Федор Достоевский
«Белые ночи» и другие произведения
Издательство выражает благодарность Государственному бюджетному учреждению культуры Московской области «Государственный музей-заповедник „Зарайский кремль“» за предоставленные для издания фотографии отдела «Музей-усадьба Ф. М. Достоевского „Даровое“».
Издательство благодарит Заслуженного художника России Ю. П. Пантюхина за предоставленные картины на обложку и во вкладку
© В. Гусейнов, оформление, иллюстрации, 2024
© Издательство «Художественная литература», 2024
Великий гуманист – Федор Михайлович Достоевский
Я происходил из семейства русского и благочестивого.
Ф. М. Достоевский
Детство Достоевского прошло в Москве на улице Новая Божедомка: ранее здесь находился «убогий дом». В XVII–XVIII веках «убогим домом», или «божедомом», назывались места для погребения нищих, бродяг… Ликвидирован был в 1771 году в связи со вспыхнувшей чумой и в 1803, по инициативе императрицы Марии Федоровны, на пустыре Божедомки возвели комплекс Мариинской больницы для бедных, открытый в 1806 году.
В 1821 году Михаил Андреевич Достоевский, отец будущего писателя, получил должность лекаря в отделении «приходящих больных женского пола». Ему выделили казенную квартиру в правом флигеле больницы, куда семья переехала в том же году.
Здесь и родился Федор Достоевский 30 октября (11 ноября по новому стилю) 1821 года.
В метрической книге записано: «Родился младенец в доме больницы бедных у штаб-лекаря Михаила Андреича Достоевского сын Федор. Молитвовал священник Василий Ильин».
«… С тех пор как я себя помню, я помню любовь ко мне родителей…» – напишет Ф. М. Достоевский много лет спустя.
Весной 1827 года Михаил Андреевич вместе с чином коллежского асессора получил право на потомственное дворянство. Через год Достоевские стали дворянским родом, что позволяло приобрести собственное имение, где большая семья могла проводить летние месяцы. Летом 1831 года Михаил Андреевич приобрел село Даровое в Каширском уезде Тульской губернии в 150 км от Москвы. Ныне Зарайский район Московской области.
«…без святого и драгоценного, унесенного в жизнь из воспоминаний детства, не может и жить человек… Воспоминания эти могут быть даже тяжелые, горькие, но ведь и прожитое страдание может обратиться впоследствии в святыню для души».
Все семейство любило читать, и мальчишек Федора и Михаила часто можно было застать за книгами, оба они выучили наизусть почти все стихотворения Пушкина.
Пришло время обучения старших сыновей, и в сентябре 1834 года Федор и Михаил Достоевские поступили в Пансион Чермака. Он находился на Новой Басманной, в доме княгини Касаткиной-Ростовской, стоявшем в те времена на месте современного адреса – улица Новая Басманная, 31. Пансион считался одним из лучших для мальчиков в Москве, относился к частным учебным заведениям первого разряда, программа которых соответствовала гимназической. Обучение стоило дорого. Режим дня в учебном заведении был строгий, учащиеся приезжали домой только на выходные. Учебный курс состоял из трех классов продолжительностью 11 месяцев каждый. Преподавали математику, риторику, географию, историю, физику, логику, русский, греческий, латинский, немецкий, английский, французский языки, чистописание, рисование и… танцы. В этих стенах Федор и его брат Михаил учились с 1834 по 1837 год, а позже и их младший брат Андрей Достоевский.
Пансион просуществовал как образцовый более 25 лет. Ученики, получившие в этом заведении начальное воспитание, были лучшими студентами в университетах, многие становились впоследствии видными общественными деятелями.
По окончании пансиона Федор Достоевский поступил в инженерное училище в Петербурге, это было желание его отца. Вскоре произошли трагические события в семье: 1837 год – умерла мать, а через два года, в 1839 ушел из жизни отец. Безусловно, эти невосполнимые потери повлияли на будущего писателя.
В 1843 году он окончил инженерное училище, через год оставил службу, решив посвятить себя литературе.
