Фредерик Ленуар
Карл Юнг. В поисках себя
Врач-гуманист
Параллельно с работой психиатром в клинике Бургхольцли, где он стал главным врачом, Юнг читал курс психиатрии на факультете медицины в Университете Цюриха и создал лабораторию экспериментальной психопатологии. Кроме новаторского характера проводимых им исследований психических заболеваний, свидетели его работы были поражены гуманизмом и сочувствием, которые он проявлял по отношению к пациентам. Мария-Луиза фон Франц утверждает, что «всю свою жизнь Юнг обладал щедрой добротой сильных», и рассказывает следующую историю.
Очень обеспокоенная и неприятная женщина внезапно ворвалась в его загородный дом и вывалила на него все свои проблемы, и Юнг не прерывал ее. Когда она ушла, близкие спросили, почему он сразу же не выставил ее за порог. Он ответил: «Для многих жизнь становится такой тяжелой, что нельзя судить их за такую взвинченность [7]». Человечность и терпение, которые он проявляет к больным, сильно контрастировали с жестокостью, выказываемой Юнгом по отношению к сильным мира сего, или холодностью и иронией, которые он иногда выражал своим близким.
Юнг часто повторял, что каждая встреча с пациентом уникальна и заслуживает всего внимания и сочувствия. Для него выздоровление пациента во многом состояло в ощущении уважения и даже любви со стороны врача. Юнг всегда придерживался девиза Парацельса, знаменитого врача эпохи Возрождения: «Упражнение в этом искусстве [в медицине] занимает свое место в сердце; если твое сердце лживо, врач из тебя тоже лживый» [8].
С начала работы психиатром в клинике Бургхольцли и до конца жизни он занимался только частной практикой и всю жизнь имел репутацию хорошего доктора. Он исцелил множество больных, которых считали неизлечимыми, люди приезжали со всего мира, чтобы попасть к нему на прием. Сам он утверждал, что из тысяч пациентов ему удалось найти окончательное лечение для трети, значительно улучшить жизнь еще одной трети, не предоставить никакого лечения или помочь совсем немного – последней трети.
Существует большая вероятность, что, кроме его врачебных качеств, эти результаты стали возможными благодаря его человечному отношению к больным. Кроме сочувствия, которое он испытывал по отношению к пациентам, Юнг также умел адаптировать методы лечения для каждого из них. Он настаивал на необходимости отклоняться от обычного протокола, сомневаться в теоретических гипотезах, подстраивать свои речь и подход к каждому человеку.
«Фактом является то, что я, будучи человеком, нахожусь тоже перед человеком, – писал он. – Анализ диалога необходим для обоих партнеров. Аналитик и пациент находятся лицом к лицу, с глазу на глаз. У врача есть что сказать, но и у больного тоже [9]». Поэтому он настаивает также на том, как и Фрейд, что врач не только должен погружаться в анализ, но и обязан понимать самого себя. Самый важный аспект в образовании психиатра – это собственный анализ (он называет его «дидактическим анализом»).
Только в том случае, если врач понимает свою психику, он сможет помочь пациенту раскрыть его; позже Юнг сделает такое же замечание о педагогах. Только если он готов вести продуктивный диалог со своим подсознательным, он сможет помочь сделать то же другим. Так он осуждает врачей, работающих под маской (персоной), которая стала для них броней.
Юнг также живо критикует психиатров, слишком полагающихся на интеллект ради чувства контроля: «Сдвиг в сторону концептуального мешает опыту обрести сущность и наделяет его простым именем, которое замещает с этого момента реальность. Идея никого ни к чему не обязывает, и именно такой защиты они ищут, защиты от опыта. Но разум не живет концептами, он живет фактами и реалиями» [10]. Он также подчеркивает, что самые сложные, самые сопротивляющиеся пациенты, которых ему приходилось лечить, были интеллектуалами, поддерживающими «разделенное сознание».
Хоть психотерапевт и должен участвовать в лечении как личность, Юнг все же предостерегает от той формы персонального участия, которая навязывает пациенту ценности и убеждения врача. «Я никогда не пытаюсь обратить больного к чему угодно, – пишет он, – и я не оказываю на него никакого давления. Для меня важнее, чтобы больной пришел к собственной концепции. Язычник становится у меня язычником, христианин – христианином, еврей – евреем, если такова его судьба» [11].
