Фредерик Форсайт
Кулак Аллаха
Позже военные стратеги будут удивляться, как иракцам удается с такой непостижимой скоростью восстанавливать целые дивизии, а еще позже инспекторы ООН будут открывать один неизвестный завод или склад за другим и убеждаться, что в подземельях скрыто еще немало тайных военных предприятий.
Но в тот жаркий январь 1991 года никто об этом не догадывался.
Молодые летчики, готовившиеся к боевым вылетам на бесчисленных аэродромах от Тамука на западе до Бахрейна на востоке и до сверхсекретной базы Хамис Мушаит на юге, знали одно: через сорок часов для них начнется война, с которой кому-то из них не суждено вернуться.
В последний день перед тем, как начнутся предполетные инструктажи, большинство летчиков писали домой. Одни, не зная, что сказать, покусывали авторучки, других не покидали мысли о женах и детях; привыкшие иметь дело с тоннами смертоносного металла, они никак не могли выразить свои переживания словами, и на глаза у них наворачивались слезы. Третьи хотели в письме сказать то, что раньше лишь шептали любимым, а отцы наказывали сыновьям – если случится худшее, заботиться о матерях.
В Эль-Харце командир авиакрыла коротко сообщил новость личному составу 336-й эскадрильи, собравшемуся в палатке для инструктажа. Вместе со всеми о теперь уже неизбежной войне узнал и капитан Дон Уолкер. Еще не было и девяти часов утра, но горячее солнце пустыни уже раскалило воздух и песок.
Летчики расходились молча, каждый думал о своем. Впрочем, все пришли примерно к одному выводу: значит, последняя попытка предотвратить войну провалилась, значит, политики и дипломаты, которые, стараясь избежать войны, мотались с конференции на конференцию, делали официальные заявления и вставали в позу, требовали, просили, угрожали и умоляли, потерпели фиаско. Все было напрасно.
По крайней мере так думали все молодые летчики, которым только что стало известно, что разговоры кончились. Они не знали и не понимали, что их судьба была решена еще несколько месяцев назад.
Уолкер видел, как командир эскадрильи Стив Тернер ушел в свою палатку, чтобы написать, возможно, последнее письмо Бетти-Джейн, которая жила в Гоулдзборо, что в штате Северная Каролина. Рэнди Роберте перекинулся парой слов с Бумером Хенри, потом они разошлись.
Дон Уолкер поднял голову и посмотрел на бледно-голубой небосклон. Еще мальчишкой в Талсе он мечтал стать хозяином неба, и вот теперь в том же небе он может погибнуть, не дожив и до тридцати лет. Дон направился в пустыню. Как и другим, в эти минуты ему хотелось побыть одному.
Аэродром в Эль-Харце не был обнесен забором. Там, где кончались палатки и бетонные полосы, начинались коричнево-желтые пески и камни – и так до самого горизонта и на много миль за ним. Дон миновал раковины ангаров, скучившиеся вокруг бетонированной площадки, на которой механики и электрики проверяли и перепроверяли каждый узел самолетов; когда машинам придется подняться в небо, они должны быть настолько безотказны и совершенны, насколько это вообще в человеческих силах.
На площадке стоял и F-15 Уолкера. Глядя на свой самолет со стороны, Дон, как обычно, испытал чувство благоговейного страха. Истребитель, буквально облепленный со всех сторон, снизу и сверху роем людей в комбинезонах, напоминал ему приготовившегося к прыжку хищного зверя. Этот зверь не знал ни любви, ни зависти, ни ненависти, ни страха; он лишь терпеливо ждал, когда ему наконец будет позволено сделать то, для чего он и был предназначен еще в конструкторском бюро: нести смерть и разрушение тем, на кого укажет президент Соединенных Штатов Америки. Уолкер завидовал своему «иглу»: несмотря на невероятную сложность, самолет ничего не чувствовал, ничего не боялся. Дон Уолкер миновал последние палатки, и теперь под его ногами были лишь песок и глинистый сланец пустыни. От ослепляющего солнца его глаза защищали козырек бейсбольной шапочки и летные очки, а палящих лучей солнца он почти не замечал.
Восемь лет Уолкер летал на американских самолетах, потому что ему нравилось летать, но до сегодняшнего дня он ни разу всерьез не задумывался над тем, что может погибнуть в бою. Каждый военный летчик мечтает о том, чтобы ему представилась возможность испытать свое искусство, свое хладнокровие и превосходство своей машины не в тренировочном полете, а в настоящем соперничестве с другим летчиком. Но подсознательно он надеется, что этого никогда не случится и ему никогда не придется убивать людей или самому погибнуть от пули другого летчика.
