Евгений Валерьевич Лотош
Корректор. Книга третья. Равные звездам
– Куда идти? – холодно спросила она. Те расступились: двое встали по бокам двери, третий вышел наружу, качнув вдоль коридора стволом автомата.
Подниматься по крутому трапу с высокими ступеньками на слабых дрожащих ногах оказалось настоящей пыткой, но они справились с задачей без посторонней помощи. На палубе им в лицо ударил вал душного жаркого воздуха. Сияло стоящее в зените солнце, и вокруг узкой, едва ли два десятка саженей в диаметре, бухточки смыкались высокие скалы, покрытые странными незнакомыми деревьями с густо-зеленой, почти черной листвой. В кронах вопили неведомые птицы.
Шай стоял у перекинутого на узкий деревянный пирс трапа и, прищурившись, смотрел на пленниц. Его одежда изменилась. Небрежно накинутый сверху хантэн покрывал не обычные брюки и водолазку, какие он носил ранее, а черные штаны с широченными штанинами, напоминающими юбку до пят, и свободную белую рубаху с такими же широченными рукавами. За черный пояс с левой стороны были заткнуты длинный слегка изогнутый меч в ножнах, в котором Карина по рукояти и характерному круглому эфесу-цубе с изумлением опознала настоящую тоскалу, и длинный кинжал. С другой стороны низко, на середине бедра, висела кобура с тяжелым армейским пистолетом.
– Где мы? – спросила Карина, озираясь. – Что за место?
– Тебе незачем знать, – отрезал Шай. – Сейчас мы полетим на вертолете. Спускайтесь на пирс.
Карина стиснула зубы. Не получилось. Жаль. Цукка могла бы сообщить, где их искать. Хотя… зачем? Они где-то далеко-далеко на Западном континенте, в Сураграше, а то и в Караграше. Или нет, Караграш куда севернее. На каком-то языке – на поллахе? – «сура» значит «рядом», а «кара» – «за». «Кара» – совсем как ее имя, только вот не похоже, чтобы ее приветствовали здесь как королеву. Невольно улыбнувшись случайной ассоциации, она, поддерживая Цукку, двинулась к трапу.
От пирса, заставленными большими деревянными ящиками, их повели вверх по крутой тропинке, петляющей между толстыми, в обхват, деревьями. Шай и его подручный, Батаронг, быстрым шагом ушли вперед, и женщины остались ковылять в окружении десятка угрюмых мужчин с автоматами и кинжалами. Через пару сотен саженей Карина окончательно выбилась из сил. У нее помутилось в глазах, и она почувствовала, что падает, увлекая за собой Цукку. Мир закружился вокруг, и она, стоя на четвереньках, отчаянным усилием воли отогнала подступающее беспамятство. Сильные руки резко, но не грубо вздернули ее на ноги, и один из мужчин, не говоря ни слова, перехватил ее за талию и забросил к себе на плечо. Второй проделал то же самое с Цуккой. Болтаясь в такт шагам вниз головой, Карина отчаянно пыталась унять сердцебиение, и к тому моменту, как ее снова поставили на ноги, чувствовала себя довольно сносно. Душный сырой горячий воздух казался неприятным, но, в конце концов, лето в Катонии иногда оказывалось почти таким же.
Они стояли на большой асфальтированной площадке, на краю которой неторопливо вращалась решетчатая антенна локатора. Виднелась уходящая вдаль взлетно-посадочная полоса – верста или около того твердой земли, окруженная стеной ярко-зеленых деревьев, в начале которой стоял легкий одномоторный самолет. Трое мужчин лениво закидывали в самолет какие-то мешки. За полосой виднелись большие цистерны. Прямо же перед ними возвышалась огромная туша транспортного вертолета – не меньше десяти саженей в длину и пяти в высоту. Лопасти длиной семь или восемь саженей, грустно свисающие к земле, вдруг пришли в движение и начали медленно крутиться, постепенно ускоряясь и распрямляясь, а двигатель громко загудел.
– Умереть – не встать! – прошептала Цукка. – Это же военный транспортный вертолет! Я такие видела на фотографиях у Мати. Он же кучу денег стоит, миллионов пятьдесят или шестьдесят! Откуда он здесь?