Юнг признавал и влияние своих пациентов на него. Он не только узнал многое о психологии человека и душевных заболеваниях благодаря им, но и сам обогатился через эти беседы: «Встреча самых разных людей разного психологического склада для меня имеет огромное, не сравнимое ни с чем значение, большее, чем случайная встреча с известной личностью. Самые чудесные диалоги с самыми важными последствиями, которые были в моей жизни, были анонимными» [12].
3
Зигмунд Фрейд
Открытие тезисов Фрейда
Среди знаменитых людей, с которыми познакомился Юнг, есть как минимум один, заметно повлиявший на его карьеру: Зигмунд Фрейд, австрийский невролог и отец психоанализа. Будучи молодым психиатром двадцати пяти лет, Юнг открывает для себя Фрейда в 1900 году после монографии «Толкование сновидений». Он еще слишком молод, чтобы осознать революционный характер работ Фрейда, и только три года спустя, когда перечитает эту книгу в свете своего опыта интерпретации снов и ассоциаций, он сможет оценить их по достоинству.
Он ощущал искреннее согласие с Фрейдом и отправил ему несколькими годами позже, в 1906-м, свои «Исследования словесных ассоциаций», которые были вдохновлены частично теориями Фрейда, с которыми Юнг успешно экспериментировал. Тот ответил ему с энтузиазмом, и между ними завязалась регулярная переписка: они отправляют друг другу 360 писем до 1914 года. Это сближение Фрейда и Юнга воспринималось очень негативно коллегами последнего, которые, как и большинство психиатров того времени, придерживались негативного мнения о Фрейде, считая его сексуально озабоченным шарлатаном.
После статьи, в которой он открыто поддержал теории Фрейда, Юнг получает два письма от известных немецких профессоров психиатрии, где они предупреждают его об опасности для академического будущего, если он продолжит поддерживать Фрейда. Он отвечает им: «Если то, о чем говорит Фрейд, правда, то я тоже прав! Мне не важна карьера, в которой истина будет уничтожена подтасованными исследованиями» [1]. В самом деле, он довольно скоро покинул пост главного врача в клинике Бургхольцли, чтобы свободно заняться исследованиями. Для обеспечения своих материальных потребностей он сохраняет должность преподавателя в университете и опирается на поддержку жены, которая оплачивает строительство их прекрасного дома в Кюснахте, на берегу Цюрихского озера, где Юнг сможет заняться частной практикой – это позволит ему заниматься психоанализом и подтверждать свои работы эмпирическим методом.
Юнг расскажет в автобиографии, как Фрейд провел революцию в знаниях о человеческой психике и о его новом взгляде на болезнь и больного, который так перекликался с его собственным:
«Величайшее достижение Фрейда, несомненно, это серьезное отношение к больным неврозами и то, что он посвятил себя их психологии в целом и в частном. ‹…› Он видел, можно сказать, глазами пациента и достиг наиболее глубокого понимания болезни, чем было возможно до сих пор. Здесь он не поддавался предвзятым идеям и был полон смелости. Это позволило ему преодолеть множество предрассудков. ‹…› Он эмпирически доказал существование бессознательной психики, которое ранее было лишь философским постулатом Карла Густава Каруса и Эдуарда фон Гартмана» [2].
Юнг, наследник Фрейда
Они впервые встретились в Вене, 3 марта 1907 года, на семейном ужине у Фрейда, Эмма Юнг тоже присутствовала там. Их беседа в несколько дней была описана Питером Гэем, последним биографом Фрейда, как «оргия профессиональных дискуссий, перемежающаяся семейными трапезами и собранием Психологического общества по средам» [3]. Обмен письмами и встречи между двумя мужчинами происходили все чаще. Между ними установились отношения, похожие на отношения отца и сына (Фрейду было 50 лет, а Юнгу – 31 год).
Друг и биограф Фрейда, Эрнест Джонс пишет, что он назначил Юнга своим «сыном и научным наследником», своим «дофином» и что он «был уверен, что нашел в нем своего прямого последователя», единственного, кто мог бы «спасти психоанализ от опасности стать еврейской национальной профессией» [4]. До появления Юнга все ученики Фрейда были евреями, как и он. Психоанализ считался тогда еврейским делом, что, в обширном контексте антисемитизма, не способствовало его распространению.
