Франк Тилье
Лес теней
8
Давид не отрывал взгляда от окна мощного джипа, разве чтобы что-нибудь записать. Действием романа он сделает Шварцвальд, решено. Палач-125 будет действовать в Германии. В лесу, большом, сказочном, загадочном, как раз для триллера… Идеально… Он уже представлял крики, которых никто не слышит, долгую погоню холодной зимой, бегство жертвы, единственным выходом для которой было бы броситься в пропасть. В общем, его переполняли идеи, пока их маленькое семейство и шофер в белых перчатках углублялись в густой лесной лабиринт. После Баден-Бадена, а затем и Хильперстау дорога начала петлять, делалась все незаметнее, пропадала в долинах и закончилась на Кальтенброннском перевале. За ним они увидели еще только несколько пустующих ферм и домиков для отдыха, и все. Деревья, повсюду сплошные деревья. Давида восхитило зрелище этого леса, густого, мощного и одновременно уютного. В некоторых местах сквозь кроны деревьев пробивались лишь отдельные золотистые капли солнца, и казалось, что тут, внизу, царит своя особенная ночь.
Теперь колеса джипа взрывали снежный настил. Давида удивило такое количество снега. Он наклонился к приборной доске и посмотрел на термометр. Плюс один, а всего пятнадцать минут назад было на десять градусов меньше! «Наверное, свой микроклимат, – подумал он, – из-за рельефа, а может, из-за большого количества деревьев». Он сделал запись в блокноте и посмотрел на навигатор. Судя по всему, они скоро приедут…
Впереди появилась крошечная опушка леса, а на ней уже и шале: его крыша была покрыта снегом, сверкающим в лучах заходящего солнца. Дом выглядел значительно больше, чем казался на фотографиях. Слегка обструганные бревна являлись словно продолжением самого леса.
Кэти подняла голову, она сидела на заднем сиденье и жадно смотрела в окно. Величественный дуб, который поднимался над крышей, рос будто из самого дома. Окна же на фасаде были чуть закругленными и походили на большие любопытные глаза.
– Как можно построить дом вокруг такой махины? Видел, какое оно высокое? А какие ветки толстые?
Давид обернулся к жене:
– Ну и как первые впечатления? Ты ожидала чего-то подобного?
– Не совсем, все такое… такое большое. Деревья эти, шале, лес… Тишина… Думаю, мне понравится… Когда тошнота чуть пройдет…
Кристиан припарковал машину рядом с другим джипом. Клара постепенно просыпалась, шофер заглушил двигатель. Даже в полусонном состоянии малышка потянулась за соской. Давид крепко обнял ее и поцеловал в шейку.
– Если ты счастлив, я тоже счастлива, – доверительно сказала ему Кэти и открыла дверцу. – Ты правильно сделал, что принял это предложение. Ты не пожалеешь…
Клара заерзала на месте:
– Шнег… Шнег! Шнег! Шнег!
Давид вытащил ее из детского кресла. Малышка попыталась побежать, но тут же провалилась по колено в сугроб и нашла колышек с красным шаром на конце, похожим на нос клоуна.
– Уря, клоун! – закричала она.
– Смотри, как Клара рада! – сказал Давид, выйдя из машины.
Он слепил большой снежок и бросил в жену.
– Ну хватит! Мне нехорошо… Меня всю дорогу мутило, так что…
Давид подошел поближе, в руке он держал еще один снежок и собирался бросить его.
– Сколько раз повторять? Хватит, ясно тебе!
Давид сразу погрустнел.
– Господи, да что с тобой такое? – прошептал он и бросил снежок в ствол дерева. – Раньше ты сама начинала играть в снежки!
– Что со мной такое? Тебе сказать, что со мной такое?
Раздался низкий властный голос, положивший конец их ссоре:
– Ребенок! Быстро за ребенком! Скорее! Пока она не добралась до кола!
Дофр орал, выкатившись на крыльцо, тыча пальцем в сторону Клары. Малышка довольно быстро пробиралась к колышку, несмотря на снег, который ее облепил. Какой веселый нос у клоуна! И там еще носы! Десятки носов! Клоун-клоун, ее новый клоун! Лучше, чем в любом цирке!
Кэти не могла двинуться с места.
Ребенок подбежал к колышку и уже протягивал к нему руки.
