Фридрих Незнанский
Тень Сохатого

3. Изюм из булочек

Арест бизнесмена Ласточкина насторожил Александра Борисовича Турецкого. Его не покидало ощущение, что вся эта история, лихо закрученная прокуратурой и активно раздуваемая прессой, шита белыми нитками. Этим он и поделился с женой за ужином.

Ужинали они в маленьком китайском ресторанчике, который открылся неподалеку от их дома и куда жена Ирина любила захаживать – иногда просто для того, чтобы выпить чашку зеленого чаю.

– Ты посмотри, какой здесь колоритный зал! – восхищенно говорила она мужу, оглядывая многочисленные ширмочки и огромные веера, развешанные по стенам. – Такое чувство, как будто мы за тысячу километров от дома. А дом-то – вон он, совсем рядом!

В ответ Александр Борисович скептически пожимал плечами. Он не разделял восторгов жены. Он предпочитал ужинать дома. Борщ, пельмени, жареная курочка, котлеты и макароны с подливкой – простая домашняя кухня нравилась «важняку» гораздо больше здешней экзотики.

– Ни за что на свете не стану есть еду, которая называется «сычуанской», – сердито отзывался он. – Меня от одного названия мутит.

– Между прочим, твои любимые пельмени были изобретены в Китае, – информировала Ирина своего строптивого мужа. – И они есть в меню.

К третьему посещению ресторанчика Турецкий вполне смирился с неаппетитными названиями блюд. Даже глупая улыбка на круглом лице официантки-казашки, изо всех сил изображающей китаянку, перестала его раздражать. Ирина Генриховна одержала очередную победу над мужем и в глубине души торжествовала.

За совместными ужинами Турецкий часто делился с Ириной своими мыслями и соображениями относительно дела, которое он в данный момент вел. Так было и на этот раз. Ирину скепсис мужа не удивлял. Она давно привыкла к тому, что Турецкий ничего не принимает на веру, не имея веских доказательств или хотя бы гипотез, имеющих «правдоподобный вид» (как выражался сам Александр Борисович). В шумихе, поднявшейся вокруг компании «Юпитер», возглавляемой Боровским, ему виделся чей-то злой умысел.

– Пойми, дорогая, в нашем деле случайностей почти не бывает, – сказал Турецкий, запив свинину с ананасами китайским пивом и поморщившись. – Конечно, случается, что одно дело тянет за собой другое. Но здесь не тот случай.

– Почему ты так в этом уверен? – поинтересовалась Ирина.

Турецкий пожал плечами:

– Ну, во-первых, интуиция.

– О, простите, мистер Холмс! – шутливо воскликнула Ирина. – Продолжайте, пожалуйста.

– А во-вторых, я знаком с материалами дела Боровского. Конечно, кое-что там есть, но… – Он вновь пожал плечами. – Все это похоже на изюм из булочек.

– Из каких булочек? – не поняла Ирина.

– Ну вот смотри. Допустим, тебе понадобился изюм, чтобы положить его в плов, так?

– Так.

– А под рукой у тебя этого изюма нет. Зато есть целая куча булочек с изюмом. Что ты будешь делать?

Ирина усмехнулась:

– Ну, по крайней мере, не стану ковырять булочки, чтобы достать из них изюм.

Турецкий кивнул:

– Вот именно. А тут такое ощущение, что перелопатили гору булочек, в надежде достать хоть что-нибудь. А когда хочешь достать хоть что-нибудь, ты это «что-нибудь» обязательно наковыряешь.

– Даже если булочки без изюма? – усомнилась Ирина.

Турецкий отпил пива, снова поморщился и ответил:

– В этом случае изюм можно заранее туда запихать. А потом «найти». Время от времени такое случается. И не делай таких изумленных глаз.

Ирина Генриховна и впрямь насмешливо выпучила глаза, изображая изумление. Но Турецкий, судя по его озабоченному виду, не настроен был шутить, поэтому Ирина ответила серьезно:

– Что ж, тебе виднее. Ты можешь наблюдать эту чехарду изнутри, а я знаю только то, что говорят по телевизору. А что, ты и в самом деле, думаешь, что Ласточкина арестовали, чтобы прижать Боровского?

