Фрэнк Герберт
Дюна

– По крайней мере, для отца. – И старуха махнула рукой, чтобы Джессика умолкла, и глянула на Пола. – Заруби себе на носу, юноша, мир держится на четырех ногах… – Она подняла вверх четыре костлявых пальца с крупными суставами. – На знаниях мудрых, справедливости великих, молитвах праведных, доблести храбрых. Но все это ничто, – она сжала руку в кулак, – …без правителя, который знает искусство правления. Запомни же эту науку.

Неделя прошла с того дня, проведенного вместе с Преподобной Матерью. И смысл ее слов только сейчас начинал доходить до него в полной мере. Теперь, сидя в учебной комнате перед Сафиром Хаватом, Пол вдруг почувствовал острый приступ страха и глянул на озадаченного нахмурившегося ментата.

– Где же ты болтался все это время? – спросил Хават.

– А ты встречался с Преподобной Матерью?

– С ясновидящей ведьмой Императора? – В глазах Хавата блеснул интерес. – Я встречался с ней.

– Она… – Пол заколебался и понял, что не смеет заговорить об испытании. Запрет глубоко въелся в разум.

– Да? Что ты хочешь сказать? – Пол дважды глубоко вздохнул.

– Она кое-что сказала мне. – Он закрыл глаза, припоминая слова, а заговорив, бессознательно сымитировал интонации старухи: – «Ты, Пол Атрейдес, потомок королей и сын герцога, должен научиться править. Кое-кто из твоих предков так и не научился этому».

Открыв глаза, Пол продолжал:

– Это рассердило меня, я сказал, что мой отец правит целой планетой. А она ответила: «Он теряет ее». Я возразил: «Но он же получает более богатую планету». Она ответила: «Он потеряет и ее». Я хотел бежать и предупредить скорее отца, но она сказала, что его уже предупреждали многие, – ты, мать, другие…

– Достаточно верно, – пробормотал Хават.

– Тогда зачем же мы отправляемся туда? – требовательно спросил Пол.

– Потому что так приказал Император, и потому что кое-какая надежда у нас есть, что бы ни говорила ведьма-шпионка. Ну, что же еще излилось из древнего фонтана премудрости?

Пол глянул вниз, на сжатую в кулак под столом правую руку. Медленно, усилием воли, он заставил мускулы расслабиться. «Она каким-то образом овладела мной, – подумал он. – Но как?»

– Она попросила меня объяснить, что значит править, – сказал Пол, – и я ответил: это когда один командует. Тогда она сказала, что мне уже придется переучиваться.

«Прямо в цель», – подумал Хават и кивнул, чтобы Пол продолжал.

– Она сказала, что правитель должен уметь убеждать, а не заставлять. Еще она сказала, что наилучший кофейный прибор правитель должен предложить достойнейшим из своих людей, чтобы удержать их при себе.

– Как же она узнала, каким именно способом твой отец привлек таких людей, как Гарни и Дункан? – спросил Хават.

Пол пожал плечами.

– Еще она сказала, что хороший правитель должен выучить язык, на котором говорит его мир, а языки различны на всех планетах. Я решил, что она подразумевает язык обитателей Арракиса, но она возразила, что имеет в виду язык камней и трав, язык, который нельзя постичь только ушами. Я сказал тогда: «Это то, что доктор Юэ зовет тайной жизни».

Хават усмехнулся:

– И как она это проглотила?

– Я подумал, что она рехнулась. Она сказала тогда, что тайна жизни – это не загадка, которую надо решить, а реальность, которую надо прожить. Тогда я процитировал первый закон ментата: «Процесс нельзя понять, остановив его. Постижение процесса развивается, следуя за ним, догоняя его, сливаясь с ним». Это ее удовлетворило.

«Он осилит и это, – подумал Хават, – но старая ведьма его напугала… зачем?»

– Сафир, – спросил Пол, – а на Арракисе и в самом деле так скверно, как она говорит?

– Ну совсем плохо быть не может, – сказал Хават, выдавив улыбку. – Взять, например, Вольный народ, этих бродяг пустыни. По результатам аппроксимационного анализа могу тебе сказать, что их много… Много больше, чем числит Империя. Люди живут на этой планете, парень, очень много людей и… – Хават тронул глаз узловатым пальцем, – …они ненавидят Харконненов лютой ненавистью. Ты не должен никому даже заикаться об этом. Я рассказываю тебе лишь как помощнику собственного отца.