Вдруг ноги ее резко оторвались от земли. Клара заорала.
Это Давид поднял девочку в воздух и понес обратно, тяжело дыша. Он в недоумении посмотрел на Кэти. Вместе они подошли к Дофру, тот молчал и выглядел смущенным. Старик тепло поздоровался с ними, Кристиан доставал из машины чемоданы. Потом Дофр посмотрел на Клару, та еще всхлипывала, а затем указал на колышки.
– Простите за резкость. Но эти двадцать девять столбиков вокруг шале обозначают места капканов на волка, и ваш ребенок мог угодить в один из них. Кристиану следовало бы вас предупредить, конечно.
– Кристиан не виноват, – ответил Давид. – Мы сами повели себя крайне неосторожно.
– Капканы на волка? – повторила Кэти.
Артур Дофр откатился, освобождая проход в дом:
– Да. В окрестностях бродят рыси. Приходят с севера. Недавно видели несколько. Днем они не представляют опасности, они даже боязливы, но ночью превращаются в настоящих охотников. После захода солнца из дома лучше не выходить, на всякий случай. И главное – не приближайтесь к ловушкам, потому что их присыпал снег. Они везде. Перед домом, за домом, на боковой тропинке, которая ведет к поленнице, тоже.
– Рыси… Начало неплохое, – пошутила Кэти, уставившись на тонкий силуэт человека, склонившегося над камином.
Аделина поставила на место кочергу и вытерла руки тряпкой, прежде чем поздороваться с Миллерами.
– Аделина. Моя милая спутница, которая будет с нами на протяжении всего нашего великого литературного приключения, – представил женщину Дофр.
Кэти пригладила волосы и натянуто улыбнулась. Вот, значит, какая из себя «старая супруга» Дофра? «Милая спутница»? Что значит «милая спутница»? На проститутку, правда, не похожа. Скорее даже наоборот. Чуть смутившаяся рыжеволосая девчонка, прямо как героиня «Маленького домика в прериях»[3]. Ужасно миленькая, с пронзительными голубыми глазами, грациозная до умопомрачения. Опасность, значит, не только снаружи дома. Кэти обняла Давида и прижалась к нему. Голос Дофра отвлек ее от размышлений.
– Добро пожаловать! Аделина проводит вас в вашу комнату, устраивайтесь. Не хотите ли перекусить?
– Нет, спасибо, – ответил Давид. – Мы можем подождать до ужина, мы немного перекусили по дороге сюда.
Дофр забряцал связкой ключей:
– Отлично. Тогда я покажу вам дом, а позже вы сможете немного отдохнуть, если пожелаете. Аделина, проводи наших гостей в их комнату, хорошо?
Длинный коридор с красным ковром. Общие туалет и ванная. Сразу за ними в нос ударил запах какого-то антисептика, больничный ад – Кэти поморщилась. Запах шел из запертой на ключ комнаты; за ней, дальше по коридору, находились еще две спальни – в глубине и справа.
– Прошу вас, – сказала Аделина и распахнула дверь в комнату, отведенную для Кэти и Давида.
– Спасибо, – ответил Давид, вежливо улыбнувшись.
Прежде чем войти в их спальню, Кэти обернулась и проводила рыжеволосую девицу взглядом:
– Ей обязательно так задницей вертеть?!
– Ох, слушай! Не начинай…
– Мы могли вдвоем побыть, ан нет… Теперь эта девица… Вечно что-нибудь идет не так.
– Надеюсь, ты хоть раз не будешь ревновать.
Давид опустил Клару на пол, поставил рядом рюкзак и с облегчением вздохнул. Потом растянулся на кровати. Малышка забралась к нему, радостно угукая.
– Ну! Комната супер, да?
Кэти осмотрелась. Вагонка, паркет, балки. Теплые тона. Милое гнездышко в самом центре леса.
– Да, симпатичная. Немного простецкая, конечно… Зато большая…
– И кровать вроде не очень скрипит!
Кэти подошла к окну, пожимая плечами. Уже наступали сумерки. Четыре часа вечера…
– Даже тут колышки с красными шарами. Странно все-таки… Не знала, что в Германии есть рыси.
Она обернулась к Давиду:
– Дай фотографии?
– Зачем?
– Дай, и всё!
