Проснувшись спустя час, Пташка тяжело поднялся на ноги. Несколько секунд он в изумлении смотрел на спящего Али, пытаясь припомнить, что это за парень и как он сюда попал. Память возвращалась неохотно. Тогда Пташка Божья взял со стола бутыль, вылил в рот остатки самогона, занюхал горбушкой хлеба и снова посмотрел на Али. В голове его раздался щелчок – он все вспомнил. Стараясь не скрипеть половицами, Пташка на цыпочках выбрался из кухни и прошел в прихожую. Там он, опасливо косясь на дверь кухни, снял трубку телефона и набрал номер своего старого знакомого– генерала Грязнова.
– Слушаю! – грозно сказал Грязнов.
Пташка Божья поежился.
– Алло, Вячеслав Иваныч?
– Он самый.
– Вячеслав Иваныч, это Пташка Божья!
– Что? Какая к черту пта… Ах, Пташка. Ну, здравствуй, Пташка. Чего звонишь?
– Соскучился. Голос ваш давно не слышал.
– Теперь услышал?
– Да.
– Ну, прощай.
– Подождите! – Пташка Божья осекся, испуганно покосился на дверь и повторил, понизив голос почти до шепота: – Подождите, Вячеслав Иваныч. Вы ведь знаете, я попусту вас никогда не тревожу. Раз звоню, значит, есть повод.
– Продолжай.
– Нам бы встретиться. Лично.
– Что, трубы горят? Хочешь пивка на халяву попить?
– Вячеслав Иваныч, как вам не стыдно? Речь идет не о моем материальном благополучии, а о жизни десятков… нет, сотен людей! Неужели вы так равнодушны к чужой беде?
– Ладно, демагог. Где ты хочешь встретиться?
– В «Бочке».
– Ближний свет! А почему именно в «Бочке»?
– А там пиво дешевле.
– Что-о?
– Гражданин начальник, я ведь о вашем кармане забочусь. Мой карман пуст и дыряв, и забота ему не нужна. Да и место тихое, никто нам там не помешает.
Грязнов помолчал, потом сказал:
– «Бочка» отменяется. Встретимся на явочной квартире.
– Но Вячеслав Иванович…
– Обсуждению не подлежит. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел тебя с ментом. Если тебе потом отрежут уши, я никогда себе этого не прощу.
– Ох и любите вы нагнетать! – вздохнул Пташка Божья. – Воля ваша. Диктуйте адрес.
– Адрес ты знаешь. Серый дом на улице Удальцова. Будешь там через час. Успеешь добраться?
– Попробую.
– Ну, бывай.
Честно говоря, конура была так себе, даром что явочная квартира. Мебель старая, «совдеповская»: два убитых кресла, такой же диван, сервант с допотопными мраморными слониками, скрипучая тахта. На стене – репродукция «Трех богатырей» Васнецова, до того выцветшая, что от Алеши Поповича остались только шлем да дико вытаращенный глаз, а все остальное было окутано дымкой.
– Я смотрю, здесь ничего не изменилось, – сказал Пташка Божья, с усмешкой оглядывая комнату. – Мило и со вкусом. Как, бишь, это называется?.. Минимализм?
– О своих эстетических пристрастиях ты мне потом расскажешь, – строго осадил его Грязнов. – А теперь давай о деле.
– Как скажете.
Пташка развалился в кресле и закинул ногу на ногу. Несмотря на то что квартирка была ветхая, здесь он себя чувствовал важной персоной.
– Сигаретку позволите?
– Бери.
Пташка вытянул из пачки «Мальборо» сигарету, поднес ее к носу, понюхал, сладко жмуря глаза, и только потом закурил.
