bannerbannerbanner
полная версияДочь Туллы

Евгений Викторович Донтфа
Дочь Туллы

41

Эта предутренняя пора была влажной и сумрачной. Застывшая вокруг тишина казалось давит на тебя как плотное одеяло. Легкий рассеянный туман превращал отдаленные пространства в зыбкое нечеткое марево, сливающееся с серой хмарью неба. Темнота неохотно отступала на запад, упрямо цепляясь черными тенями за каждый камень и дерево. Но всё же видимость уже была достаточной и Брон вполне уверенно перемещался вдоль дороги, по которой они ехали вчера, но только в противоположном направлении. Иногда он сходил с дороги и шагал по травяному ковру, иногда углублялся в каменные россыпи и вообще откланялся к скалам, словно потеряв путь. Но Синни вообще не думала об этом, торопливо шагая за его спиной и мало что различая вокруг. Она уже ни о чем особенно не думала и просто старалась не отстать от Брона и при этом по возможности в точности повторяя его маршрут. Сам Брон кажется ни разу не обернулся чтобы проверить как она.

Весь этот переход показался Синни невыносимо долгим, она по-настоящему устала и всё же позволила бригану значительно оторваться от неё. Уже совсем рассвело, точнее темный мир стал окончательно серым. Туман постепенно рассеивался. И в какой-то момент Брон застыл возле огромного доходящего ему до груди покрытого мхом валуна и посмотрел наконец в сторону Синни. Поймав её взгляд он энергично поманил её к себе и приложил палец к губам. Синни поспешила к мужчине. Достигнув его, слегка запыхавшись, она привалилась к влажной грубой поверхности камня. Брон хмуро оглядел ребёнка, а затем указал куда-то за валун. Синни осторожно выглянула из-за камня с боку.

Скромный привал норманнов находился не далее чем в 50–60 шагах. В отдалении дремали четыре стреноженные лошади, вокруг обложенного камнями кострища завернувшись в плащи лежали три фигуры, причем две из них вплотную друг к другу. А кто-то, завернувшись по шею в клетчатую накидку, уже сидел у костра, который едва тлел и казалось давал больше дыма чем огня.

Синни с гулко бьющимся сердцем старалась понять кто есть кто. У костра несомненно сидел один из мужчин, а двое лежавших рядом это конечно женщины. Синни вопросительно посмотрела на Брона. Тот оттянул её дальше за камень, присел и зашептал ей в самое ухо:

– Я пойду первым. Убью обоих. Ты не высовывайся. Если со мной что-то случится, спрячься и подожди пока они уйдут.

Увидев страстный протест на лице девочки, он слегка сжал её плечо.

– Если у меня не получится, – настойчиво, очень глухо и хрипло прошептал он, – ты останешься здесь. Поняла? Прячься и отползай к скалам. Сделай всё чтобы они не увидели тебя. Значит твоя битва не сегодня. Придется подождать.

Он вгляделся в её темные глаза.

– Ты всё поняла, маленькая сигурн?

Синни взволновано кивнула.

Он вытащил топор, перебрался к краю валуна, выглянул, чуть помедлил и затем рванул вперед. Синни тут же подскочила на его место и выглянула из-за камня. Брон, пригибаясь, бесшумно скользил по равнине, стремительно приближаясь со спины к сидящей у костра фигуре. Это был Тибар. Ему не спалось, его мучили неприятные раздумья, он продрог и подсел к умирающему костру, желая хоть немного согреться. Он удрученно размышлял о том с каким позором он вернется в Ранахгор. Но он был освобожден от всех своих тяжелых дум чудовищным ударом топора. Брон со всей силы сверху-вниз ударил норманна по голове. Железная пластина топора с заточенным закругленным лезвием со скрежещущим трескучим звуком проломила человеческий череп, буквально развалив его на части. Синни, видевшая это, едва не вскрикнула, прижав ко рту ладонь. Она отчетливо услышала звук треснувшего черепа даже с того немалого расстояния где она находилась. И с ужасом пронаблюдала как сидевший норманн в один миг словно сложился, смялся, странно искривившись, осев и прижавшись к земле.