Давид порылся в кармане сумки, вытащил снимки и протянул их Кэти. Та внимательно посмотрела на них и повернулась к окну:
– Я так и думала… Никаких капканов на волка!
– Может, тогда не было рысей. Наверное, они только зимой появляются, он же сказал, что они пришли с севера.
Кэти нахмурилась:
– И… Да… вот! Когда мы приехали, мне показалось, что что-то не так, только я не поняла сразу, что именно.
– И что? – вздохнул Давид.
– Окна на фасаде!
– И?
– Окна! Без ставен! А на фотографиях они со ставнями!
Кэти попыталась открыть окно, оно не поддалось. Она прижалась носом к стеклу:
– И в этой комнате тоже, кажется. Ставней нет.
– Может быть, их сняли, чтобы покрасить, например, или подновить? А может, этим фотографиям несколько лет? Откуда мне знать! Ладно. Пошли в гостиную?
Кэти постучала по стеклу. Органическое стекло.
– Идите с Кларой… – ответила она. – Я спущусь попозже. Лицо только ополосну…
Через минуту она уже закрылась в ванной и спустила джинсы. Вид обильных кровяных выделений привел ее в ужас. Она вытерлась, взяла белую таблетку экзацила[4], приняла ее, не запивая, и засунула коробочку поглубже в карман. Надо получше спрятать таблетки или выкинуть упаковку.
Если Давид их найдет… таблетки от кровотечения… то сразу все поймет.
Но она взяла себя в руки. Кроме крови – если ему захочется заняться любовью, она просто скажет, что у нее месячные, – никаких других побочных явлений, помимо тошноты во время поездки, не наблюдалось. Три дня назад все прошло хорошо, безболезненно, и врачам даже удалось подобрать нужные слова, чтобы успокоить ее.
Ей бы сейчас чувствовать себя бодрее, лучше. Но аборт дела не решал. Она ведь просто изменила мужу.
Кэти пристально посмотрела на себя в зеркало. Мужчины ждали ее в гостиной у дуба. Аделина, сидя в кожаном кресле, не сводила глаз с Клары.
– Господин Дофр рассказал мне, что этому дубу по меньшей мере триста пятьдесят лет, – сказал Давид, обращаясь к жене. – Представляешь? Триста пятьдесят лет!
– Это красный дуб, посажен человеком, – добавил Дофр, – в те времена в Шварцвальде еще жили ткачи, бондари и часовых дел мастера. Построить шале вокруг дуба было в некотором роде данью уважения к их труду. И непростым вызовом для архитектора.
Кэти скользнула взглядом по стволу вверх:
– А там что?
Артур чуть присвистнул.
– А вы наблюдательны! Это надписи, их вырезали в древесине и залили расплавленным серебром. Чтобы они никогда не исчезли. Там написано: «Oktober 1703».
– А что это означает?
– Чтобы понять надпись, надо углубиться в историю здешних мест, – сказал он загадочно. – Во времена ведьм, заговоров и тайных братств. Но тсс! Об этом мы поговорим позже…
– А откуда известно, что дерево посадили именно люди? – поинтересовалась Аделина, вытягивая свои длинные ноги в облегающих джинсах.
– Дело в том, что тут не растут красные дубы, зато очень распространены ели с темно-зелеными иголками, поэтому край и называется Шварцвальдом[5]. Этот дуб – единственный в своем роде.
– Хорошо, но почему его посадили именно здесь, тут же ничего не было?
– Не совсем так… Его посадили… подальше от людей, скажем так…
Он хлопнул ладонью по ручке кресла:
– А теперь посмотрим дом! Возьмите с собой малышку, у меня для нее небольшой сюрприз!
В некоторых местах кора дуба вздыбилась, образовав отвратительные наросты. Кэти потрогала ствол кончиками пальцев и резко отдернула руку. Дерево было ледяным.
Дофр проводил их в коридор. Аделина осталась в гостиной в компании Кристиана.
– Нет ничего хуже для инвалидных колясок, чем прямые углы, – проворчал Дофр, въезжая в коридор.
– Вам помочь? – предложил Давид.
– Никто никогда не катил и не будет катить мое кресло, – неожиданно резко и холодно ответил Дофр.
Миллеры обменялись коротким взглядом. В конце коридора Дофр вставил ключ в огромный замок и открыл дверь в глухую кладовку, отделанную шифером. Из нее выкатился розовый шарик. Поросенок пронесся мимо остолбеневшего Давида, а Кэти наклонилась и попыталась поймать его. Клара кинулась к животному.
