Феофан Затворник
Страсти и борьба с ними (выдержки из творений и писем)
Господь да вразумит вас и укрепит. Ваши вопросы… Внутреннее самоисправление совершается благодатию Божиею, в преданном ей сердце. Внешнее положение помогает или не помогает, но не есть ни условие неотложное, ни преграда непреодолимая… Возьмите себя в руки, и академия не помехой будет, а способствованием… Если же не возьмете себя в руки, то никакой монастырь не избавит вас. Устройте внутрь себя строгий монастырь: себе внимайте и все недоброе, возникающее внутри, мысли ли, или сочувствия и желания, подавляйте сразу без малейшей уступки, а все доброе восставляйте и поддерживайте. Это вы можете, если желаете спастись: ибо сие желание и есть прогоняние всего худого и принятие доброго.
Вы похожи на дом, потрясенный землетрясением. Хозяин – вы, увидев это, не опустили рук, не сказали – пропадай все… а решились восстановить его… Главное сделано; теперь надо доканчивать, отделать дом свой… Академия не помешает, только сами держите ухо востро. Второй вопрос… о священстве. Древние соборные каноны не сохранившим целомудрия заперли дверь входа в священство. Но как покаяние, строго совершенное и возвращающее первую чистоту, ставит прошедших сей курс в ряд способных нести труд сего служения в совершенстве, то иерархия, принимая сие во внимание, растворяла дверь входа. Так и ныне делается… Но нередко без уверенности в годности, а по предположению ее.
Как вам быть? Вы напрасно не предложили сего вопроса старцам в Глинской пустыне. Старцы те – о. игумен и духовник, как слышу, опытны, и решили бы вам сие no-Божьему. Вы на меня возлагаете решение сего. Вот вам мое решение: пока не установитесь как должно внутри и не укрепитесь, ни монашества не принимайте, ни тем паче священства. Говорите, когда будут предлагать монашество… подожду и послужу немного… а потом. Этим отдалите и священство. Теперь же возьмитесь за суровые строгости, пока выгоните все похотное. Посмотрите, как моют белье… между другими приемами – жарят в печи, пересыпав золою… потом на реке полощут, и бьют без жалости вальками, и руками выжимают.
Все подобное вам предлежит сделать с собою. В прежнее ваше восстание от сна греховного благодать ощутительно действовала в вас и не давала вам замечать трудов восстановления. Теперь будет иначе… Ваш собственный труд должен предшествовать, – без сочувствия, деспотически – и благодать проявлять будет свое действие, когда утомитесь от труда и не будете знать, что делать… Вы имеете епитимию. В точности исполняйте ее без опущения. И другое все подгоняйте к ней.
Я не могу вам определять подробности. Одно твержу… рвение неудержимое возьмите, и пусть оно вытекает из возненавидения плотских сластей, как врагов безжалостных. Когда придет в силу сие возненавидение, тогда чуть покажется даже легкий помысл, как душа яко лев возрычит на него… и тот мгновенно убежит… Св. ап. Иаков пишет: противьтесь диаволу, и бежит от вас… противьтесь похотным восстаниям, и не одолеют. Эти противления и отпоры похотных восстаний будто незаметны, но они замечаются на небе и тотчас привлекают венцы… Ни один отпор не оставляется без увенчания… Восприимите же мужество и ратуйте за себя. (12, с. 221–224)
3. Осуждение
Оно – самое обычное в наших речах
