Коварство и любовь – Фридрих Шиллер

Шекспир ни на секунду не был романтиком, однако дал последним столько тем для размышления и разработки, что они должны быть ему благодарны по гроб жизни.

Вот, скажем, убийство из ревности. Причём, ревности совершенно необоснованной и спровоцированной нехорошими людьми. Только у Шекспира герои масштабные: убивать изменницу, так голыми руками, а у того же Шиллера помельче: яду ей, яду!

С романтическими героями тяжело: пушкинское ироничное

Мы знаем: вечная любовь

Живет едва ли три недели

приобретает у них мрачный и буквальный смысл. То есть, пока младая дева любит их душой и телом (хотя бы отдельными его частями), всё хорошо, как только возникает подозрение, что дева смотрит на сторону – так не доставайся же ты никому!

Надо сказать, Шиллер как пунктуальный немец изобразил образцового стопроцентного романтического героя. Этот тип, во-первых, очень нравится самому себе. Потому что он дико крут. Во-вторых, ему не нравятся другие, потому что они мелки, развратны, корыстолюбивы, список можно продолжить. В-третьих, он тороплив и взбалмошен: мужик, что бык, втемяшится в башку какая блажь, колом её оттудова не вышибешь. Ну, и наконец, он никого не слышит, кроме себя. Почему? Смотри пункты один и два. Собственно, все неприятности проистекают именно от этого, а не от коварства окружающих.

Вообще с коварством в пьесе Шиллера всё хорошо, а с любовью как-то не очень. Единственная любовь, которая выглядит достоверно, это любовь барышни к папаше. Оно и понятно: мужики приходят и уходят, а папа остаётся.

Такое ощущение, что в этой пьесе выработан весь запас восклицательных знаков, отпускаемых автору на весь период его творчества. Не буду проверять по письменному источнику, т.е. по оригиналу, но поскольку это была аудиозапись спектакля и актёры старательно интонировали в сторону максимально возможной экзальтации, при этом порой расставляя «крикуны» едва ли не после каждого слова в реплике, а не только в конце её, то было полное ощущение, что некоторые фразы в письменном виде должны были выглядеть примерно так: «Когда я увидела его впервые… (оживившись) я вся вспыхнула!!!, кровь заиграла веселее!!!, и биение каждой жилки!!! говорило мне!!!, каждый мой вздох!!! шептал мне: „Это он!..“ И сердце мое!!!, узнав вечно желанного!!!, согласилось: „Это он!“ И как же дружно повторил за ним эти слова весь мир!!!, радовавшийся вместе со мной! Тогда… о!!!, тогда в моей душе настало утро!» – занятно, не правда ли?Дальше…При этом вряд ли это была актёрская недоработка или небрежность, наверняка именно такой формат был задуман и исполнен по воле режиссёра (постановка Вениамина Цыганкова и Владимира Платонова) актёрами Малого Академического театра СССР в 1955 г. Что ж, видимо такова была энергетика пьесы прославленного немецкого поэта и драматурга Фридриха Шиллера, и таково было изображаемое в спектакле время и нравы. А на дворе стояла последняя четверть галантного XVIII века, у нас это время Екатерины Великой, а в европах – вон оно чё. Взяли в привычку ядом травиться…

«Когда мы, любуясь картиной, забываем о художнике, то для него это лучшая похвала». Эта цитата есть в пьесе, я думала она принадлежит автору, но нет. Это главная героиня, простая девушка, начитавшись авторов- современников, сыплет философскими камнями, «продает скорпионов». Автор видел именно ее главной героиней, даже первоначально дал название своему произведению «Луиза Миллер». Но если забыть о художнике, то есть об авторе, можно назвать пьесу «Несчастный отец красивой мещанки». Или «Безумная любовь дворянина Фердинанда Вальтера». Или «Крах отцу, если он тиран-интриган». Или «Совесть фаворитки правителя». Или «Чем ниже чин подлеца, тем изворотливей его дела». Или «Царедворец. Или как лучше угождать и вписываться». Или «Аморальность власти и властимущих». Автор вживается в образ каждого, этот каждый иначе не может, вынужден поступать именно так… и жалит, жалит, жалит. Вот сейчас он отчаявшийся влюбленный, он просто на грани, а теперь расчетливый делец, а что ему еще осталось? вот она обиженная и винящаяся добродетель, а теперь ничего не боящийся пожиратель судеб, чье пожирание стало искусством. И ведь знает он все про каждого, каждый у него болит и берет слово. Автор – «продавец скорпионов». Но в итоге назвал он свою пьесу как назвал. «Коварство и любовь». Если Луиза это сама любовь, то называть только ее именем коварную драму было бы нечестно. Коварство кроется не только в интригах и подлостях, свалившихся на голову влюбленным. Оно в том, что принадлежали они к разным сословиям. И не просто принадлежали, каждый был в свое сословие влюблен, вне его себя не видел. Да и сословия их бы тоже не отпустили. А может быть, любовь это Луиза, а коварство – ее избранник Фердинанд? Мещанка Луиза, любя и мирясь с миром, вместила в себе интересы всех кого любила. А ведь у нее был повод извести себя ревностью. Любовь дворянина Фердинанда несовместима с жизнью. Это любовь? Это определенно достойно какого-то названия, но насчет любви я не уверена. Хотя, к самому себе. Чем не любовь? Мужчины вступают в словесные поединки с мужчинами. Женщины с женщинами. При этом, на одну любовь с десяток коварств, пяток эгоизмов и две глупости. Да еще на фоне несправедливости существующего государственного управления. Если бы не острота и мудрость их речей, (как будто в последний раз), можно было бы по-читательски обидеться (силы -то изначально не равны), но картина заставляет собой любоваться и вдохновлять на дальнейшее знакомство с автором.