– Не знаю, золотце, не знаю. Я не занимаюсь делом Ласточкина. А что касается Боровского… тут тоже все покрыто туманом и мраком. Сам он упорно отмалчивается. Как будто нарочно роет себе могилу.

– Или боится, что по неосторожности может сказать что-то такое, что принесет вред не только ему, но и его близким людям, – заметила Ирина. – Впрочем, это мое субъективное женское мнение. Тебе на него конечно же наплевать.

– Ну почему же, – возразил Александр Борисович. – Женщины тоже иногда бывают правы. Особенно ты. – Он с любовью посмотрел на жену и, улыбнувшись, добавил: – Ты у меня удивительно проницательная женушка!

– С кем поведешься, от того и наберешься, – парировала Ирина.

Турецкий вновь улыбнулся и сказал:

– Спасибо.

– За что? – подняла брови Ирина.

– Не так уж часто ты говоришь мне комплименты.

– Не так уж часто ты на них напрашиваешься, – с прежней иронией ответила Ирина. – Ты собираешься вникать в детали дела Ласточкина?

Турецкий задумался, покручивая на столе высокий стакан с недопитым пивом. Ирина смотрела на него внимательно и уважительно (она знала, что мужу нравится, когда она так на него смотрит, и изредка баловала его этим взглядом). Наконец он ответил:

– Дело ведет Гафуров. Если честно, мне этот парень не по душе…

– Да, ты что-то о нем рассказывал, – кивнула Ирина.

– Обращаться к нему за помощью… – Турецкий дернул плечом.

– Бесполезно? – спросила Ирина.

– Не то чтобы бесполезно, но малоинформативно. Это довольно скользкий тип. И скользит он, как правило, в том направлении, в каком ему укажет Казанский.

Ирина задумчиво наморщила лоб:

– Ты говорил, но я забыла – это какой-то ваш начальник?

– «Какой-то», – шутливо передразнил Турецкий. – Казанский – это начальник Следственного управления Генпрокуратуры. А Гафуров из тех, кому карьера дороже истины, поэтому он легко повернется туда, куда подует ветер.

Ирина деловито кивнула:

– Ага, ясно. И что ты намерен делать?

– Хочу поговорить с журналистами, – сказал Турецкий. – По части добывания информации они настоящие доки. Помнишь Семена Комарова?

– Того самого? Журналиста?

– Угу.

– Помню.

– Я ему сегодня звонил. Он обещал свести меня с одним обозревателем, который знает историю Ласточкина как свои пять пальцев.

– Откуда такая осведомленность?

– Он написал о Ласточкине и его банке цикл статей в «Финансовом еженедельнике». Статейки я просмотрел, но хочу еще раз услышать всю историю из уст самого обозревателя. От и до.

– А с Гафуровым этот твой обозреватель уже говорил?

Александр Борисович покачал головой:

– Нет. Гафуров с ним даже не встречался. Гафуров вообще ведет себя так, словно ему известны все тайны вселенной. А зачем человеку, который знает все тайны вселенной, встречаться с какими-то журналистами?

– Как зачем? – насмешливо спросила Ирина. – Ведь их можно посадить! Разве не в этом заключается ваша работа?

– Отчасти и в этом, – спокойно ответил Турецкий, привыкший к ерничанью жены. – Но только если будет дан такой приказ. А пока приказа нет, они могут гулять спокойно.

– Ну слава богу. Тогда давай закажем вина и выпьем за свободу!

Турецкий приподнял бровь и удивленно посмотрел на жену.

– Но сегодня только четверг, – возразил он.

Ирина пожала плечами:

– Ну и что? Зато завтра до обеда у меня нет занятий, и я буду отсыпаться.

– Как скажешь, дорогая, – сдался Турецкий, повернулся и жестом подозвал луноликую официантку.

4. Эстрадный номер

На следующее утро у Турецкого было много бумажной работы. Протоколы, отчеты и информационные справки, которые требовалось подшить в дело, были разложены по столу. Время от времени Александр Борисович закуривал сигарету, откидывался на спинку стула и с ненавистью оглядывал все это бумажное «сокровище».