Звук удара разбудил Сигхурда. Несмотря на свой крепкий молодой сон, Сигхурд спал всё же довольно чутко. Он поднял голову и моментально сориентировавшись в происходящем, откинул с себя тяжелый меховой плащ, при этом одновременно хватая свой топор, упираясь в землю и поднимая себя. Но он был всего в четырех шагах от Брона и тот конечно же сразу заметил движение молодого человека и, вырвав топор из головы мертвеца, уже был рядом с Сигхурдом. В этот же момент проснулась и села на своей лежанке Софи. Едва вырвавшись из сна, она совершенно ошарашенно и растеряно наблюдала как вокруг костра скачет какой-то ужасный человек с черным лицом. Софи захотелось вскрикнуть, но вместо этого она вздрогнула всем телом, словно по нему прошла судорога. Секундой позже приподнялась, сонно оглядываясь через плечо, и прекрасная рыжеволосая Брунгильда. Ей разбудило резкое движение служанки.

Сигхурд, понимая что встать не успеет, попытался ударить из неудобного полусидящего положения. Его топор почти задел левую руку Брона, но Брон вовремя отдёрнул её и в свою очередь ударил норманна по диагонали сверху-вниз в основание шеи. Удар был смертельным. Сигхурд дёрнулся, захрипел, забулькал, артериальная кровь фонтаном взметнулась вверх. Софи закричала. Брон обернулся, подскочил к ней, схватил её за волосы и потащил куда-то в сторону.

Брунгильда в первые секунды пребывала в полном ступоре. Но жуткое зрелище распластавшегося, содрогающегося брата, надсадно-хрипящего и заливающегося кровью заставило её двигаться. Она бросилась к нему и обхватила ладонями его рыжеволосую голову, поддерживая её и не давая биться о землю. Сигхурд невероятно расширенными глазами смотрел на сестру. И ей почудилось что она видит в его синих глазах досаду и печаль, словно он просил у неё прощения за то что так вышло. Брунгильде стало трудно дышать, крик, который она не пускала наружу, затопил, заткнул её горло, распирая и раздирая его, словно ей туда забили мокрые горячие тряпки. Она что-то шептала брату или ей только казалось, что-то ласковое, успокаивающее, какое-то совершенно безумное "всё будет хорошо". Она чувствовала его теплую вязкую кровь на своих руках, перед глазами всё поплыло, застилаемое слезами.

Но наконец Сигхурд затих. Брунгильда, по-прежнему не проронив ни звука, задыхалась слезами, вглядываясь в его мёртвые глаза. Её разум метался как взбесившаяся куница, пытаясь как-то осознать и принять происходящее. В этот момент визгливо заверещала Софи, которую бриган особенно болезненно дёрнул за волосы. Этот звук достучался до сознания Брунгильды и она подняла голову, постепенно приходя в себя. Она увидела как незнакомый высокий худой мужчина волочет по земле её служанку.

Брунгильда медленно поднялась, оглядываясь вокруг. Её взгляд на пару секунд задержался на застывшем Тибаре, который лежал на боку, всё ещё как будто кутаясь в клетчатое одеяло и казалось бы вполне спящим если бы ни его треснутая развалившаяся на две части голова. Молодая женщина поняла, что на них напали. Напавший несомненно бритт. Но неужели он совершенно один? Она оглядывала голую каменистую равнину и больше не видела никого. Она посмотрела в сторону мирно дремавших лошадей, почти позавидовав тому как все человеческие трагедии проходят мимо них. Людей и там не было. Получается на всей этой холодной застывшей равнине не было больше никого кроме неё, этого озверевшего бритта и её юной служанки. У неё никак не укладывалось в голове что какой-то одинокий бродяга-дикарь вот так вот мимоходом в приступе кровожадного безумия перечеркнул все их жизни. Ради чего? Что он намерен делать? Она отстраненно подумала о том что возможно он убил мужчин чтобы теперь спокойно без суеты изнасиловать женщин. Но особенного страха почему-то не испытала, возможно просто потому что всё ещё не верила, что это возможно. Её взгляд снова скользнул по застывшим лошадям, таким мирным, сонным, домашним и её сердце забилось чуть сильнее. На миг ей представилось что она может попытаться броситься к ним, вскочить на одну из них и умчаться прочь. Она посмотрела в сторону бритта и Софи. Мужчина остановился и теперь смотрел на Брунгильду. Юная гречанка, чью голову он крепко держал за волосы, сидела у его ног и тоже глядела на неё. Мысль о спасительном бегстве исчезла. Возможно Брунгильда переживала о служанке, а возможно поняла, что проклятый бритт добежит до неё раньше чем она до коня. Тем более у него в руке топор, который он может метнуть ей в спину.