– Залезайте, – холодно сказал подошедший Шай, указывая на дверцу в боку гиганта, кажущуюся совсем крохотной на общем фоне. – Мы взлетаем.
Внутри вертолет показался еще большим, чем снаружи. Пассажирские сиденья числом не более полутора десятков обнаружились только впереди. Основная часть внутреннего пространства представляла собой один большой грузовой отсек, заставленный разнокалиберными ящиками, притянутыми к полу толстыми стропами. Шай ушел вперед, в кабину, а угрюмые солдаты Дракона расположились на сиденьях вокруг женщин.
– Мы полетим над перевалом, – сказал сзади Батаронг. – Максимальная высота – три с половиной версты. Станет трудно дышать – скажите, дадим кислородные маски.
Гул и рокот вокруг становился все сильнее и сильнее, корпус рукотворного чудовища дрожал и вибрировал, и вдруг его тряхнуло снова и снова, началась болтанка, солнечные пятна из иллюминаторов поплыли по полу, и Карина поняла, что они летят. Она пожалела, что маленькие окошки оказались далеко от нее, так что в них ничего не видно – она еще никогда не летала на вертолете и страшно хотела посмотреть, каков сверху вид. К несчастью, обстановка для проявления любопытства оказалась самая что ни на есть неподходящая. Тайком вздохнув, она бросила взгляд на обмякшую в соседнем кресле Цукку. Та казалась спящей, но ее губы едва заметно шевелились. Видимо, она разговаривала с кем-то из своих. Внезапно она вскинула голову и с ужасом посмотрела на Карину широко распахнутыми глазами.
– Они летят к нам на помощь, – проговорила она. Карина с трудом расслышала ее за рокотом мотора. – Они с ума сошли…
Карина быстро приложила согнутый палец к губам, и Цукка умолкла. Однако потрясенное выражение с ее лица не сошло. Она снова склонила голову к груди, чтобы не так были заметны шевелящиеся губы, и продолжила безмолвный разговор. Завершив его, она посмотрела на Карину и, поймав едва заметное отрицательное покачивание головы, вздохнула, устроилась поудобнее и закрыла глаза.
Летели они часа полтора, и примерно на полдороге дышать стало и вправду тяжело. Воздуха не хватало, в глазах начало мутиться и плыть. Поколебавшись, Карина повернулась назад, и Батаронг тут же сунул ей две маски с прикрепленными баллончиками.
– Надеть и нажать сюда! – громко, перекрывая шум двигателя, сказал он. – Недолго! Скоро снижаемся!
После посадки они оказались на еще одной площадке, со всех сторон окруженной джунглями и большими топливными цистернами. На том их мучения не закончились. После получасового сидения на земле под дулами автоматов их пересадили в другой вертолет, относительно небольшой, пассажирский, примерно на пятнадцать мест, и везли по воздуху еще около двух часов. На сей раз Карине все-таки удалось удовлетворить свое любопытство – окна оказались большими, и она, хотя и сидела в центре салона, могла в них выглядывать. Ничего интересного, впрочем, там не оказалось: далеко внизу во все стороны расстилался бесконечный однообразный ковер зеленого леса, покрывавшего более или менее крутые холмы и склоны. Болтало и трясло в новом вертолете гораздо сильнее, чем в предыдущем, и когда они в конце концов выбрались на твердую землю, Карина чувствовала, как у нее дрожат колени – на сей раз не только от слабости, но и от постоянной вибрации. Желудок грызла голодная боль – в последний раз их кормили, наверное, полсуток назад.
Вертолет сел в центре утоптанной земляной площадки саженей двадцати в диаметре, окруженной хаотично расставленными хижинами, крытыми широкими длинными листьями. Между хижинами росли высокие пальмы и какие-то другие незнакомые деревья. С одной стороны на площадку – наверное, здесь она считалась настоящей площадью – входила грунтовая дорога, но в остальном никаких следов организованной планировки не наблюдалось. Солнце почти спряталось за краем белоснежной раздвоенной вершины массивной горы, видневшейся над макушками деревьев к западу от деревни. В ту сторону местность резко поднималась, а к востоку, наоборот, понижалась. Над горой поднималась неширокая струйка не то дыма, не то пара, темная на фоне яркого голубого неба.