– Он рассказывал мне о Салузе Секундус, – отозвался Пол. – Знаешь, Сафир, она весьма похожа на Арракис… Может быть, там не столь плохо, но не многим лучше.

– Ну о теперешней Салузе Секундус мы ничего не знаем, – сказал Хават. – Только о том, какой она была… Действительно, там почти как на Арракисе.

– А фримены помогут нам?

– Возможно. – Хават встал. – Сегодня я отправляюсь на Арракис. А ты тем временем позаботься о себе ради старика, который в тебе души не чает, а? Будь хорошим мальчиком, иди сюда и сядь лицом к двери. Я вовсе не думаю, что в замке тебе угрожает опасность, – это просто привычка, которую я хочу в тебе воспитать.

Пол встал, обошел вокруг стола.

– Ты уезжаешь сегодня?

– Сегодня, а ты последуешь завтра. Следующий раз мы встретимся с тобой уже на земле нового мира. – Он ухватил Пола за бицепс на правой руке. – Ну-ну, и не напрягай руку с ножом, а щит включай на полную мощность. – Он отпустил руку Пола, хлопнул его по плечу, резко повернулся и быстро зашагал к двери.

– Сафир! – позвал его Пол.

Хават обернулся в дверном проеме.

– Ты тоже не садись там спиной к дверям, – сказал Пол.

Ухмылка поползла по изборожденному морщинами лицу.

– Чего-чего – этого-то я делать не буду. Поверь мне, парень.

Он вышел, аккуратно затворив за собой дверь.

Пересев на место, где только что сидел Хават, Пол расправил бумаги. «Еще один день, – подумал он и огляделся. – Мы уезжаем». И отъезд стал для него вдруг куда более реальным, чем когда-либо… Он вспомнил, как старуха сказала тогда, что мир складывается из многого: людей, грязи, растений, лун, приливных течений, солнц – величина эта неизвестна и называется природой, она не знает, что такое «сегодня». И он подумал: «Что есть природа?»

Дверь, лицом к которой сидел Пол, с шумом распахнулась, и в комнату ввалился уродливый нескладный человек с охапкой оружия в руках.

– Итак, Гарни Холлик, – обратился к нему Пол, – тебя назначили главным оружейником?

Холлик пяткой захлопнул дверь.

– Знаю, ты предпочел бы, чтобы я сыграл тебе.

Оглядев комнату, он заметил, что люди Хавата уже прошлись по ней, обеспечивая безопасность наследника герцога. Во многих местах об этом свидетельствовали кодовые знаки.

Уродец заторопился с грудой оружия к столу. Девятиструнный бализет болтался за его спиной, у головки грифа в струны был продет медиатор.

Холлик вывалил оружие на стол для занятий и принялся раскладывать рапиры, кинжалы, станнеры, стреляющие медленными пулями, пояса щитов. Кривой шрам на его лице растянула улыбка.

– Итак, чертенок, ты не хочешь мне пожелать доброго утра. Какой колючкой ты подколол старого Хавата? Он пронесся мимо меня в зале так, словно опаздывал на похороны врага.

Пол ухмыльнулся. Из всех людей своего отца больше всего он любил Гарни Холлика, знал его настроения, прихоти и привычки и считал его скорее другом, чем наемником.

Холлик скинул с плеча бализет, принялся настраивать его и буркнул:

– Хочешь молчать – молчи.

Поднявшись на ноги, Пол направился через комнату к Холлику со словами:

– Ну, Гарни, какая же сейчас может быть музыка, раз ныне – время битвы.

– Так сегодня говорят все начальники, – согласился Холлик. Он тронул струну на инструменте, кивнул.

– А где Дункан Айдахо? – спросил Пол. – Разве не он обучает меня владению оружием?

– Дункан командует второй волной нашего десанта на Арракис, – ответил Холлик, – и тебе оставили только бедного Гарни, забросившего битвы и налеты ради музыки. – Он тронул другую струну, прислушался к ней, улыбнулся. – И на совете решили поучить тебя музыке, раз уж ты совсем никудышный боец, чтобы жизнь твоя не прошла понапрасну.