Они почти с минуту безмолвно глядели друг на друга. Затем молодая женщина присела и, расцепив ещё теплые пальцы брата, взяла его топор.

Брунгильда никогда в своей жизни не держала в руках оружия, по крайней мере для того чтобы сражаться. Она была очевидцем немалого количества поединков, пьяных потасовок, каких-то случайных конфликтов и пару раз даже вполне массовых сражений, но правда из далёкого далека, и, хотя она довольно спокойно относилась и к виду крови и к виду покалеченных тел, она придерживалась твёрдой уверенности что это всё сугубо мужские дела. И про себя считала, что дела эти зачастую явно не от большого ума. В любом случае её это не касалось. Она со всей своей красотой и умом была всегда выше этого. И россказни о каких-то там девах щита и грозных воительницах представлялись ей совершенно нелепым вздором, а сами героини этих россказней неимоверно глупыми, мужиковатыми и противоестественными. И может быть именно поэтому вчера она с таким взволнованным вниманием и замирающим сердцем наблюдала за этой худенькой раскрашенной бритткой, отчаянно набрасывающейся на громадного Хальфара Бринбьёрда. Для Брунгильды это была словно ожившая сказка.

Но тем не менее сейчас она взяла топор младшего брата и направилась к бритту. Она не знала точно, что она намерена делать, но в глубине души возможно всё ещё надеялась как-то уговорить его отступиться от них. В конце концов она жена ярла и любому поднявшему на неё руку придется дорого за это заплатить. Но так или иначе с топором в руке она чувствовал себя увереннее.

Брунгильда остановилась, увидев что бритт смотрит куда-то совершенно в другую сторону.

Синни, неотрывно наблюдавшая за всем происходящим, тоже это увидела. Брон смотрел в её сторону и она поняла, что ей пора выходить.

 

Брунгильда, краем глаза уловив движение где-то слева от себя, повернулась и увидела шагах в тридцати, возле большого валуна какого-то ребенка. Ребёнок медленно шёл вперёд по направлению к ней. Молодая женщина в совершенной растерянности наблюдала за ним. Ей понадобилось какое-то время чтобы понять, что это девочка, черноволосая девочка лет 11–12, несомненно бриттка.

Синни остановилась. Она неотрывно смотрела на Брунгильду, а та на неё. И обе испытывали удивление. Синни узнала эту невероятно красивую молодую женщину с роскошной копной огненно-рыжих волос. Эта была та самая женщина, которую она видела на городской площади, но тогда Синни не поняла кто перед ней. Сам ярл показался ей очень пожилым человеком и по её скромному разумению жена его тоже должна была быть старой. А выходит его жена вот эта вот сказочная красавица. Это почему-то смутило девочку.

Брунгильда тоже узнала её. А если и не узнала в этой чудовищной черной раскраске и с перевязанными волосами, то догадалась. Сердце молодой женщины учащенно забилось. В один миг она поняла, а если и не поняла, то с оглушающей пронзительностью остро почувствовала, что всё это не просто так, что это не какой-то случайный дикарь-бродяга напал на них, охваченный похотью или жаждой наживы, что всё что происходит вращается вокруг этого странного ребёнка.