В тот день Уолкер наконец понял, что этим надеждам не суждено сбыться, что все годы учебы и тренировочных полетов закономерно привели его в это место, откуда через сорок часов он снова поднимет в небо свой «игл». Только на этот раз он может и не вернуться.
Как и другие летчики, Дон вспомнил свой дом. Он был единственным ребенком в семье и пока не успел жениться, поэтому думал о родителях. Он вспомнил проведенное в Талсе детство, как он играл в саду за домом, тот день, когда ему в первый раз подарили перчатку принимающего и он до заката заставлял отца бросать ему мяч.
Потом он вспомнил каникулы, проведенные вместе с родителями. Это было еще до колледжа. На всю жизнь запечатлелись в памяти летние каникулы, на Аляске, куда отец взял его с собой на рыбалку. На такую серьезную рыбалку отправлялись только мужчины, а Дону в то лето исполнилось двенадцать.
Тогда Рей Уолкер был почти на двадцать лет моложе, стройней, выносливей и сильней сына; теперь время взяло свое и в этом смысле они поменялись местами. Вместе с другими отпускниками они наняли каяк и проводника, на каяке бороздили холодную воду залива Глейшер-Бей, видели черных медведей, лакомившихся ягодами на склонах гор, смотрели, как над ледником Менденхолл, за Джуно, всходит солнце. В бухте Халибут-Хоул они поймали двух семидесятифунтовых чудовищ, а в проливе недалеко от Ситки – огромную чавычу.
Дон Уолкер шел по бескрайней пустыне в тысячах миль от своего дома, и по его лицу текли слезы; он их не вытирают, они быстро высыхали на солнце. Если его убьют, значит, он уже не сможет жениться и вырастить детей. Дважды он был очень близок к тому, чтобы сделать предложение. Первый раз это случилось еще в колледже, но тогда Дон был очень молод и позже понял, что то было всего лишь увлечение. Во второй раз он познакомился возле базы Макконнелл с более зрелой женщиной, но та дала ему понять, что никогда не выйдет замуж за летчика-истребителя.
Теперь Дону как никогда прежде хотелось, чтобы вечерами дома его встречала жена, чтобы у него была дочь, которой перед сном нужно было бы рассказывать сказки, и сын, которого он учил бы, как остановить закрученный футбольный мяч, как принимать и подавать в бейсболе, как путешествовать и ловить рыбу – всему, чему когда-то учил его отец. А больше всего Дону хотелось вернуться в Талсу и обнять свою мать, которая всегда очень переживала за сына, хотя тот мужественно не признавался, что иногда ему приходится рисковать...
Потом Дон Уолкер вернулся на базу, в свою палатку, которую он делил с другими пилотами, сел за расшатанный стол и попытался написать домой. Это оказалось совсем непросто. Обычно в письмах он рассказывал о погоде, о последних событиях в эскадрилье и в ближайшем к базе городке. На этот раз нужно было написать что-то иное.
Как и многие другие, Дон все же исписал в этот день две страницы. Он попытался выразить словами свои мысли, а это было очень трудно.
Дон сообщил им то, о чем утром объявил командир авиакрыла, и объяснил, что это значит, просил их не беспокоиться за него. Ведь он был подготовлен лучше любого летчика в мире, он летал на лучшем истребителе в мире в составе лучших военно-воздушных сил мира.
В письме Дон извинился, что причинял родителям неприятности, благодарил их за то, что они для него сделали за все эти годы, с пеленок до выпускного парада, на котором генерал приколол ему на грудь заветные «крылышки». Чтобы попасть на тот парад, родителям Дона пришлось пересечь всю Америку от одного океана до другого.
Дон написал, что через сорок часов он снова поднимет в воздух свой «игл», но на этот раз все будет по-другому. Впервые в жизни он будет пытаться убить других, а те постараются уничтожить его.
Он не увидит лиц своих врагов, не почувствует их страха, а они не увидят его лица – такова современная война. Но если враг окажется более ловким, а Дон потерпит неудачу, то пусть его родители знают, что он очень любит их. Он надеется, что был не самым плохим сыном.