– Может быть, ты споешь мне балладу, – сказал Пол. – Я бы хотел послушать, как не следует этого делать.

– Ах-ха-ха, – расхохотался Холлик и затянул «Галасианских девиц», рука его мелькала над струнами:

 
Ох-х, галасианская девка, ей-ей,
Сделает это за пару прозрачных камней.
В Арракине – просто за полстакана,
Но любовь, что пылает, как пламя в ночи,
Чей жарок огонь, чьи лучи как мечи,
Ищи лишь у дочери Каладана.
 

– Не так уж плохо для такой корявой руки, – объявил Пол, – но, если моя мать услышит, что ты допускаешь подобные вольности, она велит украсить твоими ушами стену замка.

Гарни тронул левое ухо:

– Хорошего украшения из него не получится: натер о замочную скважину, подслушивая, как один известный мне молодой человек наигрывал довольно сомнительные частушки на своем бализете.

– Значит, ты уже забыл, как себя чувствуешь, обнаружив в своей постели песок. – Пол потянул пояс щита со стола, застегнул его на груди. – Тогда придется биться!

Глаза Холлика раскрылись от притворного удивления.

– Так! Значит, злодейство это было содеяно твоей рукой! Защищайся, молодой хозяин, защищайся! – Он подхватил рапиру и взмахнул ею в воздухе. – Душа моя жаждет мести.

Пол взял парную рапиру, согнул в руках, встал на изготовку и выставил ногу вперед, передразнивая торжественную манеру доктора Юэ.

– Что за дурня прислал мне сегодня отец для занятий с оружием! Этот неумеха Холлик забыл первое правило, известное каждому, кто не впервые берет в руки щит и оружие, – объявил Пол, нажал на груди кнопку и включил щит, ощутив знакомое пощипывание и покалывание на лбу и вдоль спины. Звуки в комнате стали глуше, проходя через силовое поле щита. – В поединке со щитами защищаются быстро, атакуют медленно, – сказал Пол. – Атака. Цель атаки – заставить соперника ошибиться, открыться для решительного удара. Щит отражает быстрый удар, но уступит медленному кинжалу. – Пол поднял рапиру, увернулся и, отразив воображаемый удар, сделал медленный выпад, чтобы преодолеть бездумное сопротивление щита.

Холлик недвижно наблюдал и уклонился лишь в последнюю секунду, когда затупленное острие готово было соприкоснуться с его грудью.

– Скорость великолепна, – сказал он. – Только ты был все время открыт для удара снизу.

Раздосадованный Пол отступил.

– Я тебя выпорю за такое безрассудство, – сказал Холлик. Он поднял обнаженный кинжал со стола. – В руке врага он может выпустить твою кровь, а с нею и жизнь! Ты способный ученик, не более, но я тебя уже предупреждал, что даже в игре нельзя доверяться человеку со смертью в руке.

– Похоже, у меня сегодня нет настроения для фехтования, – ответил Пол.

– Настроения? – Гнев в голосе Холлика глухо доносился через поле щита. – Кого интересуют твои настроения? Человек принимает бой, когда вынужден, а не когда у него появляется настроение пофехтовать. Настроения бывают у животных… У человека они для любви или для музыки. Но к законам поединка настроения не имеют никакого отношения.

– Извини, Гарни, мне очень жаль!

– Еще мало жаль!

Холлик включил собственный щит и согнулся, выставив снизу кинжал в левой руке, высоко подняв вверх правую с рапирой.

– А теперь, говорю тебе, защищайся по-настоящему. – Высоким прыжком отскочив в сторону, он ринулся в яростную атаку.

Пол отступил, парируя. Поле потрескивало, когда щиты соприкасались, отражая друг друга. Ток мурашками покалывал кожу. «Что это с Гарни? – спросил он себя. – Так не прикидываются!» Шевельнув левой рукой, Пол вытряхнул нательный нож из ножен на запястье.

– Значит, оказалось, что одного клинка мало? – осклабился Холлик.

«Неужели предательство? – мелькнуло в голове Пола. – Нет, только не Гарни!»

