Фири Макфолен
Помни меня
Лу. Говори. Непристойности.
Эти слова разделяет «пунктуация» – новый толчок. И вдруг, еще не приняв решения объявить о своем присутствии, я рявкаю:
– КАКОГО ХРЕНА?!
Оба тела дергаются – это шок от того, что я присоединилась к разговору. Робин пытается слезть с женщины и одновременно обернуться – и в результате падает с кровати.
Женщина извивается, стараясь сесть, и я вижу: а) ее запястья привязаны к столбикам кровати шарфами, причем один из них – полосатый футбольный шарф, который я недавно стирала для Робина; б) у нее маленькие груди и татуировка в виде цветка под ними и в) она покрыта какой-то бледной комковатой субстанцией, которая в первую секунду вызывает у меня испуг. Но затем я понимаю, что это мороженое «Вермонстер».
Женщина смотрит на меня сквозь облако растрепанных каштановых волос, а я гляжу на нее. И вдруг я понимаю, что знаю, кто это: она личный помощник Робина, Лу.
Робин стоит обнаженный, волосы словно парик. Эрекция уменьшилась, словно член поник из уважения к визиту королевы. Робин бледный, цвета пломбира.
– О господи, Джорджина, какого черта ты тут делаешь?
– Меня уволили с работы. А ты что делаешь?
– Что… ну… как ты вошла?!
Похоже, Робин злится на Рок, а не на себя.
– Ты дал мне ключ.
– О, мать твою так… – До Робина доходит истина: творец всех своих несчастий – он сам. Он лопочет: – А ты не думаешь, что тебе следовало сначала постучать?
Меня поражает, что он может качать права в такую минуту.
И тут гнев одерживает верх над шоком, и ко мне возвращается самообладание.
Я подчеркнуто, чтобы он это видел, сверлю взглядом Лу. Ей явно хочется, чтобы ее отвязали: побагровев, она извивается в своих оковах. Затем я снова перевожу взгляд на Робина и наконец смотрю на его поникший член. Мой взгляд поистине испепеляющий.
– Я стучала. Меня было не слышно из-за музыки. Ты жалкий предатель, кусок дерьма.
Быстро спустившись по лестнице, я спрыгиваю с последних ступенек, приземляясь на коленки. Робин гонится за мной, так что у него нет времени одеться. Таким образом, когда я добираюсь до входной двери, передо мной снова предстает совершенно голый мужчина.
Я еще больше ненавижу его за это. Он такой бесстыжий, вовсе и не думает прикрыться. Даже сейчас Робин до некоторой степени актерствует. Посмотри, как я уязвим. Посмотри, как я бесхитростен. Я бы предпочла, чтобы его не знающая условностей бесхитростность была скрыта полотенцем.
– Джордж, Джордж, подожди! Мне жаль, – говорит он.
– Мне тоже. Не каждый разрыв сопровождается счетом от врача. Я плохо себя чувствую.
– Разрыв?..
Повернувшись, я смотрю ему в глаза.
– Ты серьезно считаешь, что я останусь с тобой?
– Нет – конечно, не сегодня вечером.
Я в изумлении моргаю:
– Ты что, действительно сошел с ума? Это клинический случай? Все кончено, Робин, мы расстаемся. Неужели ты думаешь, что мы могли бы продолжить отношения после этого?
Робин делает паузу, затем говорит:
– Отношения? Мне… мне кажется, мы не были в отношениях?
Я так поражена, что требуется целая минута, чтобы сформулировать ответ.
Мне с трудом удается выдавить:
– …Что?
– Я полагал, что мы «встречаемся». – Робин изображает в воздухе кавычки. – Не думал, что у нас эксклюзив… что запрещается встречаться с другими людьми. Вся эта сцена не в моем… стиле.
Я вспыхиваю. Одно дело – сотворить со мной такое, и другое – взваливать на меня вину. Притворяться, будто это результат моих неразумных ожиданий.
– Мать твою, ты серьезно?! Ты хочешь вывернуться, притворившись, что наши отношения не существовали? Так врут дети. А дальше ты, как ребенок, закроешь лицо руками, считая, что я тебя не вижу?
Робин нарочито громко вздыхает, недоверчиво трясет головой, приглаживает волосы, обдумывая, что сказать дальше. Этот прием он использует на сцене. Господи, какое бесстыдство – выставлять на всеобщее обозрение член и яйца!
