Филипп Сэндс
Крысиная тропа
2. 1901, Отто
Отто Густав Вехтер родился в Вене 8 июля 1901 года. Его отец, Йозеф Вехтер, офицер Австро-Венгерской империи эпохи Франца-Иосифа, был ревностным монархистом. Немецкоязычная семья с чешскими корнями происходила из судетского городка Хавран (ныне Гаврань в Чехии) на окраине империи, северозападнее Праги. Йозеф был также националистом и убежденным антисемитом. В браке с Мартой Пфоб из богатой венской семьи он растил троих детей.
У Отто было две старших сестры: Герта (1898 г. р.) и Ильзе (1900 г. р.) Его окружали любовью как единственного сына и как младшенького. Сохранилась фотография всего семейства[16], сделанная придворным фотографом, когда Отто было всего несколько месяцев. Марта сидит, усатый Йозеф в мундире гордо держит сына. Это официальный портрет, зеркало жизни, посвященной монархии и империи.
Первые годы Отто провел в Вене[17]; столица в ту пору достигла пика могущества, благосостояния и интеллектуального творчества. Венской оперой руководил Густав Малер, Зигмунд Фрейд развивал новые идеи психоанализа, Йозеф Хоффман и Коломан Мозер заправляли в «Венских мастерских» – новаторском сообществе художников и архитекторов. Бургомистр Карл Люгер правил железной рукой, не скрывая своего антисемитизма. Отто посещал начальную школу на Альбертгассе в Восьмом венском округе. Его успеваемость оценивалась как «очень хорошая».
Когда ему исполнилось семь лет, семья переехала на Адриатическое побережье, в Триест, где мальчик учился в немецкой школе на Виа делла Фонтана рядом с вокзалом. Он учил итальянский, проявлял способности к языкам и показывал «похвальные» результаты по всем предметам, кроме чистописания, удостоенного только оценки «удовлетворительно». Он принял первое причастие, перешел в среднюю школу, научился плавать в военной школе плавания. Он был целеустремленным и уверенным в себе и уже удобно чувствовал себя в униформе.
Летом 1914 года, когда разразилась война, семья находилась в Триесте. Йозеф, майор kaiserlich und kӧniglich (k. u. k.), т. е. императорской и королевской, армии, был направлен в Галицию, а затем назначен командиром 88-го пехотного полка, стоявшего близ Лемберга[18]. Отто с матерью и сестрами переехал в Будвайс в Южной Богемии (ныне это Будеёвице в Чешской Республике), они провели год неподалеку, в Крумау. На уроках истории его увлекали Цезарь и Галльские войны, в физическом воспитании предпочтение отдавалось основам вооруженного и рукопашного боя.
Император Франц-Иосиф умер в 1916 году после почти 68 лет царствования. Через два года завершилась война, а с ней и четырехсотлетнее правление Габсбургов; Австрии пришлось довольствоваться огрызками ее былой славы. Семья Вехтеров, вернувшаяся в Триест, бедствовала. Йозеф вложил семейные средства в государственные облигации, которые полностью обесценились в результате послевоенного финансового краха. Зато его наградили орденом Марии Терезии за храбрость; награждение было запечатлено на пленку, пленка сохранилась, и я смог увидеть момент, когда Йозеф Вехтер стал дворянином[19]. Теперь он – и позднее Отто – пользовался титулом Freiherr, барон. Вехтеры сделались «фон Вехтерами».
Летом 1919-го Отто закончил среднюю школу. Аттестат зрелости позволил ему поступить на юридический факультет Венского университета, где он и начал учиться 18 октября 1919 года. То было неспокойное время, отмеченное крушением империи и Русской революцией. Среди беженцев, хлынувших в Вену с восточных окраин бывшей империи, был и Герш Лаутерпахт из Лемберга[20], поступивший вместе с Отто на юридический факультет и спустя четверть века предложивший правовое понятие «преступления против человечества» для деяний, которыми среди прочих запятнал себя и его бывший сокурсник[21].