Схватка перемещалась по комнате, удар – защита, выпад – контрудар. Воздух в силовых пузырях становился спертым – силовые барьеры щитов плохо пропускали его. Щиты с треском ударялись вновь и вновь, и запах озона становился все сильнее.

Пол медленно отступал, но теперь уже двигался к тренировочному столу. «Если я смогу заставить его повернуться у стола, тогда… Я кое-что покажу тебе, Гарни, – подумал Пол. – Ну, еще шажок».

Холлик шагнул.

Пол отбил удар книзу, рапира Холлика вонзилась в край стола. Пол уклонился вправо, высоко взметнул рапиру и ударил наручным ножом. Удар он остановил в дюйме от сонной артерии Холлика.

– Ты этого добивался? – прошептал Пол.

– Глянь-ка вниз, парень, – запыхавшись, вымолвил Гарни.

Пол повиновался и увидел, что над крышкой стола выступает острие кинжала, – почти у его собственной ноги.

– Ничья, мы оба покойники, – объявил Холлик. – Следует признать, что ты бился гораздо лучше, когда тебя вынудила необходимость. Похоже, к тебе пришло настроение. – И он по-волчьи оскалил зубы в улыбке, кривой шрам стягивал кожу на челюсти.

– Ты так на меня навалился, – ответил Пол. – Ты бы и в самом деле взял мою кровь?

Холлик убрал кинжал, выпрямился.

– Если бы ты бился хоть на йоту хуже, чем можешь, пришлось бы малость потерпеть, новый шрам ты бы запомнил. Я не могу допустить, чтобы мой любимый ученик пал жертвой первого же попавшегося на пути бродяги Харконнена.

Пол выключил щит и согнулся к столу перевести дух.

– Я заслужил трепку, Гарни. Но отец наверняка бы разгневался, если бы ты ранил меня. И я не могу допустить, чтобы тебя наказали за мою ошибку.

– В твоей ошибке есть и моя собственная. И не следует обращать внимания на какую-нибудь парочку шрамов на занятиях. Тебе везет, их у тебя еще мало, а что касается твоего отца, герцог накажет меня лишь в том случае, если я не сделаю из тебя первоклассного бойца. Я был бы не прав, если бы немедленно не доказал тебе вздорность всех этих настроений, которые у тебя вдруг завелись.

Пол выпрямился, вложил наручный нож в ножны на кисти.

– Это не игра, – произнес Холлик.

Пол кивнул. Необычная серьезность Холлика, напряженное выражение его лица внушали изумление. Он глянул повнимательнее на кривой свекольного цвета шрам на щеке барда и припомнил историю о том, как Гарни получил эту рану от Твари Раббана, будучи невольником, в бою гладиаторов на Гайеди Прим. И вдруг Пол почувствовал стыд – за то, что хоть на мгновение усомнился в Холлике. Вдруг до Пола дошло, что шрам этот от чернильной лозы, и оставленная ею рана болела тогда и болит теперь… и что, быть может, боль, перенесенная воином, была ничуть не меньше, чем та, что крылась в шкатулке Преподобной Матери. Эту мысль он постарался отбросить, слишком уж она была неуютной.

– А неплохо бы поиграть, – сказал Пол. – Слишком уж серьезными стали все вокруг.

Холлик отвернулся, чтобы спрятать лицо. Глаза его горели, словно в них догорало то, что время безжалостно отсекло когда-то.

«Как рано мальчику приходится становиться мужчиной, – подумал Холлик. – Скоро придется ему заполнять эту печальную строку: покойные родственники».

Не оборачиваясь, Холлик произнес:

– Я почувствовал, что ты хочешь поиграть, а я так люблю участвовать в твоих играх. Только игры окончились. Завтра мы отправляемся на Арракис. Это – реальность. И Харконнены тоже.

Пол прикоснулся ко лбу поднятой вертикально рапирой.

Холлик обернулся, заметил салют и ответил на него кивком. Он показал на тренировочный манекен.

– А теперь поработаем на время. Покажи мне, как ты умеешь наносить этой штуке смертельный удар. Я буду управлять отсюда, здесь хорошо видно. Предупреждаю, сегодня будешь иметь дело с новыми контрударами. Настоящий враг тебя предупреждать не станет.