Брунгильда посмотрела на бритта. Теперь он ей тоже показался знакомым. Она была уверена, что видела его в Тилгарде. Покачивая топором в правой руке, чтобы придать себе уверенности, она громко воскликнула:

– Чего тебе нужно?

Брон ещё крепче намотал на кулак русые волосы Софи, держа лезвие топора возле её правого виска. Девушка, упираясь в землю, приподняла себя, чтобы уйти от боли. Брон выразительно посмотрела на Синни.

Синни сделал шаг вперед и чуть дрожащим голосом звонко крикнула на языке норманнов:

– Я, Синни МакРой, пришла сюда чтобы убить тебя, Брунгильда Мэйнринг!

Брунгильда в изумлении уставилась на неё. Она была готова поверить, что ей это послышалось, но вид взволнованной юной сигурн с горящими глазами безусловно доказывал, что эти слова и вправду прозвучали. Никакого страха Брунгильда не ощутила. Скорее что-то вроде раздражения от всей, как ей представлялось, нелепости происходящего. Она никак не могла увязать цепочку событий. Ни от недостатка ума, но от глубинного презрения к этим дикарям. Смерть какой-то там бриттки, которой Сигхурд отрубил голову, представлялась Брунгильде совершенно незначительным, неимоверно ничтожным событием, о котором она бы уже и думать забыла, если бы из-за этого собственный муж не выпроводил её из Тилгарда. А так она конечно помнила, что поспособствовала гибели этой дикарки, сердилась на Эльдвуга, но особенно не переживала. И уж точно не предполагала, что это повлечет за собой ещё какие-то последствия. Повод ей казался абсолютно мелочным, недостойным чтобы кто-то что-то предпринимал из-за него. А тут вдруг её брат захлебывается собственной кровью, уродливый бритт таскает за волосы её любимую служанку, а какая-то сопливая шмакодявка с раскрашенной мордочкой что-то там кричит о том что убьёт её. У Брунгильды всё это не укладывалось в голове. Неужели смерть никчемной глупой бриттской девки, которой красная цена три медяшки в базарный день, не дороже овцы, может вдруг привести к этому?!

Она снова посмотрела на Брона, полагая что всё-таки он руководит всем этим нелепым действом, и повторно спросила:

– Что тебе нужно?

Но Брон молчал.

– Ему ничего не нужно! – Крикнула Синни, всё больше распаляясь. – Ты убила мою мать, а я убью тебя!

Брунгильда посмотрела на неё и нервно облизала губы.

– Убьёшь? Правда что ли?

Синни медленно вытащила из-за спины нож.

– Убью, – пообещала она.

Брунгильда демонстративно подняла руку с топором и сделала вид что рассматривает его.

– Выбрось топор, фроэ, – громко и хрипло сказал Брон.

– То есть я должна просто позволить этой девчонке зарезать меня? Таков ваш план?

– Нет. Ты возьмёшь нож. Она ещё слишком мала для топора или меча и поэтому вы будете сражаться на ножах.

Брунгильда поглядела на бригана как на безумного. Страх окончательно оставил её и теперь она всё больше раздражалась.

– Да ты совсем спятил что ли?! Я не собираюсь ни с кем сражаться. Ни на топорах, ни на ножах, ни на палках, ни на чем ещё придет в твою больную голову.

– Выбрось топор, фроэ, – повторил Брон. – Иначе я зарублю сначала её, – он дернул за волосы Софи и та вздрогнула, – а потом тебя.

Брунгильда глядела на него и не шевелилась.

– Ты можешь уйти отсюда живой, только убив эту сигурн в сражении на ножах. Если ты сумеешь, клянусь Баолгом, я отпущу и тебя и эту девку, – он пихнул ногой Софи. – Только так.

Брунгильда посмотрела на Синни, потом на Брона, пытаясь придумать какой-то выход из этой на её взгляд совершенно немыслимо дикой ситуации. Она подумала об убитом Сигхурде. Нет сомнений, подумала она, что этот бритт знает кто она такая и кто такой Сигхурд и если он решился убить сына их могущественного отца, то он убьёт и её. Ясно как день что он окончательно спятил. Брунгильда почувствовала, что страх возвращается. Она снова посмотрела на девочку с ножом в правой руке.