Закончив письмо, Дон Уолкер запечатал конверт. В тот день по всей Саудовской Аравии было заклеено много конвертов. Потом их забрала военная почта, а еще чуть позже письма были доставлены в Трентон, Талсу, Лондон, Рим, Руан и множество других городов.
В тот же день ночью Майк Мартин получил инструкции от своих инспекторов из Эр-Рияда. Он замедлил запись и услышал голос Саймона Паксмана. Инструкции были короткими, четкими и ясными.
Последнее сообщение Иерихона оказалось ложным, в нем не было ни капли правды. Выводы экспертов убедительно показывают, что ни при каких условиях Иерихон не может быть прав.
Иерихон мог лгать умышленно или непреднамеренно. Если он лгал умышленно, то тому могло быть несколько причин. Он мог соблазниться возможностью заработать огромную сумму денег или – по своей воле или по принуждению – решил ввести союзников в заблуждение. Если же он лгал непреднамеренно, то его самого ввели в заблуждение. В любом случае его ждет разочарование: за такую чушь ЦРУ не хотело платить ни цента.
Учитывая все эти факты, мы пришли к убеждению, что операция окончательно сорвана и ключи к ней Иерихон или уже передал, или передаст в ближайшем будущем иракской контрразведке, которой «теперь руководит ваш друг Хассан Рахмани». Возможно, Иерихон станет искать способ, как отомстить союзникам, и напишет анонимное письмо.
Теперь нужно считать, что все шесть тайников находятся под наблюдением иракских служб безопасности. К ним нельзя приближаться ни при каких обстоятельствах. Мартину приказывалось подготовиться к тому, чтобы при первой возможности, которая скорее всего представится в момент всеобщего хаоса через двадцать четыре часа, ускользнуть из Ирака. Конец сообщения.
Всю ночь Мартин обдумывал инструкции Паксмана. Его не удивило, что Запад не поверил Иерихону, но известие о том, что тот не получит больше ни цента, было тяжелым ударом. В конце концов, рассуждал Мартин, Иерихон всего лишь передал то, что Саддам сказал на каком-то закрытом заседании. Предположим, Саддам врал; что ж, в этом нет ничего нового. Но разве Иерихон в такой ситуации должен был промолчать? Другое дело, что требовать миллион за непроверенную информацию было явной наглостью.
В остальном логика Паксмана была безупречна. Через пять-шесть дней Иерихон проверит счет и узнает, что денег нет. Разумеется, он будет обижен и возмущен. Если его уже не разоблачили и он не попал в лапы мучителей Омара Хатиба, то, вполне возможно, он ответит анонимным письмом в контрразведку.
И тем не менее, со стороны Иерихона это было бы глупостью. Если Мартина схватят, то неизвестно, сколько он сможет продержаться, попав в лапы пыточных дел мастеров, и не выдаст ли он в конце концов своим мучителям информацию, которая приведет их к Иерихону, кем бы тот ни был.
К сожалению, людям свойственно делать глупости. Паксман прав, тайники могут быть под наблюдением.
Что же касается того, чтобы незаметно ускользнуть из Багдада, то это легко сказать, но трудно сделать. Слушая разговоры на базарах, Мартин понял, что все ведущие из города дороги перекрыты патрулями Амн-аль-Амма и военной полиции, которые ищут дезертиров и тех, кто уклоняется от службы в армии. Подписанное советским дипломатом Куликовым письмо давало Мартину возможность работать садовником в Багдаде, но патрульным полицейским было бы трудно объяснить, что делает садовник дипломата в пустыне, где был зарыт его мотоцикл.
В конце концов Майкл Мартин решил пока оставаться на вилле дипломата. Вероятно, это было самое безопасное место в Багдаде.
Глава 15
В полночь 16 января истекал срок, предоставленный Саддаму Хуссейну для вывода войск из Кувейта. В тысячах комнат, палаток, фургонов и хижин, рассеянных по всей Саудовской Аравии, по всем странам Персидского залива и Красного моря, люди молча посматривали на часы и друг на друга. Говорить было особенно не о чем.
Сидевшие за стальными дверями, которые надежно защитили бы и хранилища любого банка, обитатели второго подвального этажа саудовского министерства военно-воздушных сил испытывали чувство опустошенности. Подготовительная работа была закончена, все цели обозначены и нанесены на карты, и оказалось, что штабным работникам нечего делать – по крайней мере на ближайшие два часа. Теперь все зависело от более молодого поколения. Перед ними поставили задачи, и молодые летчики, пролетев высоко над головами генералов, отправятся их выполнять.