– В общем, так, – начал, вальяжно пуская дым. – Сижу я, значит, у себя дома, думаю о жизни, ковыряю в носу, как вдруг – звонок. Открываю – Гусь. Это один пропойца с Казанского вокзала. А рядом с ним – незнакомец…
Пташка Божья подробно рассказал Грязнову о своем новом жильце и о речах, которые тот вел. Не забыл ни про то, что скоро в Москве все «затрясется и заволнуется», ни про «братьев-славян», которые по приказу «чернозадых» эти «волнения-потрясения» устроят. А вдобавок сообщил:
– Когда Али колес своих наглотался, то бредить стал. Вроде как бубнить сквозь сон.
– И что он говорил? – спросил Грязнов.
Пташка Божья сделал скорбное лицо и вздохнул:
– Там много не по-русски было. Но кое-что я разобрал. Что-то насчет подкопа под Москвой.
– Подкоп под Москвой? – Грязнов недоверчиво вгляделся в лицо Пташки и сказал: – Под рекой, что ли?
Пташка помотал головой:
– Этого я не знаю. Но про какой-то подкоп он бубнил точно.
Грязнов задумчиво наморщил лоб:
– Бред какой-то.
– Ну вот, – обиженно поджал губы Пташка, – не для того я вам все это сообщал, чтобы оскорбления услышать, гражданин начальник. Я человек маленький, и обидеть меня легко, но если я обижусь по-настоящему, то уже никогда…
– Ладно, ладно, не ворчи, – оборвал его причитания Грязнов. – Что сообщил – молодец. Объявляю тебе благодарность от лица МВД.
Пташка Божья улыбнулся:
– Благодарность – вещь хорошая, товарищ генерал, а как насчет гонорара? Я, конечно, патриот и страну свою люблю, но задарма работать не привык. Любой труд на благо страны должен достойно оплачиваться, так ведь?
– Так. – Вячеслав Иванович достал из кармана конверт и протянул его Пташке. – Вот, возьми.
Пташка взял конверт и с полным достоинства видом, не глядя, запихнул его в карман. Потом все-таки не выдержал и уточнил:
– Много там?
– Обижен не будешь, – заверил его генерал Грязнов. – Если информация насчет готовящейся операции и о подкопе подтвердится, получишь премиальные. Идет?
– Заметано!
– Живешь там же?
– Угу.
– Жильцу своему о пьяном разговоре не напоминай. Про «волнения и потрясения» не заикайся. Мы сами с ним разберемся. Все понял?
– Так точно.
– Ну бывай.
Австрия, Вена. Помещение ОПЕК. За несколько дней до сообщения Пташки Божьей.
Халид аль-Адель выглядел весьма солидно, а со своими собеседниками держался снисходительно и вальяжно, как и подобает арабскому миллиардеру, ведущему переговоры с европейцами. Миллиардеру на вид было не больше сорока пяти лет, а благодаря прекрасному телосложению европейский костюм сидел на нем гораздо лучше, чем на двух его собеседниках.
Альхаров и Копылов ждали от него ответа, их лица застыли в немом напряжении, однако аль-Адель не торопился. Он лениво отхлебнул из пиалы чаю, поставил ее на стол, промокнул губы мягкой салфеткой и сказал:
– Господин Копылов, скажу вам прямо: мне ваша идея кажется интересной. Да вы и сами это понимаете: ведь, пока вы говорили, я не перебил вас ни разу. Предлагаемая вами схема, безусловно, заслуживает внимания. Но она нуждается в большой… э-э… доработке.
– Вас что-то смущает в ней? – спросил Эраст Абдурахманович Копылов.
– Да, Халид, – поддержал Копылова Альхаров, – если вам что-то не нравится, скажите прямо. Мы не первый год с вами знакомы. Раньше вам достаточно было моего честного слова.
Халид аль-Адель вежливо склонил голову и ответил:
– Вы правы, Владлен. Но я, кажется, ничем не выразил своего недоверия. Я и сейчас доверяю вашему слову.
– Тогда в чем дело?
– Дело в том, что я не из тех людей, кто подает милостыню. А вы, – он обвел взглядом сидящих перед ним мужчин и улыбнулся, – вы не из тех, кто ее берет.