И уже в мае 1845 года Достоевский закончил свой первый роман – «Бедные люди». Белинский оценил талант молодого писателя как необыкновенный и ввел Достоевского в круг писателей «натуральной школы» 40-х годов, и в литературных кругах имя писателя стало известным.
В начале 1846 года «Бедные люди» появились в печати и привлекли к себе всеобщее внимание читателей и критики. В романе ярко проявилось горячее сочувствие автора к обездоленным людям, проникновение в «глубины души человеческой» и чуткость к трагическим сторонам жизни стали характерными для всех позднейших произведений Достоевского и темой его творчества.
Делая первые литературные шаги, будущий классик писал брату Михаилу о цели, к которой стремился: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком».
Молодой Достоевский остро почувствовал и выразил мысль, что самое страшное унижение для человека – пренебрежение личностью, заставляющее его чувствовать себя ничтожной, затертой грязными ногами «ветошью».
Главные герои романа «Бедные люди» – Макар Девушкин и Варвара Алексеевна – униженные во внешнем существовании, они обретают полноту жизни в переписке, оберегая ее от чужих глаз. В ней раскрываются неведомые окружающему миру сокровища их души и сердца.
Сконцентрировав все внимание на социально-психологических противоречиях и контрастах жизни большого города, автор сочувствует одаренным натурам, страдающим от нищеты и трагического «неблагообразия» окружающей жизни. Девушкин не только забитый жизнью бедняк. Он глубокий и чуткий наблюдатель окружающего мира. Во время прогулок по городу, о которых он рассказывает в своих письмах, перед ним возникает широкая панорама Петербурга, с его богатством и бедностью, великолепием и нищетой. С каждым поворотом в судьбе героя у него возникают вопросы, вызванные неприглядностью не только его личного бытия, но и черствостью и равнодушием людей друг к другу.
В первом романе автора уже прослеживаются мотивы замкнутости души и сердца «бедных людей», в страдающем и униженном человеке могут сочетаться великодушие и болезненные «амбиции», добро и зло.
В последующие два года Достоевский напишет роман «Белые ночи» и повесть «Неточка Незванова».
К написанию романа «Белые ночи» Федор Михайлович приступил в конце 1847 года, уже в 1848 году он был опубликован в журнале «Отечественные записки» и отнесен самим автором к жанру «сентиментального романа», с уточнением «(Из воспоминаний мечтателя)». В романе писатель исследует другой социально-психологический тип, тип «мечтателя». Одиночество в большом городе было весьма распространено в Петербурге середины XIX века. Многие молодые люди чувствовали себя одинокими и глубоко несчастными, утратившими смысл жизни.
Настенька и Мечтатель – типичные представители «маленьких людей». Они живут простой, скромной и безыскусной жизнью. Круг их общения чрезвычайно узок. Чтобы уйти от серой реальности и на время забыть о насущных проблемах, молодые люди с головой погружаются в собственные фантазии, перейдя в разряд «мечтателей». И они неизбежно обрекают себя на одиночество.
На фоне романтических белых ночей Петербурга автор показывает влюбленность главного героя в Настеньку, его мечты и душевные переживания. Но наступает «утро» – момент прозрения, который становится для Мечтателя личной драмой. Утро рассеивает пустые фантазии. Но, потерпев неудачу на любовном фронте, он благодарен судьбе даже за призрачный намек на счастье, который ему выпал. В поисках и трагических метаниях героев раскрывается сложный процесс воспитания чувств.
Помимо двух главных героев – Мечтателя и Настеньки, в произведении незримо присутствует третий персонаж, создающий особую атмосферу. Это – Петербург, выступающий в роли собеседника. Город чутко отзывается на внутренние переживания Мечтателя, создавая прекрасный антураж к его романтическому настроению и оправдывая смысл названия произведения – «Белые ночи».
Свой роман Достоевский посвятил близкому другу – писателю и поэту Алексею Плещееву.