Чтобы расслабиться, Пол потянулся, привстав на носках. Внезапно ему пришло в голову, что жизнь – только цепь перемен, почему-то эта мысль наполнила его душу непонятной торжественностью. Он подошел к манекену, тронул выключатель на его груди концом рапиры и ощутил, как силовое поле отбросило его клинок.

– Защищайся! – крикнул Холлик, и манекен перешел в атаку.

Холлик манипулировал переключателями и наблюдал. Ум его словно разделился на две части: одна следила за тренировочным боем, другая же порхала вокруг и жужжала как муха.

«Я – хорошо тренированное фруктовое дерево, – думал он. – Увешанное плодами: тонкими ощущениями и развитыми способностями, ну просто обсыпанное ими, приходи и собирай».

Почему-то ему вспомнилась младшая сестра – личико юного эльфа возникло перед внутренним взором. Но она уже давно умерла… в веселом доме для солдат Харконненов. Она любила анютины глазки или же маргаритки? Забыл… Он забыл это и потому расстроился.

Пол отразил медленный удар манекена, поднял левую руку.

«Умен, чертенок! – подумал Холлик, не отрывая глаз от вьющейся руки Пола. – Он занимается сам, и старательно. Это не в стиле Дункана. И я ничему подобному его не учил».

Но эта мысль лишь усилила печаль Холлика. «Он заразил меня настроением. – И подумал: – Приходилось ли уже мальчику со страхом вслушиваться в ночное молчание?»

– Если бы желания были рыбками, все бы забрасывали сети, – пробормотал он.

Так говорила его мать, и сам он частенько припоминал эти слова перед очередной черной невзгодой. А потом подумал, насколько странными покажутся эти слова на планете, не знавшей ни рыб, ни морей.

Юэ (Йу э), Веллингтон (станд. 10082–10191); доктор медицины школы Сукк, выпуск станд. 10112; жена – Уанна Маркус, БГ (станд. 10092–10186?), известен в основном предательством герцога Лето Атрейдеса (см.: Библиография, приложение VII, имперская обработка и предательство).

Принцесса Ирулан. «Словарь Муад'Диба»

Пол слышал, как доктор Юэ вошел в учебную комнату уверенным четким шагом, но не поднялся со стола, на котором оставил его массажист. Он восхитительно расслабился после изнурительного поединка с Гарни.

– Уютная картинка, – сказал Юэ спокойным, высоким голосом.

Приподняв голову, Пол увидел перед собой стройную мужскую фигуру, облаченную в черное одеяние с многочисленными складками. На крупном квадратном лбу доктора, высоко над пурпурными губами и вислыми усами, синел вытатуированный бриллиант – знак имперской психологической обработки. Длинные черные волосы были перехвачены серебряным кольцом школы Сукк на левом плече.

– Ты обрадуешься: у нас нет сегодня времени на все обычные занятия, – сказал Юэ. – Вот-вот придет твой отец.

Пол сел.

– Но я приготовил для тебя проектор и книгофильм с несколькими уроками на дорогу до Арракиса.

– Ох!

Пол принялся натягивать одежду. Он обрадовался: ведь скоро придет отец. После приказа Императора занять файф на Арракисе они виделись слишком редко.

Юэ подошел к Г-образному столу. «Как возмужал мальчик за последние несколько месяцев! Какая это будет потеря! Какая печальная потеря! – И напомнил себе: – Не поддавайся слабости. Ты пошел на это, чтобы убедиться, что твою Уанну больше не мучают в застенках барона».

Пол подошел к столу, застегивая куртку.

– Так что же я буду изучать на пути через пространство?

– Ах да, формы земной жизни, прижившиеся на Арракисе. Планета словно распростерла объятия некоторым земным видам. Но как это произошло, непонятно. Когда мы прибудем, я отыщу эколога планеты Кайнса и предложу ему свою помощь в исследованиях.

Юэ подумал: «Что я говорю? Зачем это ханжество перед самим собой?»

– А о Вольном народе там что-нибудь будет?

– О фрименах? – Юэ забарабанил пальцами по столу, заметил, что Пол увидел его волнение, и убрал руку.

– Может быть, у тебя найдется что-нибудь о населении Арракиса вообще? – спросил Пол.