С фотографии на студенческом билете смотрит целеустремленный молодой человек с орлиным профилем, копной волос и большой «бабочкой». Он проучился на юридическом факультете пять лет, девять семестров. Среди его профессоров были уважаемые правоведы, включая Ганса Кельзена[22], читавшего конституционное право, и Александра Холд-Фернека[23], злобного националиста, считавшего, что пройдет еще миллион лет, прежде чем восторжествует «истинное международное право». Были среди них и евреи: Штефан Брасслофф, специалист по римскому праву[24], Йозеф Хупка, знаток торговли и иных форм обмена[25].
Отто, увлеченный спортсмен, вступил в венский гребной клуб «Донаухорт», расположенный на Дунае, и стал чемпионом Австрии на восьмерке. В выпущенной в 2017 году к 150-летней годовщине клуба брошюре Отто назван «чрезвычайно успешным и популярным» гребцом[26]. Он также любил горы, активно занимался восхождениями и часто проводил выходные на лыжном курорте близ Вены. Его окружали многочисленные друзья, в том числе женщины, которых влекли его энергия и чувственность.
В университете Отто стал проявлять интерес к политике, разделяя отцовский национализм немецкоязычных Судет. Йозеф был одним из первых членов «Немецкого клуба» – сугубо мужского консервативного сообщества, приверженцы которого исповедовали пангерманизм и возражали против притока евреев и прочих беженцев с земель бывшей империи. «Покупайте только в арийских магазинах!»[27] – призывал членов клуба его бюллетень.
В марте 1921-го, незадолго до назначения отца министром обороны, Отто принял участие в крупной антиеврейской акции в центре Вены. Их организовало движение Antisemitenbund (Антисемитская лига), созданное двумя годами раньше; 40 тысяч участников требовали лишить евреев основных прав граждан и собственности и изгнать всех прибывших после сентября 1914 года[28]. Нападениям подверглись еврейские магазины и евреи – пассажиры трамваев[29]. Отто арестовали, судили в районном суде Вены и приговорили к двум неделям тюремного заключения с отсрочкой на год[30]. В прессе его назвали монархистом. Ему еще не исполнилось двадцати лет, а он уже перешагнул черту, отделявшую законопослушание от преступной деятельности.
Этот опыт развил у него вкус к политике. Я видел в венском архиве его билет члена Национал-социалистической партии, полученный в 1923 году[31]. В 22 года Отто примкнул к первым последователям Адольфа Гитлера, бывшего венца. Молодой честолюбивый студент-юрист, исповедовавший антимарксистские и антисемитские взгляды, присоединился к австрийскому отделению политической партии, связанной с Германией. Через год он закончил учебу на юридическом факультете и стал неимущим, хоть и титулованным обладателем диплома и визитной карточки «Д-ра Отто барона фон Вехтера». Вооружившись ими, он стал стажироваться при различных судах, посещать разбирательства, набираться адвокатского опыта. В декабре 1925 года Венский апелляционный суд удостоверил его практический подход, юридические познания и «безукоризненное поведение»[32].
В 1926 году скоропостижно скончалась мать Отто. Он переехал в маленькую квартиру в доме № 3 по Бройнерштрассе, близ собора Святого Стефана, в самом сердце Вены. Теперь на его фирменном бланке красовалась золоченая буква W под баронской короной, свидетельство знатности; началась череда стажировок по коммерческому праву. К весне 1929-го он трудится в конторе доктора Фёлькерта в здании XIX века в Четвертом округе Вены. В субботу 6 апреля политический активист, чемпион страны по гребле и адвокат-стажер отправился на Южный вокзал, чтобы поехать оттуда в горы Шнеерберг покататься в выходные на лыжах. В сопровождении друзей, мужчины и женщины, он сел в поезд, идущий до Пухберга, вошел в купе, занял место. Напротив молодой привлекательной брюнетки.
Так началось его знакомство с новым миром – промышленности, больших денег и еще большего честолюбия.
3. 1908, Шарлотта
Молодую брюнетку звали Шарлотта Блекман; 22-летняя студентка, изучавшая искусство, недавно вернулась из Англии, где провела год. В тот выходной она отправилась в горы в надежде с кем-нибудь познакомиться.