Выпрыгивающие из вертолета солдаты деловито трусили в разные стороны, скрываясь между домами.
– Стоять здесь, – приказал Шай женщинам и замер сам, своей неподвижностью напоминая манекен – или ожидающего команды чоки. Карина и Цукка оперлись спинами о корпус вертолета и принялись с интересом осматриваться.
Вскоре на площади начали появляться люди, судя по выражениям лиц и поведению – страшно перепуганные. По большей части с медно-коричневой кожей, с короткими прямыми волосами, массивными выдающимися вперед лицами, они казались одетыми слишком тепло для жаркого душного климата. Никто не носил ничего, хотя бы отдаленно напоминающего шорты, короткую юбку или рубашку-безрукавку. Мужские одеяния, похожие на короткие халаты с длинными рукавами и плотные темные штаны до пят, соседствовали с женскими платьями, очень напоминающими те, что носили сейчас Цукка и Карина – с той разницей, что с непокрытой головой оставались только девочки, боязливо выглядывавшие из-за юбок своих матерей. Все взрослые женщины носили наглухо зашнурованные капюшоны, оставлявшими открытыми лишь глаза.
Люди скапливались на краю площади, не подходя ближе. Минут через пятнадцать Табаронг, размашисто шагая, подошел к Шаю.
– Шимахо ала харрагас, момбацу сан Шай, – сказал он. – Ношойтэ маяка-но хата хатарака. [Все собраны здесь, высокородный господин Шай. Кроме тех, кто занят на плантациях маяки.]
– Ёщ, – сказал Шай. – Басан ар-тухха. Дарума. [Хорошо. Выбери жертву. Любого.] Вы, – он повернулся к женщинам, и что-то в его взгляде заставило их вздрогнуть, – смотрите внимательно и запоминайте.
Повинуясь знакам Батаронга, двое солдат Дракона подошли к толпе, рывком выдернули из нее первого попавшегося мужчину и поволокли к центру площади. В толпе заголосили, одна из женщин бросилась к нему, но Батаронг наотмашь ударил ее по лицу, и она рухнула на землю, скуля и бессильно царапая пыль ногтями. Солдаты поставили мужчину на колени в десяти шагах от Шая, и тот какой-то ленивой походкой подошел у нему вплотную.
– Вы знаете, кто я, – громко сказал он толпе на общем. – Эта женщина с Востока, – он через плечо указал на Карину, – синомэ. Они обе останутся здесь до тех пор, пока я не сочту нужным их забрать. Они находятся здесь против своей воли, и с сего дня ваша деревня связана с ними узами крови.
Карина не увидела, как его тоскала покинула ножны. Взблеск стали в багровом свете клонящегося к закату солнца – и тело мужчины валится на почву, подергиваясь и обагряя ее струями крови, а его голова с распахнутыми в предсмертном ужасе глазами неторопливо катится по земле и останавливается, прижатая ногой Шая. Толпа охнула и колыхнулась. Лежащая на земле женщина зарыдала в голос.
Шай описал лезвием меча мерцающий круг, стряхивая с него капли крови, и медленно вложил его в ножны. Потом он наклонился, ухватил голову за волосы и все так же неторопливо подошел к пленницам.
– Посмотри сюда, – резко сказал он Карине, поднимая голову на уровень ее глаз. – Теперь жизнь и смерть деревни зависит от тебя. Вы обе остаетесь здесь. Мои люди не станут охранять вас – ты владеешь силой духов. Рано или поздно ты все равно обманешь их бдительность. Но дважды в сутки мне станут докладывать о вас. Если кто-то из вас сбежит, спрячется или покончит с собой, Оранжевый клан вырежет деревню целиком. Если через период, считая от сегодняшнего дня, Белесая Смерть не примет мой вызов и не выйдет на бой, умрете вы обе.
Он бросил мертвую голову на землю и достал пульт от блокиратора Карины. Щелчок – и ошейник раскрылся и соскользнул с ее шеи, чтобы упасть в подставленную руку Шая. Взблеск оружейной стали – и кинжал Шая прижат к горлу Цукки.