– Я никогда не видел тебя такой прежде, – бормочет он.
У меня снова отваливается челюсть.
– Может быть, мне уточнить, чего я никогда не видела прежде? Ты в своем уме?
Он подбоченивается: Мистер Разумный. Нет, сейчас он уже Мистер Оскорбленный.
– Разве я сказал или сделал что-то такое, что заставило тебя думать, будто я верю в моногамию? Совершенно уверен, я сказал, что не верю.
Я что-то невнятно бормочу. Он словно вор, которого поймали, когда он сунул руку в кассу, а он защищается, утверждая, что все не так, как кажется, и воровства не существует, потому что мы живем с ложными представлениями, созданными ЦРУ. Черт побери, я прихожу в ярость.
– Значит, вот какое у тебя оправдание? Ты думал, что мы оба свободны и можем заниматься сексом с другими?
– Ну да, Джорджина. Условия нашей связи никогда не обсуждались. Откуда же мне было знать, что ты думаешь иначе?
– Тогда зачем прятаться от меня, выключать свой телефон и делать это у меня за спиной?
– Но не тыкать же тебе это в лицо? Это плохие манеры, да? Ты бы вряд ли стерпела репортаж о том, когда и с кем.
– О, МАТЬ ТВОЮ! КАКОЙ ТЫ ЗАБОТЛИВЫЙ!
Мне нужно уйти отсюда, из этой токсичной атмосферы, и самой во всем разобраться.
Я открываю дверь на лестничную площадку и вижу пару лет тридцати и родителей лет шестидесяти. Их внимание уже привлекла какофония в квартире Робина.
Верный своей натуре, которой чужда застенчивость, мой бывший бойфренд стоит перед ними во всей красе и смотрит на них.
Папа говорит:
– Извините! Вы не возражаете против того, чтобы прикрыть ваши интимные детали? Здесь присутствуют дамы.
– Я на своей личной территории. Это моя квартира. И таким образом получается, что вы проявляете чрезмерное любопытство.
– А вы чрезмерно наглы, – отвечает сын (он же Мужчина-Со-Сменой-Часовых-Поясов). Внезапно он становится моим новым героем.
– В самом деле, нет никакой необходимости выставлять ваше хозяйство на всеобщее обозрение, – замечает отец Мужчины-Со-Сменой-Часовых-Поясов.
– Мое хозяйство! Не стоит быть таким чопорным в отношении человеческой анатомии, приятель, – отвечает Робин. – Она прекрасна.
– Заверяю вас, это не так, если смотреть отсюда, – возражает Мужчина-Со-Сменой-Часовых-Поясов.
– Передай мой привет Лу, – обращаюсь я к Робину, выходя на площадку, и услужливо поясняю ошеломленной группе: – Это женщина, с которой я только что его застала. Они занимались сексом.
– О, он наконец-то сделал для вас дубликат ключа? – осведомляется Мужчина-Со-Сменой-Часовых-Поясов.
– Да, но, как выяснилось, у нас никогда не было отношений. – Я развожу руками – дескать, вот какая я дура.
– И в моем баке никогда не было его мусора, – говорит Мужчина-Со-Сменой-Часовых-Поясов. – Он полон дерьма. Совсем как мой бак.
Я с энтузиазмом жму руку Мужчины-Со-Сменой-Часовых-Поясов.
– Приятно было познакомиться.
6
– Это придется сказать мне? Ах, вы парочка… – Клем качает головой, с укоризной глядя на Рэва и Джо. Они безмолвствуют, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
Рэв теребит свою темно-синюю манжету, потертую согласно моде. У Джо выражение лица, как у печального мультяшного животного с фермы.
– Что? – спрашиваю я.
Я знаю, они считают, будто я делаю хорошую мину при плохой игре. Однако, как ни странно, я спокойна. Красное вино «Шираз» помогает. Я нашла надежную гавань в бурном море. Это алая кожаная кабинка в пабе под названием «Лескар», вблизи «Бара охотников».