– Да, конечно, – сказал Юэ. – Есть две крупных группы. Первая – фримены, а вторая – люди грабенов, впадин и котловин. Мне говорили, что они заключают и смешанные браки. Женщины народа впадин и котловин предпочитают выходить за фрименов, а мужчины – брать в жены фрименских девиц. У них есть поговорка: «Блеск приходит из города, а мудрость – из пустыни».

– У тебя есть снимки этих людей?

– Надо поискать. Самое интересное – глаза у них совершенно синие, без белков.

– Мутация?

– Нет, это из-за перенасыщения крови меланжем.

– Фримены, должно быть, смелый народ… жить на краю пустыни…

– Безусловно, – отвечал Юэ. – Они посвящают своим ножам песни. Их женщины свирепы не менее, чем мужчины. Даже дети Вольного народа склонны к насилию и опасны. Осмелюсь предположить, что тебе не удастся лично познакомиться с ними.

Пол слушал Юэ как завороженный, слова его о фрименах поглотили все внимание мальчика. Какой народ, какие союзники… если бы только привлечь их на свою сторону!

– А черви? – спросил Пол.

– Что?

– Я бы хотел еще почитать о песчаных червях.

– Ах-х-х, да. У меня есть книгофильм о небольшом черве. Всего сто десять метров длиной и двадцать два в диаметре. Его снимали в северных широтах. Надежные свидетели говорят о червях длиной более четырехсот метров, есть причины считать, что существуют и более крупные.

Пол глянул на расстеленную на столе карту северных широт Арракиса в конической проекции.

– Районы пояса пустынь и вблизи северного полюса считаются необитаемыми. Из-за червей?

– И бурь.

– Но ведь жить можно повсюду.

– Если это экономически целесообразно, – ответил Юэ. – На Арракисе много опасностей, и борьба с ними требует расходов. – Он погладил вислые усы. – Скоро здесь будет твой отец, а до его прихода я хочу сделать тебе подарок: наткнулся на него, пакуя вещи. – Он положил на стол небольшой предмет – черный, продолговатый, величиною с фалангу большого пальца Пола.

Пол поглядел на предмет. Юэ отметил, что мальчик и не попытался притронуться к вещи, и подумал: «Насколько же он осторожен!»

– Это очень старая Оранжевая Католическая Библия, изготовленная для космических путешественников. Это не книгофильм, она напечатана на бумаге из волокон. В нее встроен усилитель и электростатическая система. – Он взял ее в руки и показал. – Электростатический заряд держит книгу закрытой, обложка же подпружинена. Нажимаешь на край… вот так… Страницы отталкивают друг друга, и книга открывается.

– Она так мала.

– Но в ней восемнадцать сотен страниц. Нажимаешь опять на край, теперь так… и заряд сдвигает страницы по одной, пока ты их читаешь. Но не трогай страницы пальцем… волоконные страницы тонки. – Он закрыл книгу, вручил ее Полу. – Попробуй!

Юэ следил, как Пол учится управляться со страницами, и думал: «Я умиротворяю свою нечистую совесть. Знакомлю мальчика с основами веры, а потом предам, и буду иметь возможность сказать себе: он отправился туда, куда мне путь закрыт».

– Эту вещь сделали еще до книгофильмов?

– Она достаточно древняя. Пусть книга останется нашим секретом, а? Твои родители могут посчитать, что это слишком ценный подарок для столь молодого человека, – сказал Юэ и подумал: «Его мать, вне сомнения, заинтересуется причинами моего поступка».

– Ну… – Пол закрыл книгу, взвесил ее на ладони, – раз это столь большая ценность…

– Считай, что это просто прихоть старика. Мне подарили ее в молодости, – сказал Юэ и подумал, что следует заинтересовать и его разум, не только желания. – Открой ее на четыреста шестьдесят седьмой Кальме… там, где она гласит: «Из воды происходит вся жизнь». Край обложки там слегка поцарапан.

Пол ощупал книгу и обнаружил на ней две царапины, одна из них была поглубже. Он нажал на другую, книжка распахнулась на его ладони, увеличитель скользнул на место.

– Прочти вслух, – сказал Юэ.