Шарлотта была на семь лет моложе Отто: она родилась в 1908 году в Мюрццушлаге, в сотне километров юго-западнее Вены. Этот городок, примостившийся в долине неспешной реки Мюрц в Штирийских Нижних Альпах, был известен как конечный пункт Земмерингской железной дороги – первой в мире горной железнодорожной магистрали, введенной в эксплуатацию еще в середине XIX века[33]. Ныне городок полузабыт, и если его и помнят, то только как место, где Иоганнес Брамс написал свою Четвертую симфонию и где родилась лауреат Нобелевской премии по литературе Эльфрида Елинек.
Шарлотта была четвертой из шести детей Вальтера Блекмана, состоятельного протестанта-евангелика, и его католички-жены Меты. Семья владела основанным дедом Шарлотты сталелитейным заводом, славившимся качеством своей продукции, что шла на изготовление острых лезвий и всевозможных инструментов. На предприятии трудилось две тысячи рабочих – четверть населения городка.
По прошествии столетия от Блекманов почти не осталось следа. Завод перешел к другим владельцам, Herrenhaus – прекрасного хозяйского дома с садом, где родилась и жила с пятью братьями и сестрами Шарлотта, – давно не существует. Рядом с виллой «Луиза»[34], где жили ее кузены, находится средняя школа, названная в честь Герты Райх, одной из 29 местных евреев, изгнанных из Мюрццушлага после прихода к власти нацистов в марте 1938 года. Фотографии в альбомах Шарлотты дают представление о мире, в котором она жила и которого лишилась: деревянные стенные панели, мебель с ручной резьбой, картины маслом, книги, деревянная лошадка, принадлежавший Шарлотте огромный кукольный дом.
На одной из фотографий запечатлено семейство Блекманов в феврале 1914 года, после рождения шестого (и последнего) ребенка. Шестилетняя Шарлотта – она смотрит прямо в камеру – выглядит весьма уверенной. Она была любимицей сурового Вальтера и мягкосердечной Меты, эта девочка с цветочком за ухом, прямая и невозмутимая, одаренная от природы сильной волей. Блекманов ждали перемены и обогащение, так как война увеличивала спрос на сталь для производства оружия и паровых машин для местных железнодорожных линий. В 1916 году компания Orenstein & Koppel выпустила локомотив «Лотте», названный в честь Шарлотты и предназначавшийся для узкоколейки, обслуживавшей заводы Мюрццушлага и Хёнигсберга[35].
В ноябре 1918 года война закончилась. Канцлер Карл Реннер заявил в австрийском парламенте, что Австро-Венгерская империя повержена, испытывает национальное унижение и обречена на экономический крах, избежать которого, как и закабаления иностранными капиталистами, позволил бы союз с Германий[36]. Заключенный вместо этого в сентябре 1919-го в Сен-Жермен-ан-Ле договор наложил на Австрию обязательство сохранять независимость в постоянных границах. Больцано и Южный Тироль перешли к Италии, немецкие Судеты стали частью Чехословакии, значительные части Штирии и Каринтии влились в Югославию. Мюрццушлаг очутился на восточной оконечности крохотной Австрии по соседству с новообразованным королевством словенцев и хорватов[37].
Несмотря на политический хаос, повседневная жизнь не прекращалась. На тринадцатилетие тетя Августа подарила Шарлотте тетрадь, получившую имя Stammbuch, «Племенная книга». Девочка стала записывать события каждого дня и на всю жизнь сохранила эту книжицу; кроме дневниковых записей, на ее страницах появлялись тексты песенок, рисунки, воспоминания о членах семьи и друзьях; так создавалась картина зажиточной жизни, проходившей между большой семейной квартирой на Бельведерегассе в Вене, домом в Мюрццушлаге и каникулами в Европе. Один из друзей семьи, известный рентгенолог, нарисовал тушью в дневнике девушки обертку ее любимого швейцарского молочного шоколада Gala Peter[38]. Поклонник-англичанин оставил строчку поэта Роберта Браунинга: «All’s love, yet all’s law» (Все – любовь, но все – закон (англ.) – ред.)[39]. Один воздыхатель изобразил ее в ярко-желтом платье с темно-красным букетом в руках, другой звал в путешествие на поезде.