– Это Гринч[6], – весело сказал Дофр, наслаждаясь радостью Клары.
Он сделал вид, что у него под глазом синяк.
– Они с вашей дочкой как будто созданы друг для друга… Может, это знак?
– Клара просто неудачно упала, – быстро ответила Кэти, садясь на корточки рядом с поросенком, который не переставал похрюкивать.
Дофр улыбнулся:
– Вернемся к нашему дорогому Гринчу. Он совсем малыш и весит всего пять килограммов. Прежние арендаторы попросили нас позаботиться о нем. Кормить, то есть… Но я смотрю, вы ему понравились, Кэти!
– У нее с животными настоящая любовь, – подтвердил Давид. – Если бы я каждый раз ее слушал, у нас дома был бы настоящий зоопарк!
– Можно его иногда выпускать? – спросила Кэти, не поднимая глаз. – Кларе будет весело…
– Я не против, – ответил Дофр. – Но не очень привязывайтесь к нему. Гринч не наш, и, может быть, его скоро заберут…
– У меня вопрос… Что он тут забыл, в Шварцвальде? – спросил Давид.
– Скоро узнаете…
Дофр сделал знак Кэти, чтобы она загнала Гринча обратно в кладовку. Клара немного покапризничала, а потом они пошли обратно по коридору.
– Прошу прощения за неприятный запах, но у нас не было времени проветрить шале, – объяснял старик, отпирая следующую дверь. – А прежние арендаторы о нашем комфорте не особенно думали.
– Зачем им понадобился весь этот антисептик? – спросил Давид.
– Calliphora vicina, Hydrotaea pilipes – вам это о чем-нибудь говорит?
– Мухи, кажется…
– Отлично! Хозяева этого дома – энтомологи…
– Энто-что? – переспросила Кэти.
– Энтомологи. Специалисты по насекомым, – объяснил Давид.
Чуть скрипнули дверные петли.
Кэти отпрянула, настолько сильным стал запах.
Они вошли в комнату, следуя за Дофром, тот уже включал свет.
Кэти не могла поверить собственным глазам.
Мухи были повсюду. Сотни ярко-зеленых мух размером с крупную бусину были нанизаны на булавки и пришпилены к картонкам. К зелени их брюшек добавились рубиновый и аметистовый цвета крыльев бабочек, янтарный цвет пробирок и прозрачные лупы, линзы для микроскопа и объективы фотоаппаратов.
Лаборатория. Они попали в настоящую лабораторию.
Она повернулась к Давиду, который держал за руку Клару. Так они постояли немного, не проронив ни слова, Кэти мутило, Давид был заинтригован. Затем Дофр объявил:
– Именно здесь вы будете проводить бо́льшую часть времени. Давид, вот ваши рабочие инструменты…
Он указал на пишущую машинку и две пачки бумаги. А вокруг лежали скальпели, высушенные личинки, срезы ткани в стеклышках. Лампочка без плафона тускло освещала помещение.
– Здесь? – вздрогнула Кэти.
– Пишущая машинка? – Давид не верил собственным глазам. – Но как же? Я привык вносить исправления, возвращаться к написанному! Я не умею работать на машинке! У меня уйдет на написание книги уйма времени!
Дофр чуть покачал головой:
– Нет-нет… Буквы обладают определенной силой, их нельзя просто так печатать. Когда будете нажимать клавиши, то сами к этому придете… Уверен, что ваш текст от этого только выиграет. К тому же исправления – это, в общем, не проблема… Главное – интрига. Согласны со мной?
– Да, да… конечно.
Моторчик в инвалидном кресле снова запищал, и в этот раз Дофр направился к большому куску материи черного цвета, которая закрывала окно в глубине лаборатории. Справа от окна на полочке лежала коробка с патронами.
– Помните, я говорил вам об особенной обстановке, Давид? О месте, которое даст пищу вашему воображению. В котором вы по-настоящему проявите свои способности… Подойдите, прошу вас…
Давид почувствовал в руке вспотевшую ладошку Кэти. Клара вернулась обратно в коридор, воспользовавшись тем, что родители перестали за ней следить.
– Я… помню, – ответил Давид и приблизился к окну. Кэти не отставала ни на шаг.