Пол облизнул губы и прочитал:

– «Да подумают все о том, что глухой не может слышать! А потом о глухоте всеобщей, которой не избежать ни единому. Каких чувств не хватает нам, какого зрения, какого слуха недостает, чтобы ощутить иной мир вокруг нас? Что же окружает нас, чего…»

– Прекрати! – рявкнул Юэ. Пол удивленно глянул на него.

Юэ закрыл глаза, пытаясь вновь обрести спокойствие. «Что за адское совпадение заставило книгу открыться на любимом отрывке моей Уанны?» Он открыл глаза. Пол все еще глядел на него.

– Извини, – произнес Юэ, – это был… это был любимый отрывок моей покойной жены. Не тот, который я хотел сейчас услышать. Он пробуждает воспоминания… слишком нелегкие.

– Там две отметины, – заявил Пол. «Конечно, – подумал Юэ. – Уанна отметила свой отрывок, его пальцы чувствительнее моих и нашли царапину. Случайность, не более».

– Возможно, эта книга покажется тебе интересной, – сказал Юэ, – в ней много исторической правды и хорошей этической философии.

Пол глянул на крошечную книжицу на ладони – небольшая вещица. Но в ней заключена была тайна… В нем что-то произошло, пока он читал. Эти слова расшевелили его ужасное предназначение.

– Твой отец может оказаться здесь в любую минуту, – произнес Юэ. – Спрячь книжку и читай на досуге.

Пол прикоснулся к ее краю, как показывал Юэ. Книжка закрылась. Он опустил ее в карман. В тот момент, когда Юэ возвысил голос, Пол успел испугаться, что доктор потребует книгу обратно.

– Благодарю тебя за подарок, доктор Юэ, – принес формальную благодарность Пол. – Он останется нашим секретом. Если ты желаешь от меня ответного дара или милости, прошу, не медли, назови свое желание.

– Я… мне ничего не надо, – отвечал Юэ, думая при этом: «Зачем я мучаю самого себя? Зачем я мучаю бедного мальчика… хоть он и не понимает еще этого. О! Проклятие на головы тварей Харконненов! И почему они выбрали именно меня для своей мерзости?»

Как подходить к изучению отца Муад'Диба? Безгранично добрым и удивительно холодным был герцог Лето Атрейдес. Какие факты открывают пути к пониманию этого человека? Его неизменная любовь к своей даме из Бинэ Гессерит, мечты о будущем сына, самозабвенность служивших ему. Вот он перед нами: человек, попавший в ловушку судьбы… одинокая тень, утонувшая в лучах славы сына. Но всегда уместен вопрос: «Разве сын не есть продолжение отца?»

Принцесса Ирулан. «Семья Муад'Диба»

Пол видел, что отец вошел в зал для занятий, охрана привычно занимала посты. Кто-то из свиты закрыл дверь. Пол ощутил некую телесность присутствия отца – он появлялся всегда как-то весомо и материально.

Герцог был смугл и высок ростом. Резкое худое лицо чуть согревали глубокие серые глаза. На нем был черный рабочий мундир с гербом – красным ястребом на груди. Посеребренный широкий пояс щита, потершийся от долгого использования, охватывал узкую грудь.

Герцог спросил:

– Очень занят, сын?

Подойдя к угловому столу, он заглянул в бумаги, оглядел комнату, а потом перевел взгляд на Пола. Он устал, предельно устал, в том числе от того, что усталость эта должна оставаться для всех незаметной. «Надо будет по возможности отдохнуть во время перелета на Арракис, – подумал он, – на Арракисе отдыха не будет».

– Не очень, – отвечал Пол, – все так… – Он передернул плечами.

– Да. Завтра нам уезжать. Как хорошо будет, когда все это, вся суета останется позади.

Пол кивнул, вдруг ему припомнились слова Преподобной Матери: «…для отца – ничего».

– Отец, – спросил Пол. – Неужели действительно на Арракисе будет настолько опасно, как говорят все?

С привычным усталым движением руки, герцог присел на край стола и улыбнулся. Обычные в таком случае фразы промелькнули в его голове… ему не привыкать ободрять людей перед битвой. Промелькнули, да так и не воплотились в слова.

Это мой сын.

– Да, будет опасно, – согласился он.