В целом у дочери владельца сталелитейного завода было беззаботное, благополучное детство со строгими, но справедливыми родителями. Сначала ее воспитанием занимался частный наставник дома, его сменила маленькая реальная гимназия в Вене, потом католическая реальная гимназия на Виднер Хауптштрассе. Скромная, но общительная Шарлотта была верным и преданным другом, поэтому многие ее знакомства продлились с ранних лет до самого конца жизни.
Она была близка с дедом по материнской линии Августом фон Шейндлером, классическим филологом и инспектором школ, автором учебников латыни, переводившим на немецкий «Илиаду» и «Одиссею» Гомера и любившим гулять с внучкой по садам Бельведера[40]. «Да, этот высокий старик, уже вышедший на пенсию, гордо вышагивал, слегка сутулясь и заложив руки за спину, под руку с моей бабушкой… пунктуальный, как часы», – вспоминала она много лет спустя[41]. Эти сады стали потом ее излюбленным местом встреч с молодыми людьми.
В 17 лет Шарлотта переехала в Вену к тете Августе: родители надеялись, что классическая певица поможет дочери изжить бунтарство. Тогда же она стала делать ежедневные дневниковые записи и сохранила эту привычку на четверть века, начав 1 января 1925 года с описания встречи Нового года с родителями. Она отзывалась о школьной жизни, обедах, занятиях английским, посещениях парикмахерской, игре на фортепьяно, оперных концертах, поездках по живописным окрестностям с подружками Верой и Пусси, каникулах в Целль-ам-Зее, занятиях спортом – теннисных матчах, восхождениях в горы. Благодаря своему богатству Шарлотта оказалась одной из первых женщин Мюрццушлага, севших за руль автомобиля.
В сентябре 1925 года она отправилась в Англию с родителями и с братом Хайни. Однообразие «невероятно скучной поездки» через всю Европу скрашивал мимолетный флирт. «Переглядывалась с привлекательным евреем» – этим была отмечена поездка на поезде из Нюрнберга во Франкфурт[42]. Родители поместили ее в школу-интернат для девушек Гренвилл-Хаус в Истбурне[43]. Целый учебный год она провела в шестом классе, совершенствуя свой английский под надзором директрисы миссис Иды Фоли, сестры Артура Конан Дойла – «отца» Шерлока Холмса[44]. Фидо, как называла Шарлотта наставницу, стала ее подругой.
В Гренвилл-Хаус Шарлотта играла в хоккей на траве и стала умелой наездницей. В письмах домой она описывала службы в местной католической церкви, уроки красноречия и посещения театра, выделив «Юлия Цезаря» («недурно, но Брут не впечатлил») и «Венецианского купца» («захватывающе»). Она пристрастилась к опере, особенно полюбив Вагнера и Чайковского, оценила поэзию Руперта Брука и Уильяма Вордсворта. Уроки фотографии усилили ее интерес к художественным галереям и к живописи, поэтому большую часть рождественских каникул она провела в Лондоне, где посещала музеи: Национальную портретную галерею («чудесно»), «Тейт» («сказочно»), Национальную галерею («не могла наглядеться»). В Британском музее она пришла в восхищение от библиотеки на первом этаже.
Шарлотта была чрезвычайно общительной, обожала разглядывать людей («пила чай на Стрэнде, видела сказочного мужчину») и бродить по улицам («чудесно»). Она выискивала подходящие парикмахерские[45], посещала балы (маскарады и прочие), ходила в кино, в театр и в оперу («Кавалер розы», «Кармен», «Летучий голландец», «Тристан и Изольда» – все за один месяц). Весной 1926 года она каталась на автомобиле по югу Англии вдвоем с подругой Лизлоттой Лоренц без мужского сопровождения. Зная, что родители такому варианту воспротивятся, она не спрашивала их разрешения. «Я была ужасной дочерью», – признавалась она. Маршрут включал Дорчестер, Эксетер и Тотнес, затем Корнуолл – и назад через Оксфорд. Намечалось второе путешествие, в Париж, но оно отменилось из-за Всеобщей стачки[46].
