что проснулся. Райан трижды сильно зажмурился, чтобы случайно не заснуть вновь. Потом посмотрел на полосу темного неба между занавесками и на светящийся дисплей будильника. Мало света.
Он пошел в ванную и зажег лампу. Мыло заблестело в мыльнице. Костяшки здоровой руки чесались. Райан размотал бинт и увидел, как сквозь кожу пробиваются свежие волдыри.
Всю ночь Райан просидел на подоконнике, наблюдая, как небо потихоньку наливается светом. К утру его шатало от недосыпа.
Когда он спустился к завтраку, мать, едва взглянув на сына, приказала ложиться в постель, потому что он болен. Она принесла ему вареные яйца с тостами и половинку грейпфрута, увенчанную засахаренной вишней. Райан ощутил приступ вины, впрочем, это не помешало ему съесть лакомство. Он хорошо знал маму и понимал, что она переживает за него, но ей надо уйти по делам, и украшенный грейпфрут служит извинением.
Весь день он провел в кровати. В животе как будто крутился барабан стиральной машины. Райан уже сам задумался, не заболел ли.
Когда мальчик, полностью одетый, зашел в гостиную, отец даже не оторвался от кроссворда.
– Мне стало лучше, – тихо сообщил Райан. – Хочу выйти в сад.
Отец бросил на него мимолетный взгляд.
– Хорошо. – Повисла пауза. Мозг отца включился и переварил поступившую информацию. – Хорошо, – решительно повторил он.
Когда пальцы легли на холодную ручку, в голове ледяной волной всплыли воспоминания о сне. Райан испугался, что снова увидит парковку в серых тонах.
За дверью оказался сад, их сад. Райан посмотрел через плечо. Дом не обратился в стекло, но мальчик не мог отделаться от ощущения, что это происходит всякий раз, как он отворачивается. А за изгородью притаилась парковка или заваленная мусором роща в Беломаге…
За садовыми воротами его встретила знакомая тропинка, идущая мимо соседних участков. Может, цветная страница кончится за поворотом, и Райан окунется в чужеродный мир…
Нет, за поворотом открылась дорога, самым естественным образом ныряющая под мост. Райан сказал себе, что далеко не пойдет, а поднимется на мост и оглядится, нет ли поблизости края мира. На мосту рабочий смывал из шланга граффити. Райан подождет, пока тот закончит, потом заберется на мост, потом пойдет домой.
Мост сжимал дорогу бетонным тоннелем. На стене висел плакат: молодая женщина в зеленом платье, сидящая за столом. Ее длинные прямые волосы сверкают не хуже полированного дерева, как бывает только в рекламе. В улыбке – смущение и радость. Напротив сидит мужчина, на плакате видны плечо и край лица. Судя по форме щеки, тоже улыбается.
Вода из шланга просочилась сквозь трещины в бетоне и текла по плакату. Райан хотел идти дальше, но тут женщина в зеленом зашевелилась. Опустив голову на грудь, она медленно повернулась к Райану. Веки поползли вверх.
Из глаз у нее били фонтаны. Райан не мог разглядеть сквозь потоки воды, есть ли за ними глазные яблоки. Губы задрожали, раздвинулись, изо рта тоже хлынула вода, как у гаргульи на соборе.
Райан придушенно пискнул. Он сам не понял, что пытался изобразить, просто горло дернулось, будто легкие тоже были заполнены водой. Женщина с плаката издала жуткий булькающий звук, и Райан в ужасе осознал, что она говорит сквозь воду.
– Прфлллой…
– Нет… – только и выдавил из себя Райан. В груди образовалась зияющая пустота. «Пожалуйста, пусть это прекратится».
– Шлфооой…
Лишь когда она простерла вперед руку с растопыренными пальцами, Райан понял, что она говорит. «Стой». Его руки вцепились в карманы штанов, будто удерживая ноги на месте. Краем глаза он видел дорогу по ту сторону моста, но она была недостижима, как пейзаж на киноэкране.
– Фссаалли… млооольооо…
– Не понима… – Райан в ужасе тряс головой.
– Фсссалли… млойооо…
«Взяли мое». Так, что ли?
– Фллфлафлфье…
– Не по… пони… – Вместо слов вырывался хриплый писк. Райан прикрыл глаза стиснутыми кулаками. Под натянувшимися бинтами растеклась боль. Между костяшек что-то дрожало, рвалось на свободу, и Райан, несмотря на закрытые глаза, вдруг увидел женщину отчетливее, чем прежде.
Она сердито мотала головой, словно змея, и волосы колыхались в такт, как камыш на ветру. Мужчина с плаката исчез, мимо женщины летели желтые листья. В сырой темноте у нее за спиной проступали бледные стволы деревьев. Женщина вновь повернулась к нему лицом, и Райан узнал фигуру из сна. Он отчетливо понял, что, если побежит прочь, она выползет из плаката, а мир вокруг подернется сепией. Она пройдет сквозь его родителей, даже не заметив их, проломит стены его спальни, как стекло, и найдет его.
Новообретенным зрением Райан внезапно разглядел, что из листьев у ног женщины струится темнота. Из-под маслянистой поверхности воды проступило медное сияние. Монетки, монетки, сотни монеток, одни светлые, другие позеленевшие от яри-медянки, третьи и вовсе просто черные кружки.
«Там, в колодце, что-то было», – сказал Джош.
«Там, в колодце…» Во сне женщина сидела у колодца…
«Взяли моё…»
«Ой…»
– Мы принесем тебе столько монет, сколько захочешь, – закричал Райан. – Они будут еще лучше, чем те, что мы взяли…
– Ньээээт! Пфлапфлллье…
Райан осознал, что шевелит губами, помогая ей выговорить нужное слово. Она снова открыла рот и пробулькала водопад слов, тыкая в него пальцем. Она приказывала ему. Договорив, женщина замолчала, ожидая, что он согласится.
– Я не… не понимаю, хочу, но не могу… не понимаю…
Ее рот сердито искривился, и вода хлынула на ботинки Райана, на майку, на руки. С угрожающим шипением женщина наклонилась к нему.
Неожиданный рев заставил его отпрыгнуть. Глянув через плечо, Райан успел заметить, как мопед прорезает темноту под мостом и вылетает на солнечный свет. Мальчик повернулся к стене, но женщина, потеряв объем, спокойно сидела за столом, лишь ее бумажное лицо сморщилось от воды.
Райан медленно разжал дрожащие пальцы. Две ледяные, мрачные секунды он разглядывал то, во что превратились бородавки. Потом наконец вспомнил, что умеет бегать.
