Федор Лопатин
Ночной вояж
Плюнув на получение дополнительной энергии от покойников, я развернулся и пошел примерно туда, откуда пришел, то есть в бурьян, куда прыгнул с забора час тому назад.
Долго же я к нему шел, черт бы его побрал, к этому бурьяну. Я матерился все те полтора километра, пока проходил мимо чужих могил, часть которых запомнилась мне огромными толстыми плитами, видневшимися в едва начинавшемся рассвете. Когда я смотрел на эти плиты, мне вдруг пришла мысль, что родственники, положившие здесь такие громадины, хотели, чтобы их покойники никогда не вылезли наружу. Да, мысль была, можно сказать, оскорбительная для мертвецов, но что делать, если внешний вид этих надгробий прямо таки располагал к подобным выводам.
Долго же я шел к месту своей «высадки» – мне показалось, что прошло еще часа три, пока, наконец, показался бетонный забор. Бурьяна перед ним, правда, не оказалось – значит, я забрел чуть-чуть не туда. Да и какая разница – главное выбраться отсюда поскорее, пока… И вот тут мое внимание привлекло едва заметное движение. Краем глаза я заметил, как сдвинулась одна из тех самых толстенных плит. Сначала я подумал, что после долгой напряженной ночи мне все это привиделось, и что это вполне нормальное, объяснимое явление…
Но вот, опять! Я тут же забыл о самоуспокоении, и вновь уставившись на плиту, молча наблюдал, как она медленно отодвигается в сторону, показывая мне нутро могилы.
Мои руки и ноги похолодели. Шея застыла, словно ее заморозили, и я не мог отвернуться от того, что еще минуту назад казалось результатом ночной усталости.
Одна из тех самых тяжеленных плит, «заботливо» уложенных работниками кладбища, уверенно сдвигалась в сторону, будто ее толкали невидимые руки.
Я поймал себя на мысли, что можно бесконечно наблюдать за четырьмя вещами в жизни: как льется вода, как горит огонь, как женщина исполняет танец живота, и как… отодвигается могильная плита. Можно было в этот момент поржать от души, но я не мог, да и не хотелось: все увеличивающаяся площадь зловещего черного прямоугольника не давала даже робко улыбнуться.
«Так вот она – настоящая магия, – подумал я, – и ни одна ведьма в мире не убедит меня в обратном». Теперь я нисколько не сомневался в том, что все те придурки, сидевшие на «колдовских» сайтиках, ничего в этом самом колдовстве не понимают, и кроме американских ужастиков с качественной компьютерной графикой, ничего в своих жалких жизнях не видели.
Конечно же, ни на каком форуме я и слова не напишу о том, как раскрывается могила, но, блин, какие же они все жалкие – эти трепачи-шарлатаны!
– Уроды, – сказал я вслух, ни мало не заботясь о том, что меня кто-нибудь услышит, пусть даже и проснулся тот самый сторож, который должен здесь быть хотя бы для порядка.
Плита продолжала медленно поворачиваться, без рывков и без единого звука, словно работал хорошо налаженный механизм. Да, чьи-то «золотые» руки позаботились об этом кошмаре, и эти руки работали явно не на живых людей.
И снова меня посетила чудовищная догадка, что эта плита до ужаса похоже на дверь в тайный ход, которым постоянно кто-то пользуется.
Неожиданно начался дождь, на который я сначала и внимания-то не обратил. Синоптиков я в последнее время не слушал: без их прогнозов и так все ясно – две недели стояла такая жара, что даже азиатам было плохо. На небе ни облачка, ветра нет, а солнце палит так, как будто задумало отомстить жалким людишкам за то, что они перестали ему поклоняться. И вот сейчас – на тебе, пожалуйста: льет, как из ведра!
Сквозь струи дождя я видел, как из открывшейся могилы медленно поднимался мертвец, словно его толкала вверх воздушная подушка. Руки его держались за руль самоката, что меня уже не удивляло. Потом появился и сам самокат: ноги мертвеца устойчиво стояли на широкой платформе, будто сросшись с нею. Ошметки грязи, прилипшие к мертвецу, смывались дождем, обнажая обрывки его одежды, будто он пролежал в могиле лет тридцать. Поднявшись над могилой, покойник опустился рядом с ней на землю, и, проехав мимо меня, умчался к центральной кладбищенской дороге. Единственное, что мне удалось разглядеть более или менее четко, так это землистый цвет его лица и остекленевший взгляд мертвых глаз. В нос мне ударил тошнотворный запах гнили, который ни с чем не спутаешь, если хоть раз оказывался рядом с моргом… Дождь тут же «смыл» эту вонь, вбив ее в землю крупными каплями.