В «Племенной книге» появлялось множество имен английских подруг: Синтия Коттрел, Джойс Смит, Бетт Кларк, Рут Беннет. Были и подруги-немки, в том числе Мицци Гетройер, чье имя я нашел в списке тех, кто спустя два десятилетия погиб в концентрационном лагере Штуттгоф в Польше[47].
В конце июля пребывание в Англии подошло к финалу. После прощального обеда с Фидо Шарлотта отплыла в Данию. Стоя на палубе в расстроенных чувствах, она прощалась с огнями «ненаглядной Англии». «Я была близка к слезам, – записала она, – но все же не заплакала»[48].
Осенью Шарлотта вернулась в венскую семейную квартиру на Бельведерегассе и поступила в Wiener Frauenakademie und Schule für freie und angewandte Kunst (Венскую женскую академию и училище свободного и прикладного искусства) на Зигельгассе в Третьем округе[49]. Вместе с тремястами соученицами она посещала уроки рисования и дизайна, которые вели именитые художники, по большей части мужчины. Благодаря дизайнеру Йозефу Хоффману из «Венских мастерских» у нее развился художественный вкус[50].
За пределами училища она много общалась, гуляла по Вене с дедушкой Августом, посещала концерты Венской филармонии, ездила на праздники в Мюрццушлаг, каталась на лыжах и совершала восхождения в ближних горах. В мае 1927 года семья праздновала в особняке Шейндлеров, родителей матери, их золотую свадьбу. Церемонию освятил местный сановник, епископ Фердинанд Павликовский – могущественный друг семьи со связями на самом верху Ватикана.
В дневнике нет и намека на какие-либо политические пристрастия. Гораздо больше Шарлотту занимала задача найти себе достойного мужа.
4. 1929, Вена
Утром в субботу 6 апреля Шарлотта проснулась в доме на Бельведерегассе. Под бой часов на башне католической церкви Святой Елизаветы, стрелки которых показывали восемь, зазвонил телефон: знакомый спрашивал, не желает ли Шарлотта провести выходной в окрестностях, на курорте Шнеберг. Умелая и азартная лыжница, она слишком хорошо знала эти горы, но звонивший ничего другого не предлагал. Уловив ее колебание, он сказал, что к ним присоединится Херма Сабо – чемпионка мира по фигурному катанию и золотая медалистка Олимпиады. Херму, дальнюю родственницу Шарлотты, всегда окружали привлекательные мужчины[51].
Ни один из восьмерых спутников Хермы, явившихся на Южный вокзал, не вызвал у Шарлотты особого интереса, поэтому в Пухберг она поехала в другом купе. Вместе с ней ехали трое симпатичных молодых людей: девушка и двое мужчин. «Мне особенно приглянулся рослый блондин», – вспоминала Шарлотта потом; впрочем, он был с девушкой, поэтому сначала она его проигнорировала. Блондин назвался бароном Вехтером, и она принялась болтать с Отто фон Вехтером о разных мелочах.
К тому времени, пока поезд доехал до Пухберга, Шарлотта узнала, что молодая женщина – всего лишь сестра Отто Герта, и позволила себе им заинтересоваться. «Мой новый “барон” был высок, строен, спортивен, имел правильные черты лица и очень красивые руки, – вспоминала она. – На мизинце правой руки он носил кольцо с бриллиантом, имел благородный облик, на такого обратила бы внимание любая девушка»[52]. В конце концов Шарлотта провела выходные с новыми знакомыми и заночевала в одной комнате с Гертой. Они катались на лыжах – она смеялась над Отто, натиравшим ее лыжи воском («раньше ни один мужчина такого не делал»), – и обедали в ресторане «Фишерхютте»[53]. Час за часом Отто становился все привлекательнее.
К ним присоединился Эммануэль (Манни) Браунегг, ближайший университетский друг Отто, от которого Шарлотта кое-что узнала о чемпионе страны по гребле, мечтавшем об адвокатской карьере. В Вену они вернулись вместе. Отто обещал позвонить, но, еще не доверяя ему, она сама взяла у него номер телефона. В тот вечер она записала и подчеркнула в дневнике его имя: барон Вехтер. Как она вспоминала спустя много лет, в тот день она «влюбилась в симпатичного, жизнерадостного Отто»[54].