Он вдруг вспомнил, что где-то за границей трупы мусульманских террористов заворачивают в свиные шкуры, чтобы они не попали в мусульманский рай. «Мое тело завернут в эти бумаги, – со злорадной грустью подумал Турецкий. – Тогда я не то что в рай, в чистилище не попаду».

На столе зазвонил телефон. Турецкий взял трубку:

– Да.

– Алло, Александр Борисович?

– Он самый.

– Здравствуйте. Я – Олег Попов.

– Правда? – Турецкий усмехнулся и протянул руку за пачкой сигарет. – А я – Юрий Никулин. Как насчет совместного эстрадного номера?

На том конце провода повисла пауза.

– Простите, вырвалось само собой, – повинился Турецкий. – Вы Олег Иванович Попов, обозреватель «Финансового еженедельника», так? – Турецкий закурил и помахал рукой, отгоняя от лица дым.

– Совершенно верно, – отозвался Попов. – Вот уж не думал, что у сотрудников Генпрокуратуры есть чувство юмора.

– В Генпрокуратуре все есть. Даже свои клоуны. Семен передал вам мою просьбу?

– Да. Я поэтому и звоню.

– Где и когда мы встретимся?

– М-м… Ближайшие полтора часа у меня загружены… Что, если часика в два в каком-нибудь кафе? Вас это устроит?

– В два? – Турецкий прикинул в уме, сколько времени ему понадобится, чтобы закончить работу с бумагами, лежащими у него на столе, и кивнул: – Вполне. Где вам удобней?

– Где-нибудь в центре. Знаете ресторан «Пироги»?

– Это где на стенах полки с книгами?

– Точно.

– Что ж, давайте. Если мне не изменяет память, там подают не только домашние пироги, но и неплохую маринованную говядину.

– Отлично. Тогда давайте на первом этаже. На мне будет коричневый вельветовый пиджак.

– Заметано. Только не опаздывайте. У меня времени тоже в обрез.

Журналист клятвенно пообещал прийти вовремя, и Турецкий положил трубку на рычаг.

Олег Попов пришел вовремя. А вот Турецкий на пятнадцать минут опоздал.

– Пробки, – объяснил он, усаживаясь за столик.

– Бывает, – кивнул журналист.

Несмотря на столь знаменитое имя, Олег Попов вовсе не был похож на клоуна. Это был сухопарый молодой человек со строгим лицом, высоким лбом с залысинами и тонкими, поджатыми губами инквизитора.

Он сухо поздоровался с Турецким, в то же время внимательно и несколько неприязненно буравя его небольшими черными глазами. Было видно, что он не питает теплых чувств к представителям закона, вероятно считая их всех продажными и подлыми людьми. Турецкому был прекрасно знаком такой тип журналистов. Жизнь научила их не доверять людям, поэтому им трудно было менять свои убеждения. Впрочем, Александра Борисовича это нисколько не напрягало, поэтому он не обратил на неприветливый тон Попова никакого внимания.

Александр Борисович заказал себе чашку кофе, и беседа началась.

– Итак, вы хотите узнать подробности дела Ласточкина, – проговорил Попов сухим, строгим голосом. – Но вы понимаете, что я могу дать вам лишь свою оценку событий? И она не обязательно совпадет с вашей.

Турецкий кивнул:

– Прекрасно понимаю. Свою оценку я знаю сам. А вот ваша меня весьма и весьма интересует.

Журналист чуть склонил голову, пытаясь понять, какой тайный смысл вложил Турецкий в эту фразу, но, видимо, никакого тайного смысла не обнаружил, а потому стал еще суровее.

– Прежде всего, я хочу сказать, что не верю в вину Антона Ласточкина и считаю это дело целиком и полностью сфабрикованным, – грубовато изрек журналист.