Оказывается, можно пригласить своих друзей выпить в уик-энд без предварительного предупреждения. В том случае, если двое из них вышли из кино, мучимые жаждой, а третья проводит вечер дома, сидя на диете (правда, она все равно уже слопала целый чесночный батон с сыром из «Маркс энд Спенсер»). И если к тому же ты возбуждаешь их аппетит потрясающей историей о коварной измене.
Я не смела надеяться, что этот невероятный вечер пятницы закончится в любимом месте, с моими лучшими друзьями. Однако это так, и я безмолвно возношу благодарственную молитву над свиными ребрышками.
Итак, я снова одна, у меня нет ни работы, ни денег, я живу в съемной квартире рядом с фермой личинок, с худшей соседкой в районе. Зато у меня есть друзья и красное вино.
– Ну же, Рэв, давай! – говорит Клем, и Рэв, кашлянув в кулак, сердито смотрит на нее.
– Что?
– О’кей, если никто из вас не собирается ей сказать, это сделаю я. Джорджина…
– О господи, вы ЗНАЛИ, что он встречается с другими женщинами?! – восклицаю я. Эта мысль – словно нож в спину, но не потому, что Робин это афишировал. Ведь если они держали это в тайне от меня, то этот грязный эпизод значит гораздо больше, чем того заслуживает.
– Нет, конечно, мы не знали, дуреха! – возражает Клем. – Почему бы нам тогда было не сказать тебе?
– О, не знаю, – бормочу я.
– Джорджина! – Клем со зловещим видом втягивает воздух. – Мы все считали, что Робин – мерзкий ублюдок.
– О? – говорю я. – Он вам не нравился?
Рэв снова кашлянул, а Джо уставилась в свой стакан с сидром.
– «Не нравился» – это слабо сказано. Мы его терпеть не могли.
– Клем! – вмешивается в разговор Рэв. – Черт возьми, она только что застукала его в постели с другой.
– Ну я же говорю – ублюдок!
После нескольких минут напряженного молчания я начинаю хохотать. Друзья растерянно смотрят на меня, потом тоже начинают смеяться.
– Я думала, ты зальешься слезами и стукнешь меня, – говорит Клем.
– Мне хочется стукнуть себя, – отвечаю я.
Джо кладет ладонь на мою руку.
– Но это, конечно, ужасно для тебя. Мне жаль, что так случилось.
Я глажу ее руку.
– Скатертью дорога.
– Он действительно утверждает, что у вас свободные отношения? – спрашивает Клем, и ее безупречные ярко-красные губы кривятся от отвращения. Она одевается, как член «Палп»[26], даже еще лучше. С головы до ног в винтаже, крашеные рыжие волосы коротко подстрижены. Клем очень острая и резкая – и внешне, и по характеру.
– Он сказал, что считает, будто вы свободно можете спать с другими. Тогда напрашивается вопрос: почему же он никогда об этом не упоминал?
– Он не только ведет себя как последний засранец, но и как газлайтер.
– Что это значит?
– Внушает тебе, что ты полоумная и что это твоя проблема.
– Мы действительно никогда не говорили на тему «Каковы правила насчет того, чтобы спать с другими». Он говорил, что не верит в моногамию, но знаете… Я как-то не думала, что это впрямую относится к нам. Он же познакомился с моими друзьями, с моей семьей.
– Это и означает газлайтинг. – Клем пьет джин с тоником через соломинку, затем делает гримасу. – Он называл тебя «Официантка». И ни разу не упустил шанс дать понять, что он лучше тебя.
– Я думала, он… ну не знаю… легкомысленный.
Клем закатывает глаза, а Рэв и Джо все еще избегают моего взгляда. И я понимаю, что это досталось мне в наследство от Робина: ощущение неловкости оттого, что я терпела и логически объясняла его гнусное поведение. Оказывается, это все замечали. А еще я буду вечно ненавидеть «Бен энд Джерри».
– А ты знаешь эту женщину? – спрашивает Клем.
– Это Лу – его личная помощница. У них была когда-то интрижка, но я полагала, что она давно закончилась к тому времени, как появилась я.
Робин сказал, что когда-то они с Лу переспали, и я решила, что это было давно.
Я была ошеломлена, когда он это упомянул, так как провела весь вечер в ее обществе, полагая, что у них дружеские, деловые отношения. Мне не пришло в голову, что между ними что-то было. Вообще-то, Лу внешне – моя полная противоположность. У нее длинные каштановые кудрявые волосы, нос пуговкой, тощие ноги в колготках с узором и серебряные туфли с двойной подошвой. Я сразу прониклась к ней симпатией.