Она не пишет, о чем они говорили. Обсуждали ли они ее учебу, его политическую деятельность, адвокатскую работу или вступление в нацистскую партию в 1923 году, остается неизвестным.
Две недели они не виделись, но потом возник предлог – необходимость в совете юриста, и Отто явился к ней в художественное училище, где и проконсультировал. Снова они увиделись через три недели после ее возвращения с итальянских каникул. 4 мая она отправила ему из Рима открытку с замком Святого Ангела, за которым виднелся купол ватиканского собора Святого Петра рядом с больницей Святого Духа. «Я всегда сдерживаю свои обещания, – написала она. – Вернусь в понедельник». Никакой озабоченности она не высказала, хотя в дневнике записала: «Кто знает, вдруг Отто тем временем соблазнила какая-нибудь девушка?»[55] Эта тревога будет преследовать ее много лет.
Еще через две недели они пошли на танцы. Отвозя Шарлотту домой, Отто попытался ее поцеловать. Она не возражала, но назавтра он попросил прощения и сказал: «Кстати, хочешь за меня замуж?» Она со смехом отклонила предложение, сочтя его шуткой; кроме того, она серьезно училась и не имела желания превращаться в скучную домохозяйку. Но втайне она была в восторге: «До чего красива была наша юная цветущая любовь, до чего я была счастлива!»[56]
Она все лучше узнавала целеустремленного, веселого, шутливого, кокетливого Отто. Он гордился своим отцом, оплакивал рано умершую мать, представительницу процветающей венской семьи Пфобов. Семейные деньги пропали, когда Йозеф вложил их под конец войны в военные облигации – «из любви к родине», как объяснял его сын. Отто щеголял баронским титулом, но на большее рассчитывать не мог.
В то долгое первое лето они часто беседовали, гуляя по Городскому парку, бывали в Пратере, сидели на скамейках на Хельденплац, плавали в Тульн. В его 28-й день рождения Шарлотта смотрела, как он побеждает других гребцов в гонке на Дунае. Она ничего не рассказывала об Отто родителям, потому что вокруг него хватало других женщин, с которыми он часто флиртовал даже при ней. Она обращала внимание на то, как он любит обнимать и трогать женщин; эта его манера посеяла в ней семена ревности, пустившие глубокие корни. Она огорчилась, когда он подарил розу ее подруге Аните, поэтому не отвергала других вариантов и отвечала на приглашения вроде того, что получила от незнакомца в поезде. Она даже позволяла Виктору Кларвиллу по прозвищу Зибил, которого называла ein halb Juden («наполовину еврей»), продолжать бессмысленные ухаживания[57].
В то лето они с матерью отправились в автомобильное путешествие через Европу в компании епископа Павликовского и его немолодого дородного друга монсеньора Алльмера, оказывавшего Шаролотте знаки внимания. Они проехали через Швейцарию и Францию, достигли Испании. Лурд произвел на них «ужасное впечатление»: к главной площади тянулась процессия из сотен людей на костылях. В Барселоне они посетили Всемирную выставку, пили мускат, любовались собором Святого Семейства, смотрели корриду в Кастель-де-Мар, побывали у «романтической скалы» Монсеррат[58]. В Фигерасе от глупых шуточек монсеньора Алльмера Шарлотта даже описалась.
Шарлотта и Отто, плававший в это время на каноэ по Рейну, обменивались открытками и письмами; все их она сохранила. В конце лета Отто наведался в Мюрццушлаг, однако их отношения по-прежнему хранились в тайне. «Я была в него влюблена, но не могла показать своих чувств родителям». Мутти (так Шарлотта называла мать) привела бы в негодование одна мысль об удалом бароне. Осенью, когда возобновилась учеба, Шарлотта возила Отто (она называла его «Чепс» – от английского chap – «приятель») по судам. Его мало интересовали концерты и опера, поэтому они ходили в кино. Шарлотта успешно сдала годовые экзамены и вылепила по этому случаю глиняную вазу с гравировкой, изображающей их досуги[59].