– Что он еще придумал? – шепнула она мужу на ухо. – Ты знал про лабораторию?
Давид незаметно покачал головой.
Дофр схватился за черную материю.
– По правде говоря, вы находитесь не совсем в шале, – доверительно сказал он.
– То есть?
– Разрешите представить вам «Toten Bauernhof»… «Ферму тел»…[7]
Он резко сдернул ткань.
Давид скривился от отвращения.
К горлу Кэти подступила тошнота.
Внизу под елями в последних лучах заходящего солнца…
Кэти никогда не видела более ужасного зрелища.
9
Комната заходила ходуном. Кэти едва успела добежать до ванной. Ее вытошнило желчью.
Давид остался в лаборатории. Он сверлил Дофра взглядом. И не выдержал:
– Господи! Что это за игры? Вы… Вы совсем больной?
– Наука, – ответил Дофр. – Только наука. Природа сама создала эти ужасы. Природа, не человек…
Снаружи солнце золотило шесть свиных туш, подвешенных за задние ноги в двух метрах над землей, в разной степени разложения. Некоторые только-только начинали гнить. От других остались одни ошметки, кожу пробили собственные кости. Туши были облеплены белыми личинками и червями.
Висячее кладбище.
Кэти вернулась в комнату. Она была мертвенно-бледна.
– Но… зачем все это? Вы… вы отвратительны!
Дофр чуть съежился в кресле.
Кэти вцепилась мужу в рукав, лицо ее исказила гримаса.
– Мы… Мы уезжаем! Прямо сейчас! Как… Как можно…
– Мне искренне жаль, – сказал Дофр. – Я не предполагал, что это так на вас подействует. Речь идет исключительно о научной программе, целью которой – единственной целью – является спасение жизней… Человеческих жизней…
– Какая разница! – подал голос Давид. – Вам следовало предупредить нас! Такое зрелище не каждый выдержит! Понимаете?
Дофр попытался приладить назад материю, но ему не удалось. Тогда он бросил ее на пол.
– Но ни вашей супруге, ни вашей дочери смотреть на это зрелище не придется! Туши видно только из лаборатории, из моей комнаты и еще из одной – пустующей, которая находится рядом. Я просто хотел поставить вас в известность, вот и все!
Он посмотрел на Кэти:
– Признаюсь, я опасался, что вы откажетесь приехать из-за этой мелочи… Но… прошу прощения…
– Мелочи! Как же!
Давид попытался обнять Кэти, чтобы немного успокоить, но та его оттолкнула и, вне себя, выскочила в коридор.
– Клара! Клара!
Давид обернулся к старику:
– Объяснитесь! Ничего не понимаю!
– Энтомологи-криминалисты, Давид! Восемь последовательных групп насекомых, которые сменяют друг друга на трупах животных в зависимости от степени разложения плоти. Влияние температуры, влажности, окружающей флоры на скорость гниения! Уникальная возможность научиться с потрясающей точностью определять день и час смерти!
– Я все это знаю! Но я не думал, что… что подобные опыты ставят на свиньях! Что их вот так оставляют висеть!
– Как вы верно заметили – это всего лишь свиньи! Вы знаете, что так же делают в штате Теннесси. Только там… там используют тела людей, которые завещали себя науке… Их оставляют на волю времени, жары и червей… Они десятками лежат на деревянных досках на ферме, очень похожей на эту… Скажем так, в нашем случае все менее драматично… Но не менее интересно…
Дофр приблизился и схватил Давида за локоть:
– Мне нужен ваш текст, Давид. Придумайте для меня историю… Не уезжайте… Это место вас точно вдохновит! Скажите, что я в вас не ошибся, когда доверился вам! Скажите, Давид!
Сейчас старик казался сломленным. В чистейшем костюме, обезноженный, с протезом в перчатке вместо правой руки, который еще больше подчеркивал его беспомощность, он почти вызывал жалость.
Давид еще раз посмотрел в окно. Энтомологи… Спасение жизней… Вдохновляющая обстановка… Дофр думал, что все делает правильно…
– Кэти будет сложно убедить, – пробормотал он.