Мне всегда приходится внутренне перестраиваться, когда я обнаруживаю, что кто-то уже побывал там, где теперь нахожусь я.
– Она не парилась, реально не парилась, – сказал Робин. И я перевела это следующим образом: не было никаких проблем, когда я ясно дал понять, что это ничего не значит.
Робин сделал паузу.
– Это же не имеет для тебя значения, не так ли? В смысле, кто с кем был?
Нет, для меня это имеет значение, как почти для всех. Вот почему так много популярных песен об этом.
– Нет. Просто я удивлена, вот и все. Не представляю вас вместе.
– Не знаю, можно ли это назвать «вместе». Мы кончили тем, что принимали душ в «Ибис», в Лутоне[27], после битвы едой. Таким образом, это казалось следующим очевидным шагом. Ведь в Лутоне не так уж много других развлечений.
Я морщусь. В эту минуту я определенно не была крутой девочкой, которой хочется услышать детали. И мне не нравилось, как Робин изображает меня ограниченной и слишком добропорядочной. Даже тогда я понимала, что он получает удовольствие, поздравляя себя с тем, что он эротический пират по сравнению со старомодной Джорджиной.
Поэтому когда он добавил:
– Тебе бы хотелось, чтобы я в будущем тебе не говорил?
Я поспешно ответила:
– Нет, – и сменила тему.
Почему я не спросила, стал бы он возражать, если бы мы поменялись ролями? Потому что либо Робин стал бы лицемерить, либо он начисто лишен ревности. Это хорошо для него, но не очень-то приятно для меня.
Почему я не сказала Робину, что его свободная любовь – это не для меня? Я боялась, что покажусь старомодной невестой из «Билли-лжеца»[28] – женщиной, застрявшей в прошлом.
А еще я боялась, что мои надежды никогда не сбудутся. Но я узнала, что лучше иметь нереальные надежды, чем не иметь никаких.
Мы выпили еще по паре стаканчиков, и мои друзья заметили, что я не возражаю против того, чтобы они критиковали Робина. Поэтому сейчас он в маринованном виде дымится над ямой с углями. К концу вечера от него останутся только дымящиеся головешки.
Я чувствую благодарность, смешанную со стыдом, оттого что не чувствую ни грусти, ни желания защищать Робина. Я должна бы чувствовать себя так, будто у меня вырвали сердце и плюнули в душу. А я только сбита с толку, унижена и пуста. Пустота была еще до Робина, и он отвлек меня от нее.
– Стендап-комики часто бывают ужасными людьми, – говорит Рэв. – Только подумай, кем нужно быть, чтобы стоять одному на сцене и говорить смешные вещи, рискуя, что никто не засмеется. Клише печального клоуна. Я бы предпочел провести время в «Орлином гнезде» Гитлера, нежели стоять там за кулисами.
– Ты мог бы мне это сказать до того, как я начала встречаться с одним из них, – замечаю я.
– Я собирался, но ты исчезла с ним в ночи, прежде чем я успел дать тебе профессиональный совет. А после я понял, что советы нежелательны.
На самом деле это Рэв виноват в том, что я познакомилась с Робином. Рэв достал нам билеты на вечер открытого микрофона. Робин выступал последним и был гораздо лучше остальных. Он представил отрывок из своего шоу «Я не смешной, но». Поскольку он читал истории, то выгодно отличался от тех, кто брал микрофон и выдавал короткие фразочки, которые через некоторое время надоели.
После этого мы очутились в ночном баре отеля вместе с Робином и двумя другими выступавшими – полной женщиной с бирюзовыми волосами, в прикиде пилота-истребителя, и унылого мужчины из Солихалл, в мягкой шляпе с плоской круглой тульей. Наконец-то я почувствовала себя частью творческой богемы Шеффилда.
Робин высокий, с копной вьющихся волос и маленькими проницательными синими глазами. На нем была красная рубашка из шотландки. Когда он расхаживал по сцене, то теребил волосы и излучал нервную энергию. Сейчас от него еще пахло потом после выступления.