На Рождество Отто катался на лыжах в Кицбюэле без нее. Она просилась к нему, но отец не разрешил, и она осталась дома «печалиться». Они каждый день разговаривали по телефону; однажды разговор затянулся на час и девять минут и обошелся в целое состояние.
1930 год принес Шарлотте целый сонм новых воздыхателей, а Отто вел себя все так же легкомысленно. В январе они побывали на балу, где Шарлотта блистала в желтом вечернем платье из крепдешина с маленькими воланами. Они допоздна танцевали, после чего она позволила себе надеяться, однако наступила трехдневная тишина. Очередной бал, поездка в горы Шнеесберг, лыжная гонка в Альтенмаркте. Отто обратил внимание на некую Мелиту, за которой ухаживал раньше, и не звонил Шарлотте несколько дней. «Я никогда не могла быть полностью в нем уверена, – вспоминала Шарлотта. – Его поведение, манера чуть что обниматься с девушками заставляли меня снова и снова сомневаться в серьезности его отношения ко мне»[60].
К концу весны дела как будто пошли на лад. Они отправились в горы на лыжах. Как-то раз они выступили в четыре утра и добрались до горной хижины, откуда открывался роскошный вид на гору Кёнигшпитце. Там сменяли друг друга лавины, от шума которых можно было оглохнуть. «Незабываемо!» – отозвалась об этом Шарлотта. Поднявшись на 3000-метровую гору Шёнтауфшпитце, они обнялись. Три часа восхождения, десять минут на съезд вниз, затем – замок с захватывающим видом на Мерано. Последовала ночь близости в Больцано, но отдаться возлюбленному полностью девушка не решилась.
Отношения развивались, хоть и медленнее, чем хотелось Шарлотте, зато начинала выстраиваться ее карьера. Она открыла у себя на дому ателье, ее выкройки имели спрос («1350 шиллингов за первый год – немало для начала»)[61]. Она ездила со своими эскизами в Дрезден и в Ганновер, добивалась хороших продаж, привлекала внимание мужчин, но хранила верность Отто.
Осенью они, не отпросившись у ее родителей, поехали на три недели в Италию, захватив с собой Манни Браунегга, байдарки, надувные матрасы и три палатки. В Вероне они слушали «Бориса Годунова» Мусоргского, на озере Гарда ночевали в оливковой роще близ Сирмионе. Вокруг Отто роились «прекрасные синьорины», заставлявшие Шарлотту сомневаться, сможет ли она привыкнуть к вниманию, которое он к себе притягивал. В Венеции они переночевали в отеле на Гранд-Канале; от оливкового масла они сделались настолько смуглы, что кто-то назвал их Negri, «неграми». Она вспоминала ту поездку как «лучший отпуск в моей жизни, совершенно беззаботный и полный юной любви».
В Вене Шарлотта слегла с желтухой. Отто прилежно ее навещал, она надеялась, что он сделает ей предложение, но тщетно. По его собственным словам, ему не хотелось жениться на богатой. Но Рождество принесло новую надежду. Она «действительно принадлежала ему, любила его пуще всего на свете», этот человек мог навязать ей свою волю. «Мне это нравилось», как признавалась она сама, нравилось, что он во всем прав[62].
Примерно тогда же Отто вступил в нацистскую партию. В его партийном билете стоял номер 301 097.
1931 год был омрачен смертью от пневмонии ненаглядного деда Шарлотты доктора Шейндлера, инспектора школ. Ему одному она доверила тайну своей любви к Отто и надежды на брак с ним. «Выйди замуж и нарожай десяток ребятишек», – советовал ей дедушка[63].
В жизни установилась рутина. Художественное училище, соревнования по слалому на склонах Шнееберга, вечера со старыми друзьями, знакомство с новыми, среди которых были Ганс и Трудл Фишбёк[64]. Живой интерес Отто к другим женщинам, включая состоятельную кузину Шарлотты Паулу – маленькую блондинку с «негритянскими губами» (ей предстоит досаждать Шарлотте еще четыре десятилетия) – не думал ослабевать. Шарлотта избавилась от Паулы, обогнав ее на лыжном соревновании; во всех прочих состязаниях она тоже была первой: четыре часа они с Отто штурмовали пик Цукерхютль (Сахарную голову), высотой 3505 метров, вооруженные только двумя ледорубами и веревкой.