Не судите, да не судимы будете (Мф. 7, 1). Что за болезнь – пересуды и осуждение! Все знают, что это грех, а между тем ничего нет обычнее в речах наших, как осуждение. Иной скажет: «Не поставь, Господи, в осуждение», а все-таки осуждение свое доведет до конца. Иной оправдывает себя тем, что разумному человеку надо же иметь свой взгляд на текущее, и в пересудах пытается быть хладнокровно рассуждающим; но и простое ухо не может не различать в речах его высящегося и злорадствующего осуждения. Между тем, приговор Господа за этот грех строг и решителен. Кто осуждает других, тому нет оправдания. Как же быть? Как миновать беды? Решительное средство против осуждения состоит вот в чем: считать самого себя осужденным. Кто восчувствует себя таким, тому некогда будет судить других. Только и речей у него будет: «Господи, помилуй! Господи, прости мои согрешения!» (4, с. 82)
Ф. Гойя. Капричос
Когда про кого говорят худые речи, заткни уши. Чрез это вливается в душу яд, разлагающий любительное взаимообщение, – первое условие мирного с людьми жития. (5, с. 19) Грех осуждения – плод немилостивого сердца, злорадного, находящего услаждение в унижении ближнего, в очернении его имени, в попрании его чести. Дело это – дело человекоубийственное и творится по духу того, кто есть человекоубийца искони. Там бывает много и клеветничества, которое из того же источника. (4, с. 88)
Оно трудно замечается
Никто почти и не думает о том, соблазнит ли или не соблазнит он своими делами и речами окружающих. Два греха, в очах Божиих очень великие, ни во что вменяются людьми: это соблазн и осуждение. Соблазнителю, по слову Господа, лучше не жить; осуждающий уже осужден. Но ни тот, ни другой не помышляют об этом и даже сказать не могут, грешны ли они в чем-либо подобном. Какое, в самом деле, ослепление окружает нас и как беспечно ходим мы посреди смерти! (4, с. 164)
Оно отличается от суждения
Надо, однако ж, различать осуждение от суждения. Грех начинается, когда в сердце зарождается презорство к кому, ради какой-нибудь худобы. Осудить можно просто без всякого приговора судимому. Если же при этом в сердце сожаление будет о лице оплошавшем, желание ему исправления и молитва о том, то тут не будет греха осуждения, а совершится дело любви, возможное при такой встрече. Грех осуждения больше в сердце, чем на языке… Но лучше всячески воздерживаться и от суждений, чтоб не попасть в осуждение… Скорее переходить надо на осуждение и укорение себя. (14, с. 218–219)
Оно – от самомнения и самодовольства
Сдается мне, что у вас поминутно происходят в душе суд и решение над другими. Присмотритесь хорошенько. Если это и не поминутно, а изредка, то и отсюда немалая беда. Из самомнения выходят две вещи: трубление пред собою и осуждение других. Вот злая тройка, которая мчит в пагубу. Надо распрячь и сбыть этих ярых коней. Тогда выйдет: тише едешь, дальше будешь. Смотрите, пожалуйста, получше за собою. (14, с. 184–185)
Осуждение от самодовольства рождается и самодовольство питает. То и другое показывает, что самость жива и жирна… Когда согрешите осуждением и совесть вас мучит, просмотрите, как дошли до этого, и вперед старайтесь не ходить тою стезею. Если опять этот грех прорвется, опять то же сделайте и всегда, определяя себе так и так себя держать, чтоб не дойти до пересудов. Стоит вам однажды, дважды удержаться, потом пойдет уже легко. Обыкновенно случается это, когда посещаете тараторок. Попавши к ним, и сами делаетесь тараторкою. Но вы, как только приближаетесь к ним, заготовляйте не поддаваться влиянию их злоречия, а для того страх Божий оживите в себе и память о присутствии Господа, Коему угождать ревность имеете.
Во время течения реки злоречия, подмечайте удобное слово говорящей и поскорее переведите речь на другое. Но как у вас клеится, что ревность жива… и осуждение сбоку?! Смотрите, как бы не обуяло вас кислое благочестие.