Фрейд понимает, что Юнг может сыграть важнейшую роль для легитимации его теорий вне маленького, замкнутого медицинского и научного сообщества. Юнг быстро добивается этого, ему удается распространить взгляды Фрейда среди большого количества немецких и цюрихских врачей, таких как Эйген Блейлер, который уже вел переписку с Фрейдом с 1904 года, но на определенной дистанции. С конца 1907-го Цюрих становится вторым после Вены бастионом зарождающегося психоаналитического движения. В апреле 1908-го Юнг был назначен организатором первого Международного конгресса психоанализа в Зальцбурге и стал главным редактором первого журнала психоаналитического движения.
В сентябре 1909-го Фрейд и Юнг были приглашены в Университет Кларка (Вустер, Массачусетс). Это их первое путешествие в Соединенные Штаты. Они отправляются в сопровождении двух верных учеников Фрейда, венгра Шандора Ференци и валлийца Эрнеста Джонса, чтобы провести там серию конференций о психоанализе и своих работах. «Вчера Фрейд начал конференции, – пишет Юнг своей жене 8 сентября. – Он имел огромный успех. Именно здесь мы двигаемся вперед, и наше дело медленно, но верно становится сильнее» [5].
Фрейд и Юнг удостаиваются званий почетных докторов Университета Кларка и дают множество интервью средствам массовой информации. В течение этих семи недель, и особенно в течение двух недель путешествия на корабле, они плотно общаются и почти ежедневно анализируют свои сны. Однако эта поездка богата на инциденты: Фрейд теряет сознание, когда Юнг рассказывает ему историю о трупах, которые были найдены мумифицированными в результате естественного процесса в каких-то болотах на севере Германии. Он признается Юнгу позже, что он увидел в этом знак того, что тот бессознательно желал его смерти. В другой раз Фрейд рассказал сон, который побудил Юнга задать несколько вопросов о его личной жизни, чтобы лучше понять ключ ко сну. Фрейд отказался, объяснив, что он рискует таким образом потерять свой авторитет. «В этот момент он его и потерял, – пишет Юнг. – Эта фраза запечатлелась в моей памяти. Она уже предвосхищала для меня неминуемый конец наших взаимоотношений. Фрейд ставил личный авторитет важнее истины» [6].
Разногласия и разрыв
После медового месяца, длившегося почти два года, в 1909 году между Юнгом и Фрейдом начали проявляться напряжение и разница во взглядах. Несмотря на то что они продолжали общаться и работать вместе над развитием психоанализа до весны 1914-го (дата отставки Юнга с поста президента Международной ассоциации психоанализа), их отношения не прекращали ухудшаться по личным причинам и в связи с растущими разногласиями. Фрейд был убежден, что Юнг хотел занять его место во главе психоаналитического сообщества и что он был готов (символически) убить своего отца. Юнг, в свою очередь, считал, что Фрейд становится негибким в своей позиции из-за страха потерять контроль над движением, которое он основал. Это приведет впоследствии к тому, что большинство самых ранних учеников Фрейда покинут его, ведь он будет отвергать тезисы, противоречащие его собственным: Альфред Адлер, Вильгельм Штекель, Карл Абрахам, Отто Ранк, Шандор Ференци.
Первым предметом разногласий между Юнгом и Фрейдом стало значение, которое последний придавал сексуальности. Хоть Юнг и поддерживал теорию Фрейда о вытеснении (люди вытесняют в бессознательное неприемлемую идею или слишком серьезную травму), он все же отвергал теорию о том, что любое вытеснение имело сексуальное происхождение. Он был убежден, что другие факторы тоже могут учитываться, например, проблема социальной адаптации или давление трагических обстоятельств жизни. Кроме того, Фрейд признает либидо, эту силу, которая является жизненным двигателем, это стремление к самосохранению, именно продуктом сексуальности, с чем Юнг, вдохновившись теориями французского философа Анри Бергсона о жизненной силе, не соглашается, стараясь доказать, что либидо имеет куда более широкое измерение. Встревоженный сомнениями своего преемника, Фрейд обращается к нему с грозным наказом, который Юнг потом вспомнит в автобиографии:
«“Мой дорогой Юнг, пообещайте мне никогда не оставлять теорию сексуальности. Это самое важное! Видите ли, мы должны сделать это догмой, непоколебимой крепостью”. Он говорил это мне, полный страсти, тем же тоном, как отец говорит: “Пообещай мне одну вещь, мой дорогой сын: каждое воскресенье ходить в церковь!”» [7].