– Хават сказал, что у нас уже есть план действий относительно Вольного народа, – сказал Пол и удивился: «Почему я не могу рассказать ему то, что говорила эта старуха? Как сумела она запечатать мой язык?»

Заметив, что сын расстроен, герцог проговорил:

– Хават, как всегда, видит главное. Но есть и еще кое-что. Не забывай про Картель «Новейшие и качественнейшие товары», компанию КАНИКТ. Отдавая мне Арракис, его величество вынужден отдать и директорство в КАНИКТ… тонкое приобретение.

– КАНИКТ контролирует специю, – сказал Пол.

– Арракис и специя мостят нам дорогу в КАНИКТ, – сказал герцог. – Эта компания контролирует не только меланж.

– Преподобная Мать предупреждала тебя? – с усилием выдохнул Пол. Он сжимал мокрые от пота кулаки. Сколько же сил потребовал этот вопрос!

– Хават уже сказал мне, что она напугала тебя своими пророчествами о наших будущих несчастьях на Арракисе, – ответил герцог. – Не допускай, чтобы женские страхи влияли на твой ум. Женщины всегда берегут своих любимых от опасности. За этими предсказаниями рука твоей матери. В них – знак ее любви к нам обоим.

– А она знает о фрименах?

– Да, и не только о них.

– И что же?

И герцог подумал: «Правда может оказаться ужаснее его опасений, но знание о грядущих бедах бесценно, тогда к ним можно подготовиться. Мы не скрываем от него опасность, только ношу опасений следует облегчить: он еще молод».

– Не многое избегает руки КАНИКТ, – начал герцог. – Бревна, ослы, лошади, коровы, древесина, навоз, удобрения, акулы, китовый мех… все: и самое прозаическое, и самое романтическое… даже наш скромный рис-панди с Каладана. Все это перевозит Гильдия: произведения искусства с Икаца, машины с Ричес и Икс. Но рядом с меланжем бледнеет все. За горстку специи на Тупайле можно купить дом. Ее нельзя изготовить, она добывается на Арракисе. Специя уникальна и действительно обладает гериатрическим действием.

– А теперь мы ее контролируем?

– В какой-то степени. Важно учитывать все Дома, которые участвуют в прибылях КАНИКТ. Подумай, какая колоссальная доля этих доходов зависит от одного продукта – от специи. Представь, что может случиться, если производство специи почему-либо уменьшится.

– Выиграет всякий, кто запасся меланжем, – сказал Пол. – Остальные остались в дураках.

Глядя на сына, герцог с мрачным удовлетворением подумал: «Мысль недурна, сказываются результаты воспитания». Он кивнул:

– Харконнены запасаются уже лет двадцать.

– Они хотят, чтобы добыча специи упала, а винили в этом тебя.

– Они хотят, чтобы имя Атрейдесов потеряло популярность, – сказал герцог. – Подумай о тех Великих Домах Ландсраада, которые некоторым образом воспринимают меня как своего предводителя, неофициального представителя. Подумай, как они отреагируют, если на меня ляжет вина за уменьшение их доходов. В конце концов, личная выгода прежде всего. Проклятая Великая Конвенция: ты имеешь право помешать любой попытке разорить себя! – Суровая усмешка искривила рот герцога. – И они поступят именно так, как велят личные интересы, что бы ни случилось со мной.

– Даже если Харконнены применят атомное оружие?

– До такой наглости не дойдет. Никакого открытого нарушения Конвенции не будет. Однако возможны любые прочие гадости… даже запыление атмосферы и местное отравление почвы.

– Тогда зачем нам все это нужно?

– Пол! – Герцог нахмурился, глядя на сына. – Если знаешь, где ловушка, – это первый шаг, чтобы в нее не попасть. Все это как в поединке, только много крупнее: финт в финте и вновь финт в финте… и так без конца. И нужно только все правильно понять. Зная, что Харконнены запасаются меланжем, зададим себе вопрос: а кто еще это делает? И получим список врагов.

– Так кто же они?

– И некоторые враждебные нам Дома, и некоторые из тех, на чью дружбу мы рассчитывали. Но сейчас нет необходимости их опасаться. Обнаружилась куда более важная фигура: наш обожаемый Падишах-Император.