Повесть Ф. М. Достоевского «Неточка Незванова» написана почти одновременно с романом «Белые ночи». Роман вышел в свет в 1849 году и относится к раннему (докаторжному) периоду творчества Достоевского. Изначально автор задумывал это произведение как полноценный роман, о чем писал своему брату Михаилу: «И сюжет (и пролог) и мысль у меня в голове», но он остался незавершенным, и его принято называть повестью.
В ней три части, каждая, по замыслу автора, связана с остальными главной героиней.
Тема воспитания – одна из ведущих в произведениях русской классики – прослеживается во многих произведениях Ф. М. Достоевского: «Подросток», «Слабое сердце», «Мальчик у Христа на елке», но наиболее полно она раскрыта в повести «Неточка Незванова».
Настоящее имя главной героини – Анна. Имя Неточка дала девочке ее мать. Ее фамилия – Незванова – глубже раскрывает образ героини. Ф. М. Достоевский хотел обратить внимание на то, что его героиня одинока и несчастна и переживает свое одиночество в мире мечтаний.
Дети в произведениях Ф. М. Достоевского разные, но они – воплощение лучших человеческих качеств, таких как «ангельская» чистота, невинность, душевность, открытость, хотя часто им приходится видеть много бед, – как самую страшную – смерть родных и близких людей.
Отец Неточки умер, когда ей было два года. У Неточки появился отчим, он не работал, и мать Неточки одна обеспечивала всю семью, занимаясь стиркой и починкой старых вещей. Семья жила бедно, и Неточке приходилось существовать на чердаке, «большой, душной, нечистой комнате с низким потолком». Детство словно проходило в какой-то тьме, мраке… В семье отсутствовали взаимопонимание, искренность и душевное тепло.
Более того, в этой атмосфере произошло ее отчуждение от матери: «Но мы как-то чуждались друг друга, и не помню, чтоб я хоть раз приласкалась к ней». Если внешне мать была безразлична к своей дочке, то внутренне она испытывала к ней сильные чувства и всегда хотела защитить ее. Изредка она ласково обращалась к дочери: «Дитя мое, Аннета, Неточка!» В конце первой части повести девочка лишилась матери, которая по-настоящему ее любила.
После смерти матери Неточка, оказавшись в доме князя Х-го, так и не могла почувствовать себя счастливой и стать полноценным членом семьи. Здесь ей все казалось непривычным: «Засыпая на ночь, я надеялась, что вдруг как-нибудь проснусь опять в нашей бедной комнате и увижу отца и мать».
Обстоятельства сложились таким образом, что после отъезда этой семьи в Москву Неточка попадает в дом Павла Александровича и Александры Михайловны, которая приняла девочку как родную. Так, Неточка вспоминала: «Она была мне мать, сестра, друг, заменила мне все на свете и взлелеяла мою юность». Александра Михайловна считала, что они с Неточкой «ощупью найдут настоящую дорогу». Так, Неточка Незванова вспоминала: «Мы учились, как две подруги… Так между нами часто рождались споры, и я из всех сил горячилась, чтоб доказать дело, как я его понимаю, и незаметно Александра Михайловна выводила меня на настоящий путь». Возможно, это путь духовных исканий.
Достоевский видел «Неточку Незванову» романом в шести частях и надеялся на успех. Однако постепенно его интерес к нему стал ослабевать, поскольку появились замыслы других произведений, и в течение года работа над «Неточкой» так и не была завершена. Произведение «Неточка Незванова» – это трогательная, эмоциональная, таинственная и захватывающая история…
Писатель все же не оставлял попытки закончить свой роман, но планы его прервал арест, столь трагично отразившийся на судьбе самого Достоевского.
В этот период писатель увлекается идеями революционного общества Петрашевского, и за участие в попытке организовать тайную типографию для печатания противоправительственной литературы и прокламаций был арестован, заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости и приговорен к расстрелу. Это случилось 23 апреля 1849 года. 22 декабря ему, в числе других петрашевцев, был зачитан смертный приговор, но… по «милости» царя, заменен каторгой и впоследствии – службой в армии рядовым. В памяти Достоевского надолго запечатлелись «десять ужасных, безмерно страшных минут ожидания смерти». Он был отправлен в Омский острог, где провел четыре года на каторжных работах, а с 1854 года начал солдатскую службу в Семипалатинске. Лишь после смерти императора Николая I, по ходатайству героя Севастопольской обороны Э. И. Тотлебена, его произвели в офицеры.