– Знаю, знаю! Но я уверен, она поймет! К тому же вы не сможете уехать прямо сейчас. Снег, ночь. Дороги, скорее всего, скользкие, надо быть сумасшедшим, чтобы куда-то ехать! Попробуйте… убедить ее, прошу вас… Подумайте о деньгах…
Давид услышал резкие голоса, доносившееся из гостиной. Женские голоса. Говорили на повышенных тонах…
– Постараюсь, – ответил он. – Но прошу вас, больше никаких сюрпризов. Думаю, Кэти больше не вынесет…
10
«Ферма тел». Кэти вздрагивала уже от одного названия. В одиночестве она стояла у окна выделенной им комнаты и куталась в свитер. После ужина под предлогом усталости она быстро поднялась к себе, надеясь, что Давид последует за ней. Она ждала его уже час.
Лес погрузился в непроглядную темноту. Кэти нервно потерла руки. Электрическая батарея еле-еле обогревала комнату, а эта Аделина принесла на ночь мало дров. Естественно, никто не осмелился пойти к поленнице за фермой. Рыси – ночные хищники… Шварцвальд не просто так получил свое название…
Она убедила себя, что, решив остаться, сделала верный выбор. Ехать назад сейчас, по такой погоде и в такой темноте, было бы настоящим самоубийством. И потом – разбить мечту мужа только из-за этих насекомых… В конце концов, Давид прав. То, что шале находилось далеко от любого жилья, за многие-многие километры, можно было объяснить этими самыми свиньями. Надо просто о них забыть. Хотя это и не просто…
– Наконец-то, – сказала она Давиду, когда тот переступил порог.
Она бросила взгляд на шкаф из ели, в котором тщательно спрятала коробку с экзацилом, засунув ее подальше к стене.
– Честно говоря, ты могла бы сдержаться за ужином. А не сразу вот так уходить… Ладно, я просто зашел пожелать тебе спокойной ночи: через десять минут Артур ждет меня в лаборатории. Думаю, будем наконец роман обсуждать.
Он забрал соску у Клары, та спала в кроватке, сжав кулачки.
– Не сердись, – смягчилась Кэти. – Я не взяла с собой лексомил, чтобы постепенно снижать дозу… Вот я и нервничаю. Завтра мне будет лучше. Надо просто привыкнуть к этому месту и к этой странной паре…
– Почему же странной? Богатые типчики частенько заказывают себе девушек из эскорта для сопровождения в путешествиях. И часто они на них же и женятся, если уж на то пошло!
– Не сомневаюсь! Я не совсем об этом… Ну вот, например, эта девица… Она все время пялилась на нашу дочь и за целый вечер ни слова не сказала… Кто она? Откуда? Мы же ничего о ней не знаем. Иногда она выкает, а потом раз – и тыкает. То милая, то вдруг неприятная… Уж не знаю, где ее взял Дофр, но, во-первых, у нее явно проблемы с детьми, а во-вторых, мне она не очень нравится.
– Женщины, которые находятся со мной в одной комнате, вообще редко тебе нравятся. А мне она показалась простой, очень открытой.
– Открытой, значит… Доступной, да? Ты это имеешь в виду?
– Хватит, прошу тебя…
– Хотя, судя по реакции, он ее тоже не предупредил о свиньях!
Кэти прошлась по комнате:
– Значит, ты каждый день будешь считать личинки на этих тушах? Мы так не договаривались! Мало того что это противно, так еще и до жути увлекательно! Хотя ты привык, скажи.
– А кто будет считать? Ты? Аделина? Кристиан? Он завтра уезжает. Дофр смог снять эту ферму, потому что финансирует исследования такого рода, ему просто нужен был специалист, который бы этим занимался. Я и есть специалист! Этим, вероятно, и объясняется, почему он меня выбрал. Специалист по смерти, еще и писатель к тому же… Между прочим, я считаю, что вкладываться в подобные вещи очень достойно. Это серьезные исследования, понимаешь. Они реально двигают криминологию вперед.
– Да, да, естественно, но…
– Забудь о свиньях. Они в другой стороне, за деревьями. Ни ты, ни Клара их не увидите. Холод стоит такой, что никакого запаха вы не почувствуете.
Кэти скрестила руки на груди:
– Я согласилась приехать сюда из-за тебя, ради того, чтобы дать нам шанс. Я думала, что если ты бросишь на время свою мрачную профессию, то тебе это пойдет на пользу… А оказалось вот как…
Она повернулась к нему и поцеловала в нос:
– Надеюсь, по крайней мере, что у тебя найдется время, чтобы побыть с дочкой и женой, чтобы подышать настоящим воздухом, а не только гнилью.