Плод пересудов у вас изображен так: «перестала наблюдать за собою, бороться с помыслами, одним словом, потеряла всякую собранность. А молитва? В церкви стояла, как кочерга, дома, как деревяшка!» А наружно все же были вы самой благочестивой. Вот это и есть кислое благочестие. Оно у вас может быть в зачатках, но если не поостережетесь, оно укоренится и станет вашим характером. Извольте поопастись! Что же сделать? Ничего особенного: страх Божий водрузите в сердце… и он все переделает. Ой, поопаситесь. (14, с. 11–12)
Оно сердцем совершается
Осуждение не словом только совершается, но и внутренним движением сердца. Оно уже есть, коль скоро неблаговолительно о ком помыслит душа. (14, с. 217)
В нем кроется злорадство и зложелание
Не удерживаетесь от осуждения… Старайтесь навыкнуть, и навыкнете так, что будете видеть смешное и не надсмеетесь… Есть же ведь такие, которые этого не делают… люди светские. Но тут нужно различать – пусторечье или празднословие, от греха осуждения, в коем кроется злорадство и зложелание… Это последнее есть собственно осуждение…
«Трудно бороться с дурными привычками». Трудность не есть невозможность… Начинайте бороться и боритесь… прорвется, осудите себя и полагайте не поддаваться… Понемножку и отвыкнете. Только беритесь за дело не шутя. (16, с. 13–14)
Оно – яд, разлагающий взаимообщение
Когда про кого говорят худые речи, заткни уши. Чрез это вливается в душу яд, разлагающий любительное взаимообщение, – первое условие мирного с людьми жития. (5, с. 19)
Оно трудно прощается
Смущаетесь, что сестры на клиросе иногда говорят и усмехаются. Говорить им иногда нужно, по делу пения и чтения; а тут ошибается какая, вот и усмешка невольная. Если нарочно заводят разговоры и смехи, дурно; но этого вы сказать не можете. К тому же они находятся в таком положении, что враг легче подбивает их на разговоры и смехи. Рассудите. Ради вас ведь они поют и читают; стало, из-за вас и раны от врага принимают. Молитесь же за них, а не досадуйте. Всякий раз, как будет что подобное, жалость о них спешите возбудить в себе, а от жалости переходите к молитве. Осуждать же не осуждайте. Вы же еще и досадуете. Досадовать нельзя без осуждения. Стало, вы сами – в другом настроении. Спешите же себя исправить; а других оставьте. Своему Господу стоят и падают (Рим. 14, 4). Ведь они поболтают и замолчат, – и совесть их мучит; а вы стоите да осуждаете. Кто лучше пред Богом, – те, кающиеся, или вы – осуждающая? Не в церкви, так дома, они воздохнут и покаются, и Бог простит их; осуждение же трудно прощается, потому что трудно чувствуется его грешность. (14, с. 192–193)
Оно трудно изживается
Осуждение точно есть трудно отвыкаемая привычка. Сознавши вину, всякий раз себя осуждайте и кайтесь пред Господом; о грешащих же жалеть навыкайте и Богу о них молиться; Бог даст, и привыкнете не осуждать. (12, с. 147)
Чтоб не осуждать других, надо глубоко восчувствовать свою греховность и скорбеть о ней, оплакивая душу, будто мертвую. Некто сказал: когда свой мертвец дома, не станешь заботиться о мертвецах в соседстве. (15, с. 86)
От осудителя милость Божия отходит. Осудитель, выходит, сам себе враг. (18, с. 224)
Оно прогоняется жалостью к ближнему
Чтобы избавиться от греха осуждения, надо возыметь милостивое сердце. Милостивое сердце не только не осудит кажущегося нарушения закона, но и очевидного для всех. Вместо суда оно восприимет сожаление и скорее будет готово плакать, чем укорять. Действительно, грех осуждения – плод немилостивого сердца, злорадного, находящего услаждение в унижении ближнего, в очернении его имени, в попрании его чести. Дело это – дело человекоубийственное и творится по духу того, кто есть человекоубийца искони. Там бывает много и клеветничества, которое из того же источника, ибо диавол потому и диавол, что клевещет и всюду распространяет клеветливость. Поспеши возбудить в себе жалость всякий раз, как придет злой позыв к осуждению. С жалостливым же сердцем обратись потом с молитвой к Господу, чтоб Он всех нас помиловал, не того только, кого хотелось осудить, но и нас, и, может быть, больше нас, чем того, – и замрет злой позыв. (4, с. 88)