– Веди себя хорошо, момбацу сама Карина, – насмешливо сказал Голова Дракона. – Помни – за твою вину наказывать станут других. А тюрем у нас нет, так что наказание предусмотрено одно – смерть.
– Зачем ты убил человека? – горько спросила Карина. – Он не сделал тебе ничего плохого!
– Ты выросла в месте, где кровь льется только на экранах телевизоров – да и та фальшивая. Вы разучились убивать. Вы верите, в разные глупости – что жизнь священна, что с врагом всегда можно договориться. Возможно, ты поверила бы в серьезность моих намерений – а может, и нет. Я предпочитаю не рисковать. Теперь ты понимаешь, что человеческая жизнь ничего не значит для меня. А ты теперь отвечаешь за жизнь и смерть деревни. Отойди от вертолета, мы улетаем.
Голова Дракона одним изящно-пугающим движением вбросил кинжал в ножны, отвернулся от пленниц и сделал знак Батаронгу. Тот кивнул и замахал руками. Прилетевшие с Шаем солдаты побежали к вертолету, и Шай, более не удостаивая пленниц взглядом, забрался на сиденье рядом с пилотом и захлопнул за собой дверь. Лопасти несущего винта снова начали раскручиваться. Усиливающийся поток воздуха давил на плечи пленниц, заставляя их пригибаться к земле. Карина почувствовала, что ее ноги подгибаются. Не выдержав, она в отчаянии опустилась на колени, сгорбившись и закрыв лицо руками.
Все. Ей не выбраться отсюда живой. Ни ей, ни Цукке. Они затеряны в неведомой глубине чужого континента, где правит не закон, а сила и жестокость. На сотни и тысячи верст вокруг – горы и глухие джунгли, и само расстояние не позволит им бежать. И даже если помощь придет, они все равно не смогут бежать отсюда. Она не сможет жить, зная, что цена ее жизни – смерть несколько десятков или сотен человек. Возможно, она искупила то, что совершила в детстве – но ТАКУЮ вину она не сможет искупить даже за сто лет.
Ее жизнь бессмысленно прервется здесь, в глуши и безвестности. А перед смертью ей предстоит испить полную чашу горечи, вспоминая, сколько еще она могла бы успеть сделать, если бы не считала, что впереди – вся жизнь.
Оглушающий рев вертолетного двигателя достиг своего апогея – и начал быстро стихать: машина оторвалась от земли и пошла на взлет. Через полминуты рокот растаял в отдалении, и наступила тишина, нарушаемая лишь шумом деревьев да рыданиями женщины. Сквозь пучину отчаяния Карина почувствовала на плече руку Цукки – и заставила себя убрать руки от лица и медленно, через силу, подняться на ноги. Она обязана поддерживать Цу – та совершенно беззащитна перед окружающим миром, и остается только догадываться, через что им придется пройти в этом диком, почти первобытном мире.
Собравшаяся на площади толпа не расходилась. В полутора десятках саженей от них стояло человек пятьдесят – мужчины, женщины, дети. Они не шевелились и не говорили – просто стояли и смотрели на них ничего не выражающими глазами.
– Меня зовут Карина Мураций, – борясь с пересохшим горлом, сипло произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал твердо, и надеясь, что ее понимают. В конце концов, Шай же говорил на общем! – Моя спутница – Цукка Касарий. Я… я приношу свои нижайшие извинения за… за все. Мне очень жаль, что я послужила причиной смерти человека. Простите меня.