Альхаров нахмурился:
– Что это значит, Халид?
– Я знаю, какую выгоду вы получите от нашей сделки. И прекрасно знаю, господин Копылов, насколько вы сейчас нуждаетесь в деньгах. Ваш банк «Омега» находится на грани банкротства.
– Я ничего от вас не скрываю, уважаемый аль-Адель, – обиженно сказал Копылов. – Я пришел к вам с чистыми помыслами и чистыми руками. А что касается моего бизнеса… мне нечего добавить к тому, что я уже рассказал.
– Знаю, – кивнул Халид аль-Адель, продолжая улыбаться. – Все знаю, уважаемый. И верю в ваши добрые намерения. Поймите, я не против того, чтобы вы наладили ваши дела, пусть даже за мой счет. Я сочту за честь вам помочь. Но для этого и вы должны помочь мне. Восток держится на щедрости, радушии и взаимном доверии. Вы ведь чеченец, господин Копылов, и должны это понимать.
Эраст Абдурахманович поморщился:
– Я бы не сказал, что я чеченец. Я просто…
Аль-Адель сделал предостерегающий жест рукой:
– Не надо. Не надо ничего объяснять. В Москве чеченцам приходится туго, и вы вправе себя обезопасить. Что бы обо мне ни говорили, я человек лояльный и не считаю вас отступником. К тому же я знаю, что вы всегда готовы прийти на помощь людям, в жилах которых течет та же кровь, что текла в жилах ваших дедов и прадедов.
Копылов вновь поморщился.
– Халид, твоя привычка говорить намеками раздражает многих, – сказал Альхаров. – Скажи прямо, чего ты хочешь?
Аль-Адель сложил брови домиком и добродушно ответил:
– Я же сказал – помощи. Скоро мне понадобятся свои люди в Москве. И я готов щедро отблагодарить этих людей.
Халид аль-Адель замолчал, оставив, как всегда, фразу недоговоренной. Однако Альхаров все понял. Он повернулся к Копылову, прищурил глаза и тихо спросил:
– Ну?
– Я думаю, мы договоримся, – тихо ответил Эраст Абдурахманович.
Утром следующего дня Владлен Владленович Альхаров по своей обычной привычке заехал в кафе выпить чашку кофе и съесть пару сдобных булочек, до которых был весьма охоч. Он уже собрался выйти из машины, когда резкий толчок, сопровождающийся скрежетом металла, выдернул его из водительского кресла и бросил грудью на руль.
– Твою мать! – выругался Альхаров, мгновенно сообразив, что произошло.
Из машины он выскочил с вытаращенными от гнева глазами и пунцовыми щеками, отчаянно матерясь.
– Ты что делаешь, ублюдок! – крикнул Альхаров по-немецки и – осекся.
Из подрезавшего его «опеля» выскользнуло неземное существо и посмотрело на Альхарова неземными глазами, полными испуга, вины и раскаяния.
– Дамочка, вы что, не смотрите, куда едете? – угрюмо произнес Альхаров.
Ресницы прекрасной незнакомки дрогнули.
– Простите ради бога, – проговорила она глубоким хрипловатым голосом. – Видимо, я задумалась.
– Задумалась она, – проворчал Владлен Владленович. – А если бы вы пострадали? Вы понимаете, что могло случиться с вашим милым личиком?
Девушка растерянно улыбнулась.
– Я была пристегнута, – сказала она виновато. – А как вы? С вами все в порядке?
– Со мной-то? – Альхаров оглядел девушку с ног до головы. – Бывало и получше. В груди что-то побаливает, но я думаю, что авария здесь ни при чем. Во всем виноват ваш взгляд!
– Мой взгляд? – вскинула собольи брови девушка.
– О, да. Ваш взгляд разбил мне сердце.
– Вы шутите.
– Нисколько. Я чувствую себя смертельно раненым, и только вы можете помочь мне почувствовать себя лучше.