Я почувствовала, что взволнована знакомством с Робином. Он был не похож на обычных мужчин, которых я знала. Разъезжал по разным городам. Знал толк в своем деле. Я решила выждать тот момент, когда удастся привлечь его внимание.
Держа перед собой мобильник, Робин читал вслух рецензию своему агенту. Два дня назад они начали турне в Лондоне, и, очевидно, только что был вынесен вердикт.
– У Макни острый слух на лингвистические нелепости, которые заражают нашу повседневную жизнь. Он изображает неприязнь к своим знаменитым конкурентам, в манере Стюарта Ли[29], и даже к своей публике. Однако он постепенно соскальзывает с многозначительной самопародии к самолюбованию… и действительно становится тем самым хвастуном, которого пытается пародировать. Его эго – пьяный водитель, но если его лучшие инстинкты будут контролировать руль автомобиля, он сможет стать чем-то потрясающим. Скажи-ка, это похвала или нет?
Пауза.
– Да, я знаю. Я спрашиваю: как тебе кажется?
Пауза.
– Совсем неплохо. Я хочу вырезать эту рецензию и наклеить в альбом.
Пауза.
– Нет, я знаю, что «Чортл» – это веб-сайт и что не может быть экземпляра на бумаге. Ты что, не понимаешь юмор?
Робин разъединяется. Вся компания безмолвствует. Я не нервничала, главным образом благодаря двум стаканам крепкого напитка, у которого был вкус испорченного варенья. В стакане была вишенка на палочке.
– Рецензия со словами «превосходный», «потрясающий и «острый слух» – что может быть лучше? – говорю я.
Робин перевел взгляд на меня.
– А как насчет того, что мое эго – надравшийся водитель?
Я пожимаю плечами:
– Ну а как же без эго? Не может быть, чтобы у Ричарда Прайора или… Ленни Брюса не было эго[30]. И еще без демонов. Эго и демоны. Они так же необходимы для искусства, как яйца и бекон – для завтрака.
Робин пристально смотрит на меня.
– Вау! А вы кто?
Я представилась, было заказано шампанское, и вечер продолжился.
– Вы писательница? – спросил Робин, положив руку на бархатную банкетку и таким образом как бы обняв меня.
– Ха! Нет. Кто вам это сказал?
– Ваш совет прозвучал так, словно один писатель говорит с другим…
Я расплылась в улыбке. Это один из самых лучших комплиментов, которые я когда-либо слышала.
– Правда, у вас для этого слишком здоровый вид. Судя по вашему лицу, вы не живете на кофе и сигаретах. И даже выходите из дома и дышите свежим воздухом.
Я понимала, что надо мной слегка подтрунивают. Однако уровень алкоголя в крови и песня Принса гармонично сочетались, и я была счастлива, что мне льстят.
– Я официантка.
– О! Это прелестно. (Да, вот он, тот самый тон. Клем права.)
Я чуть не сказала: «Мне бы хотелось стать писательницей», но знала, что дальше спросят, что я написала. А ответить нечего: есть только дневник, которым я когда-то гордилась. Поэтому я промолчала.
– У меня есть вопрос, важный для моей работы. Каково это – быть красивой?
Из-за его плеча я вижу, как Рэв изображает пантомиму: приставляет воображаемый револьвер к виску и спускает курок.
Может быть, в других обстоятельствах я бы не купилась, но Робин казался занятным и удивительным. К тому же приятно услышать такое о себе.
– Я некрасива.
Не поддавшись порыву поправить прическу, я все же втянула живот.
– Определенно красивы.
– Ну что же, благодарю вас.
– Так каково это – быть красивой, а считать, что некрасива?
Я засмеялась:
– Э-э. Ну, если вы настаиваете.
– Не разочаровывайте меня. Я думал, это все равно что быть героиней Диснея, которая может заставить кастрюли и сковородки мыться самим, а метлу – танцевать.
Через несколько минут Рэв наклонился ко мне и прошептал:
– Держу пари, что ты можешь заставить его метлу танцевать – если понимаешь, о чем я.
Я рассмеялась и вдруг осознала, что впервые за сто лет заинтересовалась кем-то.
В тот вечер я сделала то, чего никогда не делаю. Когда Робин снова появился и, усевшись рядом со мной, наполнил мой стакан, я подумала: «Я тебя заполучу. Я затащу тебя домой».