В полном соответствии с формальным этикетом она отвесила глубокий женский поклон: ноги вместе, руки скрещены на животе, взгляд устремлен в землю. Краем глаза она заметила, как Цукка повторила ее движение. Наклонившись, Карина замерла в такой позе, но через несколько секунд сообразила, что катонийский этикет вряд ли известен в Сураграше, и позволения выпрямиться она не дождется. Она распрямила спину и снова взглянула на толпу. Внезапно та загомонила и забурлила, монолитная масса начала рассыпаться на отдельных людей, поодиночке и группами расходящимися с площади. Плачущую на земле женщину подняли и увели под руки, четверо мужчин подхватили обезглавленный труп и куда-то его унесли. Пятый осторожно, бочком, бросая опасливые взгляды, подобрался к Карине, ухватил с земли голову и унес ее вслед за телом. Через несколько минут площадь снова опустела, осталась лишь группа из трех безоружных и двоих вооруженных автоматами мужчин. Безоружные переминались с ноги на ногу и переглядывались. Один из вооруженных грубо толкнул самого старого, если судить по седым волосам и бороде, в спину, и тот, по инерции пробежав несколько шагов, оказался в паре саженей перед Кариной. На его лице отразился неприкрытый ужас. Он рухнул на колени и припал лбом к земле. Пленницы растерянно переглянулись и посмотрели на него. Вооруженный шагнул вперед и встал рядом со стариком. Он сжимал автомат, направленный на Карину, но как-то неловко: его правое запястье казалось вывернутым под странным углом.
– Я Дурран Майго, – хмуро сказал он на общем. – Младший Коготь Дракона в Мумме и окрестностях. По-вашему – лейтенант. Вы слушаете меня и выполняете мои приказы. Дважды в день – утром и вечером – мои люди проверяют, на месте ли вы. Если вас нет, я сообщаю по радио, и сюда прилетает вертолет с солдатами. Если я не выйду на связь, сюда прилетает вертолет с солдатами. Тебе все понятно, синомэ?
– Мне понятно, что вы убийцы без чести и совести, – с отвращением сказала Карина. – Зачем Шай убил человека, который…
– Когда говоришь про Голову клана, добавляй «момбацу сан», женщина! – резко оборвал ее Младший Коготь. – Почему ты сняла капюшон? Ты не имеешь понятия о пристойном и непристойном?
– Ваши дурацкие понятия о пристойности меня не интересуют! – выкрикнула Карина, чувствуя, что опасно балансирует на грани истерики. – «Момбацу сан»? Он мерзавец и негодяй! Зачем он убил человека? Я могла бы пообещать, что никуда не денусь отсюда!
– Верить обещаниям женщины и ветра в листве может только полный кретин, – скривился Дурран. – Ладно. Если хочешь навлечь позор на свою голову, ходи так. Деревня станет содержать вас – кормить и одевать, вам дадут крышу над головой. Но помни – дважды в день, утром и вечером, я вас проверяю. И если я вас не обнаружу…
Не договорив, он повернулся и широким размашистым шагом пошел к домам. Второй автоматчик, бросив на женщин испуганный взгляд, поспешил за ним.
– Скотина… – пробормотала Карина сквозь зубы.
Цукка положила ей руку на плечо.
– Уж какой есть, – успокаивающе сказала она. – Не обращай внимания. Давай лучше представимся местным, как положено. Интересно, они хоть немного понимают общий? Впрочем, Шай на нем говорил… Давай ты, у тебя дипломатия лучше получается.
Карина глубоко вздохнула, задержала дыхание, изгоняя из разума раздражение, и неуверенно посмотрела на все еще упирающегося лбом в землю старика.
– Э-э-э… блистательный господин! – стараясь артикулировать как можно разборчивей, произнесла она. – Меня зовут Карина Мураций. Моя спутница – Цукка Касарий. Рада знакомству, прошу благосклонности.
Хотя мужчина явно ее не видел, на всякий случай она низко поклонилась.
– Меня зовут Мамай Хусар, момбацу сама Карина, – не отрываясь от земли, пробормотал старик. – Я староста Муммы. Рад знакомству, прошу благосклонности, – после короткой паузы неуверенно добавил он, чуть отрывая голову от пыли, чтобы одним глазом взглянуть на страшных пришелиц.
– Блистательный господин Мамай, – Карина поклонилась еще раз, – прошу тебя, встань. Я не заслужила такой чести с твоей стороны.
Подумав, она опустилась на колени и осторожно коснулась лбом земли, затем выпрямилась и аккуратно уселась на пятки. Цукка повторила ее маневр. Старик медленно распрямил спину, не поднимаясь, однако, с колен, и недоверчиво уставился на них.