И спустя 10 лет, в 1859 году, Федор Достоевский получил разрешение вернуться в Петербург. Это время для писателя можно назвать «вторым рождением». После возвращения начинается также журнальная и редакторская деятельность Достоевского: в 1861 году он основывает вместе со своим старшим братом Михаилом журнал «Время». Вскоре после закрытия издания Федор и Михаил Достоевские откроют журнал под названием «Эпоха». Впрочем, столь популярным он уже не будет.
Последующие годы были активными и важными для писателя: одно за другим выходят его произведения, которые снискали Достоевскому славу одного из гениев русской и мировой литературы: «Записки из Мертвого дома», «Униженные и оскорбленные», «Преступление и наказание», «Игрок», «Идиот», «Бесы», «Подросток», рассказ «Кроткая», «Братья Карамазовы» и другие. Во время работы над романами, так сложилось, его второй женой и верной помощницей стала стенографистка Анна Григорьевна Сниткина. (В 1857 году еще в Кузнецке писатель женился на М. Д. Исаевой, но этот первый брак писателя оказался недолгим.)
В первых романах и в дальнейшем во всех произведениях Достоевский определил главную черту своего творчества – стремление «найти человека в человеке». В его понимании в нем самом заложен источник жизни, внутреннего движения и развития, а также различения добра и зла. А потому, по мысли Достоевского, в любых, даже самых неблагоприятных обстоятельствах человек отвечает за свои поступки.
Глубокое сочувствие человеческому страданию, в каких бы сложных и противоречивых формах оно ни проявлялось, сделало Достоевского одним из величайших писателей-гуманистов мира.
28 января (9 февраля по новому стилю) 1881 года Федор Михайлович Достоевский скончался в Санкт-Петербурге.
Смерть писателя была неожиданной: еще утром того же дня он работал за письменным столом, а вечером скончался от сильного кровотечения.
Похороны писателя стали общественным событием. Современники отмечали, что среди провожавших Достоевского в последний путь встречались представители самых разных политических взглядов, особенно много было студентов и учащихся. Похоронная процессия на несколько часов перекрыла Невский проспект.
Писатель был похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.
11 ноября 1928 года, ко дню рождения Ф. М. Достоевского, в Москве в северном флигеле бывшей Мариинской больницы для бедных был открыт первый в мире музей Достоевского.
В 2021 году – к 200-летию со дня рождения писателя – Музейный центр «Московский дом Достоевского».
Больница здесь существует до сих пор.
Улица и соседняя станция метро носят имя Достоевского.
Бедные люди
Роман
Ох уж эти мне сказочники! Нет чтобы написать что-нибудь полезное, приятное, усладительное, а то всю подноготную в земле вырывают!.. Вот уж запретил бы им писать! Ну, на что это похоже: читаешь… невольно задумаешься, – а там всякая дребедень и пойдет в голову; право бы, запретил им писать; так-таки просто вовсе бы запретил.
Кн. В.Ф. Одоевский
Апреля 8.
Бесценная моя Варвара Алексеевна!