Часы показывали пятнадцать минут третьего ночи, когда в штабную комнату вошел генерал Шварцкопф. Все встали. Он громко зачитал обращение к солдатам и офицерам, капеллан прочел молитву, после чего командующий сказал:
– О'кей, приступаем к работе.
Далеко от Эр-Рияда, в пустыне, работа уже началась. Первыми границу пересекли не бомбардировщики, а восемь вертолетов типа «апач» из Сто первой воздушно-штурмовой дивизии сухопутных войск. Им предстояло выполнить небольшую, но очень важную задачу.
К северу от границы, но ближе Багдада, располагались две мощные иракские радиолокационные установки, которые контролировали все воздушное пространство от Персидского залива на востоке до пустынь на западе.
Тот факт, что для подавления этих радиолокаторов были выбраны тихоходные по сравнению со сверхзвуковыми самолетами машины, объяснялся двумя причинами. Во-первых, вертолеты, прижимаясь к пескам пустыни, могли оставаться невидимыми для радиолокаторов и подлететь к ним незамеченными. Во-вторых, командование хотело, чтобы пилоты своими глазами убедились, что установки уничтожены до основания, а взглянуть на плоды своей работы с близкого расстояния могли только вертолетчики. Если же радиолокационные установки вообще оставить, то это будет стоить союзникам не одной сотни человеческих жизней.
«Апачи» сделали все, что от них требовалось. Иракские солдаты заметили их только после того, как они открыли огонь. Все члены экипажей вертолетов были вооружены приборами ночного видения, которые напоминали короткие бинокли, укрепленные на шлемах. В непроглядной темноте южной ночи пилоты видели все, как при ярком лунном свете.
Сначала вертолетчики уничтожили генераторы, снабжавшие радиолокаторы электроэнергией, потом пункты связи, откуда иракцы могли бы передать сообщение о воздушном налете на ракетные базы, расположенные дальше от границы, а потом и зеркала радиолокационных антенн.
Меньше чем за две минуты было выпущено двадцать семь ракет типа «хеллфайр» с лазерным наведением, сто обычных ракет стомиллиметрового калибра, произведено четыре тысячи выстрелов из крупнокалиберных пулеметов. От радиолокационных установок остались дымящиеся кучи пепла.
Вертолетная атака пробила гигантскую брешь в системе противовоздушной обороны Ирака, и через эту брешь в воздушное пространство страны устремились самолеты союзников, готовые выполнить все задачи, намеченные на первую ночь.
Тот, кто видел план воздушной войны генерала Чака Хорнера, признавал, что он был вершиной военной науки. План отличался последовательностью и невероятной точностью, он был детализирован до мелочей и в то же время достаточно гибок, чтобы при необходимости в него можно было внести любые изменения.
Цель первого этапа была абсолютно ясна и заключалась в подавлении всех систем противовоздушной обороны Ирака с тем, чтобы изначальное превосходство ВВС союзников в воздухе превратилось в их полное господство. Только после того, как самолеты союзников смогут беспрепятственно проникнуть в любую точку Ирака, можно будет думать о выполнении трех других этапов воздушной войны в течение того срока, который отвело командование вооруженных сил коалиции, – тридцати пяти дней.
В системе противовоздушной обороны Ирака ключевыми являются радиолокационные установки. Несмотря на постоянно совершенствующееся вооружение, в современной войне радиолокаторы остаются наиболее важным и чаще всего используемым инструментом обнаружения противника и наведения своих средств защиты.
Радиолокаторы замечают приближающиеся самолеты противника, направляют свои истребители на перехват, нацеливают зенитные ракеты и снаряды.
Уничтожить радиолокаторы противника – значит ослепить его. Тогда противник будет похож на слепого боксера на ринге. Как бы силен он ни был, как бы ни был опасен его удар, соперник будет ловко уклоняться от перчаток беспомощного Самсона, будет наносить удар за ударом, пока не наступит единственно возможная в таких случаях развязка.
В гигантскую брешь, пробитую в передовом радиолокационном заслоне Ирака, ринулись «торнадо», «иглы», «ардварки» F-111, «уайлд уизлы» F-4G. Они направлялись к другим радиолокаторам, располагающимся в глубине Ирака, к ракетным установкам, которыми управляли эти радиолокаторы, к командным пунктам, на которых сидели иракские генералы, и к центрам связи, через которые эти генералы пытались отдавать распоряжения далеким от них воинским частям.