После признаний, сделанных шепотом (ты мне нравишься / ты мне тоже нравишься), и после поцелуя на стоянке такси дело кончилось весьма посредственным сексом в номере отеля: Робин был не в состоянии добраться до своей квартиры. Мое грандиозное приключение с сексом в первую же ночь закончилось тем, что я повалилась на мертвецки пьяного комика, который все время стонал: «Говори мне непристойности, Джорджина-официантка, говори непристойности! Будь непристойной и скверной!»
Скверной?
Я заорала:
– Трахни меня, ты, кудрявый хвастун!
Рэв все еще размышляет над недостатками Робина.
– Ты знаешь, я провел недостаточно времени около Робина, чтобы диагностировать Темную триаду[31]. Но я бы не удивился.
– Это звучит как название хип-хоп группы.
– Нарциссизм, манипулирование, неспособность к состраданию, – перечисляет Рэв, загибая пальцы. – Это люди, которые могут проглотить тебя и выплюнуть, ни на секунду не почувствовав себя виноватыми.
Рэв – психоаналитик. Вы бы никогда это не заподозрили, глядя на этого тощего азиатского парня с челкой и пристрастием к павлиньим расцветкам в одежде. Он хладнокровно аналитичен и несентиментален. Вероятно, это идеально – иметь рядом подобную личность, когда у тебя связь с таким искрящим набором расстройств, как Робин. Хотя я сейчас под алкогольными парами, мне приходит мысль: а не превратили ли мы эту заурядную эгоистичную задницу в шекспировского злодея?
Джо задумчиво произносит:
– Я думала, Робин очень идио… идио…
– Идиотский? – подсказывает Клем.
– Нет… ну, это как иди…
– Иде Амин?[32]– говорит Рэв.
– Нет. Так называют индивидуальное, которое не индивидуально!
– Идиосинкразический? – предполагаю я.
– Да! Мне в самом деле не нравилось, что он так груб с тобой.
Я хмурюсь.
– Честное слово, я считала, что он добродушно подтрунивает.
Вообще-то, я ценю свою способность понимать шутки, и мне жаль, что мои друзья переживали за меня.
Клем поджимает губы.
– А когда ты высказывала свое мнение о чем-нибудь, Робин был тут как тут со своим: «может быть, люди, которые с тобой не согласны, имеют свою точку зрения» или «может быть, ты слишком обидчива». Я сразу же это заметила, так как тот псих, мой бывший, обычно проделывал такое со мной. Постоянное подкусывание. Они хотят, чтобы ты была неуверена в себе.
А ведь она права! Сначала меня смущало, что Робин старается искоренить мои предрассудки, но потом я решила, что ни к чему быть обидчивой принцессой. Вау, я выбрала такого умника, поздравляла я себя. Вот сейчас он все скажет как надо. И мне никогда не приходило в голову: а почему этот парень никогда не бывает на моей стороне?
Я все спускала Робину, потому что считала, что он «Другой» – посланник из более умного, изысканного и либерального мира, нежели мир Джорджины-официантки. И если мне что-то не нравится, то это оттого, что я еще не прониклась новейшими течениями, что я не художник с артистическим темпераментом. Теперь-то мне ясно, что, как и в нашем разговоре о Лу, он всегда тонко внушал мне мысль, что я отстаю на пару шагов.
– Он шикарный мальчик при деньгах, но его представление о том, как развлечь тебя – это чтобы ты мчалась в квартиру, которую ему купили родители, и слушала, как он порет чушь, – говорит Клем. – Он хоть раз куда-нибудь тебя сводил?
Нет. И опять-таки я считала, что это признак того, как он блистательно нематериалистичен. Робин не ограничен в средствах, но ему не нужны дорогущие обеды, он не хочет пускать мне пыль в глаза, ослепляя своим богатством. Он хочет беседовать о важных вещах. (О себе и своей работе.)
Я хлещу вино и делаю вывод, что стремление найти позитив (того сорта, который внушается девушкам: будь благодарна, улыбайся!) не всегда правильно. Иногда следует спросить себя: с какой стати?