Сказав это, Попов снова внимательно уставился на Турецкого, оценивая эффект, произведенный только что произнесенными словами. Но лицо Александра Борисовича было абсолютно непроницаемо. Поэтому Попову ничего не оставалось, как продолжить:

– Дело крутится вокруг акций фирмы «Недра». Десять лет назад ЗАО «Берег» на конкурсной основе приобрело двадцать процентов этих акций. А «Берег» в то время контролировался банком «Город», которым руководил Антон Ласточкин. Впрочем, зачем я вам это рассказываю? Вы ведь в курсе, да?

– Как сказать, – сказал Турецкий, достал из пачки сигарету и вставил ее в рот. – Что-то я знаю, что-то – нет. Рассказывайте все по порядку, так вам и самому будет удобнее.

– Хорошо, – согласился Попов, подождал, пока Турецкий прикурит, и продолжил: – Одним из условий договора являлось то, что победитель конкурса должен был взять на себя определенные обязательства. А именно – выполнить заведомо нереальную инвестиционную программу. Дело в том, что стоимость приобретенных «Берегом» акций составляет что-то около двухсот двадцати пяти тысяч долларов. А инвестировать в ОАО «Недра» следовало двести восемьдесят миллионов долларов. В частности, фирма «Берег» должна была погасить задолженность фирмы «Недра» перед энергетиками, построить в Мурманске Дом малютки, пивной завод и другие социально значимые объекты.

– Да уж, значимые, – хмыкнул Турецкий. – Особенно пивной завод.

– Мурманская областная прокуратура, – продолжил Попов, – тут же подала в арбитражный суд иск о признании конкурса недействительным. Судебная тяжба длилась два года. За это время фирма «Берег» успела частично выполнить свои обязательства по инвестированию – примерно на сумму одиннадцать миллионов долларов.

Несмотря на это, в Фонде федерального имущества вдруг решили, что «Берег» не справляется со своими обязательствами, и подали иск о возврате акций.

– Те самые двадцать процентов?

– Да. Стоимостью двести двадцать пять тысяч долларов. Но к тому времени хозяева «Берега» не могли этого сделать, поскольку акции уже были перепроданы. К тому же они были не согласны с решением Фонда федерального имущества. Они ведь уже инвестировали в «Недра» одиннадцать миллионов долларов и не собирались списывать эти деньги со счетов. Их можно понять, правда?

– Ну, разумеется, – кивнул Турецкий. – Моя жена лишнего червонца со счетов не спишет, не то что миллионы долларов. Продолжайте.

Попов продолжил:

– Два года назад Фонд изменил свои требования и попросил взыскать с «Берега» вместо перепроданных акций пятьсот миллиардов рублей. В зачет убытков. «Берег» не стал спорить, и в конце две тысячи второго года эта сумма была перечислена на счет Фонда.

– Какую роль во всем этом играл Антон Ласточкин? – спросил Турецкий.

Попов пожал плечами:

– Сейчас это трудно сказать. Но лично я уверен, что к «хищениям» акций он отношения не имел. – В кармане у журналиста запиликал телефон. – Простите, – сказал Попов, достал трубку и приложил ее к уху. – Слушаю… Да… Нет… Что?.. Ну, почему же, я готов… А попозже нельзя?.. Хорошо, я подъеду.

Журналист убрал телефон в карман, посмотрел на Турецкого и сказал извиняющимся голосом:

– Александр Борисович, простите, но мне нужно идти.

– Это настолько обязательно? – поднял брови Турецкий.

Попов вздохнул:

– Увы. Срочное дело. Я и сам не ожидал.

Журналист бросил на стол деньги за кофе, встал и протянул руку Турецкому:

– У меня есть ваш телефон. Постараюсь позвонить вам сегодня вечером. Еще раз простите за то, что отнял у вас время.

– Ничего, переживу.

Турецкий пожал журналисту руку, тот еще раз извинился и ушел.

Александр Борисович отхлебнул кофе и достал еще одну сигарету. Встреча с журналистом не принесла желаемых результатов. Впрочем, Турецкий понял, что ничего нового Попов сообщить ему не сможет. Стандартный набор фактов, который можно прочесть в любом журнале, не говоря уже о материалах дела Ласточкина, которые Александр Борисович успел просмотреть.