– Но я никого не убивала, – медленно сказала она, всё ещё стараясь придумать какой-то бескровный выход, – ты ошибаешься.

– Ты приказала убить её своему брату и его людям, – крикнула Синни. – Или ты слишком труслива даже для того чтобы признать это?!

Брунгильду покраснела от злости, ей припомнилось как муж тоже обвинял её в трусости по этому же самому поводу. Она шагнула было в сторону наглой девчонки, но Брон тут же потянул Софи вверх за волосы и она завизжала.

– Выбрось топор! – Угрожающе гаркнул Брон.

Брунгильда застыла, посмотрела на него и свою служанку, развернулась и пошла к костру. Бросила топор на землю, присела возле тела брата и вытащила из ножен на его поясе нож. Поднялась и решительно направилась в сторону Синни. Страха в Брунгильде больше не было, одна только холодная ярость и душившая её злоба. Не только на эту дерзкую девчонку, но и на её мать, и на спятившего бритта, и на собственного мужа, и на Рейнмара и вообще на всех, кто так или иначе, по её мнению, был виноват в том, что вся эта ситуация стала вообще возможной. И теперь молодая женщина была решительно настроена убить, искромсать, изрезать юную сигурн, уничтожить её как главное олицетворение своих неприятностей.

42

Увидев как рыжеволосая женщина идёт к ней, Синни ощутила почти ужас. У неё задрожали руки и появилась зыбкая слабость в ногах, словно кости ног вдруг стали мягкими. Синни поняла, что она не сможет бить ножом эту красивую практически идеально прекрасную молодую женщину. Она не посмеет, в один миг на неё накатило отчетливое понимание того что она всего лишь глупая маленькая оборванная чумазая нелепо раскрашенная дикарка, а эта гордая женщина правительница целого города, она мудра и величественна, она видела такое и знает о стольком чего Синни и вообразить не в состоянии. Глаза девочки заблестели от слёз, она увидела себя слабой и жалкой, совершенно нелепой и никчемной, как маленькая паршивая собачонка, лающая на гордого сильного коня. Но тем не менее нечто сокровенное, тёмное, высокое, холодное как взгляд Брона, пылающее в самых неизведанных глубинах её души заставило её остаться на месте и не броситься в бегство.

Оказавшись в трех шагах от своей юной противницы, Брунгильда на мгновение замерла, ибо всё же ей было непросто заставить себя бить ножом ребёнка, но затем сделала резкий выпад вперёд и широко неумело махнула ножом, целясь куда-то в шею девочки. Синни испуганно отскочила назад, совершенно забыв про нож в своей правой руке. При этом ещё и резко отклонившись. И не удержавшись на ногах, начала падать, инстинктивно разворачиваясь лицом к земле. Она упала, самортизировав удар руками и каким-то чудом не выпустив нож. В этот момент её деревянный "Т"-образный амулет качнулся вперёд и оказался на тыльной стороне её ладони. Синни посмотрела на него. Тулла. Он с ней. Она его дочь. Затем в её голове возник очень четкий образ Далиры, когда она увидела её, подойдя к месту схватки с норманнами: изогнутое застывшее тело без головы и без руки, то во что превратили её мать. И что-то ещё: некое пронзительное чувство, связанное то ли с братом, то ли с Броном. Презрение? Или надежда? Или любовь. А остальное неважно. Всё это в один миг смыло, испепелило всю ту ерунду о гордой рыжеволосой правительнице и маленькой паршивой собачонке.