И я вспоминаю другие сигналы, которые успешно блокировала. В первый раз я представила Робина своей банде на тридцатилетии Клем. Я тогда думала, что Клем провела весь вечер на другом конце комнаты в связи с обязанностями хозяйки, что Рэв просто надрался до потери пульса, налегая на «Тьму и бурю»[33], а Джо такая тихая из-за месячных. А между тем заскучавший Робин сказал, что «неважно себя чувствует в толпе».
Я делаю гримасу своему стакану:
– Надеюсь, вы не думаете, что я встречалась с этим ублюдком, потому что он пару раз мелькнул на телеэкране?
– О нет! – отвечает Рэв. – Мы думаем, ты встречалась с этим ублюдком, потому что считала его чем-то необыкновенным.
Джо добавляет:
– Вообще-то, и мы все не лучше.
Я не собиралась указывать на то, что обычно это не я притаскиваю птенца кукушки в гнездо. Хотя мои немногочисленные бойфренды той поры, когда мне было двадцать с чем-то, не отличались блеском и не подходили мне, они были милыми парнями.
А вот калейдоскоп знакомств Рэва в интернете трудно отличить от его списка пациентов. «Только я не могу брать с них плату за мое время». Джо надолго запала на харизматичного типа, живущего по соседству, Фила Потаскуна. А Клем считает, что романтическая любовь – это концепция, предназначенная для того, чтобы подчинить и поработить человечество. Она редко встречается с кем-нибудь достаточно долго, чтобы мы успели с ним познакомиться.
Рэв идет вместе с Клем к бару, чтобы помочь ей принести выпивку – за третью порцию платит она. А Джо, бросив на меня взгляд из-под блестящей каштановой челки – сейчас она красится на две трети в цвет капучино и на треть – пенки капучино (она парикмахер), – говорит:
– Ты очень хорошо справляешься. Надеюсь, мы не слишком тебя достали.
– О, спасибо, вовсе нет. Вообще-то, я в ужасе от себя. Интересно, если бы я не застукала его, то как долго убеждала бы себя, что мы хорошая пара? А ведь мы никогда не были парой.
Возбуждение от вечера с друзьями и адреналин от разоблачения Робина идут на спад, и я ощущаю опустошенность.
– Нет, вы были парой.
– Не были, Джо. Я запала на парня, кого считала крутым. – Я тру виски и с трудом подавляю желанию упасть головой на стол. – Влюблюсь ли я теперь в кого-нибудь по-настоящему? Нужно выбрать наименее плохой из худших вариантов – и хрен с ним.
От избытка красного вина я вступила в стадию слезливой сентиментальности.
– Ты найдешь кого-нибудь! Ты могла выбирать, в самом деле могла.
Я колеблюсь, разглядывая свою подставку для пивной кружки. В конце концов, можно поделиться с тем, с кем дружишь двадцать лет и кто знает тебя как облупленную.
– Не уверена, существует ли такой, кого я хотела бы выбрать. Никогда ни в кого не влюблялась… – Я продолжаю, не в силах встретиться с Джо взглядом: – Ну, может быть, один раз. Когда была юной и глупой. Но оказывается, это ничего не значило.
– Ричард Харди? – шепчет Джо.
О господи! До чего же опасно, когда кто-то так давно тебя знает!
Как только я завела этот разговор, я поняла, что не хочу его продолжать. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. От произнесенного имени у меня сжалось все внутри, и я бормочу какие-то бессвязные междометия.
– Я иногда вижу его фотографии. Он сейчас живет в Торонто?
– Гм-м. Да, думаю, он переехал в Канаду, – отвечаю я. Жаль, что мой стакан пуст, а то было бы чем занять себя.
Джо гладит меня по руке. Я вижу, что она собирается что-то сказать. Как же ее остановить?
– Я не знала, что ты… – начинает она, но я перебиваю:
– А куда подевался Рэв? Он давит ногами виноград для этого вина?
Джо озирается, явно чувствуя, что-то неладное. Но это настолько мимолетно, что она не успевает задуматься, в чем дело.
7
Первые минуты отходняка – самые тяжелые. Это все равно что очнуться в чистом поле после того, как тебя выбросило из автомобиля при аварии. Только ты сама и есть эта авария.
В моей голове прокручивается конец вечера: мы лизали соль, кусали лимоны, пили текилу, у которой был вкус, как у жидкости для снятия лака с ногтей, смеялись в такси, как гиены. Брр! Вряд ли такое времяпрепровождение можно назвать приятным. А на следующее утро в голове гулко звонит колокол.