Его надо гнать именем Господа
Разумею осуждение. Только мало сказать, надо пожалеть, сокрушиться и со страхом, как на суде, исповедать Господу греховный помысл. Так и во всяком случае. В сем непрестанное раскаяние, которое есть главное дело внимающих себе. Когда нападают недобрые помыслы, надобно отвращать от них око ума и, обращаясь к Господу, именем Его гнать их. Но когда помысл пошевелит сердце и сие лукавое мало-мало усладится им, тогда надобно бранить себя и умолять Господа о помиловании, и бить себя до тех пор, пока в сердце родится противоположное чувство; например, вместо осуждения возвеличение другого или, по крайней мере, сердечное чувство почтения к нему. Самохваление и осуждение – две самые обычные у нас вещи. Лукавое сердце само дрянь дрянью, а все трубит: несмь, якоже прочии. И сколько оттенков этого, что перечислить нельзя. (10, с. 43)
При речах осуждающих правило: не верить
Частностей обобщать нельзя, т. е. от одного случая заключать к характеру человека и от одного человека к целому классу людей. Пора бы перестать верить ей, шуткою покрывая все. Да и всегда, при речах осуждающих, держите правило: не верить. Один старец, когда к нему пришел кто-то и начал говорить худо о другом, спросил его: откуда знаешь о том? Тот сказал: один добрый человек рассказывал. Ну, нет, не добрый, отвечал ему старец. Если бы был добрый, не стал бы худо говорить о другом. Так и нам надо. От видения дел да избавит Господь, а слуху не верить, и будет душа чиста. А с грехом-то осуждения как быть? Ведь коль скоро суждение о поступках других соединяется с презорством к ним, а не со скорбию о них братскою и с сохранением чести лица их, это будет осуждение – грех великий! Внимайте же себе! (10, с. 83)
Не допускать пересудов
Вы написали, что часто совесть вас тревожит после разговоров с приходящими. Тут, будто, источник и вашей раздражительности. Очень не дивно, что так есть… Да ведь закон есть неотложный – ничего не допускать, против чего восстает совесть, и извольте так делать. В совести Сам Бог говорит. Следовательно, ее надо слушать паче всего. Бранит она вас за пусторечие и пересуды? И не допускайте их более. Пусть другие болтают, а вы молчите и Господу исповедуйте грехи свои… За язык никто не тянет. Сами начинаете говорить, сами же можете и не говорить… А то вы разболтаетесь и пошли, спустя рукава говорить, что вспадет на сердце… Верно, вас подзадоривает принять участие поговорка: «что скажут»? – Что скажут, вам неизвестно. А что Бог говорит, известно из укора совести. Вот и надобно следовать тому, что верно, а не тому, что совсем безвестно: на этот пункт извольте обратить внимание. (21, с. 98)
Язык?! Нет зловреднее вещи под небесем… Желательно бы так устроить, чтобы за каждую с его стороны непозволительность что-нибудь его укалывало (хоть бы булавка); тогда бы он посмирнее был, а то как машина: как завели и пустили, – и пошла пиликать. (21, с. 98)
Самоосуждение должно быть не словами только
То уж пагуба, когда кто скажет о себе, что во всем прав, и каяться не в чем… Вы себя браните и чествуете самыми непривлекательными именами. И прекрасно! Извольте так продолжать, и более и более углубляться в самоосуждение. Только смотрите строго: первое, не словами только… и, второе, при всем сознании своего непотребства, не теряйте упования спасения в Господе Иисусе Христе. (21, с. 114)
4. Гнев
Он – порча нашего естества
Похоть и гнев – принадлежности не естества, а следствия испорченности его. Побеждающий их не естество побеждает, а порчу естества уничтожает и возводит его в свой естественный чин.