– Твои слова кажутся мне… разумными, момбацу сама Карина, – опасливо проговорил он. – Ты ведь не станешь убивать меня силой духов? Я всего лишь глупый старик, я скоро умру и сам…
– Господин Мамай, я вовсе не собираюсь убивать тебя или кого-то еще, – Карина постаралась контролировать голос, чтобы не допустить в нем удивленных ноток. – Я врач. Я спасаю жизни, и я никого не убиваю. Я скорблю, что стала причиной смерти твоего соотечественника, и сделаю все, чтобы хоть как-то смягчить урон. Еще раз приношу нижайшие извинения за свою вину.
Она снова поклонилась.
Старик внимательно посмотрел на нее, и в его взгляде появилось новое выражение – сосредоточенного обдумывания.
– Ты действительно одержима духами, момбацу сама Карина? – недоверчиво спросил он. – Ты говоришь как разумный человек, не как синомэ. Не похоже, чтобы тобой владело безумие.
– Я… – Карина замялась. – Прости меня, блистательный господин Мамай, но я чужестранка. Я плохо понимаю твои слова. Что означает «одержима духами»? Что такое «синомэ»?
– Духи иногда даруют свою силу детям, – пояснил староста. – Те сходят с ума и начинают ломать все вокруг себя и убивать людей. Тогда их называют «синомэ», «взгляд смерти», если перевести с поллаха на общий. Их приходится убивать самих, чтобы они не причиняли вреда окружающим. Но я еще никогда не видел хотя бы немного повзрослевшего синомэ, как ты… если не считать момбацу сана Шая.
Последние слова он выплюнул с такой жгучей ненавистью, что Карине стало не по себе.
– Да, господин Мамай, – кивнула она. – Я не безумна и… владею силой духов. У нас таких людей называют девиантами. Смотри…
Она поискала взглядом и нашла небольшой камешек. Осторожно выпрямив манипулятор – и рефлекторно сжавшись в ожидании спазма в животе – она подняла его и медленно поднесла к лицу старосты. Тот круглыми от удивления глазами уставился на него, потом перевел взгляд на Карину.
– Удивительно… – благоговейно прошептал он. – Я никогда не видел никого подобного тебе, момбацу сама. Прости мне мое недоверие.
– Мне нечего тебе прощать, господин Мамай, – качнула головой Карина. – Ты не нанес мне обиды. Вина лежит всецело на мне. Мы с подругой пленницы, и мы не могли предотвратить случившееся. Могу ли я надеяться хоть как-то искупить смерть человека?
– Момбацу сама Карина, – медленно проговорил старик, – твои слова туманны, и я плохо их понимаю. Мне кажется, что ты пытаешься проявлять уважение ко мне – на свой манер. Прости мою неграмотность, я всего лишь житель лесной деревни и не знаю, как правильно отвечать. Я никогда раньше не разговаривал с высокородными наподобие тебя… тем более – с женщинами, и я не знаю правильных слов. Но твоей вины в смерти Малака нет. Он был хорошим человеком, но Дракон делает что хочет и берет что хочет. А нас убивают за любую попытку неповиновения – и даже просто ради развлечения. Дурран хотя и суров, но справедлив и не наказывает за пустяки, но в других деревнях… А ты всего лишь пленница. Скажи, ты ведь не попытаешься бежать?
– Куда нам бежать, господин Мамай? – горько усмехнулась Карина. – Вокруг джунгли. И вас всех убьют, если я попытаюсь. Нет, мы не убежим.
– Хорошо, – староста вздохнул с явным облегчением. Кряхтя, он поднялся на ноги и принялся отряхивать пыль с колен. – Пойдем, момбацу сама Карина. У меня дома тебя и твою служанку накормят, а потом тебе отведут дом, в котором вы станете жить.
– Цукка – моя родственница, а не служанка, – как можно вежливее сказала Карина, поднимаясь вслед за ним и стараясь не смотреть на кровавое пятно неподалеку. – Но мы будем очень признательны за еду.
Старик кивнул и заковылял к свои товарищам. Цукка пихнула Карину локтем в бок.
– Ты у нас, оказывается, дипломат не простой, а выдающийся, – слабо улыбнулась она. – Я бы запаниковала и наговорила непонятно чего. Молодец, Кара.