Синни, крепко сжав нож, быстро перевернулась на спину. Брунгильда уже была над ней. На миг их глаза встретились и обеим почудилось удивление в этих глазах. Брунгильда увидела то ли радость, то ли какой-то неясный восторг во взгляде ребёнка. А Синни увидела обычную тётку с перекошенным злобным лицом. Величия и мудрости в нём было не больше чем в старом трухлявом пне. Они обе ударили друг друга практически одновременно. Но оба удара вышли слишком неуклюжими и корявыми. Брунгильда по-прежнему целилась в шею, полагая что это самая умная цель для её ножа, но лишь несильно разрезала нижнюю челюсть девочки с левой стороны. Синни в свою очередь ударила молодую женщину куда-то в грудь, но нож наткнулся на уплощённую кость грудины, скользнул в сторону и только распорол одежду и разрезал кожу. Тем не менее Брунгильда тут же испуганно отпрянула и Синни, воспользовавшись этим, развернулась, вскочила на ноги и отбежала в сторону.

Застыв на расстоянии шагов десяти, они переводили дыхание, угрюмо глядя друг на друга. Синни провела ладонью по левой стороне лица, рука испачкалась в крови, но никакого разреза, который должен был быть там, она не нашла. Её сердце радостно забилось, она поняла, что длинная резанная рана чудесным образом исчезла. Значит волшебная сила Тулла по-прежнему с ней и это очень её воодушевило. Брунгильда осторожно прикоснулась к груди, пытаясь понять насколько серьезно ранена. Боли она уже почти не чувствовала, но крови было много. Она посмотрела на Синни и ей снова показалось что девчонка как будто чем-то обрадована. "Маленькая паршивка", со злостью прошептала Брунгильда, решив, что юная буйша конечно же радуется тому что сумела ранить её.

Придя в себя после первого столкновения, они снова начали сходиться. Но на этот раз гораздо увереннее и стремительней. Брунгильда летела вперёд, подстёгиваемая своей яростью и раздражением. Она всё ещё видела перед собой всего лишь ребёнка и несмотря на свою разрезанную грудь, отказывалась осознать всю меру грозящей ей опасности. Она порядком разозлилась и забыла об осторожности. Синни в свою очередь теперь тоже действовала гораздо храбрее. После первой пролитой крови, после первой раны, боли от которой она почти не почувствовала, утратив первоначальный страх перед физическим столкновением, уверовав в помощь своего черноокого бога, возбужденная азартом боя, разгоряченная злостью и больше не видя в норманнской женщине ничего особенного, Синни также презрела осторожность и спешила к новому раунду схватки.

Сойдясь, они принялись неумело, размашисто, торопливо, но зато очень активно и совершенно безжалостно орудовать ножами, практически и не пытаясь увернуться от встречных ударов и стремясь только к одному: как можно сильнее и глубже порезать противника. Со стороны это выглядело по-настоящему дико. Девочка и женщина в немом акте абсолютно животной злобы остервенело и отчаянно резали друг друга. Если с точки зрения Синни в этом ещё и могла быть какая-то логика, ибо она верила, что исцелится от всех ран, то со стороны Брунгильды это представлялось безумием.

Брон наблюдал за этим в оцепенении и почти благоговейном ужасе. Ему было не по себе от этого зрелища, его тело напряглось и почти дрожало, с содроганием проецируя на себя каждый удар ножа, достигший цели. Синни, сразу же позабыв все его наставления как правильно наносить удары, просто тыкала ножом в Брунгильду куда могла дотянуться. Жена ярла, осатанев от злости и боли, изо всей силы полосовала ребёнка всё время целясь ему в голову и шею. И Брон, затаив дыхание, глядел на всё это запредельное неистовство чуть ли не с восторгом, совсем позабыв о Софи.

Но это кровожадное исступление продолжалось не более полуминуты. Пронзительная боль от вонзающихся в них ножей быстро привела в чувство обе враждующие стороны. И в следующую минуту они уже учились быть осторожными. Синни наконец вспомнила что-то из того что ей втолковывал Брон и начала очень удачно использовать свои наглухо замотанные предплечья, бесстрашно подставляя их под любой удар. Маленькие щиты действовали безотказно. Брунгильда в свою очередь стала благоразумно использовать своё преимущество в росте и более длинных рук. Она просто старалась держать Синни на той дистанции где та не могла её достать, а сама она вполне до неё дотягивалась.