На деле порча сия является в разных степенях: у иных похоти и гнева совсем почти нет, милость Божия; а у других они свирепее всех зверей. Последние, если победят их, мученический венец получат, а первые за безгневие и непохотливость ничего не получат. Вот и извольте побеждать свою гневливость, прозревая впереди венец мученический. (14, с. 30)
Он – от самоцена, самолюбия, самости, самомнения и самочувствия
Гнев и обидчивость от самоцена, по которому мы признаем и чувствуем себя стоящими немало; потому, когда кто дерзнет не воздать нам должного, кипятимся и замышляем отмщение. Вы хорошо делаете, что не пропускаете этих чувств, но нехорошо, что оставляете иногда долго им в себе замедлять. Несколько дней враг воздымает у вас бурю отмщения. Постарайтесь делать так, чтобы, и минуты не пропуская, взяться за себя и разорить свой самоцен. (21, с. 94)
Если серчание ваше следствие темперамента, то виновность тут только ту часть обнимает, в которой сознание равнодушно относится к сим порывам. Воздыхайте и кайтесь всякий раз. Это один из повседневных грехов. Отрешение от всего сердцем для всех возможно и, как видно из Нагорной беседы Спасителя, для всех обязательно. (21, с. 97)
А серчать все-таки серчаете. Вижу, что причина этого в том, что вам не хочется пожертвовать чем-либо из заведенной аккуратности… Это болячка ваша. Прогоните ее негодную и покойнее будете. Явите сим самоотвержение: ибо тут вся самость и с руками и с ногами. (14, с. 41–42)
Досада и серчание, когда кто нарушает ваше уединение – никуда негоже… Это плод самомнения: не смей мешать мне. Тут и враг разживается около вас. Положите не поддаваться сему чувству. Неприязнь и серчание дозволительны только тогда, когда предметом их – дурные помыслы и чувства. (13, с. 121)
Раздражительность, гнев, нетерпение, суетливость – конечно, все это недобрые чада. Но хорошо уже то, что сознаете их недобротность. Поищите родителей их и придушите. Тогда чада сами собою пропадут. Посмотрите, нет ли у вас самочувствия, т. е. чувства своего значения, или отрицательно, отсутствие чувства, что вы ничто. Это самое сокровенное чувство, но оно всем ворочает в жизни. От него первое требование, чтобы все было по-нашему, и коль скоро этого не бывает, то на Бога ропщем, а на людей серчаем. От него же уверенность, что все сами можем сделать и устроить, пустивши в ход придуманные средства, ожидаем, что все так и будет, как придумали. Оттого, что дело начинаете без усердной молитвы, и продолжаете тоже, и кончаете опять ропотом, если что не по-нашему, и чувство самодовольства, – если по-нашему. Бога во всем этом помышляете яко стороннее, а не действующее лицо. Так вот присмотритесь, нет ли сего, и если есть хоть не в большой мере, позаботьтесь восстановить чувство ничтожества своего во всех отношениях. И всегда Господа о том молите. (11, с. 127–128)
Его отличительная черта – уязвление другого
В гневе и сердцах, как отличительная черта, у всех является желание уязвить другого, дать ему почувствовать не словом, а делом. И тут мелькает маленькое желание пролития крови. (19, с. 212)
Г. Доре. Гнев Саула
В гневе и сердцах, как отличительная черта, у всех является желание уязвить другого, дать ему почувствовать не словом, а делом. И тут мелькает маленькое желание пролития крови. (19, с. 212)
Он начинается легким огорчением и кончается местью
Всяка горесть, и гнев, и ярость, и клич, и хула, да возмется от вас, со всякою злобою (Еф. 4, 31).
Улаживает здесь св. Апостол непрестанные житейские столкновения, от которых, если не положить законом уступать друг другу и извинять взаимные неприятности, лад и мир невозможен в общежитии. Обычнее дело начинается из мелочей, легким огорчением, горечью, – которая, если тотчас не уничтожить ее, скоро переходит в серчание; не удержи серчание, оно разгорится во вспышку гнева, – в ярость; после этого тотчас начинаются крупные слова, брань, а вместе с этим и хула, – укоры и поношения друг друга. Побранились, накричались, – разошлись не помирившись, – и злятся друг на друга, придумывая и приговаривая даже: я тебе то сделаю, я тебе докажу. Это месть в больших или меньших размерах. Всему этому неуместно быть среди христиан. Да возмется, говорит, от вас, – так, чтобы и духа этой вздорливости не было. Не указывает никакой, даже малейшей меры, в которой бы это могло быть терпимо между христианами, а решительно изгоняет все это из общества христианского.
Есть два недобрых возбуждения, смущающих нас, – похоть и раздражение. Как в похоти дело начинается помыслом, так и в раздражении – огорчением. Первый помысл, непрогнанный, чрез внимание, сочувствие и решимость, – приводит к делу похотному. Огорчение, – непрогнанное, – тоже своим путем, чрез осерчание, гнев и ярость, крик, брань и взаимные поношения, и наконец – злость доходит до раздора, непримиримой ненависти, драк и убийства. Как тот, кто прогоняет помысл, пресекает тем дальнейшее его движение к созрению до дела, так и тот, кто прогоняет первое огорчение, полагает тем конец дальнейшему его движению – до раздора, драк и убийств. Так да возмется от среды огорчительность, будучи прогоняема взаимною уступчивостию, и мирное согласие никогда нарушаемо не будет.