«А что толку?» – едва не спросила у нее Карина, но удержалась. Она обязана оставаться сильной и защищать Цукку – в том числе от безнадежности их будущего. Вместо того она произнесла:
– Спасибо, Цу, я стараюсь. Ты связывалась с Мати в вертолете? Что он сказал?
– Ох! – Цукка внезапно задохнулась, стиснув руки перед грудью, а ее глаза расширились в новом приступе ужаса. – Кара, они летят сюда! Вернее, пока в Грашград. Они хотят нас спасать! Все – и Мати, и дядя Дор, и Лика, и Яни. А Лика, кстати, женился на госпоже Кансе, помнишь, я о ней рассказывала? Женился, и прямиком сюда, нам на выручку.
– Они же погибнут! – Карина почувствовала, как кровь отливает от ее лица. – Они что, с ума сошли? Свяжись с ними и скажи, чтобы не вздумали!..
– Сама свяжись, – Цукка криво улыбнулась. – Ты же теперь можешь общаться, верно? Без ошейника? Только я уже говорила. Поздно. Когда я общалась с Мати, они сидели в самолете. Я боялась говорить рядом с бандитами, так что он просто сказал мне, что все продумано. Надо связаться с ними снова и еще раз обсудить, что они намерены делать.
– Они должны повернуть назад! – решительно заявила Карина. – Цу, даже если они каким-то чудом найдут нас, то не смогут помочь. Мы не можем уйти отсюда, понимаешь? Всю деревню вырежут! Мы…
Она осеклась и виновато отвела взгляд.
Цукка протянула руку и сжала ее предплечье.
– Кара, я не маленький ребенок, – тихо, но решительно сказала она. – Я все понимаю не хуже тебя. Не надо пытаться защищать меня от правды. Да, вполне возможно, что мы обе умрем здесь, и помочь нам не в силах никто. Но давай не станем терять надежду и принимать решения сгоряча, ладно? Нам никто не приставляет пистолет к голове и не угрожает пристрелить немедленно. Для начала нужно поесть, прийти в себя и как следует пораскинуть мозгами. А потом мы свяжемся с нашими и обсудим, что именно они намереваются делать. Пойдем, нас ждут.
Карина кивнула, и две молодых женщины плечом к плечу двинулись в сторону нетерпеливо поглядывающего в их сторону старосты Мамая.
Два других мужчины, все это время с опаской разглядывавшие их с безопасного расстояния, перебросившись со старостой словами на непонятном языке, часто кланяясь, попятились и едва ли не пустились наутек. Староста приглашающе помахал женщинам и пошел в сторону узкой тропинки между двумя хижинами.
Первое впечатление оказалось верным. Улиц в деревне не оказалось, и никакой правильной структуры проходов между ними – тоже. Крытые широкими полупрозрачными листьями какого-то дерева хижины располагались в полном беспорядке, разделяемые лишь редкими деревьями и густой сетью тропинок. Изредка хижины окружал редкий частокол – скорее, формальности ради, чем для действительной защиты от чужого глаза. Тут и там в деревянных клетках кудахтали странные куры – крупные, с большим мясистым гребнем и абсолютно черные. Налетевший порыв ветра донес запах навоза и далекое мычание – похоже, где-то выше по склону располагались загоны для скота. Людей на открытом воздухе не замечалось, но тут и там из темного в предвечерних сумерках дверного проема, занавешенного все теми же полупрозрачными листьями, поблескивали любопытные глаза.
Идти до дома старосты оказалось недалеко – не более полусотни шагов по петляющей между домами стежке. Дом ничем не отличался от других – такой же небольшой, с пристроенным сарайчиком для домашней птицы и покосившимся частоколом, огораживающим пространство в пять шагов диаметром, заваленное каким-то хламом. Похоже, старосты в здешних местах особыми привилегиями не пользовались – или же в присутствии Дракона просто не относились к высокому начальству. Пройдя в дом первым, старик принялся отдавать приказы на непонятном языке трем женщинам, щеголявшими, как и все местные, закрывающими головы капюшонами с затянутыми шнурками, оставляющими открытыми только глаза. Карина с Цуккой нерешительно остановились у входа, а женщины хлопотали у трехногого, вкопанного в землю стола в центре комнаты, окруженного лавками, опасливо поглядывая на гостей.