Давид кивнул и посмотрел на часы:
– Обещаю, муза моя. Я… я пойду, меня ждут…
– Не забудь, если не сдержишь обещания…
– Ты мне больше не подружка, я те больше не дружок. Забирай свои игрушки и не писай в мой горшок!
Он уже ступил за порог, когда она обняла его, втянула обратно и зашептала:
– Только недолго, уже за полночь. Я буду ждать тебя, ты мне нужен, договорились?
Он поцеловал ее в губы:
– Недолго.
– И спроси, пожалуйста, есть ли у него ключ от двери. Не знаю, смогу ли уснуть с незапертой дверью.
– Боишься, что Дофр приставать будет? – ответил с улыбкой Давид.
Он зашагал по коридору. Несмотря на красный ковер, пол скрипел под ногами. Прежде чем пройти в лабораторию, он заглянул в гостиную.
– Спокойной ночи… – сказал Давид, махнув Аделине рукой.
Та сидела перед камином в позе лотоса. На ней было черное шелковое кимоно, стянутое на талии темно-красным поясом. Она медленно повернула голову на звук этого успокаивающего голоса:
– Да, спокойной ночи…
– А где Кристиан?
– Пошел спать. Завтра ему рано ехать…
Давид понизил голос:
– Все эти истории про насекомых и свиные туши… не слишком вас напугали, надеюсь? Простите, застольная беседа была несколько… специфической…
– Знаете, я привыкла… Иногда бывают и более странные темы…
– Артур вас тоже не предупредил об этом кладбище животных, верно?
– Да, до приезда сюда ни слова не сказал… Примерно как вам… Сюрприз!
Она посмотрела на дуб:
– Хотите посидеть у огня? Очень приятно.
– Простите, но… господин Дофр меня ждет… Спокойной ночи…
– До завтра, – ответила Аделина.
Дофр ждал в лаборатории. В ладони он сжимал пару игральных костей, которые бросал в пустую коробку. Он сидел в профиль, его протез на правой руке, благородно покоящейся на ручке кресла, блестел. Из-за игры света и тени казалось, что ноги у него выточены, выпилены из цельного куска дерева.
Дофр обратился к Давиду:
– Если бы вас спросили, какой цветок отождествляется со смертью, что бы вы выбрали? Отвечайте не раздумывая, прошу вас.
– Аронник, – ответил Давид, подходя к Артуру.
– А цвет, напоминающий о смерти?
– Зеленый.
– Ну и наконец, инструмент.
– Бензопила, – сказал наобум Давид.
Дофр порылся в кармане, вытащил сложенный лист бумаги и расправил его:
– Как думаете, что обычно люди отвечают?
– Наверное… хризантема… черный и… коса?
Дофр кивнул:
– Почти в яблочко. Иногда вместо косы называют лопату, а вместо хризантемы розу или черный тюльпан. А почему вы ответили иначе?
Давид опустил голову и задумался:
– Думаю, у меня сама собой возникла ассоциация с профессией. Аронник пахнет аммиаком, это трупный запах. Зеленый – из-за зеленых пятен на животе, это первый признак разложения, возникает в правом подреберье. А вот что до бензопилы… не знаю, это первое, что пришло в голову… Может быть, потому что ею патологоанатомы пользуются, когда вскрывают черепную коробку.
Дофр жестом попросил Давида развернуть листок.
– Аронник, зеленый, пила! Как вы… Так! Я понял! У вас в кармане разные листки с разными комбинациями слов!
– Интересное предположение, но нет. Можете проверить.
– Но я ведь мог сказать, например… скальпель, молоток, топор или синий цвет, как цвет кожи у мертвеца!
– Но вы же этого не сказали. Все дело во влиянии, друг мой, во влиянии!
– То есть?
– Какой цвет доминирует в этой комнате? Зеленый. Тут все мухи зеленые. Когда вы вошли, я специально повернулся протезом к вам, а он блестел. Отрезанная рука, бензопила, видите связь? Что же до аронника, это очевидно, вы сами сказали. Вы каждый день вдыхаете похожий запах, который можно сравнить с тем, что витает рядом со свиньями. Аммиак.