Пространно рассуждает об этом св. Златоуст. «Как рой пчел никогда не садится в нечистый сосуд, и потому люди, опытные в этом, приготовляют для них место, окуривая его куреньями, мастиками и всякого рода благовониями; сбрызгивают ароматными винами и всякими другими составами корзины, в которые они должны садиться, отроившись из ульев, – и делают все это для того, чтобы неприятный запах, противный пчелам, не заставил их лететь прочь; так все это применимо к Святому Духу. Наша душа есть как бы какой сосуд или корзина, в которой могут помещаться рои духовных дарований; но если она наполнена желчью, горечью и гневом, то эти рои отлетают от нее прочь. Поэтому-то сей блаженный и мудрый домохозяин (св. Павел) тщательно очищает наши сосуды, не употребляя для этого ни ножа, ни другого какого железного орудия. Посмотри, как он очищает наше сердце: отгоните, говорит, ложь, отгоните гнев; и при этом показывает, как можно истреблять зло с корнем: да не будем, говорит, гневливы духом.»
Затем св. Златоуст изображает вредное действие желчи, когда она разливается по телу. Потом говорит: «Но для чего мы говорим обо всем этом с такою подробностию? Для того, чтобы нам чрез сравнение с чувственною желчию, лучше понять весь нестерпимый вред желчи духовной, – как она, производя совершенное расстройство в душе нашей, причиняет ей совершенную погибель, – и чтобы, зная это, мы береглись, чтобы не испытать на себе ее вредное действие. Как желчь вещественная производит воспаление в телесном составе, так духовная – разжигает наши мысли и низводит того, кем овладевает, в гееннскую пропасть. Итак, послушаем слов Павла: всяка горесть да возмется, – не сказал: да очистится, – от вас. В самом деле, какая мне в ней надобность и для чего мне удерживать ее при себе? Для чего мне держать у себя зверя, которого можно удалить из души и прогнать в чужую сторону?.. Всяка горесть, говорит, да возмется от вас, – так, чтобы ее уже нисколько в душе не оставалось. Иначе этот остаток, если будет возбужден, то, подобно искре, произведет внутри целый пламень.
«И клич: почему Апостол запрещает и это? Потому что таков должен быть человек кроткий (т. е. не крикун). Крик – это конь, имеющий своим всадником гнев. Смири коня и победишь всадника. Пусть выслушают это с особым вниманием женщины; потому что они особенно любят кричать и шуметь во всяком деле. В одном только случае полезно говорить громко – это в проповедании и учении, а более нигде, ни даже в молитве.
Если ты хочешь поверить наши слова на деле, то воздерживайся всегда от крика, и ты никогда не придешь в гнев. Вот способ укрощения гнева! Потому что, как невозможно не прийти в гнев тому, кто кричит, так невозможно разгневаться тому, кто удерживается от крика. Итак, если мы приучим себя воздерживаться от крика и брани, то это много поможет нам к укрощению гнева. Подави крик, и ты этим отнимешь крылья у своего гнева, подавишь волнение своего сердца. Ибо как невозмолсно, не поднимая рук, вступать в кулачный бой, так невозможно, не поднимая крика, предаться гневу. Свяжи руки у бойца и вели ему биться, он не в состоянии будет это делать: точно то же можно сказать и о гневе. Крик же может возбудить гнев даже и тогда, когда его нет.