Второй основной пункт несогласий касался бессознательного. Юнг отрицал фрейдистскую идею, согласно которой бессознательное главным образом является местом вытеснения (преимущественно сексуальных желаний): он был убежден, что бессознательное намного богаче. Для него речь идет о широкой неисследованной территории, которая пытается общаться с нашим Эго через символы (поэтому так важны толкования снов), и бóльшая часть таких символов не связана с подавленной сексуальностью. Более того, если Юнг и придерживался концепции Фрейда о личном бессознательном, он все больше убеждался в том, что в человеческой психике существуют более глубокие слои, связывающие каждого с его предками, культурой, цивилизацией, к которой он принадлежит. Фрейд признает существование в бессознательном того, что он называет «архаичными останками», реликтами прошлого, но Юнг идет гораздо дальше и полагает, что есть врожденная универсальная психическая структура, которая объединяет наши жизни с историей предков через столетия и которую он называет «коллективное бессознательное» (я вернусь к этому понятию позже).
С самого детства Юнг видел сны, которые связывали его с давно прошедшими временами или с универсальными мифами. Когда он пересекал Атлантический океан в 1909 году в компании Фрейда, он увидел сон, глубоко его поразивший, в котором он жил в двухэтажном доме. Он находился наверху, в красивом зале с мебелью в стиле рококо и с потрясающими картинами на стенах. Спустившись на первый этаж, он обнаружил более мрачную атмосферу, похожую на Средневековье: красно-коричневая плитка на полу, гобелены на стенах. Потом он спустился по каменной лестнице в подвал и нашел прекрасную сводчатую комнату римской эпохи. Пол покрыт большими каменными плитами. Он замечает, что одна из них снабжена кольцом; он тянет за него и видит небольшую каменную лестницу, которая ведет его в каменистый грот. На земляном полу он обнаруживает остатки первобытной цивилизации, а также кости и два человеческих черепа. Когда он рассказывает о сне Фрейду, того интересуют только черепа и он спрашивает, что это за двое людей, которых Юнг желал бы видеть мертвыми. Юнг в ужасе от такой интерпретации, он считает ее слишком упрощенной. Он анализирует свой сон совсем иначе: верхний этаж дома представляется ему сознательным Эго, а все другие этажи – чем ниже, тем более бессознательные и скрытые слои его психики, вплоть до первобытного человека, который до сих пор спрятан в нем.
Спор на эту тему между ними стал еще более ожесточенным, когда Юнг опубликовал крупную работу «Метаморфозы и символы либидо», в которой он развивал теорию о коллективном бессознательном.
Еще одна точка несогласия насчет бессознательного: в то время как Фрейд воспринимает его как пещеру, где во тьме скрываются все наши подавленные желания, Юнг думает скорее о чердаке, сквозь который просачивается мягкий свет нашего стремления к божественному. Как мы увидим позже, вопрос смысла духовности представляется Юнгу фундаментальным антропологическим измерением, но для Фрейда он видится неврозом или иллюзией: «Каждый раз, когда выражение духовного появляется в человеке или в произведении искусства, он подозревает и вмешивает туда “подавленную сексуальность”» [8], – вспоминал Юнг. Отказываясь видеть только темное в человеке и его бессознательном, он посвятит значительную часть своих работ его светлой части в поисках духовной реализации. Как говорил Паскаль: «Опасно слишком часто напоминать человеку, как он похож на животных, не подчеркивая его величие. Настолько же опасно подчеркивать его величие, не обращая внимания на его подлость. И еще опаснее позволить ему не замечать ни то ни другое. Но дать ему увидеть обе эти стороны очень полезно» [9].
Они также расходятся во мнениях по вопросу, который волновал психиатрическое общество в то время: паранормальные феномены (медиумы, полтергейсты, ясновидение, гадание, телепатия, предсказание и т. д.). Мы уже наблюдали интерес, который Юнг всегда проявлял к необъяснимым феноменам, и это уязвляло рационализм Фрейда. Последний регулярно предостерегает своего юного коллегу от этого увлечения, которое кажется ему бессмысленным и опасным для его репутации:
«Я знаю, что вы позволяете себе углубляться в изучение оккультизма, и я не сомневаюсь, что вы вернетесь с богатым грузом из этого путешествия. Вы ничего не можете поделать, и каждый имеет право подчиниться цепочке своих влечений. Ваша известность, полученная с помощью ваших работ о деменции, долгое время сможет противостоять обвинениям в “мистике”. Но не оставайтесь в плену этих богатых тропических колоний; вам необходимо править дома» [10].