Вчера я был счастлив, чрезмерно счастлив, донельзя счастлив! Вы хоть раз в жизни, упрямица, меня послушались. Вечером, часов в восемь, просыпаюсь (вы знаете, маточка, что я часочек-другой люблю поспать после должности), свечку достал, приготовляю бумаги, чиню перо, вдруг, невзначай, подымаю глаза, – право, у меня сердце вот так и запрыгало! Так вы-таки поняли, чего мне хотелось, чего сердчишку моему хотелось! Вижу, уголочек занавески у окна вашего загнут и прицеплен к горшку с бальзамином, точнехонько так, как я вам тогда намекал; тут же показалось мне, что и личико ваше мелькнуло у окна, что и вы ко мне из комнатки вашей смотрели, что и вы обо мне думали. И как же мне досадно было, голубчик мой, что миловидного личика-то вашего я не мог разглядеть хорошенько! Было время, когда и мы светло видели, маточка. Не радость старость, родная моя! Вот и теперь все как-то рябит в глазах; чуть поработаешь вечером, попишешь что-нибудь, наутро и глаза раскраснеются, и слезы текут так, что даже совестно перед чужими бывает. Однако же в воображении моем так и засветлела ваша улыбочка, ангельчик, ваша добренькая, приветливая улыбочка; и на сердце моем было точно такое ощущение, как тогда, как я поцеловал вас, Варенька, – помните ли, ангельчик? Знаете ли, голубчик мой, мне даже показалось, что вы там мне пальчиком погрозили? Так ли, шалунья? Непременно вы это все опишите подробнее в вашем письме.
Ну, а какова наша придумочка насчет занавески вашей, Варенька? Премило, не правда ли? Сижу ли за работой, ложусь ли спать, просыпаюсь ли, уж знаю, что и вы там обо мне думаете, меня помните, да и сами-то здоровы и веселы. Опустите занавеску – значит, прощайте, Макар Алексеевич, спать пора! Подымете – значит, с добрым утром, Макар Алексеевич, каково-то вы спали, или: каково-то вы в вашем здоровье, Макар Алексеевич? Что же до меня касается, то я, слава творцу, здорова и благополучна! Видите ли, душечка моя, как это ловко придумано; и писем не нужно! Хитро, не правда ли? А ведь придумочка-то моя! А что, каков я на эти дела, Варвара Алексеевна?
Доложу я вам, маточка моя, Варвара Алексеевна, что спал я сию ночь добрым порядком, вопреки ожиданий, чем и весьма доволен; хотя на новых квартирах, с новоселья, и всегда как-то не спится; все что-то так, да не так! Встал я сегодня таким ясным соколом – любо-весело! Что это какое утро сегодня хорошее, маточка! У нас растворили окошко; солнышко светит, птички чирикают, воздух дышит весенними ароматами, и вся природа оживляется – ну, и остальное там все было тоже соответственное; все в порядке, по-весеннему. Я даже и помечтал сегодня довольно приятно, и все об вас были мечтания мои, Варенька. Сравнил я вас с птичкой небесной, на утеху людям и для украшения природы созданной. Тут же подумал я, Варенька, что и мы, люди, живущие в заботе и треволнении, должны тоже завидовать беззаботному и невинному счастию небесных птиц, – ну, и остальное все такое же, сему же подобное; то есть я все такие сравнения отдаленные делаю. У меня там книжка есть одна, Варенька, так в ней то же самое, все такое же весьма подробно описано. Я к тому пишу, что ведь разные бывают мечтания, маточка. А вот теперь весна, так и мысли все такие приятные, острые, затейливые, и мечтания приходят нежные; все в розовом цвете. Я к тому и написал это все; а впрочем, я это все взял из книжки. Там сочинитель обнаруживает такое же желание в стишках и пишет —
Зачем я не птица, не хищная птица!
Ну и т. д. Там и еще есть разные мысли, да бог с ними! А вот куда это вы утром ходили сегодня, Варвара Алексеевна? Я еще и в должность не сбирался, а вы, уж подлинно как пташка весенняя, порхнули из комнаты и по двору прошли такая веселенькая. Как мне-то было весело, на вас глядя! Ах, Варенька, Варенька! – вы не грустите; слезами горю помочь нельзя; это я знаю, маточка моя, это я на опыте знаю. Теперь же вам так покойно, да и здоровьем вы немного поправились. Ну, что ваша Федора? Ах, какая же она добрая женщина! Вы мне, Варенька, напишите, как вы с нею там живете теперь и всем ли вы довольны? Федора-то немного ворчлива; да вы на это не смотрите, Варенька. Бог с нею! Она такая добрая.