«И хула, говорит Апостол, да возмется от вас. Замечай, как происходит зло: горесть рождает гнев, гнев – ярость, ярость – клич, клич – хулу, т. е. бранные слова, затем хула – удары, удары – раны, раны – смерть. Но ничего подобного не хотел сказать св. Павел, а сказал только: да возмется от вас со всякою злобою. Что такое со всякою злобою? Всякая злоба ведет к этому концу. Есть люди, которые подобны тем хитрым собакам, которые не лают и не нападают прямо на проходящих, но, притворяясь смирными и кроткими, схватывают неосторожных и вонзают в них свои зубы. Такие гораздо хуже нападающих прямо. Так как и между людьми есть подобные таким собакам, которые, не прибегая к крику, к гневу, к оскорблениям и угрозам, строят тайные ковы и приготовляют другим тысячи зол, мстя им делами; то Апостол указал и на таких людей. Да возмется, говорит, от вас со всякою злобою. Не мсти и делами, если щадишь слова. Для того я удержал твой язык, остановил клич, чтобы в тебе не возгорелся сильнейший пламень. Если же ты и без крика делаешь то же самое, таишь внутри себя пламень и угли, то что пользы в твоем молчании? Разве ты не знаешь, что те пожары хуже, которые таятся внутри и не бывают видны снаружи? Не так же ли и раны, которые производят воспаление внутри? Так и скрытый гнев хуже и вреднее для души. Но и он, говорит Апостол, да возмется от вас со всякою злобою, как малою, так и великою. Будем же послушны ему и изгоним из себя всякую горечь, всякую злобу, дабы нам не оскорбить Святаго Духа. Истребим горечь с корнем, отсечем ее. Ничего доброго не может быть душе, наполненной горечью, ничего полезного, но от нее все несчастия, все слезы, все вопли и стенания». (20, с. 359–363)
Он – великое зло, наносит вред душе и телу
А если вы прибавите внимание к себе и наперед обсудите, коль великое зло есть гневная вспыльчивость и сколько вреда она делает и душе, и телу, и внешним отношениям, так чтобы образовалось нелюбие к вспыльчивости; то в том и другом всегда будете иметь подручное средство к избежанию вспыльчивости. (7, с. 25)
Движения ярости по случаю неприятностей надо прогонять молитвою и размышлением всякий раз, до совершенного их исчезновения. И вреда не будет, а иначе будет. (12, с. 172)
Ему противоубеждения: «сам виноват», память смертная
Для укрощения гнева и оскорблений надобно возродить убеждение: сам во всем виновен, ты стоишь всякого презрения и поношения; против тщеславия: никто на тебя не смотрит; против гордости: нет твари презреннее тебя, и проч. (10, с. 218)
Прямо судя, вещи на свете нет, за которую следовало бы сердиться. Что дороже души и покоя ее? А серчание отнимает сей покой. Тут себе наветником бывает человек. И сам еще раздувает, увеличивая в душе неправды другого. Все от того, что внимания нет к себе; вот и прорвется. В сердце глубоко лежит присвоение себе прав судить и наказывать за грехи других, вместо себя. Тут все… Когда бы себя грешником видел человек, с чувством всех последствий греха, не стал бы серчать. Хорошо, что от гнева вы перешли к мысли о смерти. Это дело. И не выходите мыслию из гроба. Стойте там и умоляйте Господа о помиловании. (10, с. 132–133)
Вспышки одолевают… Учитесь не давать им ходу, а, как только покажутся, подавлять их. Вспылить будто ничего, но тут весь эгоизм, или грешный человек. Молитесь и сами собирайте мысли, которые были бы водою против сего огня. Память Божию держите и память смертную. Эти два помышления суть держава всего доброго и прогнание всего недоброго… Извольте всегда ограничиваться одними кроткими и покорными объяснениями, а ссору вычеркните из вашего словаря. На свете ничего нет, из-за чего можно бы серьезно ссориться, кроме спасения души. Почаще повторяйте слова Господа, про аще мир весь приобрящет… (Мф. 16, 26). (13, с. 158)
Ему противочувствия: почтительность, приветливость, благодушие и мирная бранчливость
В случаях неприятных, породивших неприятные против других чувства, не следует ни говорить, ни действовать. – Надо наперед успокоиться, – и совершенно исторгнуть из сердца неприятность, чтоб и следа ее не было. Больше ничего не требуется. Тогда и речь, и дело пойдут ладно. Можно тогда и сурово и строго говорить, – даже бранчиво, – и речь не произведет худого действия: ибо дух в ней будет не раздражительный, а мирный и любовный…
