Филипп Бастиан
Взятие Бастилии и всего остального
Штурм Тюильри, последней резиденции Людовика XVI, 10 августа 1792 года считается концом королевской власти. Осуществляли его вроде бы всем Парижем, но ударной силой штурмующих были так называемые федераты – провинциальные добровольцы, вступившие в Национальную гвардию, которая на третьем году своего существования уже была вполне боеспособна. Кстати, именно добровольческий батальон, прибывший из Марселя, принес с собой песню, позже ставшую известной как «Марсельеза».
Национальная гвардия же сыграла ключевую роль в установлении Якобинской диктатуры – 31 мая 1793 года она окружила здание, где заседал Конвент. И когда депутаты попытались покинуть его, тут же последовал приказ канонирам зажечь фитили. Его отдал явно не санкюлот.
А что же санкюлоты, которые и считаются истинными бойцами революции? Их знаменитые выступления, шествия, собрания, а еще самосуды, бесчинства, зверства:
Ah! Ça ira, ça ira, ça ira,
Les aristocrates à la lanterne.
Ah! Ça ira, ça ira, ça ira!
Les aristocrates, on les pendra!3
Да, зверствовали в основном именно они – убили маркиза де Лоне после взятия Бастилии, солдат Фландрского полка после проникновения в Версальский дворец, швейцарцев после штурма Тюильри. Но именно что после. А до того они были лишь на подхвате у гвардейцев, Французских, а потом Национальных, игравших ключевую роль в этих фактически боевых действиях в городской черте. Или все наоборот, и это военные поддерживали санкюлотов? В любом случае всякий раз, когда военные их не поддерживали, у тех не получалось ни черта. А уж когда военные выступали против санкюлотов… 17 июля 1791 года Национальная гвардия по приказу того самого Лафайета расстреляла безоружную демонстрацию на Марсовом поле. Друга народа Марата загнали в канализацию. После Термидорианского переворота 27 июля 1794 года в те парижские кварталы, где преобладали сторонники якобинцев, ввели войска, и чуть ли не на следующий день санкюлотов, эту пехоту революционного террора, стали просто избивать на улицах. И в последующие годы никакие выступления горожан успеха не имели. 3–5 октября 1795 года был подавлен роялистский Вандемьерский мятеж, 9–10 октября 1796 года – якобинский заговор Равных. 4 сентября 1797 года при поддержке армии Директория совершила государственный Переворот 18 фрюктидора, став фактически диктатурой. А 9 ноября 1799 года генерал Бонапарт, устроив Переворот 18 брюмера, убрал и ее. С этого момента в стране установился консулат – неприкрытый военный режим. Получается, что все ключевые события Французской революции: взятие Бастилии, перевод королевской семьи из Версаля в Париж, взятие Тюильри, падение жирондистов, падение якобинцев, падение Директории – это цепочка военных переворотов. А все остальное – мишура? Этот пятилетний политический карнавал – лишь для отвода глаз?
События июня 1793 – июля 1794 года воспринимаются обычно не иначе как кровавым безумием. Они же все друг друга перебили! Революция пожирала своих собственных детей. Роялисты, фейяны, жирондисты, эберисты, якобинцы – все в конце концов были представлены господином Сансоном самой популярной даме тогдашнего Парижа – госпоже Гильотине. В провинции происходили события еще кошмарнее – в Нанте людей просто топили в баржах. Кто же остался в живых? Говорят, что лишь трусы и отъявленные мерзавцы, которые после Термидорианского переворота только тем и занимались, что набивали себе карманы. Но, например, Гюлена трусом назвать не получится. С 1790 по 1793 год он воевал в Северной армии и был ранен. Потом занимал различные посты, пока не был арестован Робеспьером «за мягкость». Значит, и мерзавцем он тоже не был. Ни трус, ни мерзавец, но Гюлен дожил до Термидорианского переворота и потом сделал прекрасную карьеру, как и многие другие сержанты, ушедшие в отставку полковниками, генералами, маршалами. Да, некоторые из них пострадают после возвращения Бурбонов: будут уволены из армии, осуждены и даже казнены, как это случится с маршалом Неем, а Гюлену, например, придется на время покинуть страну, что вполне объяснимо – Франция проиграет. Но в 1793–1794 годах почти никто из них не попал на конвейер гильотины (хотя Гюлен оказался на пути к ней). Они не стали хворостом для пожара революции. И в конце концов взяли все в свои руки.
Но почему они не сделали это сразу? Почему допустили целый год кровавого сумасшествия? Почему Национальная гвардия сбросила жирондистов и открыла путь якобинцам? Первые выглядели гораздо симпатичнее. Они были отнюдь не сторонниками жестких мер по отношению к кому бы то ни было и даже не против монархии. Но жирондисты держались так называемого федерализма – выступали за большую автономию провинций. А с другой стороны, по их же почину 20 апреля 1792 года была объявлена война Австрии. Правда, старая королевская армия уже оказалась недееспособной. Две трети офицеров эмигрировали. С таким удачным сочетанием внутренней и внешней политики Франция потеряла бы Эльзас и Лотарингию не в 1870 году, а, например, в 1793-м. И обязательно Корсику. И, может быть, Руссильон, Наварру, Бургундию… С великодушными жирондистами Людовик XVI наверняка бы остался в живых и даже королем, и, скорее всего, не исключительно Иль-де-Франса, но определенно его королевство в размерах весьма бы сократилось. А кровавый Робеспьер как раз выступал против войны и за единство страны. Он не смог предотвратить первое, но всеми своими изуверскими методами отстаивал второе. И пока якобинцы отправляли осужденных тысячами на гильотину, Гюлен, Эли и другие сержанты, ставшие офицерами вместо бежавших королевских, учили необстрелянных новобранцев воевать под прусским и австрийским огнем в буквальном смысле этого слова. Они создавали новую армию, и им пока было некогда разбираться с безумными адвокатами и беснующимися санкюлотами. Те обеспечивали им хоть какой-то тыл, и на том спасибо.