Я уже вам писал о здешней Терезе, – тоже и добрая и верная женщина. А уж как я беспокоился об наших письмах! Как они передаваться-то будут? А вот как тут послал господь на наше счастие Терезу. Она женщина добрая, кроткая, бессловесная. Но наша хозяйка просто безжалостная. Затирает ее в работу, словно ветошку какую-нибудь.
Ну, в какую же я трущобу попал, Варвара Алексеевна! Ну, уж квартира! Прежде я ведь жил таким глухарем, сами знаете: смирно, тихо; у меня, бывало, муха летит, так и муху слышно. А здесь шум, крик, гвалт! Да ведь вы еще и не знаете, как это все здесь устроено. Вообразите, примерно, длинный коридор, совершенно темный и нечистый. По правую его руку будет глухая стена, а по левую все двери да двери, точно нумера, все так в ряд простираются. Ну, вот и нанимают эти нумера, а в них по одной комнатке в каждом; живут в одной и по двое, и по трое. Порядку не спрашивайте – Ноев ковчег! Впрочем, кажется, люди хорошие, все такие образованные, ученые. Чиновник один есть (он где-то по литературной части), человек начитанный: и о Гомере, и о Брамбеусе, и о разных у них там сочинителях говорит, обо всем говорит, – умный человек! Два офицера живут и все в карты играют. Мичман живет; англичанин-учитель живет. Постойте, я вас потешу, маточка; опишу их в будущем письме сатирически, то есть как они там сами по себе, со всею подробностию. Хозяйка наша, – очень маленькая и нечистая старушонка, – целый день в туфлях да в шлафроке ходит и целый день все кричит на Терезу. Я живу в кухне, или гораздо правильнее будет сказать вот как: тут подле кухни есть одна комната (а у нас, нужно вам заметить, кухня чистая, светлая, очень хорошая), комнатка небольшая, уголок такой скромный… то есть, или еще лучше сказать, кухня большая в три окна, так у меня вдоль поперечной стены перегородка, так что и выходит как бы еще комната, нумер сверхштатный; все просторное, удобное, и окно есть, и все, – одним словом, все удобное. Ну, вот это мой уголочек. Ну, так вы и не думайте, маточка, чтобы тут что-нибудь такое иное и таинственный смысл какой был; что вот, дескать, кухня! – то есть я, пожалуй, и в самой этой комнате за перегородкой живу, но это ничего; я себе ото всех особняком, помаленьку живу, втихомолочку живу. Поставил я у себя кровать, стол, комод, стульев парочку, образ повесил. Правда, есть квартиры и лучше, – может быть, есть и гораздо лучшие, – да удобство-то главное; ведь это я все для удобства, и вы не думайте, что для другого чего-нибудь. Ваше окошко напротив, через двор; и двор-то узенький, вас мимоходом увидишь – все веселее мне, горемычному, да и дешевле. У нас здесь самая последняя комната, со столом, тридцать пять рублей ассигнациями стоит. Не по карману! А моя квартира стоит мне семь рублей ассигнациями, да стол пять целковых: вот двадцать четыре с полтиною, а прежде ровно тридцать платил, зато во многом себе отказывал; чай пивал не всегда, а теперь вот и на чай и на сахар выгадал. Оно, знаете ли, родная моя, чаю не пить как-то стыдно; здесь все народ достаточный, так и стыдно. Ради чужих и пьешь его, Варенька, для вида, для тона; а по мне все равно, я не прихотлив. Положите так, для карманных денег – все сколько-нибудь требуется – ну, сапожишки какие-нибудь, платьишко – много ль останется? Вот и все мое жалованье. Я-то не ропщу и доволен. Оно достаточно. Вот уже несколько лет достаточно; награждения тоже бывают. Ну, прощайте, мой ангельчик. Я там купил парочку горшков с бальзаминчиком и гераньку – недорого. А вы, может быть, и резеду любите? Так и резеда есть, вы напишите; да знаете ли, все как можно подробнее напишите. Вы, впрочем, не думайте чего-нибудь и не сомневайтесь, маточка, обо мне, что я такую комнату нанял. Нет, это удобство заставило, и одно удобство соблазнило меня. Я ведь, маточка, деньги коплю, откладываю; у меня денежка водится. Вы не смотрите на то, что я такой тихонький, что, кажется, муха меня крылом перешибет. Нет, маточка, я про себя не промах, и характера совершенно такого, как прилично твердой и безмятежной души человеку. Прощайте, мой ангельчик! Расписался я вам чуть не на двух листах, а на службу давно пора. Целую ваши пальчики, маточка, и пребываю
вашим нижайшим слугою и вернейшим другом
Макаром Девушкиным.