Девушка улыбнулась, блеснув белоснежными ровными зубками:
– И что я должна для этого сделать?
– Для начала сказать, как вас зовут, а потом выпить со мной чашечку кофе.
– А это загладит мою вину?
Альхаров ухмыльнулся и сказал:
– Частично. Как вас зовут?
– Меня? – Девушка кокетливо потупила взгляд. – Элеонора.
К вечеру следующего дня похолодало, но в этой милой квартирке было тепло и уютно. Невысокие стены, оклеенные бежевыми обоями, мягкий бордовый ковер под ногами; резной шкафчик красного дерева, заполненный безделушками, которые так любят собирать женщины. Темный трельяж, а на нем – целая батарея благоухающих флакончиков и коробочек, названия которых ни о чем не скажут большинству мужчин, но содержимое которых призвано поддерживать красоту и привлекательность их хозяйки. Эх-хе! Хорошо вот так прийти с улицы, забраться с ногами в кресло, и чтобы рядом щебетала изящная девушка, ласковая и ручная, как домашняя кошечка.
Так или примерно так думал Владлен Владленович Альхаров, садясь в пушистое розовое кресло. Он улыбнулся. Ощущение было такое, словно он погрузился в ванну с теплым киселем. Черт их знает, этих женщин, что они находят в такой чрезмерной мягкости? Неудобно ведь. Или их попки устроены иначе, чем мужские задницы?
– Вы уже устроились? – послышался из ванной комнаты глубокий хрипловатый голос Элеоноры.
Альхаров облизал вмиг пересохшие губы: одного этого голоса достаточно было, чтобы возбудиться.
– Да! – отозвался он в ответ. – Уже сижу!
Последнее слово вызвало у Альхарова неприятные ассоциации, и он трижды сплюнул через левое плечо.
– Напитки нашли?
– Э-э… – Владлен Владленович завертел изрядно полысевшей головой, увидел рядом с диваном столик, уставленный бутылками и стаканами, и крикнул:
– Да! Все в порядке!
– Наливайте и пейте! А я скоро!
– О’кей!
Владлен Владленович протянул руку, взял со столика бутылку водки, повернул ее этикеткой к свету и тщательно изучил. Затем отвинтил крышку, понюхал горлышко и снова пробежал глазами по этикетке.
– Надо же, – удивился он. – Изготовлено в Москве. Хм… – Он, кряхтя, потянулся за стаканом. – Попробуем, так ли ты хороша на вкус, как на цвет и на запах.
Наполнив стакан на треть, Альхаров на секунду задумался и затем долил еще – до половины.
– Треть – плюнуть и растереть. А половина – никогда не пройдет мимо, – прокомментировал он свои действия.
Из ванной донесся плеск воды. Владлен Владленович представил себе Элеонору, стоящую обнаженной под тугими струйками душа, и по его телу пробежала нервная дрожь. Все-таки девчонка была чудо как хороша.
Вспомнив о сегодняшнем походе в ресторан, Альхаров разулыбался: не каждый день доводится сидеть за столиком с такой красивой и изысканной дамой. Манеры у Элеоноры были, как у принцессы. А что касается ее внешности… Альхаров прикрыл глаза и цокнул языком. Ни один мужчина в ресторане не остался равнодушен к ее чарам. Высокая, статная, с точеной талией и большой грудью, с длинной грациозной шеей, тонким лицом и огромными серыми глазами – должно быть, так выглядела царица Савская. Хотя царица Савская вроде бы была негритянкой? А, не важно!
Владлен Владленович залпом выпил водку, поискал на столе что-нибудь похожее на закуску, не нашел и махнул рукой – и так сойдет.
А какой у нее голос! Как она напевала ему там, в ресторане… Э-э… Черт, что же это была за песенка? Владлен Владленович щелкнул пальцами и тихонько напел:
You give me fever when you kiss me.