Реальность восстанавливается в виде серии вспышек: привязанная к кровати Лу с обнаженной грудью, Робин, демонстрирующий свой член перед соседями. Это походит на очень странный сон, и на секунду мне кажется, что это и был сон. Но потом мой взгляд падает на обтрепанную афишу «Я не смешной, но», которая валяется на полу. На лбу Робина написано помадой: «МЕШОК С ДЕРЬМОМ».
О боже, сильно ли я шумела? Карен взбесится. Она работает на фабрике, где делают печенье, – неделю в ночную смену, неделю в дневную. Я постоянно забываю, в какую смену она трудится сегодня. Когда я въехала в квартиру, то сказала:
– Мы действительно едим так много печенья, что его нужно выпекать ночью?
На что она ответила:
– Это шутка или вы действительно настолько глупы?
И это задало тон нашему совместному проживанию.
Я высовываю язык из пересохшего рта, подобно ящерице, и пытаюсь потянуться. Нужно выпить колы, принять две таблетки лимонного нурофена и соснуть еще пару часов.
Который час? Я беру телефон, чтобы проверить время, и вижу сообщение с незнакомого номера. Приподнявшись на локте, смотрю на себя в зеркало. Когда спишь в пьяном виде, волосы на макушке почему-то всегда встают дыбом.
Привет, Джорджина, это Девлин. Марк дал мне ваш номер и сказал, что вы можете нам помочь на поминках. Вы можете прийти сюда часам к трем? Дайте мне знать, если это вам подходит. Мы в полном отчаянии!
О-ох… У меня же халтура у клиента Марка! И Эстер строго меня предупредила, чтобы я не облажалась! Нужно отказаться нужно отказаться НЕЛЬЗЯ ОТКАЗАТЬСЯ. Нельзя злить сестру, не говоря уже о деньгах: во втором сообщении указана кругленькая сумма наличными (плюс «чаевые, если вам удастся их заработать»). Это позволило бы мне продержаться, по крайней мере, до следующего месяца.
Сейчас половина двенадцатого. Меня вызывают к трем. Не мешало бы вздремнуть еще часок, но лучше этого не делать: если я просплю, будет катастрофа.
Я наскоро принимаю горячий душ и очень долго занимаюсь макияжем, который призван замаскировать мое прискорбное состояние. Конечно, это временная мера – стоит только посмотреть на розовые белки глаз и серую кожу. Глядя в запотевшее зеркало, ты убеждаешь себя, что совершила волшебное воскрешение Лазаря, наложив на лицо тонны косметики. Но по мере того, как проходит день, смотришь на свое изможденное отражение и видишь Бэби Джейн[34].
Пока что я и думать не могу о твердой пище. Я осушаю чашку крепкого черного кофе, очень сладкого, а черепаха Джемми смотрит на меня пристальным взглядом, который говорит: «Мы снова надрались, как сапожник, не так ли? Ай-ай-ай!»
О боже! Карен оставила на кухонном столе одну из своих любовных записок.
Джорджина!
Кажется, у нас появился прокладочный ГОБЛИН. Это мифическое существо, которое крадется по дому и ворует прокладки. У меня была коробка «Супер плюс», в которой оставалось примерно три, а сейчас нет ни одной. Пришлось воспользоваться твоими «Лил-Летс». Если бы я хотела «Лил-Летс», то и покупала бы «Лил-Летс». К тому же у меня сильно льет, а они плохо впитывают. Пожалуйста, возмести.
Карен
P.S. Добавляю это в 6 часов утра, отправляясь на работу. После того как в 2 часа утра ты грохотала в своей спальне (я полагаю, одна?) в течение ЧАСА, ты завела музыку. Думаешь, если ты слушаешь песни своей Тейлор Свифт в наушниках, то я не услышу, как ты ПОДПЕВАЕШЬ? ПОРАЗИТЕЛЬНОЕ ХАМСТВО.
Поскольку я не помню, как попала домой, придется купить в качестве извинения «Каву»[35], а еще «Тампакс».
Я совершенно уверена, что не пользовалась ее прокладками. У Карен дырявая память, и она получает удовольствие, изводя кого-то. Это просто одна из многих причин, по которым соседство с ней – не подарок.