Той же ночью с линейных кораблей «Висконсин» и «Миссури» и крейсера «Сан-Хасинто», стоявших в Персидском заливе, были выпущены пятьдесят две крылатые ракеты типа «томагавк». Управляемый компьютером и установленной в его носу телевизионной камерой, «томогавк» всегда летел на небольшой высоте, учитывая все неровности ландшафта, а оказавшись вблизи цели, «рассматривал» ее, сравнивал с изображением, хранящимся в памяти его компьютера, находил нужное здание или сооружение и попадал точно в цель.
«Уайлд уизлы» – это те же «фантомы», предназначенные для поражения радиолокационных установок. Их главным оружием являются высокоскоростные ракеты с электромагнитными сенсорами. Работающий радиолокатор непременно излучает электромагнитные волны, они являются его основным чувствительным органом. Сенсоры обнаруживают эти волны и направляют ракету в центр источника излучения, где она и взрывается.
Но из всех самолетов, отправившихся в ту ночь на север, самым необычным был, наверно, истребитель-бомбардировщик F-117A, который получил название «стэлс». Черному «стэлсу» придана такая форма, что большая часть излучения радиолокатора рассеивается его поверхностью, а меньшая – поглощается особыми материалами покрытия. Иными словами, «стэлс» не отражает электромагнитное излучение, радиолокатор противника не регистрирует сигнал и не видит самолет, Той ночью американские «стэлсы» невидимками проскользнули мимо иракских радиолокаторов и сбросили двухтысячефунтовые бомбы с лазерным наведением точно на тридцать два важнейших объекта системы противовоздушной обороны. Тринадцать из этих объектов располагались в Багдаде и его окрестностях.
Когда бомбы взорвались, иракцы открыли бешеную стрельбу вслепую, но ни один из «стэлсов» не был даже поврежден. Арабы стали называть эти самолеты «шабах», что значит «приведение».
«Стэлсы» поднялись с секретного аэродрома Хамис Мушаит, расположенного на юге Саудовской Аравии; туда они были переведены с не менее секретной базы возле Тонопы, что в штате Невада. Тогда как менее удачливым американским пилотам приходилось жить в палатках, пилоты «стэлсов» наслаждались куда более комфортабельными условиями. Аэродром Хамис Мушаит был построен в центре пустыни, но располагал укрепленными ангарами и квартирами с кондиционерами. Командование не рискнуло перевести секретные и очень дорогие «стэлсы» ближе к границе.
Далекий аэродром имел и свои неудобства. От взлета до посадки пилотам «стэлсов» приходилось находиться в воздухе до шести часов – и все это время в постоянном напряжении. Они пролетали незамеченными над одной из самых плотных систем противоздушной обороны в мире, сооруженной вокруг Багдада, и ни один из самолетов не получил ни одной пробоины ни той ночью, ни позже.
Выполнив задачу, «стэлсы» разворачивались и возвращались на Хамис Мушаит. В небе они чувствовали себя как гигантские скаты в спокойном море.
Самая опасная ночная работа выпала на долю британских «торнадо». В ту ночь и всю первую неделю воздушной войны они сбрасывали на иракские аэродромы огромные, тяжелые бомбы JP-233, предназначенные для разрушения взлетно-посадочных полос.
Пилоты «торнадо» столкнулись с двумя проблемами. Ирак строил гигантские военные аэродромы; так, аэродром Таллил был в четыре раза больше Хитроу и имел шестнадцать взлетно-посадочных полос. Взорвать все бетонные полосы на всех иракских аэродромах было просто невозможно.
Вторая проблема была связана с высотой и скоростью полета. Бомбы JP-233 рекомендовалось сбрасывать только во время горизонтального полета с постоянной скоростью, поэтому после бомбометания пилоты «торнадо» вынуждены были пролетать над пораженной целью. Даже если все иракские радиолокаторы возле аэродрома были уничтожены, то оставалась иракская зенитная артиллерия, которая встречала «торнадо» стеной огня. Один из пилотов говорил, что пробиться через такую стену – все равно что «лететь сквозь плавящиеся стальные трубы».
Американцы прекратили испытания бомб JP-233, считая их слишком опасными для пилотов. Они оказались правы. Но британские ВВС не сдавались, и только потеряв несколько самолетов и экипажей, британцы были вынуждены отказаться от этого оружия.