Вы о тех… думаете худо. Это источник неприятных к ним чувств. Научитесь думать о них хорошо, и возбудите в себе почтительные к ним чувства. Непременно сделайте это, – доведите себя до такого к ним чувства, какое имеете к какому-либо уважаемому лицу, – и сие чувство храните… и с ним ходите. – Тогда никаких неприятностей не будет. Так ведь и должно вам быть расположенным. Какое вам дело до их поведения?! Начальство есть, – и почитайте. (18, с. 198–199)
Помоги Господи старице той или красавице одолеть враждебные расположения к братьям. Она бы что-нибудь сделала для них, всегда бы привет им делала сама первая. А главное – пусть Господа просит, чтобы Он взял у ней это чувство. (15, с. 31)
Не произносить гневного слова есть великое совершенство… В основе сего лежит отсутствие раздражительности сердца, а она, как искры, заливается преданием себя в волю Божию, при сознании, что неприятности Бог попущает для испытания и нам самим показания, насколько прочно наше доброе внутреннее направление… что и обязывает нас держать себя в таких случаях благодушно, веруя, что Сам Бог смотрит на нас в эту минуту. (13, с. 245)
Гнев мужа правды Божией не соделовает (Иак. 1, 20). Божие же все мирно, тихо, сладостно и в душе сию сладость оставляет, и вокруг разливает ее обильно, несмотря на то, что иногда и бранится будто. И в этом случае есть теплота и даже жар, только совсем другого рода: умиленный, нетрескучий. (10, с. 92)
Ему противодействия: подавление вспыльчивости и раздражительности
Врачевство прописывает Апостол против сердитости, бранчивости и злобы. Вместо этих недобрых расположений имейте добрые. Вместо всякой горечи, по коей и сами огорчаетесь, и других огорчаете, будьте блази – χρηστoί – сладки (Бл. Иероним), приятны, радушны; вместо всякой злобы будьте милосерды – εΰπλαγχνοι – благосерды. Такого рода расположения не допустят до того, чтобы самому огорчиться кем и рассерчать на кого, а не только чтобы другого огорчить и рассердить. Радушие и благосердие поглощают все неприятности и вокруг распространяют сладостный, теплый мир. Но скажет кто: как же быть, когда у кого желчный характер! И рад бы покрывать все благосердием и кротостию, да не совладаешь с собою. Хорошо тому, у кого преобладают симпатические расположения, – а у кого преобладают чувства эгоистические, тому не обойтись без серчания, раздора и мстительности. – На это надо сказать, что в христианстве под действием благодати всякий дурной естественный нрав переделывается в добрый, когда кто возьмется за это усердно и со своей стороны употребит всякий над собою труд. Не сам собою он переделает себя, но переделает его благодать, действуя сокровенно под его собственным над собою трудом. В чем это усилие? Прощать все другим наперекор своему неуступчивому нраву. Многократно повторенные опыты уступчивости и прощения против воли, неохотно, приведут к охотному прощанию всего, а далее и к безобидливости, – к тому, чтобы и не огорчаться ничем. Чем воодушевляться на такое самопротивление? – Живым сознанием того, что сам безответно виноват был пред Богом, и, однако ж, Он простил тебе все даром, ради Господа Иисуса Христа. «Переносите, говорит Апостол, недостатки друг друга и уподобляйтесь Богу всяческих, Который Владыкою Христом даровал нам оставление всего множества наших грехов» (Бл. Феодорит). Тут движущая сила есть чувство благодарности; но если припомнить к сему и притчу Спасителя о немилосердом заимодавце и вместе должнике, который за то, что после того, как сам получил оставление большого долга, не хотел простить своему должнику сравнительно очень малого, лишен всякой милости и брошен в темницу, то к чувству благодарности присоединится и страх, которые вместе сильны возбуждать всякий раз достаточно энергии к тому, чтоб не поддаваться немилостивости к тем, кои причиняют нам какое-либо огорчение, или оказываются в чем-либо не в должных к нам отношениях. И Господь, начертывая образец молитвы всегдашней, вложил в нее: остави, якоже и мы оставляем, – чтобы всегдашнее сознание нужды получать оставление себе, всегда располагало самих нас оставлять другим. Ибо кто не оставляет сам, тот против воли и в молитву вставляет: не остави, как не оставляю, – хотя бы читал ее и иначе. И так, памятию о прощении нам неоплатных долгов во Христе Иисусе – в крещении или покаянии, с соответственным размышлением принуждай себя прощать, и благодать Божия поможет тебе взойти в состояние не раздражаться ничем от сопротивных и все покрывать благосердием и кротостию. (20, с. 363–365)