Еще раз ознакомившись с этими материалами сегодня утром, Турецкий пришел к выводу, что здесь налицо гражданско-правовой конфликт, подлежащий разрешению со стороны арбитражного суда. Отсюда можно было сделать вывод, что дело против Ласточкина было возбуждено безосновательно и по «заказу». Но Александр Борисович никогда не спешил с выводами.

Размышляя, Турецкий докурил сигарету, выплеснул в рот остатки остывшего кофе, и к тому моменту, когда подошел официант со счетом, в его голове уже созрел план дальнейших действий.

5. Депутатский запрос

Олег Иванович Юркин, тот самый депутат Госдумы, который послал депутатский запрос относительно «криминальной» деятельности бизнесмена Боровского, а позже и Ласточкина, сидел перед Турецким и неприязненно поблескивал глазами из-под насупленных бровей. Он был весь какой-то всклокоченный и нахохленный, этот Юркин. Всклокоченные седоватые волосы, встопорщенный пиджак, явно не подогнанный по фигуре, даже косматые брови и те грозно топорщились в разные стороны, как крылья лохматой птицы. Да и кабинет у него был какой-то неуютный. Слишком функциональный, что ли. Ни тебе картинки на стене (кроме портрета любимого президента), ни фотографии жены и детей на столе – ничего такого.

Турецкий заговорил с ним предельно вежливым и мягким тоном:

– Скажите, Олег Иванович, вы послали этот депутатский запрос по своей инициативе?

Юркин фыркнул:

– Что это за вопрос такой? Ну, конечно, по своей! По чьей же еще? – Он хищно прищурился на Турецкого. – А что вы вообще имеете в виду?

Турецкий вежливо улыбнулся:

– Олег Иванович, не стоит принимать мои вопросы в штыки. Мы с вами просто разговариваем.

Юркин грозно нахмурил брови:

– Вот именно. Но я хочу знать, что вы имели в виду, когда задавали этот вопрос?

– Что я имел в виду? – Турецкий задумчиво потеребил пальцами плохо выбритый подбородок. – Ничего особенного. Просто я подумал, вдруг вам кто-нибудь позвонил и попросил это сделать? Всякое ведь бывает в жизни. Допустим, идея у вас созрела давно, но не было… как бы это сказать… толчка извне. Знаете, как у художников и поэтов? Замысел они вынашивают годами, а потом р-раз – сели и написали гениальную вещь.

– Какой еще толчок? – скрипуче и подозрительно вопросил Юркин. – На что это вы намекаете? Не было никакого толчка! Я просто выполнил свой депутатский долг, вот и все. И нечего разводить здесь инсинуации!

Турецкий вздохнул.

– Хорошо, – сказал он, – я понял. Значит, запрос вы написали просто по вдохновению. Решили – и написали. Так?

Юркин кивнул:

– Так. Если называть «вдохновением» долг перед своим народом.

– Но почему вдруг вы решили выполнить свой долг именно таким образом?

– Как это почему?! – вновь взвился депутат. – Неужели такие вещи нуждаются в объяснении? Депутат – это выразитель чаяний народа. Когда одни жируют и воруют, а другие прозябают в нищете – разве это справедливо? – Юркин яростно усмехнулся и покачал головой: – Нет! Люди вправе знать, куда и на что тратятся богатства их земли. А значит, и их собственные богатства. – Он подозрительно прищурился на Турецкого: – А сами-то вы что, с этим не согласны, так я понимаю?

– Ну почему же, – пожал плечами Александр Борисович. – В принципе, вы абсолютно верно рассуждаете. Вот только…

– Что?

И тут в лице Турецкого произошла разительная перемена. Оно слегка вытянулось, осунулось и стало сухим и строгим, как у школьного учителя. Его серые глаза сверкнули холодным блеском. Турецкий прищурился, резко подался вперед и сказал голосом веским и ледяным, как у прокурора, обличающего преступника:

– А то, уважаемый Олег Иванович, что ни черта у вас не сходится. Ясно вам? Не схо-дит-ся.