Той ночью в иракском небе кружили не только бомбардировщики. За ними и вместе с ними летели самолеты сопровождения и вспомогательных служб.
Истребители прикрывали стратегические бомбардировщики. «Рейвны»[14] американских ВВС и выполняющие аналогичные задачи «проулеры» ВМС США глушили все передачи наземных иракских служб, все инструкции, которые те пытались передать немногим пилотам Саддама, сумевшим в первую ночь войны поднять свои самолеты в воздух. Иракские летчики не получали помощи ни от диспетчеров, ни от безмолвствовавших радиолокаторов. Большинство из них решили, что разумнее вернуться на свои базы.
К югу от границы в воздухе дежурили шестьдесят бензозаправщиков, среди которых были американские КС-135 и КС-10, самолеты KA-6D ВМС США, британские «Викторы» и VC-10. Их задача состояла в том, чтобы встретить самолеты, летящие из глубин Саудовской Аравии, наполнить их баки горючим, потом перехватить на обратном пути и снова дать им столько горючего, чтобы они смогли вернуться на свои базы.
Заправка самолетов в воздухе может показаться тривиальным делом, но один из пилотов как-то заметил, что заправляться непроглядно темной ночью – все равно, что «пытаться засунуть спагетти в задницу дикой кошке».
А над всем Персидским заливом, как и все последние пять месяцев, кружили и кружили «хокаи» Е-2 и Е-3 ВВС США, вооруженные радиолокаторами системы АВАКС. Они следили за всеми своими и вражескими самолетами в небе, предупреждали, советовали, направляли и наблюдали.
К рассвету радиолокаторы Ирака были в основном уничтожены, иракские ракетные пусковые установки ослеплены, а главные командные пункты превращены в руины. Чтобы довести эту работу до конца, потребуется еще четыре дня и четыре ночи, но господство авиации коалиции в воздухе уже вырисовывалось. Позже дойдет очередь до электростанций, вышек телевизионной связи, телефонных станций, релейных станций, самолетных ангаров, вышек воздушных диспетчеров, а также всех известных союзникам предприятий по производству и хранению оружия массового поражения.
Еще позже авиация коалиции примется за иракские дивизии, располагавшиеся к югу и юго-западу от кувейтской границы. Генерал Шварцкопф настаивал на том, чтобы до наступления наземных войск коалиции боевая мощь иракской армии была снижена по меньшей мере в два раза.
Потом ход войны изменят два события, которые в первый день никто не мог предугадать. Одним из этих событий было неожиданное решение Ирака атаковать Израиль, запустив на его территорию несколько ракет типа «скад», другое было инициировано капитаном Доном Уолкером из 336-й тактической эскадрильи, который, не сумев поразить ни одну из своих целей, с досады сбросил бомбы на первый попавшийся иракский объект.
Наступило утро 17 января. Багдад долго не мог оправиться от глубокого шока.
Простых багдадцев взрывы разбудили в три часа ночи, и они уже не сомкнули глаз до утра. Когда рассвело, самые храбрые из них отважились покинуть свои дома, чтобы взглянуть на кучи развалин, оставшиеся от двух десятков зданий во всех частях города. Многие верили, что они лишь чудом остались в живых; они не понимали и не могли понимать, что в дымящиеся руины превратились только давно намеченные союзниками двадцать объектов и что жителям Багдада смертельная опасность не грозила ни минуты, потому что бомбы падали точно на эти объекты.
Но настоящее потрясение испытали багдадские иерархи. Саддам Хуссейн давно покинул президентский дворец и устроился в своем многоэтажном бункере, располагавшемся под отелем «Рашид», который все еще был переполнен европейцами и американцами, в основном работниками средств массовой информации.
Много лет назад здесь сначала вырыли огромную яму, а потом по шведскому проекту и с использованием шведской технологии построили бункер. Это сложнейшее сооружение представляло собой один гигантский ящик, размещенный внутри другого, еще большего. Внутренний ящик покоился на мощнейших пружинах, так что даже если бы ядерный взрыв стер с лица земли весь Багдад, то обитатели бункера ощутили бы лишь легкий толчок.
Хотя в бункер вел лифт с гидравлическим приводом, находившийся на пустыре за отелем, внутренний ящик располагался точно под зданием отеля. В сущности, отель был специально построен для западных гостей именно на этом месте.
Если враг захочет уничтожить бункер, сбросив мощную бомбу, способную проникать глубоко в землю, ему сначала придется сравнять с землей отель «Рашид».