P. S. Об одном прошу: отвечайте мне, ангельчик мой, как можно подробнее. Я вам при сем посылаю, Варенька, фунтик конфет; так вы их скушайте на здоровье, да, ради бога, обо мне не заботьтесь и не будьте в претензии. Ну, так прощайте же, маточка.
Апреля 8.
Милостивый государь, Макар Алексеевич!
Знаете ли, что придется наконец совсем поссориться с вами? Клянусь вам, добрый Макар Алексеевич, что мне даже тяжело принимать ваши подарки. Я знаю, чего они вам стоят, каких лишений и отказов в необходимейшем себе самому. Сколько раз я вам говорила, что мне не нужно ничего, совершенно ничего; что я не в силах вам воздать и за те благодеяния, которыми вы доселе осыпали меня. И зачем мне эти горшки? Ну, бальзаминчики еще ничего, а геранька зачем? Одно словечко стоит неосторожно сказать, как например об этой герани, уж вы тотчас и купите; ведь, верно, дорого? Что за прелесть на ней цветы! Пунсовые крестиками. Где это вы достали такую хорошенькую гераньку? Я ее посредине окна поставила, на самом видном месте; на полу же поставлю скамейку, а на скамейку еще цветов поставлю; вот только дайте мне самой разбогатеть! Федора не нарадуется; у нас теперь словно рай в комнате, – чисто, светло! Ну, а конфеты зачем? И право, я сейчас же по письму угадала, что у вас что-нибудь да не так – и рай, и весна, и благоухания летают, и птички чирикают. Что это, я думаю, уж нет ли тут и стихов? Ведь, право, одних стихов и недостает в письме вашем, Макар Алексеевич! И ощущения нежные, и мечтания в розовом цвете – все здесь есть! Про занавеску и не думала; она, верно, сама зацепилась, когда я горшки переставляла; вот вам!
Ах, Макар Алексеевич! Что вы там ни говорите, как ни рассчитывайте свои доходы, чтоб обмануть меня, чтобы показать, что они все сплошь идут на вас одного, но от меня не утаите и не скроете ничего. Ясно, что вы необходимого лишаетесь из-за меня. Что это вам вздумалось, например, такую квартиру нанять? Ведь вас беспокоят, тревожат; вам тесно, неудобно. Вы любите уединение, а тут и чего-чего нет около вас! А вы бы могли гораздо лучше жить, судя по жалованью вашему. Федора говорит, что вы прежде и не в пример лучше теперешнего жили. Неужели ж вы так всю свою жизнь прожили, в одиночестве, в лишениях, без радости, без дружеского приветливого слова, у чужих людей углы нанимая? Ах, добрый друг, как мне жаль вас! Щадите хоть здоровье свое, Макар Алексеевич! Вы говорите, что у вас глаза слабеют, так не пишите при свечах; зачем писать? Ваша ревность к службе и без того, вероятно, известна начальникам вашим.
Еще раз умоляю вас, не тратьте на меня столько денег. Знаю, что вы меня любите, да сами-то вы не богаты… Сегодня я тоже весело встала. Мне было так хорошо; Федора давно уже работала, да и мне работу достала. Я так обрадовалась; сходила только шелку купить, да и принялась за работу. Целое утро мне было так легко на душе, я так была весела! А теперь опять все черные мысли, грустно; все сердце изныло.