– То есть как это не… – испугался Юркин. – Позвольте!.. Вы что же, в чем-то меня подозреваете?

– Я подозреваю вас в том, что вы говорите ложь! – резко сказал Турецкий. – Между прочим, за дачу ложных показаний у нас в стране предусмотрена уголовная ответственность.

– Ка… какая ответственность? – побледнев, проговорил Юркин.

– Уголовная! – грозно прорычал Турецкий. – И если будете юлить, я сделаю все, чтобы испортить вам жизнь.

– Мне? Жизнь? – Испуг у депутата прошел, и теперь глаза его загорелись яростью, обидой и негодованием. – Перестаньте! – обиженно проговорил он. – Слышите, перестаньте разговаривать со мной таким тоном! Я вам не мальчишка какой-нибудь! Я – народный депутат! И пусть борзописцы обвиняют меня в чем хотят! Пусть пишут в своих гнусных статейках, что я действовал «по заказу»! Да если и так – ну и что с того? Какое, собственно, им до этого дело? А если заказ совпадает с моим личным мнением, а? А если я нашел истинных единомышленников? – Юркин говорил все яростнее и горячее, явно потеряв осторожность. Он почти кричал. – Неужели господа борзописцы думают, что нас, честных людей, мало? Что мы не найдем помощи, если захотим? Или что другие честные люди, радеющие за благо государства, не могут обратиться к нам за помощью? Могут! И мы им поможем! Поможем, потому что у нас одно общее дело – посадить преступников в тюрьму! И каждый честный гражданин обязан оказать государству помощь, если государство обратится к нему с такой просьбой! И…

Внезапно Юркин осекся и уставился на Турецкого так, словно только что его увидел. Затем он явно сконфузился (видно, увлекшись демагогией, позабыл, что он здесь не один, и слишком уж сильно разоткровенничался) и, слегка порозовев, проговорил:

– Впрочем, вы не должны расценивать эти мои слова в том смысле, что я действовал по чьему-то наущению. Я абсолютно не это имел в виду.

– Я понимаю, понимаю, – кивнул Турецкий. – Вы имели в виду только то, что имели.

– На что это вы намекаете? – нахмурившись, спросил Юркин.

Турецкий усмехнулся:

– Упаси меня Боже на что-либо намекать. Я имею в виду только то, что, выражаясь подобным образом, вы выражали именно то, что выражали, и имели в виду только то, что хотели иметь. Но я не имею в виду выражения, в которых вы это выражали. Вот и все.

Юркин озадаченно посмотрел на Турецкого. Александр Борисович невинно ему улыбнулся и уточнил:

– Значит, вам надоело терпеть беспредел, который творят в стране олигархи, и вы решили прижать их к ногтю. И решение это вы приняли сами, без чьего-либо совета. Я все правильно понял?

Юркин долго молчал. Видимо, насмешливая тирада Турецкого расстроила какую-то микросхему в его мозгу, и случился сбой программы. Затем депутат устало вздохнул и ответил с обидой в голосе:

– Я не говорил, что ни с кем не советовался. Но это уже мое личное дело, с кем мне советоваться. Между прочим, мне очень странно, что следователь из Генпрокуратуры разговаривает со мной подобным тоном. Ведь преступник не я, а он – Боровский. И его приспешник Ласточкин. И сколько веревочке ни виться… исход известен! С этими мерзавцами вы должны разговаривать таким тоном, а не со мной. – Юркин посмотрел на часы, затем перевел взгляд на Турецкого и сказал: – Знаете что, Александр Борисович, я думаю, что наша встреча закончена. Я сказал вам все, что мог сказать. Большего от меня не ждите.

На этом разговор был закончен.

Расставшись с Юркиным, Турецкий был на девяносто процентов уверен, что депутат поет с чужого голоса. Слишком глупым, трусливым и мелким человеком он был, чтобы решиться самостоятельно бросить вызов самым богатым людям России. Но кто именно нашептывал на ухо Юркину нужные слова? С чьего голоса он пел и что именно задумал этот таинственный змей-искуситель, работающий «во благо государства»? Это еще предстояло выяснить.