Fever when you hold me tight…
Да уж, голос у Элеоноры был так же хорош, как и она сама. Таким голосом следует петь джаз. Она, кстати, говорила, что пела в каком-то джаз-бенде на заре юности… Альхаров снова потянулся за водкой, наполнил стакан, прищелкнул пальцами и пропел:
Fever in the morning,
Fever all through the night!
…Шум воды смолк. Владлен Владленович вслушивался в шорохи, доносящиеся из ванной. Должно быть, она сейчас вытирается. Растирает мягким махровым полотенцем шею, грудь, живот… У-ух! Владлен Владленович опрокинул водку в глотку и крякнул.
Дверь ванной тихонько скрипнула, и спустя несколько мгновений Элеонора появилась на пороге комнаты. У Альхарова при виде красавицы, одетой в полупрозрачный пеньюар, захватило дух.
– Боже-ественная! – проревел он, подражая герою какого-то старого советского фильма, и протянул к Элеоноре руки.
Она улыбнулась, оттолкнулась ладонями от дверного косяка и скользнула к нему на колени.
Альхаров обнял Элеонору рукой за гибкую талию, втянул носом кружащий голову запах, исходящий от ее роскошного тела и хрипло проговорил:
– Элеонор, ты прекрасна, как солнце, взошедшее над морем!
Владлен Владленович произнес это по-немецки почти без акцента, но Элеонора все равно рассмеялась и шлепнула его ладошкой по лысине. Ее смешило то, как он выговаривал некоторые звуки.
– Ты настоящий поэт, Влад! – зажурчал ее голос. – Ты знаешь об этом?
– Я становлюсь поэтом только в твоем присутствии, золотко! Жаль, что ты не понимаешь по-русски. По-русски это звучит в тысячу раз красивее.
– А ты меня научи. Я способная ученица.
– Да? Ну что ж, тогда запоминай.
Он коснулся пальцем ее груди и произнес, переходя на русский:
– Пончик.
– Боньчик, – повторила за ним Элеонора и наморщила нос от смеха.
– А это… – Альхаров коснулся ее упругого бедра, – Булочка.
– Бульочка, – повторила Элеонора и рассмеялась: – Какой смешной язык!
– Иди ко мне, радость моя! Я тебя еще не так рассмешу!
Альхаров сгреб хрупкое тело Элеоноры в охапку, поднялся с ней на руках с кресла, затем крепко поцеловал девушку в прохладные губы и швырнул ее на мягкий диван…
На улице была ночь. На темный потолок спальни падали отблески уличных фонарей. Альхаров и Элеонора лежали в постели и курили. Вернее, курила Элеонора, а Владлен Владленович, лежа на боку, гладил ее шелковистое тело своей огромной пятерней с такой нежностью, которой и сам в себе не подозревал.
Голова у Альхарова кружилась от выпитого, он сознавал, что дьявольски пьян, веки его были тяжелыми, мозг обволокла сонная вата, но спать он не собирался. Как можно спать рядом с такой женщиной? Как можно спать рядом с таким телом? А голос, хрипловатый голос Элеоноры он был готов слушать сутки наполет. Этот голос действовал на него гипнотизирующе.
– …Если ты захочешь, я останусь с тобой, – ворковала Элеонора. – Но я не смогу отказаться от своих привычек. А мои привычки дорого обходятся мужчинам.
– Плевать, – с трудом ворочая языком, проговорил Альхаров. – Деньги для меня не проблема.
– Вчера вечером мне звонил один друг… Приглашал меня покататься на своей яхте…
– К черту! Скоро я куплю десять яхт! И все они будут твоими!
Альхаров не выдержал и поцеловал Элеонору в грудь. Он вновь почувствовал желание и попытался обнять красавицу, но девушка мягко отстранилась.
– Значит, ты стал богачом? – насмешливо спросила она. – Яхты стоят миллионы. Откуда у тебя такие деньги?