 

Брон уже одобрительно покачивал головой, но о Софи он так и не вспомнил.

Зеленоглазая Софи, семнадцати лет от роду, повидавшая немало на своём коротком веку, пережившая и превозмогшая множество невзгод и несчастий, сумевшая сохранить ясность ума, силу характера и волю к жизни во многих непростых ситуациях, являла собой весьма достойный образчик своего славного народа. Высоколобые эллины могли по праву гордиться ею. Ещё в Риме, когда она была рабыней какого-то пузатого торговца вином, весьма состоятельно и надменного, её однажды попытался изнасиловать его пьяный сын. Ей на помощь пришёл чернокожий раб по имени Мабонго, на её взгляд абсолютно дикий человек из какой-то немыслимой сказочной африканской страны, где по его словам было больше огромных человекообразных обезьян, чем людей. Своими черными твердыми как дерево руками он задушил охваченного любовным пылом молодого человека, а после этого подарил юной гречанке кинжал, выкованный в Дамаске талантливым арабским кузнецом. Это было главное сокровище Мабонго. Он сказал дрожащей от всего пережитого девочке что она всегда должна носить его при себе. Всегда! И всегда должна быть готова использовать его чтобы защитить себя. Чудовищно коверкая латинские слова, он объяснял ей что это главное в жизни – уметь постоять за себя. Позже его схватили и прилюдно засекли кнутами. О том что к смерти молодого хозяина была как-то причастна Софи никто не узнал, Мабонго естественно не сказал ни слова.

Софи исполнила наказ Мабонго и больше никогда не расставалась с кинжалом из чудесной голубоватой стали. По счастью её дальнейшая жизнь сложилась так что ей не было нужды его использовать. Но сейчас время пришло. И Софи, осознав, что чернолицый уродливый бритт больше не следит за ней и всецело увлечён организованной им кровавой резней, осторожно подтянула под себя левую ногу, сдвинула вверх юбку и вытащила из прикрепленных к голени ножен славный дамасский кинжал. После чего с завидным самообладанием извернулась и вонзила его в живот державшего её за волосы мужчины.

Брон вздрогнул и с удивлением посмотрел вниз. Его удивленный взгляд наткнулся на ледяной взгляд ярких зеленых глаз. Софи торопливо ещё раз ударила его в живот и резко дернулась, вырывая свои волосы из его руки. Но волосы были намотаны на кулак и пришедший в себя Брон, крепко сжал его и сумел удержать, хотя Софи и удалось освободить большую их часть. При этом от пронзительной боли у неё навернулись слёзы.

Брон слегка замахнулся топором, собираясь ударить гречанку по голове. Софи успела сесть на корточки и с невероятной силой бросила себя вверх, буквально взлетев в диком прыжке. На этот раз она выдрала свои волосы из мужской руки и сумела отскочить в сторону. Удар топором ушёл в никуда. Но храбрая девушка, к вящей славе всех прошлых и будущих греков, не побежала прочь куда-нибудь к лошадям или просто в просторы необъятной равнины. Она снова бросилась на озверелого варвара, коими считала, вслед за своими хозяевами, всех этих грязных невежественных бриттов. Девушка, посчитав боевой топор главной опасностью для себя, умудрилась схватить левой рукой топорище, а правой принялась неистово резать мужскую ладонь державшую его. Брон, не в силах освободить топор и не желая отпускать его, ударил левым кулаком Софи в ухо, затем ещё раз. Второго удара девушка не выдержала и со звенящей головой отступила прочь. Шатаясь и словно ничего не видя, она постаралась уйти ещё дальше. Брон вроде бы рванулся за ней, но топор выскользнул из его руки, он просто не смог его удержать, возможно славный дамасский клинок повредил ему сухожилия. Брон покачиваясь сделал шаг и опустил глаза в поисках топора, затем медленно присел чтобы поднять его левой рукой.

Рейтинг@Mail.ru