– Прошу садиться, сама Карина, сама Цукка, – Мамай кивнул на лавки. – Угощайтесь. Да пребудет сладость на вашем языке.
Сам он тоже уселся, однако не рядом, а на лавку напротив. Женщины за стол не сели. Вместо того они сгрудились на циновках в дальнем углу, возле маленького очага у обмазанной глиной стенки. Там они прижались друг к другу и затихли, напряженно вглядываясь в чужих. Карина опасливо взглянула на едва заметное пламя, опасаясь пожара, но, похоже, местные знали, как не дать огню с дров перекинуться на хижину.
На столе стояла плетеная корзина с незнакомыми фруктами. Некоторые напоминали ярко-красные яблоки, другие – огромные нацумиканы, большая часть размера которых, впрочем, приходилась на толстенную, в три пальца, ватную шкуру. В грубых глиняных плошках лежала холодная каша из зерна, по запаху напоминающего вареный рис, но по внешнему виду, скорее, походящего на овес. И отдельно, на широких листьях, лежали крохотные кусочки вареного мяса.
– Благодарим за пищу, господин Мамай, – вежливо произнесла Карина. Она взяла яблоко и с наслаждением вгрызлась в него. Даже странный терпкий кисло-сладкий вкус не отвратил ее от пищи – однообразные консервы, которыми их пичкали на корабле, страшно надоели ей.
– Господин Мамай, а нет ли воды, напиться? – так же вежливо осведомилась Цукка. – Я была бы очень благодарна…
– Да, сама Цукка, – кивнул хозяин. Он что-то громко сказал в угол, и одна из женщин принесла и поставила на стол глиняный кувшин и пару полукруглых скорлуп от каких-то больших орехов, в которые и налила жидкость. В хижине быстро темнело, и она, ловко проскрежетав кресалом о кремень, зажгла маленькую медную лампу, огонек которой не столько разгонял темноту, сколько сгущал ее. Воспользовавшись случаем, Карина взглянула на нее сканером сквозь одежду. Судя по состоянию лица и тела, ей исполнилось не менее сорока. Интересно, кем она приходится хозяину? Тому на вид далеко за семьдесят. Дочь? Но почему она не замужем? Ведь в диких краях вроде этого женщин должны выдавать замуж едва ли не детьми – ну, или так она читала в книжках. Она взяла скорлупу, пригубила – и закашлялась. Жидкость в ней оказалась скверным кислым пивом, резко отдающим уксусом. Пить его казалось решительно невозможным.
– Господин Мамай, – смущенно попросила она, – а нельзя ли воды? Просто воды?
– Воды? – старик удивленно посмотрел на нее. – Но простую воду пить опасно. Можно заболеть и умереть. Духи болезней живут в ней, но не могут жить в пиве.
– Духи болезней? – переспросила Карина, и внезапно до нее дошло. Ну разумеется. Уж не ожидала ли она найти здесь очистные сооружения и обеззараженную фильтрованную воду? Ох, ну ничего себе! Они же запросто подхватят какую-нибудь заразу! Если только…
Она быстро вгляделась через сканер в зажатое в руке «яблоко». Немытое, совершенно определенно. Но никаких опасностей не замечалось. Серая пленка условно-патогенных микроорганизмов, ничего страшного – наверное, вездесущие круглые и гроздевые бактерии. Конечно, она невеликий специалист по санитарной микробиологии… но что делать, она знает.
– Господин Мамай, я умею обеззараживать воду… и пищу… с помощью своих… способностей, – сказала она. – Я врач. Я знаю, что надо делать. Могу я попросить просто воды?
– Я не знаю, что такое «обеззараживать», – покачал головой старик. – Стоячую воду из окрестных болот пить нельзя. Начинаются боли в животе, понос и рвота, все тело горит, и потом человек умирает. Шаман, когда он у нас еще жил, говорил, что духи болот наложили на воду свое проклятье, которое может изгнать только брожение. Неподалеку протекает речка, и в ней хорошая безопасная вода, но выше по течению в нее впадают горячие подземные источники, и вода становится неприятной на вкус. Нет, у деревни нет хорошей воды, пригодной для питья.