Неожиданный демарш Элеоноры слегка обидел Альхарова, но и распалил тоже. «Дикая кошка, тебя не так легко приручить! Но я справлялся и не с такими!» – подумал он. А вслух сказал – вальяжно и уверенно:
– Видишь ли, детка, один арабский миллиардер ссудил моему другу полмиллиарда баксов. Если я буду действовать профессионально… – Альхаров произнес это слово пьяно, с трудом, врастяжку: «прр-афснально», – …то мне от этой суммы перепадет солидный куш. Скажи, детка… ты бы хотела, чтобы я взял тебя с собой в Париж?
Элеонора засмеялась:
– Разве это возможно? Ты – и арабский миллиардер! Ты выпил лишнего, Влад. Ты еще не спишь, а тебе уже начали сниться сны. Ты ведь просто бизнесмен.
– Просто бизнесмен? – Альхаров усмехнулся, блеснув в полумраке полоской зубов. – Э, нет, детка. Да будет тебе известно, ты сейчас говоришь не с кем-нибудь, а с полковником КГБ! С бывшим, конечно, но… – Полоска зубов снова блеснула в полумраке. – В этом деле не бывает бывших. Но только об этом – тс-с-с! – Владлен Владленович приложил к губам толстый палец.
Элеонора засмеялась, быстрым ласковым движением взъерошила ему редкие волосы и повернулась, чтоб затушить в пепельнице сигарету. Отблеск фонаря упал на ее голое плечо. В глазах у Альхарова помутилось. Он схватил Элеонору за плечо и развернул ее к себе.
– Подожди, котик, – сказала Элеонора и положила ему на губы теплый пальчик. – Давай сперва выпьем вина. У меня пересохло в горле.
– Вина? – ошалело спросил Альхаров. До него не сразу дошел смысл этого слова, а когда дошел, он горячо кивнул: – Давай!
И потянулся за вином.
Темнота скрывала лучистые глаза Элеоноры. Но если бы Владлен Владленович включил свет, он бы увидел, каким хищным и коварным кошачьим блеском они светятся, когда она смотрит на него.
Москва. Кабинет секретаря Совета безопасности В. И. Петрова.
Виктор Игоревич почувствовал, как вспотела рука, держащая телефонную трубку. Однако, когда он заговорил снова, голос его звучал твердо и уверенно:
– Операция должна быть строго засекречена, Вадим Вадимович. Настолько, чтобы о ней не были поставлены в известность ни ФСБ, ни МВД, ни Министерство обороны. – Петров на мгновение осекся, потом добавил: – Возможно, за исключением глав этих служб.
Он замолчал, ожидая реакции президента. Прошло несколько томительных секунд. Петров переложил телефонную трубку из правой руки в левую и вытер вспотевшую правую ладонь о колено.
– Эта секретность обоснована? – спросил наконец президент.
– Да, Вадим Вадимович. Я получил сведения о том, что в этих ведомствах работают люди, снабжающие террористов секретной информацией. Они могут помешать правильному ходу задуманной операции по обезвреживанию террористов…
– Да, да, мы это уже обсуждали. Вы предполагаете задержать участников террористической акции в момент ее реализации?
– Да.
Президент вновь выдержал паузу.
– Виктор Игоревич, – заговорил он, слегка понизив голос, – надеюсь, вы понимаете, насколько осторожно вы должны действовать? Понимаете, на какой риск мы идем и что поставлено на карту?
– Да, Вадим Вадимович. Я все понимаю.
– Что ж, если вы все тщательно продумали… Кстати, насчет кадрового вопроса. У вас уже есть кто-нибудь на примете?
– Да, есть. Я намереваюсь пригласить их к себе на личную беседу.
– Это правильно. Действуйте незамедлительно. Обо всех результатах докладывать мне напрямую. До свиданья.
– До свиданья, Вадим Вадимович.
В трубке послышались короткие гудки. Виктор Игоревич положил трубку на рычаг, медленно повернул голову и посмотрел в окно, хрипло вздохнув, достал из кармана платок и промокнул вспотевший лоб.