Давид в ответ лишь восхищенно молчал.
– И какой вывод из этого следует? – спросил он наконец.
Старик перебрал игральные кости в ладони. Давид приподнял бровь – на каждой грани были нанесены только шестерки.
– Влияние, – повторил Дофр, убирая в карман белые кубики. – Все дело в точке зрения и влиянии.
Давид взял в руки фотографию в рамке, которая стояла слева от черепа какого-то животного. Снимок был сделан издалека, на нем среди вспоротых свиней стоял огромный бородач в грязном свитере и высоких резиновых сапогах, на его лице была хирургическая маска. Энтомолог за работой.
– Так! Теперь о Палаче! – предложил Дофр. – Разберемся с Палачом и его тайными мотивами!
– «Тайными мотивами»?.. Но сейчас о них прекрасно известно бихевиористам[8], психиатрам, психологам и полицейским! Да и вообще любому обычному читателю! Это же касается и его почерка, манеры, которую… когда он… когда он принуждал этих несчастных женщин выполнять невозможные вещи… С тех пор столько уже об этом написали…
– То есть для вас Палач – прозрачен совершенно? Вы серьезно занимались этой историей?
– Да… Более чем серьезно.
– Но не более серьезно, чем я. Я уже четверть века ломаю голову, как… – Он сжал пальцы в кулак, поднеся ладонь к лицу. – Как будто меня разъедает какая-то болезнь. Вы поняли, например, почему он не совершил восьмого по счету преступления, которое должно было завершить начатое? Почему покончил с собой накануне предначертанной даты?
– У него была склонность к суициду, фрустрации, легкая шизофрения. Он чувствовал, что собственный бред затягивает его, что он не может владеть собой, ему уже недоставало фетишизма и убийств. Лишить себя жизни значило обрести свободу.
– Пустая болтовня! Вы знаете еще какого-нибудь серийного убийцу, который бы пытался покончить с собой?
– Например, Джон Вейн Гловер и Дэвид Бёрни.
– Это исключения…
– Палач – тоже исключение.
Дофр с шумом выдохнул, как будто потерял терпение.
– Ладно, а цифры, которые он набивал черными чернилами на черепах оставленных им в живых детей. 101703… 101005… 98784…
– Вы прекрасно знаете, что этого никто так и не понял. Ответ он унес с собой в могилу… – Давид сделал паузу и продолжил: – В машине… вы сказали, что мы будем заниматься тайной чисел… Вы считаете себя умнее математиков, которые безуспешно бились над загадкой Палача?
– Нет, к сожалению! Но… тайна этих чисел все еще существует. Потому что существуют дети с вытатуированными на их головах цифрами. Преступник заклеймил их. Они присутствовали, когда он убивал их родителей. Конечно, им было всего по два-три года, но татуировка эта… как бы выразиться… является символом того, что Палач продолжает жить, пока живут они. Вам что-нибудь говорит имя Фредерик Брасар?
– Брасар? Рабочий, который убил своих жену и сына, выстрелив им в голову, а потом покончил с собой?
– Совершенно верно. Он один из тех семи детей. Сын Потье, третьей убитой семьи.
– Не может быть!
– Истинная правда.
Давид сделал шаг назад:
– Но… Откуда вы об этом узнали? Тех детей раздали по детским домам, поместили в приемные семьи, некоторых из них усыновили! Вы точно уверены, что Брасар – один из них?
– Кто ищет, тот находит, особенно когда знаешь, в какие двери стучать… Возьмем, например, дочь Бемов. Она не знает, кто она… А я знаю… И хранить эту тайну очень непросто, поверьте мне…
Давид удивленно развел руками:
– С ума можно сойти. Честно говоря, верится с трудом…
– Вы мне не верите? Хотя, боже мой, ваша реакция совершенно естественна. Но теперь вы понимаете, насколько вы далеки от истинного положения дел. Но приступим, Давид… Сейчас вы мне расскажете… нет, не расскажете… вы оживите для меня последнее убийство Палача. Двойное убийство Патриции и Патрика Бем в тысяча девятьсот семьдесят девятом году. Почти двадцать семь лет назад… Станьте Палачом, станьте Бемами, станьте видеокамерой, будьте точным, предельно точным, когда начнете рассказывать о произошедшем… Удивите меня, удивите снова, так, как это сделала ваша книга.