Юнг старается убедить своего старшего товарища, что необходимо интересоваться и паранормальными феноменами, чтобы понять их психическую основу и расширить знания о реальности в целом. Во время их диалога в Вене, в марте 1909 года, Фрейд вновь с яростью оспаривал любую вероятность феноменов парапсихологии, особенно ясновидения и предсказания, а Юнг не осмеливался напрямую противоречить ему, потому что чувствовал огромное напряжение своего собеседника. Именно в этот момент из книжного шкафа рядом с ними слышится громкий скрип.
– Это и называется каталитическим феноменом экстернализации, – утверждает Юнг, видя синхронную реакцию во внутреннем состоянии и этом внешнем событии.
– Это полная ерунда! – отвечает Фрейд.
– Это не так! – продолжает спорить Юнг. – Вы ошибаетесь, профессор. И чтобы доказать, что я прав, я заранее говорю вам, что этот же скрип прозвучит снова.
И правда, говорит Юнг, «…едва я произнес эти слова, такой же скрип снова раздался из шкафа. Я до сегодняшнего дня не понимаю, откуда взялась эта уверенность. Но я точно знал, что скрип снова раздастся. Вместо ответа Фрейд только посмотрел на меня, пораженный» [11]. Фрейд подробно вернется к этому инциденту спустя несколько недель, в письме Юнгу пытаясь найти рациональное объяснение. Он утверждает, что готов по-прежнему слушать об исследованиях Юнга даже в парапсихологии, и уточняет: «Мой интерес заключается в том, что есть соблазнительная иллюзия, которую мы не можем разделить».
Что поразило меня больше всего при чтении этого длинного письма, так это то, как сильно Фрейда оскорбило отношение Юнга, спорящего с ним по вопросу, который он считал невероятно важным, и пытающегося пошатнуть его уверенность, этим подрывая его авторитет: «Интересно, – пишет он, – что тем же вечером, когда я нарек вас своим старшим сыном, когда помазал на царство, назначил принцем-наследником – in partibus infidelium[5], – именно тогда вы сдернули с меня одеяние моего достоинства, и это обнажение доставило вам такую же радость, как мне – возможность одеть вас» [12]. Все было сказано здесь: Юнг никогда не отказывался от своего критического духа и не переставал защищать свои идеи перед Фрейдом, а Фрейд никогда не допускал, чтобы тот, кого он видел своим преемником, смел подвергнуть его авторитет и его взгляды сомнению. О разрыве было объявлено. Он случится весной 1914 года.
В августе 1913-го, во время XVII Международного медицинского конгресса в Лондоне, Юнг отходит от психоанализа и представляет свой психотерапевтический подход, который он называет «аналитической психологией». 20 апреля 1914 года, после того как он был переизбран с небольшим перевесом в сентябре 1913-го без утверждения ближайших учеников Фрейда, Юнг покидает пост президента Международной ассоциации психоанализа. 10 июля Цюрихское психоаналитическое сообщество последовало его примеру и вышло из Ассоциации из-за того, что Фрейд «навязывает ортодоксальность, которая сдерживает свободу и независимость исследований». Фрейд предлагает Юнгу закончить их личные взаимоотношения. После начинается Первая мировая война (1914–1918). Они никогда больше не встретятся и не обменяются письмами.
Большинство историков фрейдистского психоанализа видят в Юнге отрекшегося ученика Фрейда, своего рода еретика психоаналитического движения. Реальность сложнее. Как мы видели, Юнг уже развил свои идеи и теории перед встречей с Фрейдом. Он уже получил признание в мире психиатрии, и именно поэтому Фрейд заинтересовался им и захотел сделать своим преемником, чтобы придать более интернациональное измерение психоанализу.
Также у них была крепкая личная связь, но с оттенком патернализма, который льстил Юнгу до тех пор, пока не начал его душить, что и объясняет горечь, которая двигала обоими после разрыва. Даже если, как мы увидели, Юнг в конце жизни отдал должное Фрейду и признал важнейший вклад, который он внес в научное мышление и психологию в целом, он никогда не переставал замечать: «Я не являюсь ни в коей мере прямым преемником Фрейда. Я всегда расширял мою научную позицию и теорию комплексов еще до встречи с Фрейдом. Мастера, которые повлияли на меня в первую очередь, – это Блейер, Пьер Жане и Теодор Флурнуа» [13].