В марте 1931 года, идя в ногу со временем и уважая интересы возлюбленного, Шарлотта подарила Отто книгу Адольфа Гитлера «Майн Кампф». Черная обложка без названия, только увенчанная золотым орлом свастика. «В борьбе и любви до конца», – написала она на форзаце[65]. Спустя много лет я случайно вытянул с полки эту книгу, затерявшуюся в замке Хорста. «Не знал, что у меня она есть!» – воскликнул Хорст с радостным изумлением. Он давно потерял свой экземпляр «Майн Кампф» – подарок крестного отца, Артура Зейсс-Инкварта.
Через два месяца Шарлотта тоже вступила в партию и получила членский билет номер 510 379. Это произошло 28 мая 1931 года[66]. В ее дневнике редко появлялись записи о политической деятельности Отто, а о его членстве в нацистской партии там вообще не упоминается, как и о его восхождении по служебной лестнице в Вене[67]. Как районный глава нацистов в Вене он вступил по отцовским следам в «Немецкий клуб» и в январе 1932 года стал членом его совета[68]. Многие члены клуба, с которыми он встречался, сыграют в его жизни важную роль: писатель Франц Иероним Ридль[69], юристы Ганс Фишбёк, Артур Зейсс-Инкварт и Эрнст Кальтенбруннер[70], будущий бургомистр Вены Ганс Блашке[71]. Вильгельм Хёттль и брат Шарлотты Генрих Блекман тоже вступили в клуб[72]. В Хофбурге, в штабквартире, проходили лекции и концерты. В январе 1931 года приезжал из Германии с лекцией Ганс Франк; слушателей собралось много, ведь он был адвокатом Адольфа Гитлера. Клуб стал центром заговоров и интриг австрийских нацистов.
Тем летом Отто провел пять недель в Мюнхене в Reichsführerschule, летней школе для будущих фюреров[73]. «Я так занят, – писал он Шарлотте, – меня выбрали секретарем» группы из 90 нацистов, объединенных «чудесным чувством товарищества». Распорядок дня был составлен по-военному: «подъем, утренняя гимнастика, душ, завтрак, лекция 1, лекция 2, т. д., обед, т. д.»; вечером пение и игры, днем физкультура и строевая подготовка. «Все вместе весьма интересно и информативно – мы слушаем крупных партийных деятелей, перед нами выступил сам Гитлер, было чудесно»[74].
Он вернулся с фотографиями для семейного альбома – того, который показывал мне Хорст в мой первый визит. В альбоме отсутствовала, правда, известная фотография учащихся летней школы, попавшаяся мне в другом месте. Ее сделал фотограф Гитлера Генрих Хоффман, Отто стоит во втором ряду, слева от Гитлера[75].
«Снова, спустя пять недель, звонил Чепс», – записала в дневнике Шарлотта. Отметила она и политическое событие: через две недели после его возвращения она сделала в дневнике пометку Heimwehr putsch, имея в виду неудавшуюся попытку переворота, предпринятую группой националистов из «Союза защиты родины». Многие ее участники впоследствии присоединятся к Отто и национал-социалистам[76].
В сентябре Шарлотта пожила в Мюрццушлаге, где работала над своими выкройками, ходила в горы и принимала гостей. Здесь, вдали от Вены, все было «так очаровательно», не то что там, где «на каждом шагу все эти евреи, вызывающие у меня полное отчаяние». Она предупреждала Отто: если ее радикализм будет расти, то скоро она «вооружится кинжалом»[77]. Среди ее визитеров был Альфред Фрауенфельд, недавно назначенный нацистским гауляйтером Вены; он предложил познакомить ее с Гитлером и сопровождать ее в поездках. «Ты всегда говоришь, что Англия очень важна и что нам надо заниматься пропагандой там столько же, сколько здесь», – сказала она Отто. Фрауенфельд укрепил ее уверенность в себе, которую Отто, как она шутила, «подтачивал». «Все, что я слышу на Бройнерштрассе, – это какая я глупая и уродливая, какой у меня еврейский нос, какая маленькая ножка, какая я толстая и т. п.»[78]