Ах, что-то будет со мною, какова-то будет моя судьба! Тяжело то, что я в такой неизвестности, что я не имею будущности, что я и предугадывать не могу о том, что со мной станется. Назад и посмотреть страшно. Там все такое горе, что сердце пополам рвется при одном воспоминании. Век буду я плакаться на злых людей, меня погубивших!
Смеркается. Пора за работу. Я вам о многом хотела бы написать, да некогда, к сроку работа. Нужно спешить. Конечно, письма хорошее дело; все не так скучно. А зачем вы сами к нам никогда не зайдете? Отчего это, Макар Алексеевич? Ведь теперь вам близко, да и время иногда у вас выгадывается свободное. Зайдите, пожалуйста! Я видела вашу Терезу. Она, кажется, такая больная; жалко было ее; я ей дала двадцать копеек. Да! чуть было не забыла: непременно напишите все, как можно подробнее, о вашем житье-бытье. Что за люди такие кругом вас, и ладно ли вы с ними живете? Мне очень хочется все это знать. Смотрите же, непременно напишите! Сегодня уж я нарочно угол загну. Ложитесь пораньше; вчера я до полночи у вас огонь видела. Ну, прощайте. Сегодня и тоска, и скучно, и грустно! Знать, уж день такой! Прощайте.
Ваша
Варвара Доброселова.
Апреля 8.
Милостивая государыня, Варвара Алексеевна!
Да, маточка, да, родная моя, знать, уж денек такой на мою долю горемычную выдался! Да; подшутили вы надо мной, стариком, Варвара Алексеевна! Впрочем, сам виноват, кругом виноват! Не пускаться бы на старости лет с клочком волос в амуры да в экивоки… И еще скажу, маточка: чуден иногда человек, очень чуден. И, святые вы мои! о чем заговорит, занесет подчас! А что выходит-то, что следует-то из этого? Да ровно ничего не следует, а выходит такая дрянь, что убереги меня, господи! Я, маточка, я не сержусь, а так досадно только очень вспоминать обо всем, досадно, что я вам написал так фигурно и глупо. И в должность-то я пошел сегодня таким гоголем-щеголем; сияние такое было на сердце. На душе ни с того ни с сего такой праздник был; весело было! За бумаги принялся рачительно – да что вышло-то потом из этого! Уж потом только как осмотрелся, так все стало по-прежнему – и серенько и темненько. Все те же чернильные пятна, все те же столы и бумаги, да и я все такой же; так, каким был, совершенно таким же и остался, – так чего же тут было на Пегасе-то ездить? Да из чего это вышло-то все? Что солнышко проглянуло да небо полазоревело! от этого, что ли? Да и что за ароматы такие, когда на нашем дворе под окнами и чему-чему не случается быть! Знать, это мне все сдуру так показалось. А ведь случается же иногда заблудиться так человеку в собственных чувствах своих да занести околесную. Это ни от чего иного происходит, как от излишней, глупой горячности сердца. Домой-то я не пришел, а приплелся; ни с того ни с сего голова у меня разболелась; уж это, знать, все одно к одному. (В спину, что ли, надуло мне.) Я весне-то обрадовался, дурак дураком, да в холодной шинели пошел. И в чувствах-то вы моих ошиблись, родная моя! Излияние-то их совершенно в другую сторону приняли. Отеческая приязнь одушевляла меня, единственно чистая отеческая приязнь, Варвара Алексеевна; ибо я занимаю у вас место отца родного, по горькому сиротству вашему; говорю это от души, от чистого сердца, по-родственному. Уж как бы там ни было, а я вам хоть дальний родной, хоть, по пословице, и седьмая вода на киселе, а все-таки родственник, и теперь ближайший родственник и покровитель; ибо там, где вы ближе всего имели право искать покровительства и защиты, нашли вы предательство и обиду. А насчет стишков скажу я вам, маточка, что неприлично мне на старости лет в составлении стихов упражняться. Стихи вздор! За стишки и в школах теперь ребятишек секут… вот оно что, родная моя.