Окружавшие раиса подхалимы лезли из кожи вон, стараясь преувеличить причиненные ночными бомбардировками разрушения, однако постепенно все начинали осознавать масштабы постигшей их катастрофы.
Все они рассчитывали на «ковровую бомбардировку» города, в результате которой были бы разрушены целые жилые кварталы, а улицы были бы усеяны тысячами трупов невинных горожан. Затем Саддам и его приспешники намеревались показать сцены массовых убийств западным репортерам и телеоператорам, которые потом продемонстрировали бы их своим соотечественникам. Те придут в ужас, во всем мире начнутся протесты против бесчеловечной политики президента Буша, повсюду активизируются антиамериканские настроения, а в конце концов будет созван Совет Безопасности, на котором Китай и Россия наложат вето на продолжение кровавого геноцида.
К полудню стало окончательно ясно, что прилетевший из-за океана бени кальб нарушил все планы Саддама. Насколько смогли выяснить иракские генералы, бомбы более или менее точно попали в цели, намеченные военные объекты были разрушены, но этим все и ограничивалось. По убеждению генералов Саддама при такой бомбардировке было невозможно избежать тысяч жертв среди гражданского населения, поскольку все важные военные объекты были намеренно расположены в самых густонаселенных районах Багдада.
Тем не менее, осмотр города показал, что двадцать командных пунктов и штабов, ракетных баз, радиолокационных установок и центров связи были уничтожены до основания, тогда как в соседних жилых зданиях в лучшем случае были выбиты стекла в окнах, из которых и сейчас, тараща глаза на развалины, выглядывали живые и невредимые обитатели.
Иракским властям пришлось удовлетвориться собственными сочинениями, в которых приводились ужасающие цифры убитых мирных граждан и утверждалось, что сбитые американские самолеты сыпались с неба, как листья с дерева глубокой осенью.
Большинство иракцев, оглупленных многолетней пропагандой, поверили этим выдумкам – во всяком случае пока поверили.
Генералы, командовавшие противовоздушной обороной Ирака, сомневались. К середине дня выяснилось, что они потеряли почти все свои радиолокационные установки, их ракеты типа «земля-воздух» фактически ослепли, а связь с отдаленными воинскими частями практически отсутствовала. Хуже того, оставшиеся в живых операторы радаров в один голос утверждали, что их установки уничтожили бомбардировщики, которые так и не появились на экранах радиолокаторов. Лжецов тотчас арестовали.
Впрочем, жертвы среди мирного населения и в самом деле были. Иракские зенитчики повредили системы наведения по меньшей мере у двух крылатых ракет типа «томагавк», ракеты «сошли с ума» и потеряли свои цели. Одна из них разрушила два дома и снесла черепицу крыши с мечети; во второй половине дня следы этого преступления агрессоров продемонстрировали представителям прессы.
Другая крылатая ракета упала на пустыре и взорвалась, оставив глубокую воронку. Ближе к вечеру на дне воронки было найдено изуродованное – очевидно взрывом – тело женщины.
Налеты бомбардировщиков продолжались весь день, поэтому санитарам удалось только извлечь тело из воронки и, поспешно завернув его в одеяло, доставить в морг ближайшего госпиталя.
По соседству с госпиталем оказался главный командный пункт ВВС Ирака, и теперь палаты госпиталя были переполнены раненными во время бомбежки служащими командного пункта, а десятки тел погибших офицеров уже лежали в том же морге. Найденная в воронке убитая женщина стала просто одной из многих жертв бомбежки.
Патологоанатом госпиталя работал на пределе своих возможностей. У него решительно не оставалось ни минуты на мало-мальски тщательное обследование, поэтому он довольствовался установлением личности погибших и причин их смерти. До него доносились звуки разрывавшихся бомб и непрекращавшийся ни на минуту грохот заградительного огня зенитчиков. Он не сомневался, что вечером и тем более ночью в госпиталь привезут много новых трупов.
Патологоанатома несколько удивило, что женщина, в отличие от всех других погибших, не работала на командном пункте. На вид ей было лет тридцать, она была довольно хороша собой. К разбитому в кровь лицу прилипла цементная пыль. Если учесть, где нашли тело, то само собой напрашивалось единственно разумное объяснение: она бежала по пустырю, когда рядом взорвалась ракета. На тело повесили бирку и подготовили его к похоронам.